Тут должен вмешаться наш президент и намекнуть своему окружению, что на этот план будут выделены немалые средства из бюджета, и нужно немедленно организовывать разные фонды помощи новой стратегии. Но сразу предупредить, что украсть разрешается не более десяти процентов, как это принято в цивилизованных странах. Иначе цивилизованные страны опять обзавидуются и не простят нам наши долги им.
ВОЙНА ПРЕКРАТИТСЯ СРАЗУ, КАК ТОЛЬКО МИР СТАНЕТ ВЫГОДНЕЕ НАШИМ КОРМЛЕНЦАМ!
Я понимаю, те, против кого я сейчас фантазирую, назовут меня «непатриотом». Но, благодаря патриотизму политиков, президентов, королей, римских пап, паств, разнообразных конфессий и просто народных зомбированных толп история Европы – сплошная непрекращающаяся мясорубка. Если два патриота своих дворов встречаются в подворотне – это верные синяки. Если не могут разойтись политики-патриоты – это тысячи, а то и миллионы погибших людей.
СЛУШАТЬСЯ ПАТРИОТОВ – ЭТО ЗНАЧИТ ВСЕГДА ВОЕВАТЬ.
Кстати, об этом писал в своих дневниках еще Лев Толстой.
Конечно, все эти фантазии сегодня так и останутся фантазиями. Я это понимаю. И не только я. Многие сегодня вообще стараются не думать о Чечне, отмахиваются от мыслей о ней, как от навозной мухи. Им даже нравятся подредактированные государством и его помощниками нынешние чисто совдеповские позитивные репортажи из Чечни. Мол, да, жертвы есть, но могло быть и хуже.
Однако забыть о Чечне, пока гибнут наши солдаты, пока матери не понимают, за какую Родину гибнут их сыновья, не удастся. О проблеме нельзя забыть, ее можно только решить. А как гласит опять-таки древняя мудрость:
НЕРЕШАЕМЫХ ПРОБЛЕМ НЕТ! ПРОСТО, ЧТОБЫ РЕШИТЬ ЛЮБУЮ ПРОБЛЕМУ, НАДО СНАЧАЛА РЕШИТЬСЯ ЕЕ РЕШИТЬ.
На это наша голова как раз, видимо, и не способна. Поэтому и приятно бывает хотя бы пофантазировать. Например, о том, что Чечня уже не наша, войны нет. Молодые люди с таким же задиристым выражением лица, как у Димы, первого сентября направляются в институты, а не на войну. Граница с Чечней на амбарном ядерном замке. Москва чиста от чеченской мафии. На улицах столицы не сидят орлами на корточках, отдыхая, как на зоне, кавказцы. Пару раз, наткнувшись на запертую границу, энергия воинствующего чеченского пыла хлынула в направлении хлопотавших за них стран. По всей Турции крупой рассыпались чеченские мафии. Они же рэкетируют грузинские рынки и угоняют американские самолеты и набирают рабов в Совете Европы. Правда, из членов Совета Европы рабы получатся квелые. Раб ведь работать должен, а не говорить. Чеченцы быстро разочаруются в них и потянутся за более профессиональными рабами в страны Балтии, где даже улицы названы именами их боевиков-командиров. В Риге улицу Космонавтов, и ту переименовали в улицу имени героя Дудаева.
А разве не приятно пофантазировать, что уже через пару лет Америка с Турцией проклянут наш «подарок». Грузия попросится обратно в состав России, Шеварнадзе вспомнит о своем неоценимом вкладе в дело развала Союза. И даже, может быть, в Латвии поймут в результате такой дружбы с чеченцами без посредников, что Гагарин все-таки больше сделал для человечества, чем Дудаев.
Думаю, очень скоро после нашего развода чеченцам, как и новорусским корешам, перекроют въезд в большинство стран, запретят вход в мировые казино и не будут их подпускать уважающие себя банки. Поэтому, можно даже нафантазировать, как довольно скоро чеченцы сами предложат нам свою дружбу и поклянутся в верности нам, потому что без банков им будет совсем невмоготу. Тем более, без российских, которые так способствуют развитию творческо-финансовой мысли. К тому же среди самих чеченцев все больше появляется таких, кто хочет, чтобы их дети учились в школах и в консерваториях, а не в лесах под зеленкой. Да и Россия к тому времени без геморроя-гнойника восстановит обмен веществ и сможет войти в новый виток дружбы не с войной, а с красиво упакованной колбасой, гамбургерами, цыплячьими ножками и не столь строгой, как на Западе, финансовой системой – лучшим залогом политической дружбы.
