Думает, такое поведение сойдет ей с рук? Намерена беспрерывно унижать его, в то же время получая выгоду от их брака? Несколько минут спустя, когда Лорелея присоединилась к нему, он уже кипел от ярости.
Едва лимузин тронулся с места, Курт опустил панель, отделяющую пассажиров от шофера. Лорелея снова потянулась к ребенку.
– Дай его мне.
– Вилли устал. Не буди его.
– Сколько раз тебе повторять, что его зовут Уильям? У меня на коленях ему будет удобнее.
Курт почувствовал, как сжимается в груди тугой горячий ком гнева.
– Лорелея, поищи другой предлог для ссоры. Я не позволю тебе использовать ребенка.
– Использовать ребенка? На случай, если ты забыл, – это мой сын!
Эти слова она проговорила быстро и горячо, словно защищая свои права. Что ж, прав у нее в самом деле больше, чем у него. Она мать Уильяма, а он – отчим, познакомившийся с малышом всего пару дней назад. И все же Курт чувствовал решимость защищать мальчика. И не позволить Лорелее испортить их отношения.
Всю дорогу она молчала, глядя в окно на ярко освещенные улицы вечерней Вены. Только когда автомобиль подъехал к Площади Героев, она заговорила:
– Думаю, у тебя есть комната для гостей. Распорядись, чтобы шофер перенес мои вещи туда.
– Так принято в Англии? Муж и жена живут в разных комнатах?
– Мы не в Англии, и я тебе не жена. Точнее, жена только на бумаге.
– Хорошо, – жестко ответил Курт. – Будем жить в разных комнатах и спать в разных постелях. Я не собираюсь навязывать тебе свое общество.
Автомобиль свернул за угол. В свете фар встречной машины Курт увидел, как порозовело лицо жены.
– Что ж, запомним твое обещание, – проговорила она высокомерно, словно воспитательница, обучающая хорошим манерам уличного мальчишку.
Безумная ярость охватила Курта. Не будь здесь Вилли, он бы набросился на нее и овладел ею прямо здесь, в машине!
Нет! Черт побери, нет! Он не поддастся на провокацию. Не позволит ей так себя унизить. Курт с силой сжал ее руку. Лорелея тихо ахнула. Мысль о том, что он причинил ей боль, принесла ему мрачное удовлетворение.
– Ты сама придешь ко мне, Лорелея. Сама будешь умолять, чтобы я занялся с тобой любовью. Слышишь? Если я…
Лорелея презрительно фыркнула. В этот момент машина остановилась, а Курт решил больше ничего не говорить. Когда шофер распахнул перед ним дверь, он молча вышел из салона.
Так началась его новая жизнь. И уже через месяц Курт понял: брак по расчету обернулся катастрофой.
Да, надо смотреть правде в глаза. Ему казалось, что союз, основанный на логике, будет прочнее множества браков, заключенных благодаря обману и самообману. О, как он ошибся!
Быть может, страшно подозревать, что жена вышла за тебя замуж не по любви, но точно знать об этом – гораздо страшнее. Если бы новобрачная клялась ему в любви, быть может, со временем он смог бы даже убедить себя в ее искренности. А когда она клянется в обратном!..
Теперь Курт нередко – вот так же, как и сегодня, – сидя у себя в офисе, вместо того чтобы работать, надолго задумывался, пялясь в окно.
Скажи ему кто-нибудь еще месяц назад, что он будет мечтать о приветственном поцелуе, понимающем взгляде, улыбке, предназначенной только для него, – Курт рассмеялся бы ему в лицо. Однако, как ни больно это признавать, оказалось, что он смертельно тоскует по знакам любви и внимания – пусть даже фальшивым.
Курт вздохнул, положил на стол скрещенные руки и опустил на них голову.
Почти всю жизнь он прожил один, но лишь теперь, когда рядом появилась женщина, почувствовал свое одиночество. Сколько раз, подходя к дверям, он слышал ее звонкий смех – смех, смолкавший, стоило ему повернуть ключ в замке! Сколько раз ловил на себе ее недоверчиво-опасливый взгляд! Сколько раз она поспешно отстранялась От его случайных прикосновений!
Неужели она его боится? Но почему? Он же не чудовище. Он не заставляет ее с собой общаться, не возражает, когда после ужина, уложив Вилли, она запирается у себя в комнате. Несмотря на все свои угрозы, он не принуждает ее к сексу. Почему же она так на него смотрит? Почему затаивает дыхание, стоит ему подойти слишком близко?
Черт побери, эта женщина сведет его с ума!
