Я подумал, что если меня вырвет еще и здесь, то выйдет неловко. В кемпусе негритосы танцевали самбу. По дорожке ползла громадная бабочка. У нее были толстые мохнатые ноги. Была б она девушкой, ни в жизнь ей не выйти замуж.
Потом всех позвали в столовую. Я-то зачем поплелся?
На столе стояли тарелки с жирным мясом. Оно было горкой навалено поверх зеленых листьев и пахло. Еще были порезанные фрукты и плетеная тарелка с чем-то вроде крупной клюквы.
— Мерзкое утречко.
— Да? А мне казалось ничего. Солнце... и вообще...
— В жопу это солнце.
— Сходи выпей пива.
— Не сейчас. Пусть с тех пор, как я блевал последний раз, пройдет хотя бы пятнадцать минут.
За несколько столов от нас сидел папаусовский лама. На нем был бордовый монашеский плащ, из-под которого торчала футболка с надписью «NIKE». Он доел, вытер губы и подошел к нам. Я подумал, что было бы неплохо встать.
Лама похлопал меня по спине. По-английски он говорил почти без акцента.
— Как вам Конгресс?
— Очень захватывающее мероприятие.
— Будете о нем писать?
— Конечно! Я переполнен впечатлениями!
Он снова улыбнулся и посмотрел на меня внимательнее.
— С вами что-то не так?
— Все в порядке. Просто я отравился. В городе очень плохая вода.
— Вы нуждаетесь в таблетках?
— Спасибо. Это пройдет.
— Мне сказали, вы хотите стать буддистом.
— Да. Хочу.
— Правильный выбор! Я буду рад поговорить с вами об этой религии.
— Спасибо.
— Вы медитируете?
— Понимаете, я совсем недавно решил стать буддистом.
— Хорошо. Это очень хорошо. Вам предстоит многое понять. Буддизм — это религия сильных и смелых людей.
— Да?
— Старайся больше медитировать. Обращай внимание на то, как устроен твой ум. Это очень важно. Больше читай.
— Я буду стараться.
— Через какое-то время мы проведем для тебя несколько ритуалов. Но главное — старайся понять природу своего ума. Тот, кто понимает природу ума, имеет возможность умереть правильно. Это очень важно.
— А как научиться правильно жить? Что нужно делать для этого?
— Незамутненный ум это и есть подлинный Свет Будды. Понимаешь?
— В общих чертах.
— Если возникнут проблемы, подходи, не стесняйся. Буду рад помочь.
— Спасибо.
— Тебе точно не нужны таблетки? Поправляйся. Заходи как-нибудь в мой номер. Я дам тебе очень хорошие пособия по медитации.
— Спасибо.
Делегаты перемещались в садик. Малайцы убирали со столов грязную посуду. Бригитта дожевывала бурое мясо. Может быть, это была печень. Может быть, это была моя, неработающая после вчерашнего, печень.
— Твой друг говорил, что ты журналист. Зря ты не пришел на церемонию открытия. Было очень красиво. Все вместе молились. Представители всех религий мира — вместе. Я думаю, это очень важно.
— А кому они молились?
— Мне доверили зачитывать приветствие от имени бельгийской делегации. Жалко, что ты не смог прийти.
— Хорошо, что я вообще выжил.
— Что?
— Не обращай внимания.
Ногти Бригитта красила черным лаком. Я заметил, что ее левая рука от запястья до самого локтя исполосована шрамами. Некоторые были толще моего мизинца. Решительная девушка.
— Ты поедешь купаться?
— Купаться?
— Сейчас всех желающих повезут на пляж. Ты поедешь?
— Да, действительно, поехали! Искупаешься, легче станет.
— Купаться? Ну, хорошо. Только подождите, я поднимусь надену плавки.
В кондиционированном салоне автобуса было сумрачно и прохладно. Я сел у окна, а Бригитта рядом со мной. Похмелье и клаустрофобия — ничего сочетание? Сзади болтали на незнакомом языке. Мы тоже о чем-то поболтали. Я старался не дышать в сторону Бригитты.
Автобус ехал по узкой горной дороге. Временами она напоминала ленту Мебиуса. Зеленели бесконечные холмы. Они казались немного прыщавыми. Земля похотливо изгибалась, подставляла многочисленные бюсты под чужие ладони. По склонам холмов сползали залитые водой террасы. Кое-где на них копошились яркие фигурки.
Я спросил у Бригитты, как называется место, куда мы едем. Она не знала. Один раз за окном проплыли развалины старинного форта. Я разглядел окислившиеся стволы пушек. Потом начались джунгли. Может быть, в них водилось что-нибудь вроде настоящих недрессированных бегемотов.
