Все они были одеты в не слишком чистые рабочие комбинезоны и походили на сельских жителей. Вместе с ними в комнату проник слабый запах удобрений.
Мой хозяин что-то сказал, и все уставились на меня, как на пропущенный в грядке сорняк. Женщина, сложив руки и выпятив губы, стояла позади.
Похожий на лису, шмыгнув носом, что-то спросил по-японски, видимо: «Это точно?»
Ответа я не понял. Я усиленно прислушивался к их разговору, но улавливал примерно половину.
— …быть уверенным?
— …опасно… живет…
— Почему… цель… долго.
— Кто еще… здесь… пешком.
— …ловушка… смерть…
— Ты… ждет.
— Не… решение…
Они замолчали и посмотрели на меня.
— Будьте добры, объясните, что происходит? — спросил я. — Кто эти люди?
— Мои коллеги, — ответил хозяин. — Шик… Фредди… Ба Вей… Шарнхорст. И, конечно, миссис Макреди. Кстати, меня зовут Йото.
Они смотрели на меня — я смотрел на них, стараясь хоть что-нибудь прочесть на этих лицах. Но я видел лишь какое-то тупое звериное любопытство, будто моя голова уже лежала на плахе.
— Отлично, — сказал я. — Вы решили, что со мной делать?
— Конечно, — скупо улыбнулся мистер Йото. — Прежде всего миссис Макреди накормит вас. А потом мы вытащим вас с Борнео.
5
Миссис Макреди поставила передо мной великолепный завтрак. Я даже не представлял себе, что так голоден, пока не почувствовал запах готовящейся пищи. Я ел, а мужчины разговаривали. Я даже не пытался следить за их беседой. Мне казалось, что я все равно ничего не пойму, даже если бы и знал их язык.
— Вы уезжаете сегодня ночью, — объявил мистер Йото.
— Как?
— Вас отправят вместе с дневной партией продукции и погрузят на пароход, отплывающий за границу.
— Думаю, кому-то будет очень интересно наблюдать, как я еду по конвейеру вместе с ананасами.
— Вы будете надежно спрятаны в ящике.
— А как насчет того, чтобы дышать и есть?
— Никаких трудностей. Воздух в ящики поступает, к тому же с вашим ящиком будут обращаться осторожно. Фрукты — нежный груз. Когда будете в пути, сможете выйти. На барже нет людей.
— Куда она меня довезет?
— А что вы для себя наметили?
— Вашингтон, Северная Америка.
Он задумался.
— Дайте подумать… Флотилия девять, Конвой триста сорок четыре… Завтра среда. Отлично. Я могу поместить вас на баржу, направляющуюся в Филадельфию и Норфолк.
— Достаточно близко, — согласился я.
— Баржи управляются автоматически, — продолжал он. — Если возникнет какая-нибудь неполадка, то туда может прибыть ремонтная бригада. Но если это и произойдет, вы без труда спрячетесь.
— Как долго продлится путешествие?
— В это время года — семьдесят два часа.
— Что произойдет, когда я приеду?
— Вас встретят.
— Могу я поинтересоваться, кто?
— Надежные люди.
— И еще один вопрос, — сказал я. — Почему вы это делаете?
— Я думаю, вы сами знаете ответ, мистер Бон.
— Вы меня совсем не знаете. Вы даже не знаете, почему полиция преследует меня.
Он едва заметно улыбнулся.
— Вы прикончили двух из этих свиней. Это вполне весомая рекомендация, мистер Бон.
Я открыл рот, но вовремя изменил вопрос:
— Вы одобряете убийство полицейских?
Мистер Йото издал звук, похожий на плевок.
— Вы могли бы выдать меня и получить щедрое вознаграждение, — гнул я свою линию.
— Неужели вы думаете, что я бы взял деньги тиранов, которые втоптали в грязь нашу свободу, — прошипел он. — Чтобы я содействовал планам шакалов, которые похитили у нас все, что делает жизнь осмысленной?
Я оглядел его радостный дом с солнечным садом и простирающимися до горизонта мирными полями, и удивился тому, что услышал.
— Облеченные властью думают, что находятся в безопасности, там, далеко наверху в своих креслах, — разглагольствовал он. — Но искра сопротивления еще не угасла. Они еще не вытравили дух неповиновения.
— Неповиновения чему? — задал я ему вопрос.
Он дернул головой, словно я его ударил. Большой рот Йото искривился.
— Вы умный человек, — сказал он. — Держите язык за зубами. Отличное качество. То, чего не знаешь, не выдашь и под пытками.
