А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z


 

Из их магнитофона, распугивая белок с серыми хвостами и сшибая листья с кленов, ревел голос Дейва Гэана, советовавшего Enjoy the Silence.
Девушка тоже понимала по-английски. Улыбнулись они одновременно.
Он протянул ей руку, помог спуститься по грязному склону, из которого торчали камни и сгнившие корни деревьев. На границе парка и спуска к реке, там, где начинались голые и ровные склоны холмов – слишком голые, слишком ровные, скорее всего искусственные, – они отыскали корявое, изгибающееся во всех возможных направлениях дерево. Возможно, дуб. Одна из ветвей отходила от ствола низко, у самой земли, параллельно склону. На нее, как на скамейку, они и сели.
Он достал из рюкзака шампанское. Протянул ей стаканчик. Пальцы, которыми она его держала, заканчивались красивыми, длинными ногтями.
Когда они допили шампанское, он отбросил пустую бутылку в траву. Может быть, ей тоже придется провести здесь семь тысяч закатов подряд.
Потом закапал дождь. Ни единого слова так и не было произнесено. Впрочем, оба понимали, что предложение сделано и ответ на него получен положительный.
Выбравшись из-под ветвей дуба… а может, не дуба?.. они быстро промокли. По ее скулам сбегали серые от туши капли. По тропинке, по которой они полезли вверх, сбегали коричневые от грязи ручейки.
Пока они шагали до станции, дождь еще усилился. Это был очень озябший дождь… почти снег… осени в том году почти не было, и зима началась быстро.
3
Брак – это такая штука… в словосочетании «семейная жизнь» главным словом является «жизнь». То есть ты один раз говоришь «Да. Согласен» и потом долгие годы просто живешь рядом с другим человеком… а он (она) живет рядом с тобой… долгие-долгие годы…
Если тебе не понравится то, как ты проводишь время, можно попытаться свалить. Я вот, например, попытался.
Я сел на поезд и оказался здесь… а жена со смешным, ползающим по купленному на мои гонорары ковровому покрытию домашним зверьком осталась дома… единственное, чего я теперь хотел, – тоже почувствовать пальцами ног это ковровое покрытие.
До этого оставалось несколько тысяч километров… и еще оставалось понять, что, как ни странно, я вовсе не всегда бываю прав… и, может быть, стоит попробовать хоть иногда просить прощения… не очень часто, но попробовать стоит.
4
Я проснулся на верхней полке девятого вагона. Транссибирский экспресс приближался к станции Логовушка. Название звучало одновременно ласково и настораживающе.
Полку подо мной занимал громадный молчаливый дагестанец. Просыпаясь с утра, он долго лежал, смотрел в окно, потом доставал свертки и завтракал: выпивал бутылку водки и четыре бутылки пива, а закусывал он все это копченой рыбой.
Дагестанец да я – остальные пассажиры были местными. Крепкими сибирскими мужчинами. На пальцах они носили перстни из фальшивого золота. Еще в самом последнем купе перед туалетом ехали несколько солдат в коротких кирзовых сапогах и гимнастерках без ремней.
Соседи пробовали со мной общаться. От голода и усталости я не был способен на вежливость. Когда один, с ног до головы изукрашенный синими уголовными татуировками и имевший восьмиконечные звезды на коленях, сказал, что мои tatoo – гнилые, я ответил, что зато у него – очень красивые.
Сибирский мужчина посмотрел на меня так, будто я только что, стянув носок, размешал горячий чай в его стакане грязным и большим пальцем ноги.
Поезд ехал через Иркутск, Красноярск, Новосибирск… гнойные промышленные наросты с ошалевшим от безденежья населением и бандитами в спортивных костюмах, носы которых выдавали их боксерское прошлое.
Куда именно нужно переводить время, я давно забыл. Спать начинало хотеться в самые неожиданные моменты. Иногда – сразу после обеда. Иногда в семь вечера. Зато после часу ночи заснуть было практически нереально.
Я не ел второй день. Сперва было тяжело, а потом втянулся. Иногда я ходил пить воду из-под кранчика в туалете. Зато сигарет у меня было еще много.
Деньги давно кончились. Рублей осталось всего несколько, а доллар – один, годный разве что на сувенир.
Спал я не раздеваясь. Белые катышки от простыней смотрелись на моих черных джинсах так, будто я провел ночь в вытрезвителе… а ведь ни разу в жизни я не проводил ночь в вытрезвителе.
