А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Староста собрал всю деревню на поиски места крушения. И взамен крестьянам пришлось вытерпеть издевательства и вспышки насилия своего повелителя. А ведь они ни на йоту не утратили самообладания.
Смог бы я так? Нет. Ни за что.
Ни за что на свете.
Хайден внутренне напрягся, заметив, что с крыльца дома старосты за ним наблюдает жена самурая.
— Доброе утро, — вежливо приветствовал он ее по-японски.
Та ничего не ответила, лишь едва заметно кивнула. Затем ее рука поднялась и поправила складку одеяния, закрывавшего тело с головы до ног.
— Не хотите присоединиться? — спросил он. — А то я тут завтракаю. Икага десу ка?
Жена Синго молчала, потупив взор. Затем чья-то рука отдернула полог над дверью, и из темноты дома появился самурай. На сей раз свой смертоносный меч он не заткнул за пояс, а держал в руке, лакированные же ножны угрожающе блестели на боку. Взгляд его был ледяным.
— Я просто спрашивал, не хочет ли ваша супруга…
Синго что-то коротко рявкнул. Его жена тут же поклонилась, выпрямилась и послушно скрылась в доме. Когда она задернула за собой полог, Синго шагнул к Хайдену Стрейкеру.
— Встань и оденься как подобает!
Хайден не шелохнулся, поскольку сознавал, что за ними невольно наблюдают крестьяне. Он проглотил обиду на столь невежливое обращение и равнодушно взглянул на самурая, чувствуя, что на лице у него скорее всего застыло выражение непокорности. Затем, сколь бы невероятным это не казалось, Синго отвел ногу назад и сильно пнул его.
— Я сказал — оденься!
— Клянусь пси!..
— Оденься! И прикройся! Быстро!
Кровь ударила Хайдену в голову. Но он знал, что должен поступиться своей гордостью и подчиниться приказу. Чего бы то ни стоило, делай как он сказал! Инициатива у него, и тебе ситуацию не изменить. Сейчас ты всецело в его власти. Забудь об оскорблении и подчинись! Ради Розей-сана.
Спокойствие. Самообладание. Достоинство. Не теряй эти три качества и, в конце концов, ты выиграешь, подсказал ему внутренний голос. Но услышал Хайден и рев отца, приказывающего ему вырвать сердце у наглого сукиного сына ямбо.
Хайден Стрейкер безмолвно поднялся на ноги, развернулся и, невероятным усилием сдержавшись, скрылся в доме.
Там он нашел свою одежду — выстиранную, высушенную и аккуратно сложенную на деревянном полу возле постели. Отцовские бластеры, унесенные ранее в дом старосты, снова были на месте.
Хайден принялся медленно одеваться, дожидаясь, когда схлынет ярость. Надел брюки, застегнул пояс, защелкнул застежки у коленей, натянул пару белых носков. Рубашка оказалась кадетской — видимо, той, в которой умер Куинн. Зная, что ничего другого не остается, он натянул ее через голову, заправил в брюки, затем перехватил ворот завязывающимися на спине шнурками. После чего причесался и привычно затянул волосы в хвост на затылке. И наконец надел богато украшенную, расшитую золотом отцовскую куртку с шевронами. Куртка изрядно пострадала при крушении, но все дырки были аккуратно и совершенно незаметно заштопаны — флексиплексовая ткань была схвачена мельчайшими шелковыми стежками.
Потом Хайден, заткнув превосходные отцовские «вессоны» за пояс, вышел на улицу, вернулся к дому с занавешенной пологом дверью и постучал в грубый деревянный косяк. Полог мгновенно отдернули. Обнаженный Дайто Синго выставил перед собой острый как бритва, смертоносный изогнутый клинок.
Хайден Стрейкер отступил на шаг и, поклонившись в пояс, насколько мог безукоризненно произнес на японском:
— Досточтимый господин, прошу простить меня, если я невольно нанес оскорбление вам или вашей супруге. Покорнейше прошу не отказать в любезности и позавтракать со мной.
Самурай уставился на него, не веря собственным ушам. Он сгорал от желания сразиться с гайдзином, и душа его кипела при воспоминании обо всех тех опасностях и унижениях, которые ему пришлось вынести из-за этого ненавистного чужеземца.
Самурай смерил гайдзина презрительным взглядом. Но ярость от осознания того, что его жена потеряла лицо, все еще не утихла. Спасение оказалось хуже смерти. Презренные хини тащили ее прочь, в то время как он, застрявший в обломках шаттла, был совершенно беспомощен. А из-за того, что ее не пускали обратно к обломкам, Ясуко была лишена возможности исполнить свой долг жены. Как они посмели наложить на нее свои грязные лапы!