Казалось, что он говорит по-английски, но не на той длине волны. Я ничего не ответил и пошел спать.
Они подняли меня, когда стало совсем темно, провели вниз на кухню, дали чашку горячего кофе и комбинезон, который, как сказал мистер Йото, спасет меня от холода, сырости и паразитов. Комбинезон плохо сидел на мне, от него шел запах несвежих крекеров, но все же это было гораздо лучше того, во что превратился мой костюм после недели жизни под открытым небом. Миссис Макреди выдала мне фальшивое удостоверение на имя Джона Бона, на нем был проставлен номер счета и довольно кругленькая сумма.
Потом прибавила к этому аптечку, компас, перочинный нож, фонарик и моток шпагата. Она не сказала мне, для чего все это. Я торжественно разложил подарки по карманам комбинезона, словно космический скаут, готовящийся к первому полету. В сторонке стояли Фредди и Ба Вей. Они выглядели озабоченно и нервничали. В этих сборах чувствовалась непонятная таинственность: у меня было ощущение, что сейчас кто-нибудь достанет грязный перочинный нож и предложит дать клятву на крови.
Мы вышли из дома через заднюю дверь, миновали розарий, а потом по выложенной кирпичом дорожке прошли к гаражу. Человек, которого я уже видел раньше, разогревал машину. Мы забрались в нее и поехали по аккуратной, обсаженной деревьями дороге. Через полмили мы свернули и остановились у одного из стоявших в ряд ангаров под металлической крышей. Большие зеленые грузовики, сверкающие, как лимузины, выстроились у пандуса. В воздухе стоял сладковатый запах гниющих фруктов. Йото и его помощники спрыгнули на землю и начали грузить в трайлер большие анодированные ящики. Все это делалось, как нечто давно отрепетированное.
— Этот. Забирайтесь внутрь, — сказал мистер Йото и махнул рукой в сторону ящика, который ничем не отличался от других, разве что откидная панель с одной стороны была открыта. Я подошел и заглянул внутрь. Там в центре, среди ячеек для ананасов, было круглое углубление, достаточно просторное, чтобы лежать и поворачиваться, но не более того.
— Когда вам понадобится выйти — нажмите большим пальцем ноги на защелку, — говорил мистер Йото, показывая на небольшой рычаг внизу двери.
Больше никто ничего не сказал. Все молча стояли и смотрели на меня. Они потратили много времени и сил на свое изобретение и сейчас ждали, чтобы я попробовал сработает оно или нет.
Внезапно я осознал абсурдность ситуации. Я, офицер Флота, лейтенант Бенестр Тарлетон, мерзну от утреннего холода в вонючих обносках, готовый к тому, что меня заживо замурует банда недоделанных революционеров, горящих желанием свергнуть все то, во что я верил. Они помогали мне, считая меня убийцей!
А может быть, они все-таки перехитрили меня! Может, они собирались запечатать меня и вызвать полицию, которая вытащит меня, обесчестившего мундир и глупо мигающего, из ящика? Я открыл было рот, чтобы сказать им, что передумал, что попытаю счастья самостоятельно, что решил выйти на шоссе, сдаться и объяснить кому надо, что все это было ошибкой.
Но почему-то не смог сделать этого. Как нереально было происходящее со мной!
— Прощайте, мистер Бон, желаю вам удачи, — сказал Йото и протянул руку.
Я машинально пожал ее, потом руки Фредди и Ба Вея. Миссис Макреди всхлипывала и вытирала глаза, что было так же удивительно, как если бы зарычал каменный лев. Потом я вполз в одурманивающий запах ананасов и улегся на тоненькую подстилку. Сквозь щель в ящике пробивалась узкая полоска слабого дневного света. Последнее, что я увидел, когда закрывали дверь, — напряженное лицо Йото, который глядел на меня так, будто он первым прибыл на место аварии и смотрит на обломки, боясь того, что может увидеть.
Я лежал в темноте, лениво размышляя, работает ли вентиляция, и вспоминал все те вопросы, которые мне следовало бы задать и которые я так и не задал. Но теперь это казалось неважным. Началась сильная тряска и непрерывное бренчание, которые сопровождались качкой, сначала в одну сторону, потом — в другую.