На станциях бабушки продавали не семечки, а кедровые орешки. Кроме как на станциях я совсем не видел за окном людей. Покосившиеся дома, распаханные квадратики земли, столбы электропередач, брошенные исполинские бетонные коробки, сгнившие железные механизмы… а между ними – огромные необитаемые пространства.
То есть следы есть… когда-то человек здесь водился… только ушел при нашем приближении, а может быть, спрятался… не любит дневного света. Она такая, моя большая, занявшая две трети Евразии, страна. Много-много места… и совсем немного запуганных, много пьющих людей.
Тайга снаружи горела. Копоть проникала в мельчайшие оконные щели, пачкала белье и оседала на волосах. Может быть, поэтому машинисты спешили проскочить таежные перегоны. Состав летел с трудно представимой скоростью.
Впрочем, иногда тормозить все-таки приходилось. Там, где рельсы шли по узким, нависающим над обрывом участкам, мы останавливались и дальше ползли со скоростью выпившего пешехода.
Внутриэкспрессное радио транслировало характерные мотивчики про козырную юность и плачущую на суде маму. Пассажиры, перекрикивая радио, общались:
– Что ты, падла, крыльями своего носа тут машешь? Взлететь охота?
Уже к четырем часам дня в вагоне не оставалось ни единого трезвого мужчины старше четырнадцати лет. Допив напитки, сибиряки вставали и шли ухаживать за проводницей, пожилой монголоидной женщиной. Они называли ее «Солнышко», они пахли в ее сторону своими телами… иногда они засыпали, не дойдя до купе проводников.
Так я и ехал. Планета Земля два раза подряд подставила бока своему светилу… исполнилось ровно три недели, как я уехал из Петербурга, и волосы на моей голове отросли еще на полтора миллиметра… больше в мире не произошло ничего… я засыпал в тайге и просыпался в тайге, я становился старше, но не становился умнее, а поезд ехал все западнее.
6
Возникало ли у вас ощущение, что кровать, в которой вы проснулись, – это и есть ваш единственный дом? Другого не будет. Вы просыпаетесь, закуриваете, понимаете, что бежать некуда.
Прежде чем родился мой сын, я довольно часто просыпался в чужих кроватях. Навыки, необходимые для ночевания в незнакомых квартирах, выработались у меня быстро.
Просыпаясь, я всегда знал дальнейшую последовательность действий. Например, где, если проснулся раньше хозяев, искать кофе и сигареты. Понимал, когда нужно убирать за собой кровать, а когда – не обязательно. Умел мыться в чужих ваннах.
Теперь, столь же быстро, я обучился жизни в поездах. На верхнюю полку я взбирался ловчее Спайдермена.
В Красноярске дагестанец, занимавший полку подо мной, вылез, а его место занял старик-инвалид. Возможно, покупая в кассе билет, он заплатил за него только половину стоимости. У него была всего одна рука (левая) и одна (тоже левая) нога.
Правая рука отсутствовала по самое плечо. Спал старик именно на правом боку. Когда вечерами мне было не уснуть, я лежал и пытался понять: удобно спать, опираясь на плечо, из которого не растет рука, или, наоборот, не удобно.
Лежа у себя на полке старик читал книгу, на обложке которой значилось «Васко Нуэньес де Бальбоа. История покорения Западных Индий». В томе было не меньше полутора тысяч страниц.
Рядом с ним ехали каторжники и беглые солдаты… ехали люди, которые подолгу обсуждали, можно ли считать настоящим вором гадыча, отсидевшего в тюрьме меньше двенадцати лет… а он сквозь очки читал книжку с таким странным названием… мне нравилось смотреть на всю эту картину.
Среди московских журналистов у меня есть шапочный знакомый, в свое время возглавлявший отдел в серьезном еженедельнике. Смыслом его существования было изучать французский язык.
Он не просто разговаривал по-французски. Он ради этого жил. Специально ставил себе акцент, выписывал и учил редкие обороты речи…
При этом парень был не дурак выпить. Както он приехал в город Ярославль и с радостным визгом предался древнерусскому запою в компании ярославских трактористов.
На одиннадцатый день он проснулся в стогу сена. Стог располагался на обочине трассы «Золотое Кольцо». Ботинок на ногах у приятеля не было, зато на его голое тело был надет ватник… почти не рваный.