Может быть, это хитрая игра? И она прекрасно понимает, что с ним делает? Может быть, она и вправду желала его, лишь когда он был незнакомцем, а узнав, кто он такой, возненавидела?
Теперь, став ее мужем, он оказался ей не нужен. Именно потому, что теперь он – ее муж.
Курт выпрямился в кресле. В одном его жена права: этот брак навязан ей силой. В спорах с ней он мог этого не признавать – но зачем лгать себе? Однако будь он проклят, если теперь позволит ей одержать верх! Если она надеется, что, устав от фарса, которым обернулась его «семейная жизнь», он даст ей свободу, – не дождется!
Этого не будет.
Взяв ручку, он бросил угрюмый взгляд на пухлую стопку писем, ждущих подписи.
– Надеюсь, с этой работой вы до вечера справитесь, – язвительно заметила Катлина, его секретарша, отдавая ему эти письма. – И прежде чем вы рявкнете, чтобы я занималась своими делами, позвольте напомнить, герр Рудольштадт: следить за вашей перепиской – как раз мое дело.
Даже для Катлины такая прямота была нехарактерна. Курт поднял брови, но промолчал: он понимал, что заслужил упрек. Уже два дня он не брался за письма, а стопка становилась все толще и толще.
Интересно, что подумает Катлина, если узнает, что он женился? Пока об этом не знал никто, кроме домашней прислуги. Как прикажете объявлять знакомым о своей женитьбе, если жены у тебя, в сущности, нет?
Однако Катлина, безусловно, понимала – с боссом творится что-то неладное. Пару дней назад спросила, хорошо ли он себя чувствует. Разумеется, он ответил: прекрасно. Но подозревал, что она не поверила.
Курт и сам чувствовал, что стремительно теряет форму. Еще несколько недель назад он был в курсе всего, что происходит в офисе. Твердой рукой держал бразды правления своей бизнес-империей. Но в последний месяц все изменилось. Какое уж тут правление, какая империя! Все его мысли были заняты только несчастным браком.
Нахмурившись, Курт взял первое письмо из стопки, начал было читать, но уже после нескольких строк бросил его на стол и устало провел рукой по лицу. Нет, с этим пора кончать! – подумал он, имея в виду, конечно, не письма.
Ночами он плохо спит, днем не может сосредоточиться на работе. Хуже того – он начал колебаться, принимая решения. Такого с ним никогда еще не было. До сих пор Курт Рудольштадт прекрасно знал, что и зачем делает.
– Рудольштадт твердой рукой управляет своими многочисленными предприятиями, – рассказывал о нем репортер в недавней телепередаче. – Перед принятием решения он тщательно изучает проблему, а затем действует, не откладывая и не сомневаясь. Если же Рудольштадт изменяет свое решение – можете держать пари, это означает, что сама ситуация кардинально изменилась.
Вот как? Что же изменилось так «кардинально», что ему пришлось поменять свое решение о браке? Он ведь не собирался жениться – не только на Лорелее, вообще ни на ком!
Да, он подумывал о создании семьи – только не сейчас, а где-нибудь в отдаленном будущем. И, конечно, совсем не Лорелею видел своей женой! Надо быть идиотом, чтобы жениться на полной своей противоположности, на женщине, которая тебя ненавидит и презирает… На женщине, у которой ребенок от другого мужчины.
И это еще одна проблема. С каждым днем Курт все сильнее привязывался к мальчику. И неудивительно – парень просто сокровище! Однако мысль об отце Вилли не давала Курту покоя. Лорелея не желала ничего рассказывать, как ни убеждал он, что не осуждает ее за «прошлые грехи». В конце концов, сейчас не Средние века, да и пугливые девственницы никогда его не привлекали.
Так почему же ему тяжело думать о том, что жена родила сына от какого-то незнакомца? Почему, глядя на мальчика, он то и дело ловит себя на мысли, что этот чудный парнишка мог бы быть его сыном?
Да, мальчик – единственное, что есть хорошего в его нынешнем положении.
Курт подошел к стенному холодильнику, достал оттуда бутылку минеральной воды, налил себе стакан.
Вилли – чудесный паренек. Живой, открытый, с отличным чувством юмора и неиссякающим потоком вопросов обо всем на свете… в том числе и о семейной жизни матери и отчима.
– Я думал, муж и жена спят в одной комнате, – заметил он пару дней назад, когда вместе с Куртом ходил за мороженым.