Я поймал себя на мысли, что вспоминаю происшедшее со мной за последние пять месяцев, с тех пор, как моя собственная жизнь покатилась независимо от меня. Как мяч по лестнице. Случайные события подталкивали друг друга, я пытался уловить в них закономерность: недели, проведенные в вонючей рубке лодки, кусок скалы, который я нашел у Пола; коммодор в приглушенном свете лампы, ехидная улыбка Краудера; Джерти, с неодобрением взирающая на мой прощальный подарок; нежные руки и губы Лэйси; холод в животе, когда я ждал, что мистер Йото выстрелит в меня. Но во всем этом не было смысла, не было закономерности. Это был не я, это происходило не со мной! Какой-то бесполезный, беспорядочный клубок, в который позволяют превратить свою бесцельную жизнь другие, менее значительные люди. А у меня есть почетное место в мире, наполненном смыслом четкого порядка, обозначающего, определяющего параметры жизни. То, что я здесь, — страшная ошибка, фантастический мезальянс неудачи и непонимания.
Но меня и слушать не хотели. Я слышал, как закрываются двери, одна за другой, слышал, как в замках клацают ключи, закрывая или открывая меня.
Голос председателя суда доходил до меня через отверстие, которое они просверлили в мою могилу:
— Виновен или невиновен?
Я попытался крикнуть:
— Не виновен!
Но крик застрял у меня в горле. Раздался лишь шепот. Никто не услышал меня.
— Виновен или невиновен?
Я глубоко вздохнул, чтобы крикнуть еще раз, но не смог — поперхнулся.
— Виновен или невиновен в заговоре с целью свержения Общественности?
Я должен был ответить, должен был что-нибудь сказать. Может быть, если бы я сознался…
— Виновен! — крикнул я.
Но опять только шепот. Никто не слушал, никого это не волновало…
Качка становились слабее. Я попытался сесть и ударился головой о потолок. Звуки двигателя затихали и дошли до холостых оборотов. Еще несколько ударов и подпрыгиваний: резкая остановка, потом толчок снизу, ощущение падения, взлета, потом опять резко вниз, толчок, остановка, вновь удар головой, грохот и затем — тишина. Ни звука, ни движения. Где-то далеко раздалось слабое жужжание. Должно быть, работали воздушные насосы. Но что-то в их работе было не так. Стало очень жарко. Я задыхался, мне не хватало воздуха и света.
Произошла какая-то ошибка, мой ящик поставили в самый низ штабеля, и я оказался в ловушке. Пальцем ноги я попытался отыскать защелку, но нога не слушалась, казалось, она была сделана из свинца. Я был связан по рукам и ногам на платформе, мчащейся вниз по склону в лодке, несущейся к водопаду. Я сбился с пути и падал с корабля, падал на солнце. Пройдет сто лет, прежде чем в фотосфере найдут мое замерзшее тело, но я уже чувствовал иссушающий жар, который начинал медленно поджаривать меня в моем собственном соку…
Я проснулся, чувствуя во рту горький привкус кофе.
— Что-то подмешали, — вслух сказал я. — Йото нашел способ успокоить меня и сделать покладистым. Смышленый парень, этот мистер Йото. — Мой голос звучал глухо.
Я нащупал ногой задвижку, и дверь открылась. Я подтянулся и вылез в полумрак трюма. Тысячи ящиков, таких же как тот, из которого я выполз, стояли длинными рядами, один над другим.
Я обнаружил лестницу, поднялся по ней через низкую дверь и вышел на свет божий. Узкая полоска палубы шла вдоль трех люков. Корабль был двухкорпусным, с мелкой осадкой, спроектированный для плавания на поверхности и погружения в штормовую погоду. Вдали серыми пятнами на горизонте виднелись полдюжины других барж. Я был в безопасности. Сумасшедший план мистера Йото сработал. На какой-то миг я представил организацию, которая стояла за ним, но тут же отогнал эти мысли.
«Везение, — сказал я себе, — просто безумное везение».
Обойдя баржу я нашел помещение для ремонтной бригады, о котором они мне говорили. Там была койка, радиопередатчик и крошечный камбуз с запасом замороженных продуктов. Я сделал себе сандвич, вышел на палубу и стал смотреть на серый, проплывающий за бортом океан. Когда это занятие мне надоело, я немного прогулялся по палубе, потом вздремнул, проснулся, снова поел и посмотрел, как садится солнце. Сатурн был вечерней звездой, слабым сиянием в туманном розоватом небе. Интересно, а был ли я там когда-нибудь на самом деле? Это казалось еще менее реальным, чем вызванные снотворным сны о смерти.