Неподалеку был припаркован двухэтажный автобус, и стайками бродили… правильно, французы. Сизый, подрагивающий конечностями коллега подошел поближе и на языке Мишеля Монтеня спросил у французов, который час и не дадут ли они ему сигаретку?
Не возьмусь описывать выражения французских лиц.
7
Новосибирский железнодорожный вокзал был импозантен. У входа в прохладный «Зал ожидания» дежурная орала на чернокожего кавказца, чтобы он убирался туда, откуда и возник. Я понял, что вернулся домой.
В ларьках по-прежнему продавалась кока-кола. Рекламные щиты рекламировали средства мобильной связи. По привокзальной площади ходили красивые и модные девушки. Поймите меня правильно: КРАСИВЫЕ И МОДНЫЕ ДЕВУШКИ.
Это был дом. Почти моя прихожая. Все, что могло произойти со мной плохого, уже произошло, а теперь начиналась цивилизация, и это было хорошо.
Я купил себе газету «Московский комсомолец». Ничего, что на полосе официальной хроники был помещен отчет о Всемирном съезде сибирских шаманов. В остальном это была настоящая свежая газета, говорившая именно о том, о чем я привык слушать.
Рядом с газетным киоском стоял ларек с видеокассетами. Среди новинок имелось такое чудо, как «Жадные спермоглоты. Часть 17». То есть, возможно, где-то существовали и шестнадцать предыдущих частей.
Я чувствовал родной, но чуть подзабытый запах: это была цивилизация, а у нее были гнилые зубы.
Оставшейся мелочи должно было хватить на маршрутку до аэропорта. Регистрация на самолет до Петербурга начиналась приблизительно через полчаса, а заканчивалась через полтора.
– Такси не нужно?
– Нет.
– А тебе куда?
– В аэропорт.
– Опаздываешь на самолет? Не отказывайся. На машине довезу быстро.
– Сколько стоит?
– Как обычно.
– Я не знаю, как здесь обычно.
– Тариф: доллар.
Если честно, мне хотелось приехать в аэропорт именно на такси. Просто для того, чтобы окончательно убедиться, что Азия окончена и начинается цивилизованная жизнь.
И как раз доллар у меня был. Ровно один американский доллар.
Таксист был невысок, мускулист и рыжеус. Может быть, он был отставным военным невысокого звания. Я кинул рюкзак в багаж ник, сел на переднее сиденье и закурил. Таксист вырулил на мост через реку Обь.
Город Новосибирск был из тех, про которые говорят «чистенький», как про носки, которые носят уже пятнадцать лет и при этом постоянно стирают.
Мы болтали. Водитель сказал, что помирает, пива хочет и научил меня зажигалкой открывать бутылки. Чтобы сковырнуть пробку, говорил он, нужен не удар, а толчок. Упираешь зажигалку не в большой палец, а в сгиб указательного – хоп!
– Именно указательного?
– Он мягкий. На нем синяков не остается.
– А-а-а…
Мы проехали еще. Многоэтажные дома давно кончились, но Новосибирск все еще продолжался.
– Большой город. В смысле – длинный. Едем-едем…
– Да. У нас просторы сибирские.
– Цены, я смотрю, тоже.
– В смысле?
Таксист сказал, что если поехать вон туда, то попадешь в Академгородок. Я спросил далеко это? Сколько стоит доехать?
– Так у нас везде одинаково.
– Сколько это, «одинаково»?
– Я ж тебе сказал: тариф.
– То есть?
– Один километр – один доллар.
– Останови.
– Где?
– Прямо вот здесь и останови.
Вы понимаете, да? По идее нужно было открывать дверь, хватать куртку, выпрыгивать и убегать. Но мой рюкзак лежал в багажнике. Поэтому я начал объясняться.
– Сколько мы проехали?
– Пятьдесят два километра.
– Значит, я должен…
– Пятьдесят два доллара. Ну, и там на чай, то-сё.
– Ты всерьез думал, что я столько заплачу тебе за двадцатиминутную поездку?
– А чего?
– Fuck! Разумеется, я не стану платить за поездку на такси пятьдесят долларов. Это нереально. Столько даже в Нью-Йорке не платят.
– У нас, брат, не Нью-Йорк.
– Именно поэтому я и не стану столько платить.
Водитель слушал меня, пробовал возмутиться, тер пальцами нос и выглядел несчастным.
– О’кей. Сколько ты сможешь заплатить?
