Солнце стояло уже высоко в небе, когда Льюк остановил машину у загона для скота и выключил мотор пикапа. Подняв стекло, он стал наблюдать за тем, как Батч помогает Джози сойти с кобылки по кличке Петуния.
Сцена подтверждала его опасения: Батч вертелся вокруг девушки, как муха у блюдца с медом. Льюк поморщился, видя, что проводник задержал свои руки у нее на талии гораздо дольше, чем было необходимо, и встал к ней слишком близко. Наверняка ощущает запах ее духов, подумал Льюк, и эта мысль зажгла внутри него тлеющий огонь, который разгорелся в пламя гнева при виде того, как Батч огладил ее стройную спину.
Льюк захлопнул дверь пикапа с такой силой, что в нем задрожали стекла, и размашистой походкой пошел к загону, где Батч начал снимать с кобылки сбрую.
– Хорошо прокатились? – строго вопросил он.
– Мне понравилось, – ответила Джози, испуганно мигнув голубыми глазами.
– А-а, привет, босс, – протянул Батч. – Должен сказать, леди прекрасно держится в седле.
А тебе явно не терпится узнать, какова она в постели, съязвил Льюк про себя.
– Ты так думаешь?
– Да, сэр. К тому же она очень интересуется ранчо. Я хочу прокатить ее по всей территории после обеда – показать ей нашу скотину, а заодно уж и лодочную станцию. – Глаза Батча блестели, как у пса, получившего сахарную косточку.
– Извини, Батч, но у меня для тебя есть задание, как раз на это время.
– А что, нельзя послать кого-нибудь другого?
– Все остальные заняты по горло.
Батч прочесал рукой свои вьющиеся белокурые волосы.
– А может, я выполню задание, пока Джози будет обедать?
– Боюсь, тебе предстоит проехаться в Талсу, – Льюк сокрушенно покачал головой.
– А что за дело такое?
– Мы решили огородить часть пастбища, – быстро сообразил Льюк, – а для этого нужна колючая проволока.
Батч облегченно вздохнул:
– Да я могу купить ее в Талеке!
– Там нет такой, какая нужна. Подойди к моей конторе через полчаса, и я дам тебе образец. – За это время я найду в каталоге совершенно немыслимый тип проволоки, подумал Льюк.
– Мне неприятно так подводить девушку, – сказал Батч, взглянув на Джози.
– Я могу и сама осмотреть ранчо, – быстро сказала та.
– Это исключено, – возразил Льюк. – Страховые правила запрещают отпускать гостей без сопровождения.
– Да, но список мероприятий в моей путевке предполагает прогулку по ранчо в первый же день, – вмешалась Джози.
Льюк призадумался. Он был так занят мыслью о том, как вырвать девушку из цепких лап Батча, что не думал больше ни о чем. Пнув комок грязи ковбойским сапогом, он засунул большие пальцы рук за ремень и нашелся:
– На сегодня запланирована прогулка по ранчо целой группой.
Джози вздернула подбородок:
– Вы знаете, я не люблю прогулки группой.
Да, знаю, подумал он, и вполне разделяю это чувство. Как бы ни было с ней трудно, он втайне восхищался тем, как умеет Джози защищать свои интересы. Эта девушка за себя постоит!
Встретившись с ней взглядом, он на минуту опешил от яркой голубизны ее глаз и задумался над тем, что у них есть общего, кроме нелюбви к массовым развлечениям. Впрочем, на черта ему это общее нужно? Не лучше ли без лишних раздумий завести с ней простенькую интрижку?
Для начала вспомним, подумал он, что сейчас ей полагался бы медовый месяц и у нее наверняка камень на душе, хоть она и не показывает виду. Она могла заморочить голову Консуэле о своей якобы нелюбви к жениху, но меня-то не проведешь. В дублеры я не гожусь, не та порода.
Дальше. Даже если дело обошлось без сердечной раны, она городская цыпочка, питающая насчет ранчо романтические иллюзии. Живет в двух часах езды на автомобиле, а ему не улыбается роман на расстоянии, а роман на неделю – тем более. Нечего и огород городить. Батч наоборот – любит «мягкую мебель, короткую связь».
Короче, никакого смысла ухаживать за ней он не видит. И если взяться за ум, следует обходить бы ее за милю, как яму с гремучими змеями.
– Ну, так кто же будет меня сопровождать? – спросила Джози.
Черт меня побери, я только что сказал, что все работники заняты – сморозить такую глупость!