Во сне я отрицал свою вину, но меня никто не слышал. Потом я во всем сознался, но и тогда никто не слушал. Слова оставались словами, чем-то нереальным. Моя вина или отсутствие таковой не имело Отношения к тому, что я собирался сообщить. И вдруг я отчетливо понял, что сделал то, что сделал, делаю то, что делаю, в абсолютном вакууме, моральном и интеллектуальном. Я среагировал — и все. Дают — бери, бьют — беги.
Итак, я направлялся в Штаб Флота для того, чтобы сделать сообщение. Но на самом ли деле я сражаюсь за идеалы или просто плыву по течению? Предал я своего друга или рискнул всем, чтобы оправдать его? Кем я был: предателем или благородной жертвой неблагоприятных обстоятельств? Герой или трус? Убил я Хетчера, или он погиб случайно? Действительно ли я совершил эпохальный перелет или просто бежал, как побитая собака? И сейчас
— я рискую всем ради долга или просто удираю от опасности? И что будет, когда я приеду?
Йото сказал, что меня встретят, но деталей не сообщил.
Я представил себе группу неухоженных анархистов, подплывающих в маленькой лодке и тайно доставляющих меня в освещенный свечой подвал, где я участвую в обсуждении того, как подложить бомбу в библиотеку «Метрополитен». Я поймал себя на том, что прикидываю, какое вознаграждение получу, если, вступив в контакт с анархистами, выдам их полиции. «Предательство или мой гражданский долг?» — спросил я себя.
Вопросов у меня было предостаточно, да вот ответов мало. Слишком мало.
6
Наступила третья ночь моего путешествия. Еще час баржа стремительно рассекала воду, направляясь на север. И вдруг, совсем неожиданно, появился огонек порта, затем три огонька, а потом целая вереница протянулась вдоль горизонта. Они наступали с обеих сторон, и баржа замедлила ход. Мы входили в просторную бухту.
Я не имел понятия, была ли то Нью-йоркская бухта, залив Делавэр или Чесапикский залив. На якоре стояли и другие баржи, моя же маневрировала между ними вдоль канала и наконец остановилась. Двигатель замолк.
Волны плескались о корпус, как миниатюрный прибой. Я с трудом различал берега. До них было не меньше мили. Слишком далеко, чтобы плыть в ледяной воде.
Появился буксир. Он подходил слева, лавируя между баржами. Я увидел человека, стоявшего на палубе, быстро отпрянул к шпигатам по правому борту и лег.
Буксир ударился о край баржи. Высокий, широкоплечий, в плотно облегающем черном костюме человек вскарабкался на палубу, постоял, озираясь по сторонам, и направился к люку кабины управления.
Не дожидаясь дальнейших событий, я принял решение: перекинул ноги через планшир, опустился по гладкой выступающей поверхности на всю длину рук и спрыгнул.
Я прыгнул почти бесшумно; вода была пронзительно холодной, но страдали только лицо и руки; автоматические застежки костюма плотно защелкнулись на горле и запястьях, как только я коснулся поверхности воды. Я оттолкнулся и поплыл вперед мимо тупых носов барж. Очутившись на безопасном расстоянии, я оглянулся и на фоне освещенного люка увидел силуэт мужчины. Он настороженно вглядывался в темноту, потом направился к корме и пропал из виду. Конечно, он все понял, ведь я даже не пытался скрыть следы своего пребывания на барже. Должно быть, это было серьезной ошибкой. Я повернулся и поплыл подальше от барж.
Сорок пять минут спустя я вышел из воды на каменистый пляж с темными, поросшими травой дюнами. На берегу стоял небольшой павильон. От него, через лужайку, мимо причудливых клумб, заросших цветами, казавшимися черными в лунном свете, вела выложенная кирпичом дорожка. Она выходила на круглую площадь, освещенную витринами магазинов. Вокруг никого не было. Я увидел свое отражение в стекле витрины: мокрые волосы были всклокочены, но водонепроницаемый костюм все еще выглядел только что отутюженным. Я надеялся, что сойду за портового рабочего, вышедшего на раннюю прогулку.
За поворотом дорожки светился вход в метро. Войдя внутрь, я увидел карту и по мерцающим бегущим точечкам огней на линиях маршрутов определил, что нахожусь в пригороде Балтимора и что следующий вагон на Вашингтон будет через шесть минут. В ожидании поезда я взял в киоске-автомате чашку кофе и булочку с изюмом. Раздался мелодичный звон, и ворота распахнулись, приглашая в салон. Я вошел внутрь. В вагоне больше никого не было. Я ввел в компьютер свой маршрут и расплатился своей фальшивой карточкой, потом откинулся на спинку кресла и задремал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Мой хозяин что-то сказал, и все уставились на меня, как на пропущенный в грядке сорняк. Женщина, сложив руки и выпятив губы, стояла позади.