Презренные хини! Только физическое изнеможение и то, что крестьяне не узнали его, удержали Синго. Иначе он тут же изрубил бы их на куски.
— Так как же, господин? Может быть, выйдете?
Синго насторожился. Он ждал вызова на поединок с того момента, как пнул гайдзина, и предвкушал момент, когда разделается с ним.
Взгляд Синго был прикован к лицу американца. Самурай все еще не мог поверить в услышанное. Может быть, это унизительное и трусливое извинение — какая-то уловка? Он видел, как деревенские женщины исподволь наблюдают за ними из своих лачуг. В свое время деревне обязательно нужно будет преподать урок. Он на десять лет удвоит налоги или даже сравняет деревню с землей. Дурацкий храм-корпус уничтожит лучевыми орудиями, а самих мерзавцев отправит в Мияконодзё, чтобы они превратились там в городских вшей. Заплатит за все и этот проклятый американец — конечно, после того, как отдаст амигдалу.
Синго сказал:
— Тебе следовало бы знать: на этой планете людей казнят за то, что они осмеливаются хотя бы взглянуть на паланкин, в котором несут женщину-самурайку. А ты, похоже, воображаешь, будто можешь оскорблять мою жену фамильярным обращением, даже не будучи соответствующим образом одет!
Хайден Стрейкер помялся, сокрушенно поскреб подбородок и принялся объяснять:
— Мне очень жаль, мой господин, уверяю вас, это была всего лишь оплошность с моей стороны. Видите ли, на борту корабля…
— На борту корабля ты был капитаном. Здесь капитан — я. Это моя земля, и все, что на ней находится, принадлежит мне. Почва, деревья, люди. Абсолютно все. Мне уже надоело объяснять. И закон здесь — тоже я. Понимаешь? Благодари судьбу, американец, что я не отрезал тебе язык за твои слова и поступки.
— Позвольте еще раз уверить вас, господин, что если я и оскорбил вас, то сделал это по неведению. Еще раз приношу свои глубочайшие извинения.
С каменным лицом Синго наблюдал за американцем. Разве не европейцы считаются самыми рьяными дуэлянтами? И, конечно же, американцы, которые также относятся к одной из Ненадежных Рас, должны реагировать на оскорбление соответствующе. Может, они и более вероломны, но не менее горды.
— Не надо играть со мной, американец.
— Прошу прощения, господин, но, строго говоря, я вовсе не американец.
Во взгляде Хидеки Синго вспыхнула ненависть: от явной лжи гнев его усилился.
— Ты не канец. Ты не европеец. Разве ты явился сюда не с американской территории? А до этого — из самого Американо? Разве отец твой не американец? И разве из этого не следует, что ты тоже американец?
— Большую часть жизни я прожил в американском Анклаве на Осуми. Мой отец американец, но сам я американцем не являюсь. Несколько лет назад, по деловым соображениям, отец подал от моего имени прошение на предоставление мне статуса резидента Анклава на Осуми. Прошение было удовлетворено МеТраКором. Поэтому формально я являюсь резидентом сектора Ямато и, следовательно…
На середине сбивчивых, абсурдных объяснений американца гнев вдруг оставил Синго и сменился страхом, просачивающимся из глубин души. Осознание того, что он пребывает в этой глухой деревушке, вдруг вызвало в самурайской спине странное, тревожное покалывание, возникающее всякий раз, когда поблизости нет охраны. Клянусь Императором, подумал он, если мой брат Садамаса-сан вдруг узнает о моем появлении, он немедленно пошлет своих людей, чтобы захватить. Сейчас самое главное — не терять времени. Благодарение богам, что он не может воспользоваться энергетическим оружием… впрочем, как и я. О, какой подарок судьбы получит он, если ему удастся захватить меня! А если в руки брата попадет и Ясуко, он вполне сможет подчинить отца своей воле. Ведь старший брат наверняка понимает: я обязательно попытаюсь воспользоваться амигдалой, чтобы унаследовать власть.
О моем присутствии здесь не должен знать никто. И именно поэтому я обязан сразу же, полностью подчинить эту презренную деревушку. Поэтому-то я избил брата старосты и убил монаха. Если посланец не будет бояться, нет никаких гарантий, что он отправится прямо в Мияконодзё и исполнит все мои указания. Нет лучшей защиты от предательства, чем страх. Страх подействует и на чужестранца. Я доказал это — когда снес голову грязному монаху. И все же пока мне не остается ничего иного, как сидеть и ждать когда раздастся цокот конских копыт.
