А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вероятно, Доминик Стентон только ускорил естественное развитие – хотя сомнительно. Гилберн хорошо знал дочь, знал, какой бес сидит в ней, ведь такой же сидел и в нем. Чтобы приручить беса, ему потребовалось сорок лет, и он не ожидал, что с Мэдлин все произойдет гораздо быстрее.
Нет, помог Доминик. Это он научил ее сначала думать, а потом действовать. Прятать свое строптивое «я».
Выстроились, как на официальном приеме, подумала Мэдлин, когда машина остановилась перед загородным домом из серого камня. Луиза, Нина и серьезный молодой человек ожидали их на нижней ступеньке широкой каменной лестницы.
Луиза ничуть не изменилась с тех пор, как Мэдлин видела ее в последний раз, а прошло целых четыре года. Невысокого роста, изящная, прекрасные золотистые волосы, бесконечно добрая улыбка, которую Мэдлин помнила с восьми лет. А вот Нина изменилась, с некоторым даже удивлением отметила Мэдлин. Сестра за четыре года похорошела, короткие локоны обрамляли ангельское личико. А это, значит, Чарлз Уэйверли, решила Мэдлин, обратив внимание на незнакомого молодого человека, стоявшего между дамами. Высокий, жилистый, он напоминал фермера, которому приходится много работать физически. Женщины не доставали ему даже до плеча. В выражении шоколадно-коричневых глаз – сдержанность и подобающая случаю торжественность.
Мэдлин улыбнулась ему первому. Почему, она и сама не знала, просто почувствовала, что Нине будет приятно. Девушке очень хотелось, чтобы именно Мэдлин приветливо приняла в их маленькую дружную семью человека, которого она полюбила.
Мэдлин заметила, что Чарлз робко взглянул на Нину, потом снова повернулся к ней. Казалось, у него гора свалилась с плеч – словно он выдержал очень трудный экзамен и счастлив, что все позади.
– Мэдди, дорогая! Луиза подошла обнять ее.
– Как хорошо, что ты снова дома! – Она несколько отодвинула ее от себя, тем же жестом, что и отец в аэропорту, и улыбнулась. – А ты изменилась, – заключила она. – Такая ужасно элегантная!
– Я тоже рада вернуться, Луиза, – серьезно сказала Мэдлин, сердясь на себя за то, что не проявила достаточной радости. Ее так долго учили быть сдержанной, что трудно было сразу измениться. Но это вернется, сказала она себе. – Зато ты все та же. – Мэдлин постаралась, чтобы голос звучал естественно. – Надеюсь, Нина не обидится, если я скажу, что сразу и не поймешь, кто из вас мать, а кто – дочь.
– Ты заслужила поцелуй, – быстро сказала Нина, тоже подходя и обнимая Мэдлин. – Лучшего комплимента не может быть. Привет, Мэдди. – Добрые глаза с любовью смотрели на сестру. – Ты скучала без нас?
– Каждый день, – заверила Мэдлин. Не объяснять же им, что в эти страшные годы, чтобы выжить, ей нужно было выбросить из головы все, что так или иначе связано с Англией. – Ты очаровательна, – сказала Мэдлин. – Это как-то связано с привлекательным молодым человеком, который точно страж стоит за твоей спиной?
Нина вспыхнула, обернулась и привлекла к себе Чарлза Уэйверли.
– Это Чарлз, Мэдлин, – представила она. – Вы должны полюбить друг друга, иначе я буду очень несчастна.
Мэдлин взглянула в серьезные карие глаза и протянула руку.
– Хорошо, – прямо сказала она. – Обещаю полюбить вас, если вы в свою очередь обещаете мне заботиться о Нине.
– Это обещание нетрудно выполнить. – Он улыбнулся и пожал протянутую руку.
– Пойдемте в дом, – вмешался Эдвард Гилберн. – Пошли, Чарлз. – Он взял будущего зятя под руку. – Женщин не остановить, когда они здороваются или прощаются. Поищем чего-нибудь выпить, пускай всласть разглядывают друг друга.
Засмеявшись, женщины последовали за ними. Все происходило так, как и предвидел Эдвард Гилберн – слишком точно предвидел. Нина и Луиза говорили без умолку. Мэдлин просто улыбалась, иногда вставляла слово. Но казалось, никто не замечает ее сдержанности.
Это вернется, повторяла, нахмурясь, про себя Мэдлин.
Естественно, она чувствует некоторое отчуждение после четырехлетнего отсутствия. Все образуется, вернутся и прежние дружеские отношения.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Но пока этого не было. Выход один – сбежать.