– Не всегда, – коротко ответил Курт. Мальчик прав. Мужу и жене положено спать вместе. Но он не унизит свою гордость, заговорив об этом с Лорелеей. Не станет требовать от нее того, чего она не готова дать по доброй воле. Нет, и думать об этом не стоит.
Курт крепче сжал стакан.
Верно, он этого не сделает. Вместо этого запустит дела, будет рычать на Катлину, гонять на бешеной скорости на своей машине – как раз сегодня утром его оштрафовали за превышение скорости, чего с ним раньше никогда не случалось…
Да, он выполнит все свои обещания. Как обещал, отдаст жене «Дамское изящество» как раз сейчас его поверенные переводят компанию на ее имя.
Улыбнется ли она, когда он протянет ей документы? Обрадуется ли, услышав, какую сумму вложил он в возрождение «Дамского изящества»?
Курт поднял стакан к губам и одним глотком втянул в себя ледяную воду. Но она не охладила его гнев.
Он знал ответ на все свои вопросы.
Лорелея не поднимет на него глаз, не улыбнется, не поблагодарит. От него она не примет никаких подарков.
Черт побери, пора взглянуть правде в глаза! Он женился на женщине, которая не желает быть его женой, – и будь он проклят, если позволит этому продолжаться!
Курт с грохотом поставил стакан на столик и распахнул дверь.
Катлина при его резком появлении удивленно подняла глаза.
– Все письма, что у меня на столе, подпишите и отправьте сами! – рявкнул он и бросился прочь из офиса.
Секретарша проводила его изумленным взглядом – таким она своего босса еще никогда не видела. Но Курту было плевать. Плевать на все, кроме надменной гордячки, которой он наконец-то объяснит, что она, черт побери, его жена и должна вести себя, как подобает жене! Любому терпению есть предел, в этот день Курт достиг своего предела.
В это самое время, сидя в шезлонге на просторном балконе, Лорелея потягивала капуччино со льдом и старательно делала вид, что наслаждается солнечным днем. Внизу, в ухоженном дворике, словно сошедшем со старинной гравюры, ее сын играл со своим новым другом Гельмутом. На подоконнике соседнего дома щурился на солнце огромный рыжий кот.
Все вокруг было мирно и ясно – только в сердце у Лорелеи царила беспросветная тьма.
Месяц прошел с того дня, когда Курт навязал ей брак и увез ее на родину. И каждое утро, открывая глаза, она содрогалась от ужаса при мысли, что сегодня, в очередной раз взглянув на Уильяма, Курт может обо всем догадаться.
Прежняя жизнь в Англии, полная сложностей, секретов и тревог, казалась Лорелее раем по сравнению с нынешней.
В Англии она пыталась удержать на плаву разоряющееся предприятие и втайне от всех растила ребенка.
В Австрии – проводит дни в томительном безделье и постоянном страхе, бок о бок с отцом своего сына, так и не знающим о своем отцовстве.
Лорелея поставила чашку и потерла висок, в котором зарождалась тупая боль.
Случись ей увидеть такую историю в каком-нибудь фильме, она посмеялась бы над ее неправдоподобием. Однако это не фильм. Это жизнь. Ее жизнь…
Если бы у нее было дело! Она хотя бы тогда могла заполнить им бесконечные дневные часы… Но Курт лишил ее и этой радости.
Теперь она понимала: он лгал, когда обещал отдать ей «Дамское изящество». Выполняя обещание, данное графине, Курт не стал закрывать компанию – и все. Он не передал управление Лорелее, не искал способов поправить финансовое положение фирмы, вообще о ней не заговаривал – кроме одного случая, когда упомянул вскользь, что проводит в «Дамском изяществе» инвентаризацию.
Лорелея вздохнула и приложила руку к виску. Так и есть – началось. Головная боль являлась каждый день, как по часам. Стресс, постоянное напряжение…
Зачет Курт заговорил об инвентаризации? Закидывал наживку? Ожидал, что она спросит: «А что дальше? Ты выполнишь свое обещание? Отдашь фирму мне?»
Что ж, тогда он должен был разочароваться. Она не станет перед ним унижаться. Никогда ни о чем не попросит, никогда не напомнит ему о его обязательствах. Не даст ему насладиться своей слабостью. Господи, как же она ненавидит своего мужа!
– Мама! Эй, мам!
Лорелея выпрямилась и бросила взгляд вниз. Уильям улыбался и махал ей рукой.
– Да, милый, – откликнулась она, выдавив из себя улыбку. – Что скажешь?
– Можно мне сходить с Гельмутом и его мамой за мороженым?
– Das Eis, – подсказал Гельмут.