Кстати, подобные неожиданности потепления уже случались даже в новейшей истории России. В тех же странах Балтии очень скоро после «развода» коренное население в быту стало гораздо лучше относиться к нам. Латыши начали снова смотреть российское телевидение, ходить на гастролирующие у них российские театры. Литовцы, попав под американский пресс, возненавидели американцев пуще русских. Даже эстонцы стали потихоньку вспоминать русский язык, понимая, что иначе много не заработаешь. Финны взяток не дают, а русские из чувства патриотизма дают их, только если с ними говорят на родном русском языке. А многочисленные евреи, уехав от волн советского антисемитизма, даже в западных, богатых колбасным счастьем странах, поголовно ностальгируют теперь по России. У кого не спроси, ответ один – мы любим Россию, нам ее не хватает. Видимо, нас пока можно любить только издали. Но конечно, только пока. Пока мы не научимся осуществлять свои фантазии и мечты и решаться решать наши проблемы.
* * *
Словом, какие только глупые фантазии не баламутят воображение, когда часто смотришь телевизор. Я чаще всего смотрю его в Риге вместе с мамой. Если во время «Новостей» мама задремлет, то ненадолго, к концу просыпается. На десерт в «Новостях» всегда рассказывают о чем-то, как это принято говорить, «позитивном». Суровый, с горчинкой в начале новостей голос диктора к финалу передачи добреет. Он становится похожим на голос советского диктора, который рассказывает нам о наших индустриальных успехах, о том, сколько в этом году выплавили стали и чугуна и произвели соды на душу населения. Поскольку нынче о душе забыли, то диктор тем же голосом сказочника рассказывает нам о родившемся в московском зоопарке бегемотенке или свадьбе цыганского барона. Однажды мама открыла глаза, когда показывали Московский бал шляп.
Да! В далеких российских городах похороны десантников, голод, радиация, повышенный градус ненависти, беспросветное будущее, нелогичная жизнь, а на экране бал шляп! Каких только шляп здесь нет. И похожих на колеса, и на тлеющие на голове костры, и на клумбы, и на кимоно, и на ветки каких-то диковинных растений, и на поехавшие соломенные крыши. После того, что мы слышали в начале «Новостей», такой бал шляп представляется некой фиестой в сумасшедшем доме. Разгул русского целлюлита: здесь и бизнесмены, и их жены, чиновники и даже священники. Когда-то также шел бал на Аничковом мосту. На нем были Пушкин, Гончарова, царь. Потом был застрелен Пушкин, были написаны стихи на его смерть Лермонтовым, и Лермонтов, в свою очередь, погиб на кавказской войне.
Увидав священника на бале шляп, мама встрепенулась. «Уладить все конфликты в мире могут только главы конфессий, – говорит она мне. – Ты подай эту идею кому-нибудь, когда у тебя будут брать интервью».
Я соглашаюсь: «Действительно, война между народами невозможна, навоевались! Теперь если и будет мировая война, то между паствами. Ты права. Надо об этом упомянуть в каком-нибудь интервью».
А сам думаю: мама уже не верит в государственное мышление государственных работников, правда, она еще верит в священнослужителей. Это все-таки здорово! Я не буду переубеждать ее. Мне не хочется рассказывать ей, что церковь торгует сигаретами, имеет таможенные льготы на нефть, цветные металлы, и что проверять их боится даже налоговая полиция – вдруг отлучат от церкви.
Словно в подтверждение моих мыслей, кто-то из жен бизнесменов хвастается своей шляпкой, похожей на лист лопуха с гнездом для ворон наверху! Она с гордостью рассказывает телезрителям о том, что ее шляпку освятил ее личный друг – владыко, который эксклюзивно отпускает ее эксклюзивные грехи в своем эксклюзивном бутике-храме и она рассчитывает поэтому на балу на один из эксклюзивных призов.
– Слава Богу, что на этом балу хоть нет самого президента, – говорит мама.
Она верит нашему президенту, она постоянно приводит мне доказательства его преданности России. Мне тоже хочется ему верить, но я пока боюсь. Мне надо, чтобы сначала кончилась война.
Михаил Задорнов,
2000 г.