Водитель припарковался на асфальтированной площадке. Я выбрался наружу и огляделся. Цветовая гамма была так себе. Снизу вверх чередовались зеленый город, серый пляж, зеленое море, серые горы, зеленые облака и на самом верху — серый козырек моей кепки.
— Через три часа мы отправляемся назад. Пожалуйста, не опаздывайте.
Делегаты, подгибая колени, зашагали вниз, к городу. У каждого были солнцезащитные очки и камера на груди. Все громко разговаривали. Мы трое брели последними.
Безымянный городок оказался совсем маленьким. Он поднимался и снова опускался. У меня от него кружилась голова. Народу на улицах было мало. Бригитта захотела чего-нибудь купить. Сувенирная лавочка была закрыта, но, разглядев европейцев, хозяин засуетился и распахнул дверь. Английскую фразу: «Чем могу помочь?» он прочел по бумажке. На прилавках были разложены лакированные ракушки, китайские веера, черные статуэтки, крохотные колчаны со стрелами, сушеные акульи головы, звякающие амулеты, кораблики, замурованные в бутылки из-под рома. Ром!.. Блядь!.. Чтобы я еще?!. когда-нибудь?!
Городок плавно перетекал в пляж. Дома кончились, вместо них появились стойки с фонтанчиками питьевой воды. Желтая вода вытекала судорожными толчками, будто внутри кому-то выдавливают прыщ. У самой границы асфальта и песка дорогу нам перебежала большая стая хищных рыжих насекомых. Каждое размером с мужской палец. Бригитта громко взвизгнула.
Бухта была узкой и мелкой. Воды в ней было так немного, что казалось, будто ее пролили и забыли вытереть. Местами из нее торчали горбатые островки. Еще виднелись полосатые, как семейные трусы, паруса джонок. Пальмы напоминали суставчатые фаллосы, лобком вверх вбитые в песок. Слева в конце пляжа виднелся бетонный пирс. Из-за него выглядывало неработающее «чертово колесо».
Бригитта была загорелая и чересчур длинноногая. На ней был закрытый купальник — черный, под цвет вьющихся волос. Вы замечали, что с похмелья проблема секса становится крайне болезненной? Хотелось... впрочем, ладно. А вот лезть в воду не хотелось. Я добрел до засыпанного песком лежака. Он оказался узким и неудобным. На европейские габариты здесь не рассчитывали.
Было тихо и спокойно. Солнце уже передумало зажарить меня живьем и остановилось на лишь слегка проваренном мясе. Ветер-похабник что-то нашептывал незнакомым растениям. Те растопыривали уши-лопухи. Было слышно, как за спиной играют в волейбол. Несколько раз ко мне подкатывали велосипедисты-коммивояжеры. Предлагали купить лимонад или освежающий фрукт рондонг. Я прислушался к ощущениям и выбрал баночку шипучей, брызгающейся «Коки». Желудок жалобно взвизгнул.
Или все-таки искупаться?
Плавки «Speedo», которые были на мне надеты, в свое время покупала жена. Сразу после свадьбы мы с ней уехали на юг, в Гагры. Радовались, загорали, пили вино. Может быть, вина было слишком много уже тогда. На пляже его продавали в розлив, так что загорать я предпочитал в одиночестве. Как-то не рассчитал количество и уснул прямо на песке.
Проснулся уже ночью. Надо мной стояла светловолосая девушка в мешковатом мужском пальто.
— Хочешь посмотреть Чебурашку?
— Чебурашку?
Девушка распахнула пальто. Верхнюю часть купальника она не носила. Что-то от лопоухого зверька в этом, конечно, было. Потом она ушла, и я недоуменно посмотрел ей вслед. А еще через минуту меня окружили черные недобрые аборигены. Сеанс был платным. Не хочу ли я сдать все деньги и ценные вещи?
Продавцов чебурашек было больше десяти. Из-под ботинка первого выкатиться я еще успел. Но подняться мне так и не дали. Сломанное ребро, левая сторона лица, превратившаяся в пунцовую массу. Остаток медового месяца жена всхлипывала и меняла мне холодные компрессы...
Сколько же лет назад это было?
Бригитта вылезла из воды и легла рядом. Сильные ягодицы, большая грудь, узенькие плечи, красивая шея. Вот только челочка — дурацкая. В ушах и на пальцах рук она носила здоровенные серебряные украшения. На щиколотке виднелась совсем маленькая татуировочка.
Я подумал, о чем бы нам поговорить?
— Красивая tatoo.
— У тебя тоже.
— Спасибо.
Мы помолчали.
— В твоей стране это дорого?
— Меня разукрашивали приятели. А если не секрет, что с твоими руками?
— Суисайд полюшн.
— Это понятно. Несчастная любовь?