Мэдлин повернула Минти, свою гнедую кобылу, к реке и пустила легким галопом. Облака, закрывавшие небо при приближении лайнера к Лондону, рассеялись. Апрельская луна ярко светила в чистом небе. Было не слишком поздно, около девяти, но прохладно. Поверх джинсов и свитера пришлось надеть короткую дубленку.
Ее решение прогуляться верхом без провожатых вызвало недоумение, но все-таки ее отпустили. Не то чтобы домашние боялись за нее. Мэдлин скакала верхом по этим окрестностям с тех самых пор, как сумела вскарабкаться на спину лошади. Вероятно, их обидело, что Мэдлин, не успев приехать домой, уже покидает их.
Но на сегодня с нее достаточно. Уже через час после приезда Мэдлин стала чувствовать себя как в больнице. Все старались ходить на цыпочках, некоторых тем не касались, смотрели ласково и сочувственно. Пошел второй час, и Мэдлин уже с трудом сдерживала себя, чтобы не убежать. Обед оказался тяжелым испытанием. Ее напряженное состояние и их неуверенность в ее реакциях делали застольную беседу принужденной и натянутой.
Видя общую растерянность, Мэдлин сослалась на перелет через несколько часовых поясов, нарушивший биологический ритм. Все сразу заулыбались.
– Конечно! – воскликнул отец излишне оживленно. – Прогулка верхом – вот что тебе надо, чтобы почувствовать себя снова дома.
Луиза согласилась с ним, а Нина только взглянула на нее огромными глазами.
Мэдлин стиснула зубы. Да, она обидела их, была неискренней. Но что поделаешь? Четыре года – большой срок. Придется им привыкать. Ее семье, а не ей. Она совсем не та девушка, что уехала отсюда четыре года назад.
Они-то остались прежними, устало думала Мэдлин. Нисколько не изменились.
Копыта лошади застучали по мерзлой земле. Мэдлин пригнулась в седле. Скачка в темноте развеяла мрачные мысли. Чем дальше от дома, тем спокойнее. Как будто расстояние может ослабить семейные путы, которые старательно затягиваются вокруг ее ноющего сердца.
Мэдлин не могла объяснить своего состояния. Едва выйдя из машины, она почувствовала, что задыхается, ее сразу же начали преследовать воспоминания, в которых она не могла пока разобраться.
Показался густой лес. Значит, река близко. Разлапистые темные деревья тянули ветви к темно-синему небу. Мэдлин ехала по опушке, пока не нашла старую тропку, ведущую прямо к реке. Минти сама находила дорогу – небольшой просвет между деревьями; пружинящий мох под ногами тянулся до самого берега.
Мэдлин любила это место. Она вздохнула, слезая с лошади и буквально впитывая тишину и покой, окружающие ее. Особенно хорошо здесь было вечером, когда темная река тихо несла свои воды, а высокие деревья стояли как часовые. Отец обычно называл ее ночным созданием. «Ты – сова, – говорил он, – а Нина – жаворонок».
В свете полной луны деревья окрасились в черный и серый цвета. Только река блестела серебристыми пятнами.
Мэдлин отпустила поводья, чтобы Минти могла щипать траву. Спрятав руки в карманы старой дубленки, она набрала полную грудь холодного чистого воздуха и медленно выдохнула. Постепенно напряжение спало. Мэдлин понимала, что была несправедлива к родным – они хорошие, добрые, любят ее, хотят, чтобы она была счастлива.
Но как объяснить им, что она забыла, что такое счастье? Настоящее счастье, которое она однажды держала в руках, даже не сознавая этого?
Мэдлин вздохнула и подошла к обрыву, чтобы послушать, как внизу вода мягко лижет покрытый галькой берег.
На другом берегу, за густыми купами деревьев, стоял старый дом Кортни, темный и пугающий. Когда луна оказалась над ним, можно было различить погнувшиеся дымовые трубы. Старая постройка времен Елизаветы. Говорили, что в доме живут привидения. Владелец, майор Кортни, не опровергал слухи. Майор жил уединенно, эксцентричный чудак, рьяно охраняющий свою собственность. В детстве Мэдлин нравилось дразнить его: она пробиралась в его заросший сад, а он бегал за ней с ружьем.
Ужасное существо! Сейчас она ругала себя, улыбаясь своей прежней улыбкой.
Тишина действовала как бальзам. Мрачные мысли, не покидавшие Мэдлин, едва она переступила порог родного дома, куда-то ушли. Теперь она точно знала, что беспокоило ее. Надо только решить, как избавиться от этого.
Она не ожидала, что все здесь так ощутимо хранит следы присутствия Доминика.