ЕГИПЕТСКИЕ НОЧИ
Верблюда называют кораблем пустыни. Верблюд действительно похож на корабль. Он гордый, несуетливый. Покачивается. Шея похожа на бушприт фрегата.
Самое неприятное, что есть в арабских верблюдах, это их хозяева-арабы. Они суетливы, приставучи… Чтобы вытащить из туристов лишние деньги, не гнушаются ничем. Например, чтобы залезть на верблюда, называют одну цену – два доллара. А когда залезешь на него, объявляют, чтобы слезть, надо заплатить тридцать долларов. При этом будут дергать за ногу сидящего на верблюде и жаловаться на трудную жизнь. Причем не только свою, но и верблюжью, который не ел со дня своего рождения. Если вы на английском языке попытаетесь объяснить хозяину верблюда, как это неблагородно заниматься вымогательством, будете взывать к чувству его достоинства, к чести, он ответит вам на вполне сносном английском, что по-английски он ничего не понимает. Не было денег на образование. И будет клянчить уже не только на пропитание, но и на обучение. Причем и на верблюжье тоже. И, конечно же, будет гарантировать, что всего за два-три лишних доллара Аллах на том свете устроит вашей душе сервис по разряду пятизвездочного арабского отеля.
Я заметил, что, когда не очень хорошо знающие историю туристы попадают впервые в Египет, первая мысль, которая возникает у большинства, как могли те древние египтяне, с гордыми фресочными спинами, создавшие полную достоинства державу, выродиться в таких попрошаек.
К сожалению, многие даже не предполагают, что сегодняшние египетские арабы никакого отношения не имеют к тем древним египтянам, достоинство которых ощущается даже в их скукожившихся мумиях. Хромосомный набор древних и сегодняшних египтян не пересекается ни одной ДНКовской загогулинкой-извилинкой.
Арабы завоевали эту землю значительно позже. А вот когда оценили, что завоевали, тут же назвали себя египтянами. И уже сами поверили в то, что это они строили величественные пирамиды, храмы… И стали гордиться ими как своими собственными святынями. Я бы сказал, что арабы завоевали не землю, а историю и культуру Египта. И научились мгновенно, как способный народ, кормиться вокруг этой великой культуры толпами туристов, отелями, ресторанами, многочисленными сувенирными лавками. Но история безжалостна! Она отомстила завоевателям, превратив отважный народ скотоводов и земледельцев в народ мелких лавочников и потрошителей туристов. Главная причина потери достоинства сегодняшних египтян в том, что они кормятся вокруг того, что сами не создавали.
В любой точке пустыни вас найдет высохший, как корень верблюжьей колючки араб, мечтающий продать вам бусы. Любой присланный из местного турбюро гид или гидша, доложив голосом отличника-заучки о том, какой высоты какая колонна, пирамида, сколько ушло тонн камня, краски, заклепок, постарается как можно скорей закончить экскурсию и уговорить вас зайти в ювелирную лавку, где хозяин, естественно, его друг детства и у него самое качественное и дешевое в мире золото. Русским он вообще продает дешевле, чем покупает. Потому что русских до сих пор уважает в память о бывшей ненависти Советского Союза к Израилю.
Если вы откажетесь, мол, золото вас не интересует, ваш гид-абориген тут же вспомнит, что у него есть еще один друг детства, у которого самое качественное и дешевое в мире серебро. Откажетесь от серебра, найдется друг детства по бронзе. Я понял, все арабы – торговцы и гиды – друзья детства! Не заинтересуют металлы, будут соблазнять папирусами. Единственной лавкой в мире, где продаются не современные банановые папирусные подделки, нет, а настоящие древние папирусы времен самого Эхнатона и Рамзеса, а чтобы вы не сомневались в их подлинности, они изготавливаются прямо при вас во дворе этой же лавки.
Наконец, при выходе из отеля, если вы хорошо и дорого одеты, на вас стайкой пираний налетит местная арабская детвора не с просьбой, с требованием милостыни. Эта детвора уже с пяти лет узнает свою добычу по швейцарским часам и итальянским кутюрье. Мой совет нашим зажиточным туристам – отправляясь в Египет, купите у какого-нибудь бомжа лохмотья. Или оденьтесь во все отечественное, что, в принципе, одно и то же. Судя по всему, отцы-арабы и впрямь воспитывают своих детей в цыганском духе.