— Нет, героин. Раньше я употребляла наркотики. Очень много героина... Потом реабилитировалась. Три года назад.
Мы опять помолчали.
— У себя дома я работаю с детьми. Сразу после курса реабилитации стала работать на религиозный фонд, который оплачивал мое лечение. У меня группа детей от трех до пяти лет. Я учу их рисовать. Читаю книжки. Ты понимаешь, да?.. это дети, у которых нет родителей.
— Тебе за это платят?
— Очень немного. Зато они оплатили мне поездку на Конгресс. Хотя сама я не религиозна. Мне просто нравится работать с детьми.
— Понятно.
— А ты, я слышала, буддист?
— С позавчерашнего дня.
Папаускас выбрался на берег, по-собачьи отряхнулся и доковылял до нас.
— Видите вон ту рожу на джонке? Я его спрашиваю: сколько стоит прокатиться? Знаешь, что он сказал? Двести баков! Я что, так выгляжу?
Я спросил, слышал ли он о судьбе капитана Магеллана, который где-то в этих краях тоже решил прокатиться на джонке? Папаускас вытерся и долго вытряхивал воду из уха. Закурил.
— Сколько времени? Может, по пиву?
— Ох! Что ж я маленьким не сдох?
— Я смотрю, у тебя сложные отношения с алкоголем?
— Просто вчера я уже выпил кружечку холодного пива.
Мы все равно дошли до пляжного кафе. Оно было оформлено как тропическое бунгало. Крышу выложили связками жестких черных мочалок. С веранды были видны океан и пальмы. Залив напоминал жеваный мармелад.
— Жарко тут.
— Местные говорят, что сезон дождей уже кончился. Хотя, может быть, еще придет тайфун.
Мы поразглядывали океан. Кроме нас, в кафе сидел всего один малаец. Он курил и ножичком ковырял оранжевый грейпфрут.
— Когда я вижу малайца в очках, то смотрю по сторонам: нет ли еще и собаки со слуховым аппаратом?
— Злой ты.
— Наверное, слово «Малайзия» переводится как «Азия для маленьких». Рядом с аборигенами я ощущаю себя большим белым колонизатором.
Бригитта пила пиво маленькими глоточками. Потом она спросила, давно ли я работаю журналистом?
— Слишком давно.
— У себя в России ты известный журналист?
— У себя в России я бедный журналист.
— Разве так бывает? А ты женат?
— Развелся. Месяц назад.
— Дети?
— Есть. Мальчик. Белобрысый, очень хорошенький.
— Теперь он живет с женой?
— Разумеется.
— Дети это важно. Мне всегда очень жалко детей. У них обязательно должны быть родители. В Бельгии после развода детей часто оставляют жить с отцами.
— Не реально. У меня кретинская работа. Я много пью. Денег постоянно не хватает.
— Тебе не нравится твоя работа?
— Мне нравится твоя работа.
— В смысле?
— Плюнуть бы на все. Не пить. Пройти... как ты... реабилитацию. Тоже читать детям книжки.
Она и Папаускас посмотрели на меня.
— Что тебе мешает устроиться на такую работу?
— Да ничего не мешает. Может, я еще и устроюсь. Папаускас, в России есть буддийские благотворительные организации?
— Понятия не имею.
— Ты же буддист?
— Какая связь между буддизмом и благотворительностью? Тебе лама сказал изучать природу ума? Вот и изучай!
— Ладно. Я буду. Хорошо, что именно меня послали на этот Конгресс.
— Да?
— Могли ведь и не послать.
— Да?
— Может, когда я вернусь домой, все изменится.
— За это и выпьем!
— Выпейте. Спасибо.
Волны накатывали на берег неторопливо. С ленцой и чувством собственного достоинства. Как и подобает волнам океана, именуемого Тихий, он же Великий. На берег... секундная пауза... от берега. И так — на протяжении последнего миллиарда лет.
Похмелье понемногу отпускало. Я действительно был рад, что мне удалось сюда приехать.
4
Нет на свете ничего более бурлящего и оптимистичного, чем человек, который покончил с алкоголем еще позавчера, а сегодня принял душ, переоделся и пьет кофе.
Кофе я налил себе, как люблю: очень горячий, очень сладкий. Зубы были надраены, футболка пахла любимым одеколоном. Строгие малайцы улыбались мне ласково. Они заранее завидовали редактору, который будет читать мой сегодняшний материал.
Заседания проходили в огромном сером Главном корпусе. Я закурил. Влился в шеренгу дисциплинированных делегатов. По дороге проверил, пишут ли ручки и как там батарейки в диктофоне.
Расстилающийся день напоминал первую брачную ночь.