Дружба шла на пользу обоим мальчикам: Уильям учил своего приятеля говорить по-английски, а тот «отплачивал» ему уроками немецкого.
Лорелею это раздражало – как раздражало все, показывающее, что Уильям прижился в Вене и начинает считать этот город своим домом. Ее мальчик – не австриец, а англичанин. Не Вилли, как теперь начала называть его даже графиня, а Уильям. Не Курта – ее сын.
– Мам! Так можно?
– Можно, сынок, – вяло откликнулась Лорелея, переводя взгляд на Анну, мать Гельмута. Должно быть, эта женщина считает ее ужасной матерью.
– Мам, а ты с нами не пойдешь? Пойдем, мам!
Личико Уильяма светилось надеждой, но Лорелея покачала головой. Одна мысль о том, чтобы пройти два квартала бок о бок с любезной соседкой, беззаботно болтая и притворяясь, что у нее все в порядке, приводила ее в ужас.
– Милый, у меня что-то разболелась голова. Я лучше останусь дома.
– Очень уж жарко сегодня, – вежливо заметила Анна. – У себя в Англии вы, должно быть, не привыкли к такой жаре.
– А мама выросла в Австрии. Правда, мама? – тут же встрял Уильям.
Час от часу не легче, подумала Лорелея и предупредила вопрос соседки своим вопросом:
– Вы разрешите Гельмуту сегодня с нами поужинать?
Гельмут запрыгал от восторга.
– Конечно. – Его мать улыбнулась.
– Отлично. Пока, Гельмут, скоро увидимся. Соседка помахала рукой и, взяв малышей за руки, повела их прочь. Лорелея провожала сына глазами, пока он не скрылся из виду, затем обессиленно откинулась в кресло.
По правде сказать, ей хотелось бы пройтись за мороженым вместе с соседкой. Пожалуй, не отказалась бы она и подружиться с этой милой женщиной.
Уильям и Гельмут познакомились в первый же день по приезде, и Анна не жалела сил, чтобы маленький англичанин и его мать почувствовали себя в чужом месте, как дома.
Лорелея вздохнула.
Увы, она была с Анной не слишком приветлива, Вежлива – но не более того. «Спасибо, – отвечала она всякий раз, когда женщина приглашала ее на чашечку кофе, – но…»
Скоро Анна перестала ее приглашать. Сказала, что все понимает.
– У новобрачной в собственном доме дел немало, верно?
И улыбнулась лукавой, заговорщицкой улыбкой. Лорелея ответила тем же, невольно подумав, что скажет эта женщина, если узнает правду. Правду о том, что в особняке Рудольштадта «новобрачных» нет, что они с мужем ненавидят друг друга и соблюдают внешние приличия только ради ребенка. Что, в сущности, этот дом – ей вовсе не дом.
Курт злится. Она все глубже погружается в депрессию. Оба глубоко несчастны. Интересно, на что еще он надеялся, когда заключал с ней эту позорную сделку? На любовь? Нет. Любовь в условия договора не входила. На уважение? Об этом тоже речи не шло.
Лорелея догадывалась, чего он ждал. Что страсть, тлеющая между ними, возродится, бросит их в объятия друг к другу и сделает приемлемым безлюбовный брак. Однако она объявила, что не станет делить с ним постель, и, кажется, он с этим смирился.
Как такое может быть? Нет, она не возражает – даже наоборот! – но… неужели его совсем не беспокоит, что его жена – в сущности, и не жена ему вовсе?
Лорелея поднялась на ноги и вошла в гостиную. Здесь было темно и прохладно. На секунду она остановилась на пороге, прикрыв глаза, наслаждаясь сумраком, прохладой и тишиной.
Курт пытался навязать ей свои правила, но она с самого начала ясно дала ему понять, что не поддастся ни на какие уловки.
В первое же утро он попросил ее завтракать с ним вместе – чтобы не вызывать подозрений у экономки.
– Внешние приличия меня не волнуют, – ответила Лорелея полушепотом, ибо в столовую вот-вот должен был войти Уильям.
Лицо Курта потемнело.
– Черт побери, а что тебя вообще волнует, кроме твоей драгоценной гордости? Подумай о мальчике, Лорелея. Разве для него не лучше будет верить, что мы счастливы вместе?
С такой логикой спорить было нелегко – она и не пыталась. Были и другие способы показать Курту, как она относится к нему и к навязанному ей «соглашению». Например, вести себя в доме не как хозяйка, а как вежливая гостья.
В то же утро к ней подошла Фрида, экономка Курта.