В один из свободных от музеев дней, будучи на Синае, я решил отправиться с англоязычным арабом-проводником в глубь пустыни до бедуинского поселения. Предстояло качаться на корабле-верблюде около десяти километров.
Вела мой корабль под уздцы девушка-арабка лет десяти с фигурой щепки. Необычайно подвижная, бойкая, босоногая. Лепешки грязи на ступнях защищали ее ноги от горячего песка, а заодно и от скорпионов не хуже, чем мозоли защищают ноги верблюда.
Верблюд ее слушался, и было странно, как такой большой слушается такую маленькую. По ее знаку он приседал, она заскакивала на него с разбега, даже скорее взлетала на его горбинки, и окриком, понятным только им обоим, мигом пускала его рысцой. Этим полетом невозможно было не любоваться. В белой арабской накидке она летела по пустыне, как чайка летит над морем. По-английски она зато уже знала все слова, связанные с деньгами. Естественно, умела пересчитывать по-английски, прямо при клиенте. Мне не хотелось портить в своем воображении образ чайки. Поэтому через своего проводника я постарался объяснить ей, что если она не будет меня отвлекать от созерцания пустыни своим попрошайничеством, то в конце путешествия я дам ей хорошую премию и не только ей, но и ее верблюду лично в зубы.
Она обрадовано замолчала минут на пять, и мы лениво поползли по пустыне между барханов.
Я помню это многочасовое путешествие! Небо над нами было высокое, как лоб мудреца с мелкими морщинками перистых облаков. Темные, похожие на грозовые тучи горы, со всех сторон у горизонта окаймляли пустыню, как бы брали ее в кольцо. И все эти горные цепи были похожи в профиль на лежащие на спине у горизонта мумии, которые смотрят в небо с надеждой, что их когда-нибудь оживят.
Если бы мы шли на корабле, а не на верблюде, если бы это была не пустыня, а море, то моряки сказали бы, что наступил полный штиль. Закатное солнце забрало жару с собой за горы. Взамен жары пустыня наполнилась умиротворенностью и равновесием. Песочные волны замерли. Коршун завис в полете. Небо и пустыня, как две чаши весов, уравновешивали друг друга в абсолютном спокойствии. Верблюды ступали осторожно, как на цыпочках, словно боялись нарушить это равновесие. И не верилось, что Земля сейчас кружится и летит в Космосе!
Но! В отличие от меня моей маленькой проводнице вся эта гармония спокойствия была так же в тягость, как для меня когда-то жившие в квартире этажом выше алкоголики-меломаны, которые под музыку по ночам падали на пол вместе с мебелью.
Уже минут через десять после моего предупреждения не трогать меня и не дергать за ногу, она начала дергать за ногу моего проводника. Чтобы он обратился ко мне, можно ли ей поговорить со мной если не о деньгах, то хотя бы о жизни. Потому что молчать она не может. Тем более, когда впереди ее ожидает такая радость, как премия для ее верблюда. К тому же в бедуинском поселке ее прозвище «Радио». Да, мне повезло…
За время нашего путешествия, я узнал по «Радио» все новости их нелегкой бедуинской жизни. У ее отца 300 верблюдов, и всем нечего есть. В школу отец ее не пускает, нечего, говорит, зря тратить время. Надо работать. Он хочет купить еще 300 верблюдов. Им тоже будет нечего есть. Никто из ее сестер не умеет так зарабатывать, как она, несмотря на то, что они старше. Но они-то не «Радио». А с туристами молчать нельзя, тогда туристы вообще денег не дадут. Я спросил у Радио:
– Может, тебе дают деньги, чтобы ты помолчала?
Радио в ответ хихикнула, как бы согласилась с тем, что я разгадал ее хитрость. Причем тут же похвасталась тем, что, во-первых, в этом году ей удалось заработать как никогда. Во-вторых, еще я ей дам премию. В-третьих, самое главное, ей скоро исполнится одиннадцать лет и в школу идти не надо.
– Похоже, – закончила, – жизнь начинает складываться.
Интересно, что мой переводчик-араб, переводя ее слова, явно гордился, что такая маленькая умеет так находчиво выкачивать деньги из туристов, или, как сказали бы у нас, «разводить» клиентов. Он считал это достоинством своей нации. Спасительным задатком подрастающего поколения.
В общем, весь этот арабский табор вскоре довел меня до того, что мне искренне стало жаль тех израильтян, которые пытаются договориться со своими соседями. Ну невозможно по-хорошему решить ни один вопрос с тем, кто принимает твое желание договориться за слабость.
