Это было лучшее, что случалось со мной. И ему суждено закончиться именно на этой ноте. Потому что не могу, не могу, не могу я сказать Ему, который, наверное, считает, что и в обыденной жизни я представляю собой нечто значительное, кто я есть на самом деле. Плебейка. Замарашка. Дочь карманного вора и идейной коммунистки. Старая дева, у которой за тридцать два года был только один любовник и до встречи с Ним совсем, совсем не было любви…
Я не могу и не хочу увидеть Его в убогой обстановке своей квартиры, уловить тень глубокого разочарования в любимых глазах, я умираю от мысли, что он станет смотреть на меня как на неудачницу… Я сама придумала эту сказку, и эта сказка закончится по воле автора — на самом романтическом месте, под шепот нашей первой и последней ночи, под бесконечный, струящийся из сада запах магнолий, под Его сонное дыхание. В этот час сказка про Золушку исчерпалась. Все, что будет дальше — не имеющая к ней никакого отношения проза…»
— Ты уже проснулась? — спросил Андрей немного хриплым со сна голосом. — Где ты?
В душе, — отозвалась Кира. Она и в самом деле подставляла лицо бьющим струям, стараясь вернуть если не твердость духа, то хотя бы бодрость телу.
Разговаривая, они сильно повышали голос, чтобы слышать друг друга.
— К черту душ! Иди ко мне! Ну пожалуйста… — позвал он жалобно.
— У нас мало времени, дорогой мой. Сегодня тебе улетать. У тебя заказан билет до Лилля — забыл?
— А, черт! Я его сдам. Только дурак уехал бы от тебя… Ну, иди же!
— Нет, нет. Я тоже уезжаю сегодня… только в другую сторону. В Москву. Тебе тоже пора одеваться, дорогой. Мы позавтракаем на террасе, и я провожу тебя в аэропорт.
— Какое идиотство — найти друг друга и разъехаться в разные стороны! — проворчал он, — Но мы хотя бы скоро увидимся?
— Да, конечно, — помедлив, сказала Кира. — Я дам тебе мой телефон. Как будешь в Москве — позвони.
— Это уж непременно. У меня пара деловых встреч в Лилле и Дижоне, а потом я вырвусь к тебе. Жди меня через неделю!
Обязательно… — До отказа открутив кран, Кира заполнила все пространство ванной звуками льющейся воды. Невыносимо слышать этот родной голос, обещавший скорую встречу — встречу, которая невозможна, немыслима! Так она решила…
— Сейчас встану, — пообещал сам себе Андрей, в последний раз с хрустом потянувшись в кровати.
Они вместе поехали в аэропорт. Андрей улетал на четыре часа раньше Киры. В накопитель он прошел последним — они долго стояли, обнявшись, пока работница аэропорта с профессиональной приветливостью на тонком лице не начала намекающе покашливать и смотреть на них с особенным выражением, высоко приподнимая выщипанные бровки.
— Пока. Пока. Жди! Я позвоню, как только долечу — сказал он, заворачивая за ухо Киры светлый завиток.
— Да, — плакала она. «Позвоню…» Когда там, в гостинице, он протянул ей записную книжку, чтобы она записала свой телефонный номер, то вместо номера Кира написала одно только слово: «Прощай!». И была несколько задета равнодушным видом, с каким он взял блокнот у нее из рук, даже не сделав попытки заглянуть внутрь.
Этим своим «Я позвоню» он, сам того не подозревая, затаптывал последние тлеющие в Кириной душе искорки надежды…
— Жди меня.
— Да.
— Думай обо мне.
— Да, да.
— Мы встретимся очень скоро.
— Да!
Он улетел…
МОСКВА
Поздно вечером Кира возвращалась в родной город. В это время суток хмурая и окутанная серым сумраком Москва показалась ей бездушным каменным мешком.
«Что мне здесь делать без тебя?!» — думала она, трясясь в набитой маршрутке. «Как мне жить без тебя?» — стучало у нее в голове, когда она спускалась по кишащему людьми эскалатору метро. «Как я люблю тебя!» — рвалось ее сердце, пока она подходила к своему дому…
Неощутимо, крадучись, к Кире подступало отчаяние. Завидев пустые, безнадежно темные окна своей квартиры, она остановилась, будто ее толкнули в грудь. Встала посреди двора. Посмотрела. И, чувствуя, что не в силах сейчас подняться к себе, побрела, волоча за собой чемодан, к соседнему подъезду, к светящимся окнам соседки Веры.