– На этой неделе я собираюсь заменить полотенца в ванной, – вежливо заговорила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Едва лимузин тронулся с места, Курт опустил панель, отделяющую пассажиров от шофера. Лорелея снова потянулась к ребенку.
– Дай его мне.
– Вилли устал. Не буди его.
– Сколько раз тебе повторять, что его зовут Уильям? У меня на коленях ему будет удобнее.
Курт почувствовал, как сжимается в груди тугой горячий ком гнева.
– Лорелея, поищи другой предлог для ссоры. Я не позволю тебе использовать ребенка.
– Использовать ребенка? На случай, если ты забыл, – это мой сын!
Эти слова она проговорила быстро и горячо, словно защищая свои права. Что ж, прав у нее в самом деле больше, чем у него. Она мать Уильяма, а он – отчим, познакомившийся с малышом всего пару дней назад. И все же Курт чувствовал решимость защищать мальчика. И не позволить Лорелее испортить их отношения.
Всю дорогу она молчала, глядя в окно на ярко освещенные улицы вечерней Вены. Только когда автомобиль подъехал к Площади Героев, она заговорила:
– Думаю, у тебя есть комната для гостей. Распорядись, чтобы шофер перенес мои вещи туда.
– Так принято в Англии? Муж и жена живут в разных комнатах?
– Мы не в Англии, и я тебе не жена. Точнее, жена только на бумаге.
– Хорошо, – жестко ответил Курт. – Будем жить в разных комнатах и спать в разных постелях. Я не собираюсь навязывать тебе свое общество.
Автомобиль свернул за угол. В свете фар встречной машины Курт увидел, как порозовело лицо жены.
– Что ж, запомним твое обещание, – проговорила она высокомерно, словно воспитательница, обучающая хорошим манерам уличного мальчишку.
Безумная ярость охватила Курта. Не будь здесь Вилли, он бы набросился на нее и овладел ею прямо здесь, в машине!
Нет! Черт побери, нет! Он не поддастся на провокацию. Не позволит ей так себя унизить. Курт с силой сжал ее руку. Лорелея тихо ахнула. Мысль о том, что он причинил ей боль, принесла ему мрачное удовлетворение.
– Ты сама придешь ко мне, Лорелея. Сама будешь умолять, чтобы я занялся с тобой любовью. Слышишь? Если я…
Лорелея презрительно фыркнула. В этот момент машина остановилась, а Курт решил больше ничего не говорить. Когда шофер распахнул перед ним дверь, он молча вышел из салона.
Так началась его новая жизнь. И уже через месяц Курт понял: брак по расчету обернулся катастрофой.
Да, надо смотреть правде в глаза. Ему казалось, что союз, основанный на логике, будет прочнее множества браков, заключенных благодаря обману и самообману. О, как он ошибся!
Быть может, страшно подозревать, что жена вышла за тебя замуж не по любви, но точно знать об этом – гораздо страшнее. Если бы новобрачная клялась ему в любви, быть может, со временем он смог бы даже убедить себя в ее искренности. А когда она клянется в обратном!..
Теперь Курт нередко – вот так же, как и сегодня, – сидя у себя в офисе, вместо того чтобы работать, надолго задумывался, пялясь в окно.
Скажи ему кто-нибудь еще месяц назад, что он будет мечтать о приветственном поцелуе, понимающем взгляде, улыбке, предназначенной только для него, – Курт рассмеялся бы ему в лицо. Однако, как ни больно это признавать, оказалось, что он смертельно тоскует по знакам любви и внимания – пусть даже фальшивым.
Курт вздохнул, положил на стол скрещенные руки и опустил на них голову.
Почти всю жизнь он прожил один, но лишь теперь, когда рядом появилась женщина, почувствовал свое одиночество. Сколько раз, подходя к дверям, он слышал ее звонкий смех – смех, смолкавший, стоило ему повернуть ключ в замке! Сколько раз ловил на себе ее недоверчиво-опасливый взгляд! Сколько раз она поспешно отстранялась От его случайных прикосновений!
Неужели она его боится? Но почему? Он же не чудовище. Он не заставляет ее с собой общаться, не возражает, когда после ужина, уложив Вилли, она запирается у себя в комнате. Несмотря на все свои угрозы, он не принуждает ее к сексу. Почему же она так на него смотрит? Почему затаивает дыхание, стоит ему подойти слишком близко?
Черт побери, эта женщина сведет его с ума!