А американец все продолжал бормотать:
— Одним словом, совсем неважно, где я родился. В американской колонии Бунгуран, в секторе, который мы называем Нейтральной Зоной и где обитают японоговорящие беженцы из…
Кажется, он решил заговорить меня до смерти, подумал Синго, снова впадая в ярость. В жизни не слыхивал подобной чуши!
Затем, когда Хайден Стрейкер наконец выпрямился, самурай заметил у него за поясом рукояти двух бластеров и снова покрепче сжал меч. Клянусь Императором, подумал он, мне надо было быть повнимательнее. Американец украл их у меня так же, как до этого — у своего отца. Разве они не потерялись во время крушения? Разве я не приказал отыскать их? И разве не мои крестьяне на моей земле нашли это оружие — опять же, по моему приказу? И неужели чужак не понимает, что теперь оно принадлежат мне?
Синго уставился на великолепные бластеры, не в силах поверить в подобную наглость со стороны американского вора. Должно быть он утащил их ночью, когда я пил чай, и теперь носит так, будто они его собственные.
Хотя постой-ка! Что там на индикаторах? Да в оружии же не осталось энергии для стрельбы, следовательно, бластеры совершенно бесполезны. Значит, мне нечего бояться. Меч в энергии не нуждается, разве что в потоке чи, протекающем через держащую его руку! Клянусь Императором, я, пожалуй, сейчас вытащу бластеры у него из-за пояса, а потом вволю поиздеваюсь над ним!
— Короче. Ты явился сюда, чтобы драться?
— Драться? Нет. Вовсе нет, Синго-сама. Но вы окажете мне большую честь, если согласитесь позавтракать со мной.
Ты смотри, несчастный гайдзин готов унизиться, подумал самурай в ярости. Вежливость — всего лишь повод снова оскорбить меня. А его тон, а его потупленный взор! Он не будет драться, потому что у него нет чести. Варвары-американцы, стоит им только остаться без своих кораблей, фортов и лучевых орудий, начинают пресмыкаться, точно грязные крестьяне. Вы мне омерзительны! Все вы! Вот стану префектом Квадранта Кюсю, а не простым правителем никчемного континента, и тут же отправлю восвояси всех чужеземных любителей совать нос не в свои дела! Можешь оставить бесполезные пукалки себе, американец, — или кто ты там на самом деле. Пусть эти бластеры будут символом твоей беспомощности, и только. Все равно и они, и тот разумный кристалл, что ты украл у своего отца, скоро станут моими.
Самурай развернулся и скрылся в доме. С потаенной усмешкой Хайден Стрейкер смотрел ему вслед. Что, не смог со мной совладать? — удовлетворенно подумал он. Вот, значит, как просто тебя обезоружить. Ты достаточно хорошо понимаешь, когда перед тобой пресмыкаются, стараются услужить. А как насчет лести? Голову даю на отсечение, лесть — еще одна твоя слабость. И — благодарение пси за эту американскую куртку. Самураи уважают звания так же, как солдаты — форму, и ничего не могут с собой поделать.

14
Когда солнце уже стояло в зените, в деревню с грохотом влетело пятьдесят всадников на взмыленных, выбившихся из сил скакунах. Отряд привел с собой четырех коней без седоков и одного, к седлу которого был привязан покрытый ранами и запекшейся кровью гонец, посланный в Мияконодзё с известием о спасении.
Люди Розея — мужчины, женщины, дети, — едва заслышав стук копыт, оторвались от свои дел и простерлись ниц на земле. Ни один человек, за исключением Хайдена Стрейкера, не осмеливался пошевелиться или взглянуть на окровавленное тело.
— Староста! Ко мне!
Предводителем отряда, одноглазый воин, пустую глазницу и щеку которого пересекал синевато-багровый шрам, был одет в доспехи в стиле «ёрой» и носил угрожающего вида длинный меч дайто. К седлу было пристегнуто копье. То был хатамото — один из личных телохранителей даймё, огромный, мускулистый, страшный. Когда никто не отреагировал на его команду, он спешился и медленно двинулся к скорчившемуся в пыли старосте, на ходу снимая крылатый шлем. Обнажилась седоватая, как и борода, лоснящаяся от масла шевелюра. Хатамото задвинул забрало в шлем и огляделся.