Ни в одной стране я не чувствовал себя постоянно столь растерянным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
ВОЙНА ПРЕКРАТИТСЯ СРАЗУ, КАК ТОЛЬКО МИР СТАНЕТ ВЫГОДНЕЕ НАШИМ КОРМЛЕНЦАМ!
Я понимаю, те, против кого я сейчас фантазирую, назовут меня «непатриотом». Но, благодаря патриотизму политиков, президентов, королей, римских пап, паств, разнообразных конфессий и просто народных зомбированных толп история Европы – сплошная непрекращающаяся мясорубка. Если два патриота своих дворов встречаются в подворотне – это верные синяки. Если не могут разойтись политики-патриоты – это тысячи, а то и миллионы погибших людей.
СЛУШАТЬСЯ ПАТРИОТОВ – ЭТО ЗНАЧИТ ВСЕГДА ВОЕВАТЬ.
Кстати, об этом писал в своих дневниках еще Лев Толстой.
Конечно, все эти фантазии сегодня так и останутся фантазиями. Я это понимаю. И не только я. Многие сегодня вообще стараются не думать о Чечне, отмахиваются от мыслей о ней, как от навозной мухи. Им даже нравятся подредактированные государством и его помощниками нынешние чисто совдеповские позитивные репортажи из Чечни. Мол, да, жертвы есть, но могло быть и хуже.
Однако забыть о Чечне, пока гибнут наши солдаты, пока матери не понимают, за какую Родину гибнут их сыновья, не удастся. О проблеме нельзя забыть, ее можно только решить. А как гласит опять-таки древняя мудрость:
НЕРЕШАЕМЫХ ПРОБЛЕМ НЕТ! ПРОСТО, ЧТОБЫ РЕШИТЬ ЛЮБУЮ ПРОБЛЕМУ, НАДО СНАЧАЛА РЕШИТЬСЯ ЕЕ РЕШИТЬ.
На это наша голова как раз, видимо, и не способна. Поэтому и приятно бывает хотя бы пофантазировать. Например, о том, что Чечня уже не наша, войны нет. Молодые люди с таким же задиристым выражением лица, как у Димы, первого сентября направляются в институты, а не на войну. Граница с Чечней на амбарном ядерном замке. Москва чиста от чеченской мафии. На улицах столицы не сидят орлами на корточках, отдыхая, как на зоне, кавказцы. Пару раз, наткнувшись на запертую границу, энергия воинствующего чеченского пыла хлынула в направлении хлопотавших за них стран. По всей Турции крупой рассыпались чеченские мафии. Они же рэкетируют грузинские рынки и угоняют американские самолеты и набирают рабов в Совете Европы. Правда, из членов Совета Европы рабы получатся квелые. Раб ведь работать должен, а не говорить. Чеченцы быстро разочаруются в них и потянутся за более профессиональными рабами в страны Балтии, где даже улицы названы именами их боевиков-командиров. В Риге улицу Космонавтов, и ту переименовали в улицу имени героя Дудаева.
А разве не приятно пофантазировать, что уже через пару лет Америка с Турцией проклянут наш «подарок». Грузия попросится обратно в состав России, Шеварнадзе вспомнит о своем неоценимом вкладе в дело развала Союза. И даже, может быть, в Латвии поймут в результате такой дружбы с чеченцами без посредников, что Гагарин все-таки больше сделал для человечества, чем Дудаев.
Думаю, очень скоро после нашего развода чеченцам, как и новорусским корешам, перекроют въезд в большинство стран, запретят вход в мировые казино и не будут их подпускать уважающие себя банки. Поэтому, можно даже нафантазировать, как довольно скоро чеченцы сами предложат нам свою дружбу и поклянутся в верности нам, потому что без банков им будет совсем невмоготу. Тем более, без российских, которые так способствуют развитию творческо-финансовой мысли. К тому же среди самих чеченцев все больше появляется таких, кто хочет, чтобы их дети учились в школах и в консерваториях, а не в лесах под зеленкой. Да и Россия к тому времени без геморроя-гнойника восстановит обмен веществ и сможет войти в новый виток дружбы не с войной, а с красиво упакованной колбасой, гамбургерами, цыплячьими ножками и не столь строгой, как на Западе, финансовой системой – лучшим залогом политической дружбы.