Может быть, это хитрая игра? И она прекрасно понимает, что с ним делает? Может быть, она и вправду желала его, лишь когда он был незнакомцем, а узнав, кто он такой, возненавидела?
Теперь, став ее мужем, он оказался ей не нужен. Именно потому, что теперь он – ее муж.
Курт выпрямился в кресле. В одном его жена права: этот брак навязан ей силой. В спорах с ней он мог этого не признавать – но зачем лгать себе? Однако будь он проклят, если теперь позволит ей одержать верх! Если она надеется, что, устав от фарса, которым обернулась его «семейная жизнь», он даст ей свободу, – не дождется!
Этого не будет.
Взяв ручку, он бросил угрюмый взгляд на пухлую стопку писем, ждущих подписи.
– Надеюсь, с этой работой вы до вечера справитесь, – язвительно заметила Катлина, его секретарша, отдавая ему эти письма. – И прежде чем вы рявкнете, чтобы я занималась своими делами, позвольте напомнить, герр Рудольштадт: следить за вашей перепиской – как раз мое дело.
Даже для Катлины такая прямота была нехарактерна. Курт поднял брови, но промолчал: он понимал, что заслужил упрек. Уже два дня он не брался за письма, а стопка становилась все толще и толще.
Интересно, что подумает Катлина, если узнает, что он женился? Пока об этом не знал никто, кроме домашней прислуги. Как прикажете объявлять знакомым о своей женитьбе, если жены у тебя, в сущности, нет?
Однако Катлина, безусловно, понимала – с боссом творится что-то неладное. Пару дней назад спросила, хорошо ли он себя чувствует. Разумеется, он ответил: прекрасно. Но подозревал, что она не поверила.
Курт и сам чувствовал, что стремительно теряет форму. Еще несколько недель назад он был в курсе всего, что происходит в офисе. Твердой рукой держал бразды правления своей бизнес-империей. Но в последний месяц все изменилось. Какое уж тут правление, какая империя! Все его мысли были заняты только несчастным браком.
Нахмурившись, Курт взял первое письмо из стопки, начал было читать, но уже после нескольких строк бросил его на стол и устало провел рукой по лицу. Нет, с этим пора кончать! – подумал он, имея в виду, конечно, не письма.
Ночами он плохо спит, днем не может сосредоточиться на работе. Хуже того – он начал колебаться, принимая решения. Такого с ним никогда еще не было. До сих пор Курт Рудольштадт прекрасно знал, что и зачем делает.
– Рудольштадт твердой рукой управляет своими многочисленными предприятиями, – рассказывал о нем репортер в недавней телепередаче. – Перед принятием решения он тщательно изучает проблему, а затем действует, не откладывая и не сомневаясь. Если же Рудольштадт изменяет свое решение – можете держать пари, это означает, что сама ситуация кардинально изменилась.
Вот как? Что же изменилось так «кардинально», что ему пришлось поменять свое решение о браке? Он ведь не собирался жениться – не только на Лорелее, вообще ни на ком!
Да, он подумывал о создании семьи – только не сейчас, а где-нибудь в отдаленном будущем. И, конечно, совсем не Лорелею видел своей женой! Надо быть идиотом, чтобы жениться на полной своей противоположности, на женщине, которая тебя ненавидит и презирает… На женщине, у которой ребенок от другого мужчины.
И это еще одна проблема. С каждым днем Курт все сильнее привязывался к мальчику. И неудивительно – парень просто сокровище! Однако мысль об отце Вилли не давала Курту покоя. Лорелея не желала ничего рассказывать, как ни убеждал он, что не осуждает ее за «прошлые грехи». В конце концов, сейчас не Средние века, да и пугливые девственницы никогда его не привлекали.
Так почему же ему тяжело думать о том, что жена родила сына от какого-то незнакомца? Почему, глядя на мальчика, он то и дело ловит себя на мысли, что этот чудный парнишка мог бы быть его сыном?
Да, мальчик – единственное, что есть хорошего в его нынешнем положении.
Курт подошел к стенному холодильнику, достал оттуда бутылку минеральной воды, налил себе стакан.
Вилли – чудесный паренек. Живой, открытый, с отличным чувством юмора и неиссякающим потоком вопросов обо всем на свете… в том числе и о семейной жизни матери и отчима.
– Я думал, муж и жена спят в одной комнате, – заметил он пару дней назад, когда вместе с Куртом ходил за мороженым.
– Не всегда, – коротко ответил Курт. Мальчик прав. Мужу и жене положено спать вместе. Но он не унизит свою гордость, заговорив об этом с Лорелеей. Не станет требовать от нее того, чего она не готова дать по доброй воле. Нет, и думать об этом не стоит.