– Видимо, я, – ответил Льюк, прыгая в яму со змеями, вместо того чтобы ее обойти.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Почти сразу после обеда Льюк остановил свой пикап у дверей гостиницы и сделал глубокий вдох-выдох, чтобы унять раздражение. Сотня дел была намечена на эту половину дня, но их придется отложить ради принцессы, покинутой у алтаря. Добился чести быть ее личным гидом! Как же он ухитрился попасть в эту ловушку?
Чертыхаясь про себя, он барабанил пальцами по приборной доске. И ухитряться особенно не пришлось, признал он: заврался – теперь расплачивайся. Не возьму в толк, почему мысль о домогательствах проводника приводит меня в состояние быка, увидевшего красную тряпку. Загубил весь остаток дня да почти час потратил уже, выдумывая немыслимое задание для Батча.
Пора бы и в путь, подумал он, вылезая из пикапа, чтобы размять ноги. Чем быстрее мы начнем эту дурацкую прогулку, тем быстрее кончим.
Он почти неслышно вошел в главный холл гостиницы – толстый ковер на деревянном полированном полу заглушал шаги. Стены, сложенные из мощных бревен, огромные окна, высоченный с массивными балками потолок, – все в этом холле словно специально было сделано для крупных гостей. И тем более странной и потерянной казалась здесь одинокая, хрупкая фигурка, затерявшаяся в углу рядом с огромным камином.
– Готовы? – Льюк почти пролаял это слово, прозвучавшее не вопросом, а приказанием.
Джози резко обернулась, глаза ее «выстрелили» в него, заставив задохнуться от их немыслимой голубизны, что разозлило его еще больше.
– Мой пикап снаружи. – Он махнул головой в сторону двери. – Думаю, нам лучше всего начать с дальнего пастбища.
– Но, если вы не возражаете, мне хотелось бы начать прямо отсюда; с этой гостиницы.
Что она еще придумала, эта чертова мамзель?.. Вот уж чего ему не хочется, так это отвечать на кучу вопросов по поводу проклятого здания. Он открыл было рот, чтоб объявить ей это, но тут же его закрыл.
Она заплатила за путевку, О'Делл, напомнил он себе. И если ты не хочешь снова услышать обвинения в том, что занимаешься дискриминацией или ложной рекламой, тебе придется выдать ей все, что положено за ее деньги.
– Ну ладно. – С большой неохотой он повернулся вокруг своей оси и описал рукой полукруг. – Это – главный холл гостиницы. Дверь из него ведет в игровую комнату, дальше – контора менеджера и две маленькие переговорные, которые не очень часто используются. Насчет столовой и кухни вы уже все знаете. Комнаты для жилья – в другом крыле здания, а на террасе снаружи – подогреваемый бассейн. С другой стороны этого здания – квартирка для менеджера. Вот и все. Двинемся дальше?
К его изумлению, Джози расхохоталась. Нахмурившись, Льюк спросил:
– Что с вами?
– Вы довели метод ускоренного осмотра до совершенства.
– Да, но вы можете сами осмотреть гостиницу в любое время, когда пожелаете. Для этого гид не нужен. – Это прозвучало как оправдание.
– Но мне не нужен план здания.
– Что же вам нужно, черт возьми?
Улыбка девушки его обезоружила.
– Для начала мне хотелось бы поговорить о камине. Эти камни, из которых он сложен, добывались где-то поблизости?
– Не знаю. Во время строительства я отсутствовал. – Ответ был более чем краток.
Значит, Консуэла права: Льюка мало интересует гостиница. Он явно грызет удила, пытаясь смыться отсюда как можно скорее.
Видимо, из чистого злорадства Джози не желала выпускать его из здания.
– Что вы можете сказать об этом? – Она указала на красивые индийские ковры на полу. – Они местного производства?
– Не знаю, – Льюк пожал плечами. – Отец нанимал какого-то известного дизайнера, тот заказывал всю обстановку.
Ответ не удовлетворил девушку. Ей хотелось обнаружить в гостинице какую-нибудь вещь, принадлежащую Льюку, которая послужила бы ключом к его характеру, скрытому под скептической улыбкой и ковбойской шляпой.
– Значит, вы ничего не знаете и об этой вещи, – разочарованно протянула она, показав на красивый стеганый ковер, висевший над камином. Льюк перевел глаза на ковер, и, к ее удивлению, выражение его лица смягчилось, а в глазах затеплилась улыбка.
– Этот ковер – работа моей матери, так что здесь совсем другая история.
Девушку удивил не только ответ, но и перемена тона. Она внимательно посмотрела на полинявший ковер: звездное небо и луки со стрелами. Сложный рисунок прекрасного панно сочетал в себе голубой, винно-красный и темно-зеленый цвета с вкрапленными кое-где кремовыми и золотыми пятнышками.