Кстати, подобные неожиданности потепления уже случались даже в новейшей истории России. В тех же странах Балтии очень скоро после «развода» коренное население в быту стало гораздо лучше относиться к нам. Латыши начали снова смотреть российское телевидение, ходить на гастролирующие у них российские театры. Литовцы, попав под американский пресс, возненавидели американцев пуще русских. Даже эстонцы стали потихоньку вспоминать русский язык, понимая, что иначе много не заработаешь. Финны взяток не дают, а русские из чувства патриотизма дают их, только если с ними говорят на родном русском языке. А многочисленные евреи, уехав от волн советского антисемитизма, даже в западных, богатых колбасным счастьем странах, поголовно ностальгируют теперь по России. У кого не спроси, ответ один – мы любим Россию, нам ее не хватает. Видимо, нас пока можно любить только издали. Но конечно, только пока. Пока мы не научимся осуществлять свои фантазии и мечты и решаться решать наши проблемы.
* * *
Словом, какие только глупые фантазии не баламутят воображение, когда часто смотришь телевизор. Я чаще всего смотрю его в Риге вместе с мамой. Если во время «Новостей» мама задремлет, то ненадолго, к концу просыпается. На десерт в «Новостях» всегда рассказывают о чем-то, как это принято говорить, «позитивном». Суровый, с горчинкой в начале новостей голос диктора к финалу передачи добреет. Он становится похожим на голос советского диктора, который рассказывает нам о наших индустриальных успехах, о том, сколько в этом году выплавили стали и чугуна и произвели соды на душу населения. Поскольку нынче о душе забыли, то диктор тем же голосом сказочника рассказывает нам о родившемся в московском зоопарке бегемотенке или свадьбе цыганского барона. Однажды мама открыла глаза, когда показывали Московский бал шляп.
Да! В далеких российских городах похороны десантников, голод, радиация, повышенный градус ненависти, беспросветное будущее, нелогичная жизнь, а на экране бал шляп! Каких только шляп здесь нет. И похожих на колеса, и на тлеющие на голове костры, и на клумбы, и на кимоно, и на ветки каких-то диковинных растений, и на поехавшие соломенные крыши. После того, что мы слышали в начале «Новостей», такой бал шляп представляется некой фиестой в сумасшедшем доме. Разгул русского целлюлита: здесь и бизнесмены, и их жены, чиновники и даже священники. Когда-то также шел бал на Аничковом мосту. На нем были Пушкин, Гончарова, царь. Потом был застрелен Пушкин, были написаны стихи на его смерть Лермонтовым, и Лермонтов, в свою очередь, погиб на кавказской войне.
Увидав священника на бале шляп, мама встрепенулась. «Уладить все конфликты в мире могут только главы конфессий, – говорит она мне. – Ты подай эту идею кому-нибудь, когда у тебя будут брать интервью».
Я соглашаюсь: «Действительно, война между народами невозможна, навоевались! Теперь если и будет мировая война, то между паствами. Ты права. Надо об этом упомянуть в каком-нибудь интервью».
А сам думаю: мама уже не верит в государственное мышление государственных работников, правда, она еще верит в священнослужителей. Это все-таки здорово! Я не буду переубеждать ее. Мне не хочется рассказывать ей, что церковь торгует сигаретами, имеет таможенные льготы на нефть, цветные металлы, и что проверять их боится даже налоговая полиция – вдруг отлучат от церкви.
Словно в подтверждение моих мыслей, кто-то из жен бизнесменов хвастается своей шляпкой, похожей на лист лопуха с гнездом для ворон наверху! Она с гордостью рассказывает телезрителям о том, что ее шляпку освятил ее личный друг – владыко, который эксклюзивно отпускает ее эксклюзивные грехи в своем эксклюзивном бутике-храме и она рассчитывает поэтому на балу на один из эксклюзивных призов.
– Слава Богу, что на этом балу хоть нет самого президента, – говорит мама.
Она верит нашему президенту, она постоянно приводит мне доказательства его преданности России. Мне тоже хочется ему верить, но я пока боюсь. Мне надо, чтобы сначала кончилась война.
Михаил Задорнов,
2000 г.
ЕГИПЕТСКИЕ НОЧИ
Верблюда называют кораблем пустыни. Верблюд действительно похож на корабль. Он гордый, несуетливый. Покачивается. Шея похожа на бушприт фрегата.