Похожий на лису, шмыгнув носом, что-то спросил по-японски, видимо: «Это точно?»
Ответа я не понял. Я усиленно прислушивался к их разговору, но улавливал примерно половину.
— …быть уверенным?
— …опасно… живет…
— Почему… цель… долго.
— Кто еще… здесь… пешком.
— …ловушка… смерть…
— Ты… ждет.
— Не… решение…
Они замолчали и посмотрели на меня.
— Будьте добры, объясните, что происходит? — спросил я. — Кто эти люди?
— Мои коллеги, — ответил хозяин. — Шик… Фредди… Ба Вей… Шарнхорст. И, конечно, миссис Макреди. Кстати, меня зовут Йото.
Они смотрели на меня — я смотрел на них, стараясь хоть что-нибудь прочесть на этих лицах. Но я видел лишь какое-то тупое звериное любопытство, будто моя голова уже лежала на плахе.
— Отлично, — сказал я. — Вы решили, что со мной делать?
— Конечно, — скупо улыбнулся мистер Йото. — Прежде всего миссис Макреди накормит вас. А потом мы вытащим вас с Борнео.
5
Миссис Макреди поставила передо мной великолепный завтрак. Я даже не представлял себе, что так голоден, пока не почувствовал запах готовящейся пищи. Я ел, а мужчины разговаривали. Я даже не пытался следить за их беседой. Мне казалось, что я все равно ничего не пойму, даже если бы и знал их язык.
— Вы уезжаете сегодня ночью, — объявил мистер Йото.
— Как?
— Вас отправят вместе с дневной партией продукции и погрузят на пароход, отплывающий за границу.
— Думаю, кому-то будет очень интересно наблюдать, как я еду по конвейеру вместе с ананасами.
— Вы будете надежно спрятаны в ящике.
— А как насчет того, чтобы дышать и есть?
— Никаких трудностей. Воздух в ящики поступает, к тому же с вашим ящиком будут обращаться осторожно. Фрукты — нежный груз. Когда будете в пути, сможете выйти. На барже нет людей.
— Куда она меня довезет?
— А что вы для себя наметили?
— Вашингтон, Северная Америка.
Он задумался.
— Дайте подумать… Флотилия девять, Конвой триста сорок четыре… Завтра среда. Отлично. Я могу поместить вас на баржу, направляющуюся в Филадельфию и Норфолк.
— Достаточно близко, — согласился я.
— Баржи управляются автоматически, — продолжал он. — Если возникнет какая-нибудь неполадка, то туда может прибыть ремонтная бригада. Но если это и произойдет, вы без труда спрячетесь.
— Как долго продлится путешествие?
— В это время года — семьдесят два часа.
— Что произойдет, когда я приеду?
— Вас встретят.
— Могу я поинтересоваться, кто?
— Надежные люди.
— И еще один вопрос, — сказал я. — Почему вы это делаете?
— Я думаю, вы сами знаете ответ, мистер Бон.
— Вы меня совсем не знаете. Вы даже не знаете, почему полиция преследует меня.
Он едва заметно улыбнулся.
— Вы прикончили двух из этих свиней. Это вполне весомая рекомендация, мистер Бон.
Я открыл рот, но вовремя изменил вопрос:
— Вы одобряете убийство полицейских?
Мистер Йото издал звук, похожий на плевок.
— Вы могли бы выдать меня и получить щедрое вознаграждение, — гнул я свою линию.
— Неужели вы думаете, что я бы взял деньги тиранов, которые втоптали в грязь нашу свободу, — прошипел он. — Чтобы я содействовал планам шакалов, которые похитили у нас все, что делает жизнь осмысленной?
Я оглядел его радостный дом с солнечным садом и простирающимися до горизонта мирными полями, и удивился тому, что услышал.
— Облеченные властью думают, что находятся в безопасности, там, далеко наверху в своих креслах, — разглагольствовал он. — Но искра сопротивления еще не угасла. Они еще не вытравили дух неповиновения.
— Неповиновения чему? — задал я ему вопрос.
Он дернул головой, словно я его ударил. Большой рот Йото искривился.
— Вы умный человек, — сказал он. — Держите язык за зубами. Отличное качество. То, чего не знаешь, не выдашь и под пытками.