За пару аллеек от кемпуса был припаркован красный «SAAB». Все пять дверей были открыты. Внутри машины громко смеялись. Рядом стоял Папаускас. Заметив меня, он помахал рукой. В другой руке Папаускас держал пластиковый стаканчик.
— А у меня берут интервью! Представляешь? Обещают фото на первой полосе главной лумпурской газеты! Представляешь? Завтра скуплю весь тираж! Парни в Даугавпилсе обзавидуются!
В салоне сидели коренастые малайские мужички. Один был одет в фотокоровский жилет с кармашками и увешан дорогими камерами.
— Кстати, ребята, этот парень тоже журналист.
— О!
— Он аккредитован при Конгрессе. Русский. Из Санкт-Петербурга.
— О!
— Они предлагают выпить местного напитка. Будешь? Называется «coconat-vodka». Как я понимаю, самогон из кокосовых орехов. Экзотика, а?
— Ты на заседание идешь?
— А ты?
— Обязательно. В моей газете интервью с типами вроде тебя за сенсацию не прокатывает.
— Подожди минутку. Сейчас допью и вместе пойдем. Подождешь?
Малайцы подлили ему своей кокосовой гадости. Мне тоже протянули стаканчик.
— Спасибо. Я не хочу.
— Это вкусно. Попробуй.
— Не хочу. Я просто не хочу.
— Я правильно понял? Ты журналист?
— Просто пока мне не хочется. Спасибо.
Последние делегаты заскакивали в двери серого здания. Папаускас выпил не один раз, а несколько. Пахло действительно кокосами.
— Что вы, гайз, делаете вечером? Пошли в диско?
— В вашем городе есть хорошие диско? Ты пойдешь в диско?
— У нас отличные диско! Только нужно знать, куда идти. И диско, и peep-show, и массажные салоны. Вы уже были в «Ахласаре»?
— Что это?
— Вы не были в «Ахласаре»?! Там был даже Кевин Кестнер! Вы знаете Кевина Кестнера? У нас в Малайзии лучший стриптиз в Восточной Азии!
— Лучший стриптиз в Восточной Азии находится в Патайе, Таиланд.
— Fake! Тайки — бляди! А малайские девушки — очень красивые. Вам нравятся наши девушки?
— Если честно, нет. У вас слишком маленькие девушки. Я люблю высоких девушек. Как Бригитта. Ха-ха-ха!.. Кстати, по поводу Бригитты...
Папаускас сунул мне свой стаканчик и нырнул внутрь корпуса. Бригитту он выволок на улицу, держа за рукав. Она удивленно задирала брови, спрашивала, что происходит и куда они идут. Папаускас налил ей водки. Бригитта перестала спрашивать.
Я несколько раз посмотрел на часы.
— Ладно. Все. Я пошел.
— Подожди. Подожди еще минутку.
— Как я буду писать? Я не был еще ни на одном заседании!
— Ты хочешь, чтобы я один тусовал с этими рожами?
Малайцы достали следующую бутылку. В мутной жидкости плавали белесые волокна. Акцент у малайцев был странный, визгливый. Будто они пытались скандалить, набрав полный рот карамелек. Вместо «fifty» они говорили «пипти». Cлово «Раша», Россия, произносили как «Русья».
— А какой у малайцев национальный напиток?
— Что такое «национальный напиток»?
— Французы пьют вино. Шотландцы — виски. А что пьют малайцы?
— «Stoly».
— Что?
— Водку «Stoly».
— Ты слышал? Они что, серьезно? Ребята, вы в курсе, что «Столичная» — это русский национальный напиток?
Потом Папаускас сказал, что на заседание мы все равно опоздали, так что можно прокатиться в город. Я пытался говорить, что сегодняшняя тема... и что подумает лама?.. а мне еще писать... Все только смеялись. Меня усадили на заднее сиденье, рядом с Бригиттой. В тесноте я чувствовал запах ее духов. На ходу подливая Бригитте в стакан, Папаускас каждый раз проливал немного мне на брюки.
Машина продиралась по узким улочкам. Тянулись бесконечные желтые стены. Камни были тщательно вылизаны ветром. У местных ветров были мокрые и нежные языки. Журналисты хихикали и взвизгивали тормозами на поворотах.
Потом проспекты стали пошире. Появились светофоры. Они были такие низенькие, что встань на цыпочки — и дотянешься до красного цвета. Зато небоскребы выглядели очень настоящими.
Мы остановились напротив надписи «Караоке-бар New-York».
— Ну? Где обещанные порнокинотеатры?
— Дождемся вечера. Настоящая жизнь начинается с наступлением темноты.