Самое неприятное, что есть в арабских верблюдах, это их хозяева-арабы. Они суетливы, приставучи… Чтобы вытащить из туристов лишние деньги, не гнушаются ничем. Например, чтобы залезть на верблюда, называют одну цену – два доллара. А когда залезешь на него, объявляют, чтобы слезть, надо заплатить тридцать долларов. При этом будут дергать за ногу сидящего на верблюде и жаловаться на трудную жизнь. Причем не только свою, но и верблюжью, который не ел со дня своего рождения. Если вы на английском языке попытаетесь объяснить хозяину верблюда, как это неблагородно заниматься вымогательством, будете взывать к чувству его достоинства, к чести, он ответит вам на вполне сносном английском, что по-английски он ничего не понимает. Не было денег на образование. И будет клянчить уже не только на пропитание, но и на обучение. Причем и на верблюжье тоже. И, конечно же, будет гарантировать, что всего за два-три лишних доллара Аллах на том свете устроит вашей душе сервис по разряду пятизвездочного арабского отеля.
Я заметил, что, когда не очень хорошо знающие историю туристы попадают впервые в Египет, первая мысль, которая возникает у большинства, как могли те древние египтяне, с гордыми фресочными спинами, создавшие полную достоинства державу, выродиться в таких попрошаек.
К сожалению, многие даже не предполагают, что сегодняшние египетские арабы никакого отношения не имеют к тем древним египтянам, достоинство которых ощущается даже в их скукожившихся мумиях. Хромосомный набор древних и сегодняшних египтян не пересекается ни одной ДНКовской загогулинкой-извилинкой.
Арабы завоевали эту землю значительно позже. А вот когда оценили, что завоевали, тут же назвали себя египтянами. И уже сами поверили в то, что это они строили величественные пирамиды, храмы… И стали гордиться ими как своими собственными святынями. Я бы сказал, что арабы завоевали не землю, а историю и культуру Египта. И научились мгновенно, как способный народ, кормиться вокруг этой великой культуры толпами туристов, отелями, ресторанами, многочисленными сувенирными лавками. Но история безжалостна! Она отомстила завоевателям, превратив отважный народ скотоводов и земледельцев в народ мелких лавочников и потрошителей туристов. Главная причина потери достоинства сегодняшних египтян в том, что они кормятся вокруг того, что сами не создавали.
В любой точке пустыни вас найдет высохший, как корень верблюжьей колючки араб, мечтающий продать вам бусы. Любой присланный из местного турбюро гид или гидша, доложив голосом отличника-заучки о том, какой высоты какая колонна, пирамида, сколько ушло тонн камня, краски, заклепок, постарается как можно скорей закончить экскурсию и уговорить вас зайти в ювелирную лавку, где хозяин, естественно, его друг детства и у него самое качественное и дешевое в мире золото. Русским он вообще продает дешевле, чем покупает. Потому что русских до сих пор уважает в память о бывшей ненависти Советского Союза к Израилю.
Если вы откажетесь, мол, золото вас не интересует, ваш гид-абориген тут же вспомнит, что у него есть еще один друг детства, у которого самое качественное и дешевое в мире серебро. Откажетесь от серебра, найдется друг детства по бронзе. Я понял, все арабы – торговцы и гиды – друзья детства! Не заинтересуют металлы, будут соблазнять папирусами. Единственной лавкой в мире, где продаются не современные банановые папирусные подделки, нет, а настоящие древние папирусы времен самого Эхнатона и Рамзеса, а чтобы вы не сомневались в их подлинности, они изготавливаются прямо при вас во дворе этой же лавки.
Наконец, при выходе из отеля, если вы хорошо и дорого одеты, на вас стайкой пираний налетит местная арабская детвора не с просьбой, с требованием милостыни. Эта детвора уже с пяти лет узнает свою добычу по швейцарским часам и итальянским кутюрье. Мой совет нашим зажиточным туристам – отправляясь в Египет, купите у какого-нибудь бомжа лохмотья. Или оденьтесь во все отечественное, что, в принципе, одно и то же. Судя по всему, отцы-арабы и впрямь воспитывают своих детей в цыганском духе.
В один из свободных от музеев дней, будучи на Синае, я решил отправиться с англоязычным арабом-проводником в глубь пустыни до бедуинского поселения. Предстояло качаться на корабле-верблюде около десяти километров.