– Будь он проклят, – шепнула Мэдлин в ночь, плотнее закутываясь в куртку.
– Еще один шаг, и вы упадете с обрыва, – предостерег тихий голос у нее за спиной.
Луна спряталась за одинокое облачко, внезапная темнота окутала Мэдлин, она вскрикнула, сердце екнуло, и в страхе она сделала то самое, против чего предостерегал таинственный голос, – шагнула вперед, к обрыву.
Сердце ее стучало, Мэдлин задыхалась, голова шла кругом. Широко раскрытыми глазами она искала в кромешной тьме обладателя таинственного голоса.
Рядом с Минти спокойно паслась еще одна лошадь. Мэдлин сообразила – она настолько ушла в свои мысли, что даже не слышала, как кто-то подъехал. Но никого не было видно. По спине пробежал холодок. Мэдлин стояла, не дыша, глубокая тишина окружала ее, даже в ушах звенело. Во рту пересохло, глаза лихорадочно скользили по темной опушке.
Согласно легендам, здесь водились разбойники. А еще Мэдлин помнила по крайней мере три страшные сказки про привидения, которые видели в этих местах. Раньше она всегда смеялась над ними, хотя втайне мечтала увидеть что-нибудь такое. Какая глупость!
Лошади переступали ногами, уздечки позвякивали, когда они касались друг друга. Мэдлин так напряженно вглядывалась во тьму, что стало больно глазам.
– Кто здесь? – спросила она наконец дрожащим голосом.
– А кого бы тебе хотелось увидеть? – отозвался насмешливый голос.
Этот насмешливый тон и бархатный тембр голоса… Страх прошел мгновенно, улетучился, сменившись более сильным и беспокойным чувством. Заметив тень рядом с лошадьми, Мэдлин стиснула руки в карманах дубленки.
Из-за деревьев вышел высокий мужчина – человек, который для Мэдлин был страшнее любого разбойника с большой дороги. Она помнила его манеру появляться перед ней. Потрясти – чтобы усилить впечатление. Таков он был. Любил подавлять людей.
– Ну, блудная дочь, вернулась в конце концов.
– Привет, Дом, – холодно поздоровалась Мэдлин, стараясь не выдать своей растерянноста. – Что привело тебя сюда именно сегодня?
Луна вышла из-за облака, осветив его улыбку, его красивое лицо.
– То же, что и тебя, как я представляю. Привет, Мэдди, – запоздало поздоровался Доминик.
Черный, высокий, как и деревья, он смутно маячил в темноте. Темные джинсы и толстый черный свитер подчеркивали мускулистую фигуру. Всего в Доминике Стентоне больше, чем в других, подумала она с горечью и резко отвернулась, ощутив внезапную боль в груди.
Когда-то они часто встречались здесь. Это было их место – среди многих других на этом мрачном берегу. Она всегда приходила первой, более нетерпеливая, с болью вспомнила она. А он выступал из темноты, чтобы заключить ее в свои…
Рука коснулась ее плеча. Она инстинктивно отпрянула. Его неожиданное прикосновение так совпало с ее мыслями, что она резко отступила назад и почувствовала, как берег опасно пополз под ногами.
– Дурочка, – пробормотал Доминик, схватил ее за плечи и оттащил на безопасное место. – Боишься, что я тебя изнасилую?
Изнасилует? С каких это пор он вынужден прибегать к насилию над ней? Раньше-то этого не было.
– Оставь меня, – потребовала Мэдлин. Как она себя презирала! Даже теперь, спустя четыре года, один взгляд на него – и все ее существо уже жаждет его объятий и бешено колотится сердце.
Напряженный взгляд Доминика выражал столь знакомую ей страсть, чувственные губы плотно сжаты. Он стоял, возвышаясь над ней, – восхитительный мужчина, который всегда возбуждал ее, сводил с ума строптивую девчонку, да и сейчас…
Мэдлин ненавидела его за это. Ненавидела за то, что случилось.
Доминик быстро убрал руки, и Мэдлин едва устояла на ногах.
– Не бойся, – с трудом выговорил он. – Может быть, мне так же тяжело прикасаться к тебе, как тебе – чувствовать мое прикосновение.
– Что ты здесь делаешь? – раздраженно спросила Мэдлин. Ей хотелось стереть прикосновение его руки – кожа горела, как от ожога.
– Хотел повидать тебя, что же еще? – Он отвернулся и спрятал руки в карманы джинсов. – Четыре года я не смотрел в глаза женщине, которая публично опозорила меня.
– Публично опозорила? – Мэдлин хотелось громко засмеяться, но она лишь горько улыбнулась. – Насколько я помню, все было наоборот.