— Эй, ты! Как называется эта деревня? Кто здесь главный? — рявкнул он и пнул трясущегося от страха крестьянина ногой. Затем, довольно улыбаясь, огляделся. — Вот тупые крестьяне-хини! Ни одного нормального человека. Какая от них польза? — Он возвысил голос: — Еще раз спрашиваю: куда мы попали и кто здесь главный? Переводчик, ко мне! Выясни, где мы находимся и сколько отсюда до Курихары.
Спешился еще один всадник — темноволосый, с красными от усталости глазами, и низко поклонился предводителю. При этом его полированные доспехи засверкали на солнце, точно рыбья чешуя. Выпрямившись же, он заприметил движение в дверном проеме одного из домов и замер.
В дверях, выйдя на солнце из полумрака, появился гайдзин — высокий неулыбчивый белый человек в форменной куртке и с парой бластеров за поясом. Он двинулся вперед, не выказывая ни малейшего страха и, казалось, уже собрался заговорить, когда на пороге соседней хижины показалась другая, коренастая фигура.
Оба всадника тут же опустились на колено. Одноглазый предводитель повел себя с неторопливым достоинством и необычайной официальностью:
— Благодарение богам, я нашел вас!
Ответ Синго был столь же официальным:
— Благодарение богам, что меня нашел именно ты, Годзаэмон-сан.
Но особого облегчения Синго отнюдь не испытывал. Нет, думал он, жестом разрешая всадникам подняться с колена, лучше бы меня отыскал кто угодно, только не ты. Ведь ты — человек моего отца, наемник, и, клянусь всеми богами, самый кошмарный сын юны во всем Квадранте.
— Что это за богом забытое место? Сколько отсюда до Мияконодзё? — спросил он.
— Дорога из Ниноката была трудной, а после Хараки стала еще хуже. Этот жалкий кусок собачьего дерьма, которого вы послали в качестве проводника, как выяснилось, не умеет ездить верхом. Сначала он задерживал нас, потом вывел не на ту сторону реки. Пришлось преподать ему урок. — Тут в голову хатамото пришла какая-то мысль, и на лице его появилось напряженное выражение. — Надеюсь он вам не нужен был живым?
Привязанное к седлу тело стало черным от полчищ мух. На глазах у всех одноглазый хатамото вытащил небольшой нож и перерезал ремни, притягивающие труп к седлу. Тело безжизненно рухнуло в пыль; Хайго Годзаэмон носком сапога перевернул его на спину. Затем опустился на колени возле тела и принялся отрезать трупу голову. Закончив эту страшную процедуру, он поднял ее за длинные волосы и полюбовался ею. Но с неровно перерезанной шеи капала кровь, и он небрежно отшвырнул голову в сторону.
Синго мимоходом поразмыслил, зачем Хайго Годзаэмону понадобилось забивать крестьянина до смерти. Несомненно, для того, чтобы поддержать репутацию безжалостного человека среди своих подчиненных, возможно, ради удовольствия тоже, но главным образом наверняка для того, чтобы сохранить всю эту историю в тайне. Синго подумал об амигдале, и его охватила гнетущая неуверенность. Ведь кристалл — это ключ к камню, что вставлен в священный дайто сёгуна, подумал он. И власти в нем сосредоточено больше, чем обычный воин может рассчитывать получить за сотню жизней.
— Да, господин, я скакал без остановки. Ни сон, ни привалы не задерживали меня в дороге, поскольку я знал, что должен найти вас. И вот я нашел.
— Ты очень быстро добрался сюда, но я еще раз спрашиваю, где мы?
— В Харусада!
Спешился еще один всадник, вытащил из седельной сумки свиток. Несмотря на японские обозначения, карта явно была составлена на основании данных американского спутника и выглядела на редкость подробной. На ней были указаны основные дороги и селения к югу от Канои до Нинокаты и к западу до побережья, но деревни в том месте, куда тыкал пальцем самурай, не оказалось.
— Отсюда до Мияконодзё никак не более двухсот пятидесяти ри, Ваше Высочество.
Хидеки Синго быстро прикинул: в одной американской миле две и семьдесят восемь ри. Значит, они находятся приблизительно в ста милях от Каноя-Сити.
— Ты привез с собой кого-нибудь, кто знает хоген?
— Конечно, мой господин. Переводчик!
Вперед выступил еще один воин.
Синго сказал:
— Прикажи крестьянам напоить лошадей и задать им корм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73