Вела мой корабль под уздцы девушка-арабка лет десяти с фигурой щепки. Необычайно подвижная, бойкая, босоногая. Лепешки грязи на ступнях защищали ее ноги от горячего песка, а заодно и от скорпионов не хуже, чем мозоли защищают ноги верблюда.
Верблюд ее слушался, и было странно, как такой большой слушается такую маленькую. По ее знаку он приседал, она заскакивала на него с разбега, даже скорее взлетала на его горбинки, и окриком, понятным только им обоим, мигом пускала его рысцой. Этим полетом невозможно было не любоваться. В белой арабской накидке она летела по пустыне, как чайка летит над морем. По-английски она зато уже знала все слова, связанные с деньгами. Естественно, умела пересчитывать по-английски, прямо при клиенте. Мне не хотелось портить в своем воображении образ чайки. Поэтому через своего проводника я постарался объяснить ей, что если она не будет меня отвлекать от созерцания пустыни своим попрошайничеством, то в конце путешествия я дам ей хорошую премию и не только ей, но и ее верблюду лично в зубы.
Она обрадовано замолчала минут на пять, и мы лениво поползли по пустыне между барханов.
Я помню это многочасовое путешествие! Небо над нами было высокое, как лоб мудреца с мелкими морщинками перистых облаков. Темные, похожие на грозовые тучи горы, со всех сторон у горизонта окаймляли пустыню, как бы брали ее в кольцо. И все эти горные цепи были похожи в профиль на лежащие на спине у горизонта мумии, которые смотрят в небо с надеждой, что их когда-нибудь оживят.
Если бы мы шли на корабле, а не на верблюде, если бы это была не пустыня, а море, то моряки сказали бы, что наступил полный штиль. Закатное солнце забрало жару с собой за горы. Взамен жары пустыня наполнилась умиротворенностью и равновесием. Песочные волны замерли. Коршун завис в полете. Небо и пустыня, как две чаши весов, уравновешивали друг друга в абсолютном спокойствии. Верблюды ступали осторожно, как на цыпочках, словно боялись нарушить это равновесие. И не верилось, что Земля сейчас кружится и летит в Космосе!
Но! В отличие от меня моей маленькой проводнице вся эта гармония спокойствия была так же в тягость, как для меня когда-то жившие в квартире этажом выше алкоголики-меломаны, которые под музыку по ночам падали на пол вместе с мебелью.
Уже минут через десять после моего предупреждения не трогать меня и не дергать за ногу, она начала дергать за ногу моего проводника. Чтобы он обратился ко мне, можно ли ей поговорить со мной если не о деньгах, то хотя бы о жизни. Потому что молчать она не может. Тем более, когда впереди ее ожидает такая радость, как премия для ее верблюда. К тому же в бедуинском поселке ее прозвище «Радио». Да, мне повезло…
За время нашего путешествия, я узнал по «Радио» все новости их нелегкой бедуинской жизни. У ее отца 300 верблюдов, и всем нечего есть. В школу отец ее не пускает, нечего, говорит, зря тратить время. Надо работать. Он хочет купить еще 300 верблюдов. Им тоже будет нечего есть. Никто из ее сестер не умеет так зарабатывать, как она, несмотря на то, что они старше. Но они-то не «Радио». А с туристами молчать нельзя, тогда туристы вообще денег не дадут. Я спросил у Радио:
– Может, тебе дают деньги, чтобы ты помолчала?
Радио в ответ хихикнула, как бы согласилась с тем, что я разгадал ее хитрость. Причем тут же похвасталась тем, что, во-первых, в этом году ей удалось заработать как никогда. Во-вторых, еще я ей дам премию. В-третьих, самое главное, ей скоро исполнится одиннадцать лет и в школу идти не надо.
– Похоже, – закончила, – жизнь начинает складываться.
Интересно, что мой переводчик-араб, переводя ее слова, явно гордился, что такая маленькая умеет так находчиво выкачивать деньги из туристов, или, как сказали бы у нас, «разводить» клиентов. Он считал это достоинством своей нации. Спасительным задатком подрастающего поколения.
В общем, весь этот арабский табор вскоре довел меня до того, что мне искренне стало жаль тех израильтян, которые пытаются договориться со своими соседями. Ну невозможно по-хорошему решить ни один вопрос с тем, кто принимает твое желание договориться за слабость.
Ни в одной стране я не чувствовал себя постоянно столь растерянным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32