– Меня оскорбили не потому, что я это заслужил, о нет! – проворчал Доминик. – Капризная прекрасная сумасбродка оскорбила меня потому, что всегда думала только о себе!
– Благодарю, – церемонно произнесла Мэдлин. – Приятно узнать, что думает о тебе бывший жених.
– Мне тоже было приятно узнать, сколь вероломной невестой ты оказалась.
Мэдлин вздрогнула. Чувство вины и стыда, терзавшее ее четыре года, не давало вздохнуть. Она отвернулась, не в состоянии защищаться от безжалостных укоров. Слишком много правды было в словах Доминика.
В воздухе повисло молчание. Они стояли неподвижно, освещенные луной, подыскивая слова пообиднее. Странно, но они все еще чувствовали активную антипатию друг к другу. Она могла бы уже заглохнуть, превратиться в спокойную неприязнь, но этого не произошло. Они могли бы встретиться, как сейчас, в ту ночь после бала в загородном клубе и поговорить. И не было бы прошедших лет.
Луна висела над их головами. В свете луны были хорошо видны правильные черты красивого лица, темные шелковистые брови почти сходятся у переносицы. Глаза, опушенные густыми ресницами, и гордый прямой нос. Тонкие губы презрительно улыбаются. Эта улыбка не может скрыть врожденную чувственность.
– Четыре года прошло, – внезапно заговорил Доминик, – а ты по-прежнему выглядишь очаровательным ребенком. Только еще более красивым.
Мэдлин стало тоскливо. Она попыталась отвернуться, но Доминик сжал ее руки.
– Подожди, – выдохнул он. – Ведь ты не собираешься снова исчезнуть? Скажи, Мэдлин. – Он наклонился к ней, она увидела совсем близко его лицо. Доминик с горечью смотрел на нее. – Ты хотела наказать меня? Или тебе было просто наплевать на меня?
– Ты опоздал с выяснением причин ровно на четыре года.
Мэдлин откинула голову и пристально посмотрела на него. Их взгляды встретились.
Казалось, он охотно встряхнул бы ее, его пальцы сжали ее локти, но вдруг он передумал.
– Ты права, – согласился он. – Четыре года – слишком большой срок, чтобы дождаться ответа, который на самом деле меня и не интересует. Но вот что мне действительно интересно, Мэдлин, – голос стал резким, – каким образом пребывание в Бостоне и эти проклятые четыре года превратили своенравного ребенка, которого, как мне казалось, я любил, в женщину?
Этого нужно было ожидать, подумала Мэдлин мгновением позже. Все можно было прочесть в его глазах, вспыхнувших холодным блеском, понять по сжавшимся губам. Но Мэдлин была слишком взволнованна и не поняла намерений Доминика. Когда его горячее дыхание опалило ее холодные губы, ошеломленная Мэдлин не могла сдвинуться с места. Доминик крепко прижал ее к себе, даже через дубленку она чувствовала тепло его тела. Он нетерпеливо прижался губами к ее губам, раздвинул их, и Мэдлин сразу вспомнила его прежние поцелуи.
Его прикосновение разбудило ее. Внутри все задрожало от возбуждения. Но Мэдлин, отчаянно сопротивляясь, пыталась вырваться. Она чувствовала, как его нетерпеливая страсть вызывает в ней ответное желание, и не хотела ни того, ни другого.
Ни за что, с отчаянием твердила Мэдлин про себя. Никогда.
– Ты только полдня дома, – тихо сказал Доминик, поднимая голову, – а я уже не могу… – Он смотрел на нее странным взглядом, в котором смешались ярость и мука.
Он не договорил, снова прижался губами к ее губам, погрузил пальцы в шелковистые волосы, откинул ее голову и склонился над ней. Другой рукой он обнимал ее за талию, крепко прижимая к себе. Беспомощный стон вырвался у него, и Мэдлин ответила ему таким же стоном.
Он продолжал целовать ее, Мэдлин пыталась сопротивляться, в их жестокой борьбе было мало любви. Но Мэдлин чувствовала, что ее сопротивление ослабевает, что вся она, затрепетав, отвечает на его ласку. И вот они уже целуются, сжимая друг друга в объятиях и забывшись в смятении чувств. Четыре года назад они тоже переживали смятение чувств – самое волнующее в их отношениях. Если Доминик этого хотел. Но он редко этого хотел.
Воспоминание грубо вернуло Мэдлин к действительности. Она оторвалась от его губ и с горечью подумала, что снова поддалась его страсти – страсти, которая может внезапно вспыхнуть и так же внезапно погаснуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15