Курт крепче сжал стакан.
Верно, он этого не сделает. Вместо этого запустит дела, будет рычать на Катлину, гонять на бешеной скорости на своей машине – как раз сегодня утром его оштрафовали за превышение скорости, чего с ним раньше никогда не случалось…
Да, он выполнит все свои обещания. Как обещал, отдаст жене «Дамское изящество» как раз сейчас его поверенные переводят компанию на ее имя.
Улыбнется ли она, когда он протянет ей документы? Обрадуется ли, услышав, какую сумму вложил он в возрождение «Дамского изящества»?
Курт поднял стакан к губам и одним глотком втянул в себя ледяную воду. Но она не охладила его гнев.
Он знал ответ на все свои вопросы.
Лорелея не поднимет на него глаз, не улыбнется, не поблагодарит. От него она не примет никаких подарков.
Черт побери, пора взглянуть правде в глаза! Он женился на женщине, которая не желает быть его женой, – и будь он проклят, если позволит этому продолжаться!
Курт с грохотом поставил стакан на столик и распахнул дверь.
Катлина при его резком появлении удивленно подняла глаза.
– Все письма, что у меня на столе, подпишите и отправьте сами! – рявкнул он и бросился прочь из офиса.
Секретарша проводила его изумленным взглядом – таким она своего босса еще никогда не видела. Но Курту было плевать. Плевать на все, кроме надменной гордячки, которой он наконец-то объяснит, что она, черт побери, его жена и должна вести себя, как подобает жене! Любому терпению есть предел, в этот день Курт достиг своего предела.
В это самое время, сидя в шезлонге на просторном балконе, Лорелея потягивала капуччино со льдом и старательно делала вид, что наслаждается солнечным днем. Внизу, в ухоженном дворике, словно сошедшем со старинной гравюры, ее сын играл со своим новым другом Гельмутом. На подоконнике соседнего дома щурился на солнце огромный рыжий кот.
Все вокруг было мирно и ясно – только в сердце у Лорелеи царила беспросветная тьма.
Месяц прошел с того дня, когда Курт навязал ей брак и увез ее на родину. И каждое утро, открывая глаза, она содрогалась от ужаса при мысли, что сегодня, в очередной раз взглянув на Уильяма, Курт может обо всем догадаться.
Прежняя жизнь в Англии, полная сложностей, секретов и тревог, казалась Лорелее раем по сравнению с нынешней.
В Англии она пыталась удержать на плаву разоряющееся предприятие и втайне от всех растила ребенка.
В Австрии – проводит дни в томительном безделье и постоянном страхе, бок о бок с отцом своего сына, так и не знающим о своем отцовстве.
Лорелея поставила чашку и потерла висок, в котором зарождалась тупая боль.
Случись ей увидеть такую историю в каком-нибудь фильме, она посмеялась бы над ее неправдоподобием. Однако это не фильм. Это жизнь. Ее жизнь…
Если бы у нее было дело! Она хотя бы тогда могла заполнить им бесконечные дневные часы… Но Курт лишил ее и этой радости.
Теперь она понимала: он лгал, когда обещал отдать ей «Дамское изящество». Выполняя обещание, данное графине, Курт не стал закрывать компанию – и все. Он не передал управление Лорелее, не искал способов поправить финансовое положение фирмы, вообще о ней не заговаривал – кроме одного случая, когда упомянул вскользь, что проводит в «Дамском изяществе» инвентаризацию.
Лорелея вздохнула и приложила руку к виску. Так и есть – началось. Головная боль являлась каждый день, как по часам. Стресс, постоянное напряжение…
Зачет Курт заговорил об инвентаризации? Закидывал наживку? Ожидал, что она спросит: «А что дальше? Ты выполнишь свое обещание? Отдашь фирму мне?»
Что ж, тогда он должен был разочароваться. Она не станет перед ним унижаться. Никогда ни о чем не попросит, никогда не напомнит ему о его обязательствах. Не даст ему насладиться своей слабостью. Господи, как же она ненавидит своего мужа!
– Мама! Эй, мам!
Лорелея выпрямилась и бросила взгляд вниз. Уильям улыбался и махал ей рукой.
– Да, милый, – откликнулась она, выдавив из себя улыбку. – Что скажешь?
– Можно мне сходить с Гельмутом и его мамой за мороженым?
– Das Eis, – подсказал Гельмут.
Дружба шла на пользу обоим мальчикам: Уильям учил своего приятеля говорить по-английски, а тот «отплачивал» ему уроками немецкого.