– Видимо, ваша мама была прекрасной рукодельницей, – заметила Джози. – Я и сама немного шью и вышиваю, но никогда не осмелилась бы замахнуться на такую вещь.
Она снова взглянула на Льюка. Свет в его глазах, прикованных к ковру, преобразил его: он стал более доступным, менее грозным. И еще более привлекательным.
Прекрати, приказала она себе и снова занялась ковром.
– Изысканная работа, я думала, что вещь антикварная.
Льюк взглянул на нее с кривой усмешкой, и теплая волна симпатии пробежала у нее внутри; сдержанность давалась Джози с большим трудом.
– Вещь кажется антикварной, потому что я ее здорово потрепал, – сказал Льюк. – Ковер служил мне и одеялом на пикниках, и спальным мешком, и тентом, и подстилкой под седло. Чем угодно!
– Значит, этот ковер ваш, – пробормотала Джози, снова глядя на прекрасный образец рукоделия. – О, я вижу в углу ваше имя! И рядом с ним вышито еще что-то, но отсюда не различишь. Что там такое?
– «Стремись к звездам».
– Великолепно. – Джози не отрывала глаз от вышивки, а душа ее наполнялась восторгом: какие прекрасные слова завещала мать сыну! Слова, внушающие уверенность и отвагу, вдохновляющие на подвиг.
Как не похожи они на приземленные наставления моих родителей, думала Джози. Она проглотила ком, вдруг образовавшийся в горле, и сказала:
– Эта вещь, видимо, много значит для вас.
Льюк кивнул.
– Я так любил это одеяло, что чуть не истер его до дыр. Оно превратилось бы в лохмотья, если бы его не спасла Консуэла. Когда мне было шестнадцать лет, она отняла его у меня, сказав, что это слишком красивая вещь, чтобы вот так погубить ее.
– А сколько труда потребовалось на то, чтобы его сделать, – сказала Джози, изучая необычный рисунок. – И сколько любви. Думаю, поэтому вы к нему так привязаны.
Когда Льюк мельком встретился с ней взглядом, его темно-карие глаза вдруг обрели цвет тающего шоколада, и это произвело на нее неожиданное действие: в душе потеплело.
– Когда мать дарила мне этот ковер, она сказала так: «Если ты где-то заблудишься, взгляни на эти звезды – они укажут тебе путь».
– Она хотела сказать: «Не отступай от своей мечты».
Льюк улыбнулся, мелкие морщинки у глаз стали похожи на следы взлетающих ввысь звезд, изображенных на ковре-одеяле.
– А вы схватываете все быстрее, чем я, – сказал он. – В те времена я думал, что мать имеет в виду ориентацию в ночное время. Когда мать умерла, – он снова взглянул на стену, – я ложился в кровать, накрывался ковром и представлял себе, что это она приходила, чтобы получше укрыть меня перед сном. Я думал: она жива, сидит сейчас в холле, совсем рядом, читает или шьет. Наверно, года два мне удавалось заснуть только так.
Глаза Джози затуманились, она плохо различала его лицо. Она протянула было руку к нему, потом отдернула, не зная, что сказать или сделать, чтобы утешить его, не обижая жалостью. Джози подумала о своей матери – без нее жизнь казалась немыслимой. Ее любовь и забота были неотъемлемой частью детства, хотя мать частенько выводила ее из терпения – слишком уж она с ней цацкалась.
Ком в горле мешал говорить, но все же Джози произнесла:
– Видимо, ваш отец тоже любил эту вещь, не зря же он сделал ее главным украшением холла.
Глаза Льюка словно бы погасли, губы вытянулись в тонкую жесткую линию.
– Мать делала и другие ковры, все были красивыми. Поэтому я страшно удивился, увидев, что именно этот висит здесь. Отец знал, как я не люблю гостиницу. – Взглянув на часы, он переступил с ноги на ногу: – Время уходит. Двинули дальше?
Кивнув в ответ, Джози последовала за ним. Ее тронул рассказ ковбоя о детстве, видимо, душе его не чужда нежность, которую он привык скрывать. Судя по тому, каким решительным шагом Льюк устремился к пикапу, он уже сожалел о своей откровенности. Все это она успела подумать, семеня вслед за парнем.
Шагая к машине, Льюк тоже размышлял – о том, какой бес в него вселился. Рывком открыв дверцу для Джози, он захлопнул ее, как только девушка опустилась на сиденье, и пошел на свою сторону, потирая на ходу подбородок. Я же не из тех, кто распахивается перед каждым встречным-поперечным, того хуже – поперечной. Дьявол, я ведь никому еще не рассказывал о своей матери, тем более о том, как она меня укутывала перед сном. Что меня заставило так разнюниться?