Казалось, что он говорит по-английски, но не на той длине волны. Я ничего не ответил и пошел спать.
Они подняли меня, когда стало совсем темно, провели вниз на кухню, дали чашку горячего кофе и комбинезон, который, как сказал мистер Йото, спасет меня от холода, сырости и паразитов. Комбинезон плохо сидел на мне, от него шел запах несвежих крекеров, но все же это было гораздо лучше того, во что превратился мой костюм после недели жизни под открытым небом. Миссис Макреди выдала мне фальшивое удостоверение на имя Джона Бона, на нем был проставлен номер счета и довольно кругленькая сумма.
Потом прибавила к этому аптечку, компас, перочинный нож, фонарик и моток шпагата. Она не сказала мне, для чего все это. Я торжественно разложил подарки по карманам комбинезона, словно космический скаут, готовящийся к первому полету. В сторонке стояли Фредди и Ба Вей. Они выглядели озабоченно и нервничали. В этих сборах чувствовалась непонятная таинственность: у меня было ощущение, что сейчас кто-нибудь достанет грязный перочинный нож и предложит дать клятву на крови.
Мы вышли из дома через заднюю дверь, миновали розарий, а потом по выложенной кирпичом дорожке прошли к гаражу. Человек, которого я уже видел раньше, разогревал машину. Мы забрались в нее и поехали по аккуратной, обсаженной деревьями дороге. Через полмили мы свернули и остановились у одного из стоявших в ряд ангаров под металлической крышей. Большие зеленые грузовики, сверкающие, как лимузины, выстроились у пандуса. В воздухе стоял сладковатый запах гниющих фруктов. Йото и его помощники спрыгнули на землю и начали грузить в трайлер большие анодированные ящики. Все это делалось, как нечто давно отрепетированное.
— Этот. Забирайтесь внутрь, — сказал мистер Йото и махнул рукой в сторону ящика, который ничем не отличался от других, разве что откидная панель с одной стороны была открыта. Я подошел и заглянул внутрь. Там в центре, среди ячеек для ананасов, было круглое углубление, достаточно просторное, чтобы лежать и поворачиваться, но не более того.
— Когда вам понадобится выйти — нажмите большим пальцем ноги на защелку, — говорил мистер Йото, показывая на небольшой рычаг внизу двери.
Больше никто ничего не сказал. Все молча стояли и смотрели на меня. Они потратили много времени и сил на свое изобретение и сейчас ждали, чтобы я попробовал сработает оно или нет.
Внезапно я осознал абсурдность ситуации. Я, офицер Флота, лейтенант Бенестр Тарлетон, мерзну от утреннего холода в вонючих обносках, готовый к тому, что меня заживо замурует банда недоделанных революционеров, горящих желанием свергнуть все то, во что я верил. Они помогали мне, считая меня убийцей!
А может быть, они все-таки перехитрили меня! Может, они собирались запечатать меня и вызвать полицию, которая вытащит меня, обесчестившего мундир и глупо мигающего, из ящика? Я открыл было рот, чтобы сказать им, что передумал, что попытаю счастья самостоятельно, что решил выйти на шоссе, сдаться и объяснить кому надо, что все это было ошибкой.
Но почему-то не смог сделать этого. Как нереально было происходящее со мной!
— Прощайте, мистер Бон, желаю вам удачи, — сказал Йото и протянул руку.
Я машинально пожал ее, потом руки Фредди и Ба Вея. Миссис Макреди всхлипывала и вытирала глаза, что было так же удивительно, как если бы зарычал каменный лев. Потом я вполз в одурманивающий запах ананасов и улегся на тоненькую подстилку. Сквозь щель в ящике пробивалась узкая полоска слабого дневного света. Последнее, что я увидел, когда закрывали дверь, — напряженное лицо Йото, который глядел на меня так, будто он первым прибыл на место аварии и смотрит на обломки, боясь того, что может увидеть.
Я лежал в темноте, лениво размышляя, работает ли вентиляция, и вспоминал все те вопросы, которые мне следовало бы задать и которые я так и не задал. Но теперь это казалось неважным. Началась сильная тряска и непрерывное бренчание, которые сопровождались качкой, сначала в одну сторону, потом — в другую.