В этой части города я еще не был. Что-то вроде делового центра. Хотя даже здесь все казалось не до конца продуманным. Перед дорогой витриной из пуленепробиваемого стекла могла лежать груда битого кирпича, обнесенная бамбуковым заборчиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Потом всех позвали в столовую. Я-то зачем поплелся?
На столе стояли тарелки с жирным мясом. Оно было горкой навалено поверх зеленых листьев и пахло. Еще были порезанные фрукты и плетеная тарелка с чем-то вроде крупной клюквы.
— Мерзкое утречко.
— Да? А мне казалось ничего. Солнце... и вообще...
— В жопу это солнце.
— Сходи выпей пива.
— Не сейчас. Пусть с тех пор, как я блевал последний раз, пройдет хотя бы пятнадцать минут.
За несколько столов от нас сидел папаусовский лама. На нем был бордовый монашеский плащ, из-под которого торчала футболка с надписью «NIKE». Он доел, вытер губы и подошел к нам. Я подумал, что было бы неплохо встать.
Лама похлопал меня по спине. По-английски он говорил почти без акцента.
— Как вам Конгресс?
— Очень захватывающее мероприятие.
— Будете о нем писать?
— Конечно! Я переполнен впечатлениями!
Он снова улыбнулся и посмотрел на меня внимательнее.
— С вами что-то не так?
— Все в порядке. Просто я отравился. В городе очень плохая вода.
— Вы нуждаетесь в таблетках?
— Спасибо. Это пройдет.
— Мне сказали, вы хотите стать буддистом.
— Да. Хочу.
— Правильный выбор! Я буду рад поговорить с вами об этой религии.
— Спасибо.
— Вы медитируете?
— Понимаете, я совсем недавно решил стать буддистом.
— Хорошо. Это очень хорошо. Вам предстоит многое понять. Буддизм — это религия сильных и смелых людей.
— Да?
— Старайся больше медитировать. Обращай внимание на то, как устроен твой ум. Это очень важно. Больше читай.
— Я буду стараться.
— Через какое-то время мы проведем для тебя несколько ритуалов. Но главное — старайся понять природу своего ума. Тот, кто понимает природу ума, имеет возможность умереть правильно. Это очень важно.
— А как научиться правильно жить? Что нужно делать для этого?
— Незамутненный ум это и есть подлинный Свет Будды. Понимаешь?
— В общих чертах.
— Если возникнут проблемы, подходи, не стесняйся. Буду рад помочь.
— Спасибо.
— Тебе точно не нужны таблетки? Поправляйся. Заходи как-нибудь в мой номер. Я дам тебе очень хорошие пособия по медитации.
— Спасибо.
Делегаты перемещались в садик. Малайцы убирали со столов грязную посуду. Бригитта дожевывала бурое мясо. Может быть, это была печень. Может быть, это была моя, неработающая после вчерашнего, печень.
— Твой друг говорил, что ты журналист. Зря ты не пришел на церемонию открытия. Было очень красиво. Все вместе молились. Представители всех религий мира — вместе. Я думаю, это очень важно.
— А кому они молились?
— Мне доверили зачитывать приветствие от имени бельгийской делегации. Жалко, что ты не смог прийти.
— Хорошо, что я вообще выжил.
— Что?
— Не обращай внимания.
Ногти Бригитта красила черным лаком. Я заметил, что ее левая рука от запястья до самого локтя исполосована шрамами. Некоторые были толще моего мизинца. Решительная девушка.
— Ты поедешь купаться?
— Купаться?
— Сейчас всех желающих повезут на пляж. Ты поедешь?
— Да, действительно, поехали! Искупаешься, легче станет.
— Купаться? Ну, хорошо. Только подождите, я поднимусь надену плавки.
В кондиционированном салоне автобуса было сумрачно и прохладно. Я сел у окна, а Бригитта рядом со мной. Похмелье и клаустрофобия — ничего сочетание? Сзади болтали на незнакомом языке. Мы тоже о чем-то поболтали. Я старался не дышать в сторону Бригитты.
Автобус ехал по узкой горной дороге. Временами она напоминала ленту Мебиуса. Зеленели бесконечные холмы. Они казались немного прыщавыми. Земля похотливо изгибалась, подставляла многочисленные бюсты под чужие ладони. По склонам холмов сползали залитые водой террасы. Кое-где на них копошились яркие фигурки.
Я спросил у Бригитты, как называется место, куда мы едем. Она не знала. Один раз за окном проплыли развалины старинного форта. Я разглядел окислившиеся стволы пушек. Потом начались джунгли. Может быть, в них водилось что-нибудь вроде настоящих недрессированных бегемотов.
Водитель припарковался на асфальтированной площадке. Я выбрался наружу и огляделся. Цветовая гамма была так себе. Снизу вверх чередовались зеленый город, серый пляж, зеленое море, серые горы, зеленые облака и на самом верху — серый козырек моей кепки.