Виноваты ее глаза, полные сочувствия, подумал он, влезая на сиденье и возвращая недовольную гримасу на свое лицо. Что-то есть особенное в этих больших голубых глазах, способных проникать в тайники души.
Рискнув взглянуть на нее, Льюк увидел, что девушка пристально на него смотрит, как бы изучая. Он еще больше нахмурился и в целях самообороны решил поменяться ролями: теперь пускай она отвечает на его вопросы.
Он включил зажигание, мотор заработал.
– А что, Джози – это ваше настоящее имя или прозвище?
– Это уменьшительное от Джозефины, – ответила девушка, пристегивая ремень безопасности. – Мне дали имя в честь Джозефа, моего отца. – Я была четвертой девочкой в семье; видимо, к тому времени родители потеряли надежду иметь сына.
Джозефина. Старомодное, очень женственное имя почему-то ей шло.
– Значит, у вас три сестры? – спросил Льюк. – И все они живут в Талсе?
– Ну да. Вместе со своими мужьями и детьми. – Теперь Джози взглянула на него пристально. – А вы были единственным ребенком?
– Ага, но всегда мечтал заиметь братьев и сестер. – Он выдал эти сведения не думая, но тут же себя одернул. Я же собирался допросить ее!
Льюк нажал на акселератор, и машина рванула вперед.
– Значит, вы были младшенькой в семье.
– Да. Не только была, но таковой и остаюсь для своих родных.
Недовольная нотка в ее голосе заставила Льюка взглянуть на нее:
– Вам это не очень нравится?
– Не очень.
– Правда? И почему же?
Отведя прядь волос с лица, Джози вздохнула.
– Всю жизнь мне говорили, что нужно делать и как поступать, – сказала она, – для этого хватало народу: кроме родителей, три сестрицы, любящие руководить. Пока я росла, у меня почти не было возможности принимать собственные решения. Ничего удивительного, что мне и сейчас не очень-то это удается.
– Почему вы так решили?
– Если послушать моих родных, то все мои самостоятельные шаги были ошибочными.
Возможно, разговор становился слишком уж личным, но Льюк не удержался и копнул поглубже:
– А какие решения, например?
– Ну, например, в моей семье все юристы, это традиция – с незапамятных времен все Рэндолы были адвокатами. Отец работал в адвокатской конторе деда, дед – в конторе прадеда, – ну вы знаете, как это бывает. Предполагалось, что я тоже буду служить в конторе, принадлежащей семье, или по крайней мере выйду замуж за адвоката. И поэтому, когда я пошла в колледж, где обучали гостиничному и ресторанному делу, родные были уверены, что я совершаю страшную глупость. А мой переезд из Талсы в Чикаго сочли еще большей глупостью.
Льюк вел машину через лес, уже слегка окрашенный в осенние тона. Он взглянул на девушку – на ее лицо падала тень от ветвей.
– При чем тут глупость? Вы же имеете право на личный выбор.
– В то время я тоже так думала. Но, потеряв работу в Чикаго и не найдя другой, я стала думать, что родные, пожалуй, правы. Вернувшись в Талсу побитым щенком, я решила смириться – поступить в семейную контору, выйти замуж за юриста и вести такую же жизнь, как мои старшие сестры. В конце концов, почему я, единственная, должна от всех отличаться? Да еще в дурную сторону. – Джози тяжело вздохнула. – Вот так и получилось, что право на следующий свой выбор я уступила родным…
– Насколько я понимаю, – перебил Льюк, – вы имеете в виду ваше замужество?
– Да, мои родные были уверены, что Роберт блестящая партия, – мрачно подтвердила Джози, глядя в окно на просторное пастбище. – Когда он сделал предложение, все пришли в такой восторг, так меня поздравляли и строили такие планы, что, видимо, меня потащила за собой эта «волна». Глупо с моей стороны, правда?
Мысли Льюка обратились в прошлое – пять лет назад он испытал нечто подобное. Вместо того чтобы призадуматься о прохладности своих чувств к невесте, он позволил вовлечь себя в предсвадебную суету и утерял способность судить здраво.
– Собственно говоря, ничего удивительного в этом нет, – услышал он свой собственный голос. – Перед свадьбой такая поднимается суматоха, что некогда дух перевести, кажется, будто мчишься на поезде, потерявшем управление, и не можешь ни остановить его, ни спрыгнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16