— Ки-ирка! А ты чо так поздно-то?! А ты откуда идешь-то? А почему с вещами? — захлопала заспанными глазами пожилая соседка. От Веры сильно несло сивухой и густым, неприятным запахом жирного горохового супа. В глубине обшарпанной квартиры с потрескавшимся полом и неровно ободранными обоями слышались пьяные голоса — у Веры, как всегда, были гости. Кто-то требовал к себе внимания, кто-то стучал по столу кулаком, кто-то пытался исполнить на дребезжащей гитаре «Во саду ли, в огороде» — веселье, на которые была так щедра Кирина соседка, было в самом разгаре.
— Случилось, что ль, чего, Кирюх?
— Случилось, — прислонившись к дверному косяку, устало сказала Кира. И вдруг добавила, сама того не ожидая: — Выпить хочу.
А заходи, — решила Вера. — Давно пора горе веревочкой завивать! Я, Кирка, давно на тебя поглядываю: ух, думаю до чего ж тяжело девке живется, одной, да ищо и не пьющей…
— Верка! — пьяно позвали из комнаты. — Кто там? Новый человек есть?
— Есть! Да не про твою честь! — сердито отозвалась Вера. И подтолкнула Киру в сторону кухни. — Иди-иди, Кирюха. Щас я тебе туда стакашек принесу, ну их, козлов старых, не компания они нам… Иди-иди, я скоренько, разгоню только алкашей проклятых…
Сидя в кухне возле старой раковины с отколовшейся эмалью, куда с мерным стуком капала вода из-под крана, Кира слышала, как ловко Вера расправляется с «проклятыми алкашами». Гости пьяно удивлялись, ругались, долго топтались в прихожей, разыскивая свои шлепанцы и ботинки, упрекали Веру в том, что она перестала быть «своим в доску бабцом». И все-таки через десять минут в квартире не осталось никого, кроме самой Киры и хозяйки, которая вынесла в кухню заткнутую газетой бутыль, на четверть заполненную мутной жидкостью.
— Давай, — обтерев стакан полой засаленного халата, Вера до краев наполнила его самогоном и вложила в Кирину руку. — Залпом! От сразу полегшает, сразу! Я знаю…
Послушавшись совета, девушка опрокинула в себя добрых полстакана и согнулась пополам, зайдясь в раздирающем кашле. «Вот сейчас-то я и умру», — промелькнуло у нее в голове прежде, чем брызнули слезы.
— От так, от так, — приговаривала Вера и хлопала Киру по спине. — Щас полегчает.
Как оказалось, Вера знала, что говорила: внутри у Киры все горело, но от души как-то сразу отлегло. Она посмотрела на соседку. Верино дряблое лицо начинало расплываться, стены и потолок кухоньки сначала надвинулись на Киру, как будто стремясь задавить ее, а затем расступились широко широко, на сто километров.
И тут внутри у Киры что-то лопнуло.
— Вера-а-а!!! — завыла она совершенно по-бабьи, сползая с табурета на пол и обхватывая обеими руками полные ноги соседки в сползших нитяных чулках. — Вера-а-а!!! Что же я наделала, Вера-а-а!!!
— Чо такое, чо такое, Кирюха?! — испуганно затараторила соседка.
— Ох, какая же я дура, Вера-а-а!!!
— Чо такое?!
— Скажи, что мне делать, скажи, скажи, скажи!!!
На это вопрос у Веры ответ был готов:
— А ты знаешь чо, ты еще выпей-ка, на-ка, Кирюха…
Но девушка мотала головой, не отпуская Верины ноги и рыдала, рыдала навзрыд.
— Нету жизни, нет жизни, совсем незачем жить, Вера-а-а…
Через два часа, проревевшись всласть и успокоив соседку (привыкшая к пьяным слезам, даже она испугалась Кириной истерики) девушка поднималась по лестнице на свой пятый этаж. Темень в подъезде стояла египетская. Наверное, хулиган и бездельник Володька с третьего этажа снова повыбивал дурацкой рогаткой все лампочки.
Пошарив в сумочке, Кира вынула фонарик, специально купленный из-за проделок шалопая Володьки.
Дойдя до площадки между четвертым и пятым этажом, она остановилась: дверь ее квартиры была приоткрыта!
Она прекрасно помнила, как три дня назад, уезжая в аэропорт, закрыла ее на три оборота!
«Воры, — мелькнула безнадежная мысль. — У меня побывали воры».
Красть в ее квартире было совершенно нечего, но сама мысль о том, что чужие руки шарили по полкам комода и платяного шкафа, перебирали ее гардероб, дотрагивались до интимных вещей туалета, — эта мысль была омерзительна до жути, до дрожи!