Я поймал себя на мысли, что вспоминаю происшедшее со мной за последние пять месяцев, с тех пор, как моя собственная жизнь покатилась независимо от меня. Как мяч по лестнице. Случайные события подталкивали друг друга, я пытался уловить в них закономерность: недели, проведенные в вонючей рубке лодки, кусок скалы, который я нашел у Пола; коммодор в приглушенном свете лампы, ехидная улыбка Краудера; Джерти, с неодобрением взирающая на мой прощальный подарок; нежные руки и губы Лэйси; холод в животе, когда я ждал, что мистер Йото выстрелит в меня. Но во всем этом не было смысла, не было закономерности. Это был не я, это происходило не со мной! Какой-то бесполезный, беспорядочный клубок, в который позволяют превратить свою бесцельную жизнь другие, менее значительные люди. А у меня есть почетное место в мире, наполненном смыслом четкого порядка, обозначающего, определяющего параметры жизни. То, что я здесь, — страшная ошибка, фантастический мезальянс неудачи и непонимания.
Но меня и слушать не хотели. Я слышал, как закрываются двери, одна за другой, слышал, как в замках клацают ключи, закрывая или открывая меня.
Голос председателя суда доходил до меня через отверстие, которое они просверлили в мою могилу:
— Виновен или невиновен?
Я попытался крикнуть:
— Не виновен!
Но крик застрял у меня в горле. Раздался лишь шепот. Никто не услышал меня.
— Виновен или невиновен?
Я глубоко вздохнул, чтобы крикнуть еще раз, но не смог — поперхнулся.
— Виновен или невиновен в заговоре с целью свержения Общественности?
Я должен был ответить, должен был что-нибудь сказать. Может быть, если бы я сознался…
— Виновен! — крикнул я.
Но опять только шепот. Никто не слушал, никого это не волновало…
Качка становились слабее. Я попытался сесть и ударился головой о потолок. Звуки двигателя затихали и дошли до холостых оборотов. Еще несколько ударов и подпрыгиваний: резкая остановка, потом толчок снизу, ощущение падения, взлета, потом опять резко вниз, толчок, остановка, вновь удар головой, грохот и затем — тишина. Ни звука, ни движения. Где-то далеко раздалось слабое жужжание. Должно быть, работали воздушные насосы. Но что-то в их работе было не так. Стало очень жарко. Я задыхался, мне не хватало воздуха и света.
Произошла какая-то ошибка, мой ящик поставили в самый низ штабеля, и я оказался в ловушке. Пальцем ноги я попытался отыскать защелку, но нога не слушалась, казалось, она была сделана из свинца. Я был связан по рукам и ногам на платформе, мчащейся вниз по склону в лодке, несущейся к водопаду. Я сбился с пути и падал с корабля, падал на солнце. Пройдет сто лет, прежде чем в фотосфере найдут мое замерзшее тело, но я уже чувствовал иссушающий жар, который начинал медленно поджаривать меня в моем собственном соку…
Я проснулся, чувствуя во рту горький привкус кофе.
— Что-то подмешали, — вслух сказал я. — Йото нашел способ успокоить меня и сделать покладистым. Смышленый парень, этот мистер Йото. — Мой голос звучал глухо.
Я нащупал ногой задвижку, и дверь открылась. Я подтянулся и вылез в полумрак трюма. Тысячи ящиков, таких же как тот, из которого я выполз, стояли длинными рядами, один над другим.
Я обнаружил лестницу, поднялся по ней через низкую дверь и вышел на свет божий. Узкая полоска палубы шла вдоль трех люков. Корабль был двухкорпусным, с мелкой осадкой, спроектированный для плавания на поверхности и погружения в штормовую погоду. Вдали серыми пятнами на горизонте виднелись полдюжины других барж. Я был в безопасности. Сумасшедший план мистера Йото сработал. На какой-то миг я представил организацию, которая стояла за ним, но тут же отогнал эти мысли.
«Везение, — сказал я себе, — просто безумное везение».
Обойдя баржу я нашел помещение для ремонтной бригады, о котором они мне говорили. Там была койка, радиопередатчик и крошечный камбуз с запасом замороженных продуктов. Я сделал себе сандвич, вышел на палубу и стал смотреть на серый, проплывающий за бортом океан. Когда это занятие мне надоело, я немного прогулялся по палубе, потом вздремнул, проснулся, снова поел и посмотрел, как садится солнце. Сатурн был вечерней звездой, слабым сиянием в туманном розоватом небе. Интересно, а был ли я там когда-нибудь на самом деле? Это казалось еще менее реальным, чем вызванные снотворным сны о смерти.