– У меня всего один доллар. Ровно один. Ты не четко выразился, а я невнимательно слушал. Дальше я дойду пешком. Спасибо. Вот этот доллар. Больше у меня нет. Вообще ничего нет.
До свидания.
Водитель покрутил бумажную денежку в пальцах и сказал, что машина – не его, он ездит на чужой и за деньги ему предстоит отчитываться, так что пусть я подожду, сейчас подъедут ребята, и я должен буду объяснить недоразумение им, ладно?
Он набрал номер на мобильном телефоне, и ребята появились почти сразу. Они выбрались из машины, щелкнули резинкой тренировочных штанов, громко сморкнулись. Сморкались они просто здорово. Очень киногенично.
Один наклонился к окну машины, поинтересовался, в чем проблема.
– Леша, этот парень платить не хочет.
– Как это?
– Говорит, нет денег.
– А чего ж тогда садился?
В том городе, в котором живу я, так одевались бандиты конца ХХ века. Спортивные костюмы, кожаные куртки с погончиками, лысые черепа. Ребята напоминали русских мафиози, как их показывают в дешевых иностранных кино, но которых никогда не встретишь в реальной жизни. Я не боялся ребят.
– Ну-ка, это… вылези-ка из автомобиля.
Я вылез. По обочинам дороги стояли деревянные дома, а за ними начиналась тайга.
– Платить отказываешься?
– Я не отказываюсь. Ваш водитель не четко сформулировал, сколько стоит поездка. У меня нет таких денег.
Я был уверен, что ничего особенного не произойдет: поговорим, и разойдемся. В моем городе такие парни контролируют автозаправки и стриптиз-бары, но давно не грабят приезжих, не способных заплатить за поездку на такси.
Я был настолько в этом уверен, что не успел увернуться, и когда по ту сторону моих век все наконец взорвалось, я просто упал навзничь и не сразу сообразил, что голову стоит прикрыть руками, потому что ноги у парней сильные, а голова у меня всего одна.
Они били меня сильно и молча. Зато не очень долго.
Потом один из ребят стал шарить у меня по карманам. Я не врал: денег у меня действительно не было.
Мой рюкзак и лежавшую на заднем сиденье такси куртку ребята забрали в качестве трофея. В куртке лежали билеты на самолет. Увидев, что они собираются уезжать, я поднялся и бросился к машине. Один из них ударил меня чем-то тяжелым по голове, и я опять упал.
8
До аэропорта я добрался через сорок минут после того, как авиалайнер, выполняющий рейс по маршруту Новосибирск – Петербург поднялся в воздух.
Клянусь: никогда в жизни я не обращался за помощью к милиции. Не обращался раньше и, надеюсь, не обращусь в будущем. Но тут был экстремальный случай.
Я доковылял до постового и рассказал ему о случившемся. Он полистал мой паспорт и спросил, чего я от него хочу?
– Помогите мне.
– Как?
– Попробуйте найти этих орлов. У них мои билеты на самолет.
– Ты же сам говоришь, что твой самолет улетел.
– Ну, да.
– И в машину к ним ты сел тоже сам.
– У них остались мои билеты! Теперь я не смогу улететь!
– А как ты собираешься улетать, если самолет уже в воздухе?
– Я попробую объяснить в кассах. Мне должны вернуть стоимость билета… хотя бы часть стоимости.
– Знаешь, разбирайся со своими проблемами сам, ладно?
– Вы не станете их искать?
Постовой только рассмеялся.
9
Всю ночь я просидел на поребрике возле аэропорта. За спиной в ларьке «Аудио-Видео» играла группа «Русский Размер». Знаете? Это два таких пожилых толстых клоуна. Последние викинги русского техно. Пророки поколения, которого нет… моего поколения.
Иногда я пальцами трогал разбитое, немного незнакомое лицо. Оно болело.
Тысячелетие тому назад в странном городе, название которого почти невозможно вспомнить, хотя называется он Санкт-Петербург, я ходил в дорогой клуб на мероприятие, во время которого «Русский Размер» отыграли пару своих песен.
К синтезаторам и сэмплерам эти парни подошли так, будто перед ними пулемет с последним патроном. В тот вечер я понял, что мне нравятся эти толстые персонажи, потому что последнее время я тоже толстый и мое время тоже давно прошло, и хотя я никогда особенно не любил электронную музыку, я купил их кассету и прежде, чем оказаться в этих краях, иногда слушал ее дома… думал о том, как хорошо все начиналось и как глупо закончилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18