— Через три часа мы отправляемся назад. Пожалуйста, не опаздывайте.
Делегаты, подгибая колени, зашагали вниз, к городу. У каждого были солнцезащитные очки и камера на груди. Все громко разговаривали. Мы трое брели последними.
Безымянный городок оказался совсем маленьким. Он поднимался и снова опускался. У меня от него кружилась голова. Народу на улицах было мало. Бригитта захотела чего-нибудь купить. Сувенирная лавочка была закрыта, но, разглядев европейцев, хозяин засуетился и распахнул дверь. Английскую фразу: «Чем могу помочь?» он прочел по бумажке. На прилавках были разложены лакированные ракушки, китайские веера, черные статуэтки, крохотные колчаны со стрелами, сушеные акульи головы, звякающие амулеты, кораблики, замурованные в бутылки из-под рома. Ром!.. Блядь!.. Чтобы я еще?!. когда-нибудь?!
Городок плавно перетекал в пляж. Дома кончились, вместо них появились стойки с фонтанчиками питьевой воды. Желтая вода вытекала судорожными толчками, будто внутри кому-то выдавливают прыщ. У самой границы асфальта и песка дорогу нам перебежала большая стая хищных рыжих насекомых. Каждое размером с мужской палец. Бригитта громко взвизгнула.
Бухта была узкой и мелкой. Воды в ней было так немного, что казалось, будто ее пролили и забыли вытереть. Местами из нее торчали горбатые островки. Еще виднелись полосатые, как семейные трусы, паруса джонок. Пальмы напоминали суставчатые фаллосы, лобком вверх вбитые в песок. Слева в конце пляжа виднелся бетонный пирс. Из-за него выглядывало неработающее «чертово колесо».
Бригитта была загорелая и чересчур длинноногая. На ней был закрытый купальник — черный, под цвет вьющихся волос. Вы замечали, что с похмелья проблема секса становится крайне болезненной? Хотелось... впрочем, ладно. А вот лезть в воду не хотелось. Я добрел до засыпанного песком лежака. Он оказался узким и неудобным. На европейские габариты здесь не рассчитывали.
Было тихо и спокойно. Солнце уже передумало зажарить меня живьем и остановилось на лишь слегка проваренном мясе. Ветер-похабник что-то нашептывал незнакомым растениям. Те растопыривали уши-лопухи. Было слышно, как за спиной играют в волейбол. Несколько раз ко мне подкатывали велосипедисты-коммивояжеры. Предлагали купить лимонад или освежающий фрукт рондонг. Я прислушался к ощущениям и выбрал баночку шипучей, брызгающейся «Коки». Желудок жалобно взвизгнул.
Или все-таки искупаться?
Плавки «Speedo», которые были на мне надеты, в свое время покупала жена. Сразу после свадьбы мы с ней уехали на юг, в Гагры. Радовались, загорали, пили вино. Может быть, вина было слишком много уже тогда. На пляже его продавали в розлив, так что загорать я предпочитал в одиночестве. Как-то не рассчитал количество и уснул прямо на песке.
Проснулся уже ночью. Надо мной стояла светловолосая девушка в мешковатом мужском пальто.
— Хочешь посмотреть Чебурашку?
— Чебурашку?
Девушка распахнула пальто. Верхнюю часть купальника она не носила. Что-то от лопоухого зверька в этом, конечно, было. Потом она ушла, и я недоуменно посмотрел ей вслед. А еще через минуту меня окружили черные недобрые аборигены. Сеанс был платным. Не хочу ли я сдать все деньги и ценные вещи?
Продавцов чебурашек было больше десяти. Из-под ботинка первого выкатиться я еще успел. Но подняться мне так и не дали. Сломанное ребро, левая сторона лица, превратившаяся в пунцовую массу. Остаток медового месяца жена всхлипывала и меняла мне холодные компрессы...
Сколько же лет назад это было?
Бригитта вылезла из воды и легла рядом. Сильные ягодицы, большая грудь, узенькие плечи, красивая шея. Вот только челочка — дурацкая. В ушах и на пальцах рук она носила здоровенные серебряные украшения. На щиколотке виднелась совсем маленькая татуировочка.
Я подумал, о чем бы нам поговорить?
— Красивая tatoo.
— У тебя тоже.
— Спасибо.
Мы помолчали.
— В твоей стране это дорого?
— Меня разукрашивали приятели. А если не секрет, что с твоими руками?
— Суисайд полюшн.
— Это понятно. Несчастная любовь?
— Нет, героин. Раньше я употребляла наркотики. Очень много героина... Потом реабилитировалась. Три года назад.