Лорелею это раздражало – как раздражало все, показывающее, что Уильям прижился в Вене и начинает считать этот город своим домом. Ее мальчик – не австриец, а англичанин. Не Вилли, как теперь начала называть его даже графиня, а Уильям. Не Курта – ее сын.
– Мам! Так можно?
– Можно, сынок, – вяло откликнулась Лорелея, переводя взгляд на Анну, мать Гельмута. Должно быть, эта женщина считает ее ужасной матерью.
– Мам, а ты с нами не пойдешь? Пойдем, мам!
Личико Уильяма светилось надеждой, но Лорелея покачала головой. Одна мысль о том, чтобы пройти два квартала бок о бок с любезной соседкой, беззаботно болтая и притворяясь, что у нее все в порядке, приводила ее в ужас.
– Милый, у меня что-то разболелась голова. Я лучше останусь дома.
– Очень уж жарко сегодня, – вежливо заметила Анна. – У себя в Англии вы, должно быть, не привыкли к такой жаре.
– А мама выросла в Австрии. Правда, мама? – тут же встрял Уильям.
Час от часу не легче, подумала Лорелея и предупредила вопрос соседки своим вопросом:
– Вы разрешите Гельмуту сегодня с нами поужинать?
Гельмут запрыгал от восторга.
– Конечно. – Его мать улыбнулась.
– Отлично. Пока, Гельмут, скоро увидимся. Соседка помахала рукой и, взяв малышей за руки, повела их прочь. Лорелея провожала сына глазами, пока он не скрылся из виду, затем обессиленно откинулась в кресло.
По правде сказать, ей хотелось бы пройтись за мороженым вместе с соседкой. Пожалуй, не отказалась бы она и подружиться с этой милой женщиной.
Уильям и Гельмут познакомились в первый же день по приезде, и Анна не жалела сил, чтобы маленький англичанин и его мать почувствовали себя в чужом месте, как дома.
Лорелея вздохнула.
Увы, она была с Анной не слишком приветлива, Вежлива – но не более того. «Спасибо, – отвечала она всякий раз, когда женщина приглашала ее на чашечку кофе, – но…»
Скоро Анна перестала ее приглашать. Сказала, что все понимает.
– У новобрачной в собственном доме дел немало, верно?
И улыбнулась лукавой, заговорщицкой улыбкой. Лорелея ответила тем же, невольно подумав, что скажет эта женщина, если узнает правду. Правду о том, что в особняке Рудольштадта «новобрачных» нет, что они с мужем ненавидят друг друга и соблюдают внешние приличия только ради ребенка. Что, в сущности, этот дом – ей вовсе не дом.
Курт злится. Она все глубже погружается в депрессию. Оба глубоко несчастны. Интересно, на что еще он надеялся, когда заключал с ней эту позорную сделку? На любовь? Нет. Любовь в условия договора не входила. На уважение? Об этом тоже речи не шло.
Лорелея догадывалась, чего он ждал. Что страсть, тлеющая между ними, возродится, бросит их в объятия друг к другу и сделает приемлемым безлюбовный брак. Однако она объявила, что не станет делить с ним постель, и, кажется, он с этим смирился.
Как такое может быть? Нет, она не возражает – даже наоборот! – но… неужели его совсем не беспокоит, что его жена – в сущности, и не жена ему вовсе?
Лорелея поднялась на ноги и вошла в гостиную. Здесь было темно и прохладно. На секунду она остановилась на пороге, прикрыв глаза, наслаждаясь сумраком, прохладой и тишиной.
Курт пытался навязать ей свои правила, но она с самого начала ясно дала ему понять, что не поддастся ни на какие уловки.
В первое же утро он попросил ее завтракать с ним вместе – чтобы не вызывать подозрений у экономки.
– Внешние приличия меня не волнуют, – ответила Лорелея полушепотом, ибо в столовую вот-вот должен был войти Уильям.
Лицо Курта потемнело.
– Черт побери, а что тебя вообще волнует, кроме твоей драгоценной гордости? Подумай о мальчике, Лорелея. Разве для него не лучше будет верить, что мы счастливы вместе?
С такой логикой спорить было нелегко – она и не пыталась. Были и другие способы показать Курту, как она относится к нему и к навязанному ей «соглашению». Например, вести себя в доме не как хозяйка, а как вежливая гостья.
В то же утро к ней подошла Фрида, экономка Курта.
– На этой неделе я собираюсь заменить полотенца в ванной, – вежливо заговорила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15