«Спокойно. Спокойно. Все самое страшное уже случилось. Все равно рано или поздно придется войти туда. И лучше это сделать прямо сейчас, не ночевать же на улице», — уговаривала себя Кира. И медленно, ступенька за ступенькой, поднималась к своей квартире.
Дотронулась до двери кончиками пальцев — та открылась скрипуче и нехотя, как будто зевнуло большое ленивое животное.
Осторожно ступила внутрь. Стала водить рукой по стене, нашаривая выключатель.
— Ты заплатишь мне за то, что заставила ждать так долго! — услышала Кира такой знакомый, смеющийся голос. — Я заставлю тебя расплачиваться всю ночь напролет!
«Спокойно! Это не может быть он! Это… это… это пьяные галлюцинации!»
Но еще до того, как она успела додумать эту нелепую мысль, в квартире вспыхнул свет — и Андрей, смеясь, шагнул к ней прямо по ковру из розовых лепестков — ими был усыпан весь пол, и маслянистый аромат цветов кружил голову. Вспыхнул не только общий свет — загорелись и заиграли разноцветными точками лампочки иллюминации, выбрасывали снопы искр бенгальские огни — все это засверкало и заполыхало как-то вдруг, как не бывает даже в сказке!
— Ты не ждала меня, но я пришел. Ты рада? — спросил он, проводя тыльной стороной ладони по Кириной щеке. И наклонился, ища ее губы.
И снова. Как тогда, совсем недавно — или это было сто лет назад? — подхватил ее на руки, прижал к себе, понес в комнату, усадил в кресло.
— Как ты меня нашел? — Она не могла заставить себя перестать на него смотреть. «Если это сон, то, проснувшись, я сразу умру».
— Это было самым легким делом, дорогая! Труднее всего было тебя дождаться.
Он что-то делал, что-то вертел в руках — бутылка шампанского — только сейчас Кира увидела, что в центре комнаты стоит накрытый незнакомой скатертью стол. Серебряное ведерко, ваза с фруктами, огромная коробка конфет… И цветы! Целый сад пышных, слепяще-ярких и дурманяще-ароматных цветов!
— Это сказка…
— Да, дорогая! — Пробка стрельнула в потолок, и пенная струя с шипением ринулась в бокалы. — Только на этот раз сказку буду придумывать я. К той, которую ты сочинила в твоем дневнике, был по милости глупого автора приделан уж очень грустный и неправдоподобный финал.
— Откуда ты… Ты прочитал мой дневник?!
Он кивнул, виновато потупившись, но исподлобья посматривая на нее с лукавством.
— Да, пока ты была в душе. Благодарение Богу, что ты позабыла спрятать тетрадку в ящик. Я случайно наткнулся на нее, пролистнул… И увлекся. И понял, что чуть не потерял тебя навсегда. И еще — я чуть не запрыгал от радости, когда увидел, что на первой странице указан домашний адрес и телефон студентки Киры Измайловой. Ведь ты писала в тетради, которая когда-то была конспектом! Я решил тогда, что сделаю тебе сюрприз. Тебе и… и себе — ведь мне так не хотелось, чтобы ты ушла от меня навсегда! Давай выпьем за то, чтобы никто из нас не пытался сбежать от другого — больше никогда!
Он чокнулся с Кирой, пригубил, а затем, торопливо поставив бокал на стол, опустился возле нее, взял ее руки в свои и прижался к ним лицом.
— Не оставляй меня, любимая, — сказал он моляще, не отпуская Кириных ладоней. — Ты так нужна мне…
— Никогда! Прости меня, я была такая… дура! Настоящая идиотка! И я так жалела потом обо всем, если бы ты знал! Но… я не верю, что это все еще не сон…
— Давай убедимся в этом вместе, — предложил он. — Давай начнем все заново. Ты сейчас наденешь свое платье — то самое, роскошное, ослепительное платье…
— Платье! — плача и смеясь, воскликнула Кира. — Ну конечно, платье! С него-то вся и началось! Тебе нравится это платье, любимый?
— Оно бесподобно, — согласился Андрей, вновь подхватывая Киру на руки и устремляясь вместе с ней к дверям спальни. — Но знаешь, дорогая, откровенно говоря, еще больше мне нравится, когда я его с тебя снимаю…
…Как они провели остаток ночи — это никого не касается.
А жили они долго и счастливо.

1 2 3 4 5 6 7 8 9