Мы опять помолчали.
— У себя дома я работаю с детьми. Сразу после курса реабилитации стала работать на религиозный фонд, который оплачивал мое лечение. У меня группа детей от трех до пяти лет. Я учу их рисовать. Читаю книжки. Ты понимаешь, да?.. это дети, у которых нет родителей.
— Тебе за это платят?
— Очень немного. Зато они оплатили мне поездку на Конгресс. Хотя сама я не религиозна. Мне просто нравится работать с детьми.
— Понятно.
— А ты, я слышала, буддист?
— С позавчерашнего дня.
Папаускас выбрался на берег, по-собачьи отряхнулся и доковылял до нас.
— Видите вон ту рожу на джонке? Я его спрашиваю: сколько стоит прокатиться? Знаешь, что он сказал? Двести баков! Я что, так выгляжу?
Я спросил, слышал ли он о судьбе капитана Магеллана, который где-то в этих краях тоже решил прокатиться на джонке? Папаускас вытерся и долго вытряхивал воду из уха. Закурил.
— Сколько времени? Может, по пиву?
— Ох! Что ж я маленьким не сдох?
— Я смотрю, у тебя сложные отношения с алкоголем?
— Просто вчера я уже выпил кружечку холодного пива.
Мы все равно дошли до пляжного кафе. Оно было оформлено как тропическое бунгало. Крышу выложили связками жестких черных мочалок. С веранды были видны океан и пальмы. Залив напоминал жеваный мармелад.
— Жарко тут.
— Местные говорят, что сезон дождей уже кончился. Хотя, может быть, еще придет тайфун.
Мы поразглядывали океан. Кроме нас, в кафе сидел всего один малаец. Он курил и ножичком ковырял оранжевый грейпфрут.
— Когда я вижу малайца в очках, то смотрю по сторонам: нет ли еще и собаки со слуховым аппаратом?
— Злой ты.
— Наверное, слово «Малайзия» переводится как «Азия для маленьких». Рядом с аборигенами я ощущаю себя большим белым колонизатором.
Бригитта пила пиво маленькими глоточками. Потом она спросила, давно ли я работаю журналистом?
— Слишком давно.
— У себя в России ты известный журналист?
— У себя в России я бедный журналист.
— Разве так бывает? А ты женат?
— Развелся. Месяц назад.
— Дети?
— Есть. Мальчик. Белобрысый, очень хорошенький.
— Теперь он живет с женой?
— Разумеется.
— Дети это важно. Мне всегда очень жалко детей. У них обязательно должны быть родители. В Бельгии после развода детей часто оставляют жить с отцами.
— Не реально. У меня кретинская работа. Я много пью. Денег постоянно не хватает.
— Тебе не нравится твоя работа?
— Мне нравится твоя работа.
— В смысле?
— Плюнуть бы на все. Не пить. Пройти... как ты... реабилитацию. Тоже читать детям книжки.
Она и Папаускас посмотрели на меня.
— Что тебе мешает устроиться на такую работу?
— Да ничего не мешает. Может, я еще и устроюсь. Папаускас, в России есть буддийские благотворительные организации?
— Понятия не имею.
— Ты же буддист?
— Какая связь между буддизмом и благотворительностью? Тебе лама сказал изучать природу ума? Вот и изучай!
— Ладно. Я буду. Хорошо, что именно меня послали на этот Конгресс.
— Да?
— Могли ведь и не послать.
— Да?
— Может, когда я вернусь домой, все изменится.
— За это и выпьем!
— Выпейте. Спасибо.
Волны накатывали на берег неторопливо. С ленцой и чувством собственного достоинства. Как и подобает волнам океана, именуемого Тихий, он же Великий. На берег... секундная пауза... от берега. И так — на протяжении последнего миллиарда лет.
Похмелье понемногу отпускало. Я действительно был рад, что мне удалось сюда приехать.
4
Нет на свете ничего более бурлящего и оптимистичного, чем человек, который покончил с алкоголем еще позавчера, а сегодня принял душ, переоделся и пьет кофе.
Кофе я налил себе, как люблю: очень горячий, очень сладкий. Зубы были надраены, футболка пахла любимым одеколоном. Строгие малайцы улыбались мне ласково. Они заранее завидовали редактору, который будет читать мой сегодняшний материал.
Заседания проходили в огромном сером Главном корпусе. Я закурил. Влился в шеренгу дисциплинированных делегатов. По дороге проверил, пишут ли ручки и как там батарейки в диктофоне.
Расстилающийся день напоминал первую брачную ночь.
За пару аллеек от кемпуса был припаркован красный «SAAB». Все пять дверей были открыты. Внутри машины громко смеялись. Рядом стоял Папаускас. Заметив меня, он помахал рукой. В другой руке Папаускас держал пластиковый стаканчик.