Во сне я отрицал свою вину, но меня никто не слышал. Потом я во всем сознался, но и тогда никто не слушал. Слова оставались словами, чем-то нереальным. Моя вина или отсутствие таковой не имело Отношения к тому, что я собирался сообщить. И вдруг я отчетливо понял, что сделал то, что сделал, делаю то, что делаю, в абсолютном вакууме, моральном и интеллектуальном. Я среагировал — и все. Дают — бери, бьют — беги.
Итак, я направлялся в Штаб Флота для того, чтобы сделать сообщение. Но на самом ли деле я сражаюсь за идеалы или просто плыву по течению? Предал я своего друга или рискнул всем, чтобы оправдать его? Кем я был: предателем или благородной жертвой неблагоприятных обстоятельств? Герой или трус? Убил я Хетчера, или он погиб случайно? Действительно ли я совершил эпохальный перелет или просто бежал, как побитая собака? И сейчас
— я рискую всем ради долга или просто удираю от опасности? И что будет, когда я приеду?
Йото сказал, что меня встретят, но деталей не сообщил.
Я представил себе группу неухоженных анархистов, подплывающих в маленькой лодке и тайно доставляющих меня в освещенный свечой подвал, где я участвую в обсуждении того, как подложить бомбу в библиотеку «Метрополитен». Я поймал себя на том, что прикидываю, какое вознаграждение получу, если, вступив в контакт с анархистами, выдам их полиции. «Предательство или мой гражданский долг?» — спросил я себя.
Вопросов у меня было предостаточно, да вот ответов мало. Слишком мало.
6
Наступила третья ночь моего путешествия. Еще час баржа стремительно рассекала воду, направляясь на север. И вдруг, совсем неожиданно, появился огонек порта, затем три огонька, а потом целая вереница протянулась вдоль горизонта. Они наступали с обеих сторон, и баржа замедлила ход. Мы входили в просторную бухту.
Я не имел понятия, была ли то Нью-йоркская бухта, залив Делавэр или Чесапикский залив. На якоре стояли и другие баржи, моя же маневрировала между ними вдоль канала и наконец остановилась. Двигатель замолк.
Волны плескались о корпус, как миниатюрный прибой. Я с трудом различал берега. До них было не меньше мили. Слишком далеко, чтобы плыть в ледяной воде.
Появился буксир. Он подходил слева, лавируя между баржами. Я увидел человека, стоявшего на палубе, быстро отпрянул к шпигатам по правому борту и лег.
Буксир ударился о край баржи. Высокий, широкоплечий, в плотно облегающем черном костюме человек вскарабкался на палубу, постоял, озираясь по сторонам, и направился к люку кабины управления.
Не дожидаясь дальнейших событий, я принял решение: перекинул ноги через планшир, опустился по гладкой выступающей поверхности на всю длину рук и спрыгнул.
Я прыгнул почти бесшумно; вода была пронзительно холодной, но страдали только лицо и руки; автоматические застежки костюма плотно защелкнулись на горле и запястьях, как только я коснулся поверхности воды. Я оттолкнулся и поплыл вперед мимо тупых носов барж. Очутившись на безопасном расстоянии, я оглянулся и на фоне освещенного люка увидел силуэт мужчины. Он настороженно вглядывался в темноту, потом направился к корме и пропал из виду. Конечно, он все понял, ведь я даже не пытался скрыть следы своего пребывания на барже. Должно быть, это было серьезной ошибкой. Я повернулся и поплыл подальше от барж.
Сорок пять минут спустя я вышел из воды на каменистый пляж с темными, поросшими травой дюнами. На берегу стоял небольшой павильон. От него, через лужайку, мимо причудливых клумб, заросших цветами, казавшимися черными в лунном свете, вела выложенная кирпичом дорожка. Она выходила на круглую площадь, освещенную витринами магазинов. Вокруг никого не было. Я увидел свое отражение в стекле витрины: мокрые волосы были всклокочены, но водонепроницаемый костюм все еще выглядел только что отутюженным. Я надеялся, что сойду за портового рабочего, вышедшего на раннюю прогулку.
За поворотом дорожки светился вход в метро. Войдя внутрь, я увидел карту и по мерцающим бегущим точечкам огней на линиях маршрутов определил, что нахожусь в пригороде Балтимора и что следующий вагон на Вашингтон будет через шесть минут. В ожидании поезда я взял в киоске-автомате чашку кофе и булочку с изюмом. Раздался мелодичный звон, и ворота распахнулись, приглашая в салон. Я вошел внутрь. В вагоне больше никого не было. Я ввел в компьютер свой маршрут и расплатился своей фальшивой карточкой, потом откинулся на спинку кресла и задремал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16