— А у меня берут интервью! Представляешь? Обещают фото на первой полосе главной лумпурской газеты! Представляешь? Завтра скуплю весь тираж! Парни в Даугавпилсе обзавидуются!
В салоне сидели коренастые малайские мужички. Один был одет в фотокоровский жилет с кармашками и увешан дорогими камерами.
— Кстати, ребята, этот парень тоже журналист.
— О!
— Он аккредитован при Конгрессе. Русский. Из Санкт-Петербурга.
— О!
— Они предлагают выпить местного напитка. Будешь? Называется «coconat-vodka». Как я понимаю, самогон из кокосовых орехов. Экзотика, а?
— Ты на заседание идешь?
— А ты?
— Обязательно. В моей газете интервью с типами вроде тебя за сенсацию не прокатывает.
— Подожди минутку. Сейчас допью и вместе пойдем. Подождешь?
Малайцы подлили ему своей кокосовой гадости. Мне тоже протянули стаканчик.
— Спасибо. Я не хочу.
— Это вкусно. Попробуй.
— Не хочу. Я просто не хочу.
— Я правильно понял? Ты журналист?
— Просто пока мне не хочется. Спасибо.
Последние делегаты заскакивали в двери серого здания. Папаускас выпил не один раз, а несколько. Пахло действительно кокосами.
— Что вы, гайз, делаете вечером? Пошли в диско?
— В вашем городе есть хорошие диско? Ты пойдешь в диско?
— У нас отличные диско! Только нужно знать, куда идти. И диско, и peep-show, и массажные салоны. Вы уже были в «Ахласаре»?
— Что это?
— Вы не были в «Ахласаре»?! Там был даже Кевин Кестнер! Вы знаете Кевина Кестнера? У нас в Малайзии лучший стриптиз в Восточной Азии!
— Лучший стриптиз в Восточной Азии находится в Патайе, Таиланд.
— Fake! Тайки — бляди! А малайские девушки — очень красивые. Вам нравятся наши девушки?
— Если честно, нет. У вас слишком маленькие девушки. Я люблю высоких девушек. Как Бригитта. Ха-ха-ха!.. Кстати, по поводу Бригитты...
Папаускас сунул мне свой стаканчик и нырнул внутрь корпуса. Бригитту он выволок на улицу, держа за рукав. Она удивленно задирала брови, спрашивала, что происходит и куда они идут. Папаускас налил ей водки. Бригитта перестала спрашивать.
Я несколько раз посмотрел на часы.
— Ладно. Все. Я пошел.
— Подожди. Подожди еще минутку.
— Как я буду писать? Я не был еще ни на одном заседании!
— Ты хочешь, чтобы я один тусовал с этими рожами?
Малайцы достали следующую бутылку. В мутной жидкости плавали белесые волокна. Акцент у малайцев был странный, визгливый. Будто они пытались скандалить, набрав полный рот карамелек. Вместо «fifty» они говорили «пипти». Cлово «Раша», Россия, произносили как «Русья».
— А какой у малайцев национальный напиток?
— Что такое «национальный напиток»?
— Французы пьют вино. Шотландцы — виски. А что пьют малайцы?
— «Stoly».
— Что?
— Водку «Stoly».
— Ты слышал? Они что, серьезно? Ребята, вы в курсе, что «Столичная» — это русский национальный напиток?
Потом Папаускас сказал, что на заседание мы все равно опоздали, так что можно прокатиться в город. Я пытался говорить, что сегодняшняя тема... и что подумает лама?.. а мне еще писать... Все только смеялись. Меня усадили на заднее сиденье, рядом с Бригиттой. В тесноте я чувствовал запах ее духов. На ходу подливая Бригитте в стакан, Папаускас каждый раз проливал немного мне на брюки.
Машина продиралась по узким улочкам. Тянулись бесконечные желтые стены. Камни были тщательно вылизаны ветром. У местных ветров были мокрые и нежные языки. Журналисты хихикали и взвизгивали тормозами на поворотах.
Потом проспекты стали пошире. Появились светофоры. Они были такие низенькие, что встань на цыпочки — и дотянешься до красного цвета. Зато небоскребы выглядели очень настоящими.
Мы остановились напротив надписи «Караоке-бар New-York».
— Ну? Где обещанные порнокинотеатры?
— Дождемся вечера. Настоящая жизнь начинается с наступлением темноты.
В этой части города я еще не был. Что-то вроде делового центра. Хотя даже здесь все казалось не до конца продуманным. Перед дорогой витриной из пуленепробиваемого стекла могла лежать груда битого кирпича, обнесенная бамбуковым заборчиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27