Или затребовать гарантий неприкосновенности от самих японцев. Или еще что-нибудь...
- А во-вторых?
- Пойми меня правильно... Никто не спрашивает, должны ли мы вообще оттуда уходить. Такой случай может не представиться еще долго. Может быть, годы предыдущей работы были нужны только для того, чтобы через неделю мы сделали... то, что должны сделать. Понимаешь?
Гребень хрустнул костяшками пальцев и покачал головой. Лицо у него было несчастное.
- Сядем же...
- Ну и пусть сядем! Зато...
- Да погоди ты, Жирный, со своим "зато" лезть! Я сидеть не хочу! Ты, может, думаешь, что тебя, как Кропоткина, в Петропавловской крепости держать будут?! И книжки по теории прибавочной стоимости из Публичной библиотеки присылать?! Сними очки: нас отправят на обычную зону! Где будет куча вонючих уголовников и вечно пьяных конвоиров!
Все молчали.
- Ты, Густав, как бы, пойми: я готов участвовать в любой акции! Хочешь, я завтра с одним "стечкиным" на Смольный нападу?! Ты только скажи! Если шансы будут фифти-фифти, меня это, как бы, полностью устраивает! Но ведь то, что ты предлагаешь, - это суицид!
- Именно поэтому я вместе с вами иду на колоннаду.
- А я вот согласна, - сказала Лора.
Все посмотрели на нее.
- В конце концов, надоело херней заниматься. Тоже мне, революция! То вонючие обменники грабим, то листовочки, блядь, выпускаем... Детский лепет! Давайте наконец сделаем что-нибудь серьезное. Что-нибудь спешиал. Тогда и посидеть не жалко.
- Я тоже согласен, - скорбно и торжественно проговорил Артем.
- Что скажешь, Данила?
- Positive. Давайте попробуем. Может быть, получится весело...
Гребень сходил на кухню, принес недопитую Даниилом бутылку пива и с гулким звуком хлебнул из нее. Кадык у него был длинный и очень острый.
- Тоже мне, блин, викинги революции... Я еще посмотрю, Жирный, как тебя воры на зоне иметь будут куда не лень.
- Ты согласен или нет?
- Да согласен я, блядь! Согласен! Я ведь не трушу, идиоты! Я ведь и о вас тоже думаю. Ну сделаем мы все это, ну посадят нас... Кто в группе-то останется, а? А сидеть я не хочу. Как бы, не могу я жить вместе со жлобьем. У меня, как бы, конституция душевная для этого чересчур тонкая, поняли?
Артем с Даниилом заржали. Густав встал из-за стола.
- Я рад, что мы обо всем договорились. На этом заседание нашей группы объявляю закрытым.
24 сентября. Вечер
Как хлопнула дверь, услышали они одновременно.
- Пришел, что ли?
- Да вроде...
Прислушиваясь к тому, что п
роисходит в прихожей, Даниил покосился на ящик стола. В ящике лежали их с Артемом пистолеты.
Последние пару часов они курили на кухне, и Артем долго и нудно тянул бесконечную историю о том, как в семнадцать лет он с пацанами, еще у себя в Воронеже, ездил на рыбалку, варил уху, и все они напились, и Артем, как всегда, начал блевать, а девчонки, которых они взяли с собой, смеялись, и та, что была с ним, ночью отказалась делать секс и сказала, что от него пахнет... ну и так далее.
Даниил пил уже пятую бутылку пива, слушал радио, чувствовал, что, несмотря на утренние самобичевания, снова неудержимо напивается, и ждал, пока приедет Гребень.
Гребень тоже любил вечерами поболтать. Его истории никогда не были такими нудными.
- Гребень? Это ты?
- Я! Конечно я... Кто к вам еще приедет?
Гребень повозился в прихожей, раздеваясь. Часы показывали почти десять. В радиоприемнике орала певица Чичерина.
- Как дела?
- Как горячка бела.
- Сейчас все будет! Я, парни, вам, как бы, грибочков принес закачаетесь! Как бы, лучше грибочков и на свете нет!
Гребень размотал палестинский платок, скинул куртку и вывалил грибы на разложенную на столе газету. Даниил ради интереса пододвинулся поближе и тоже поглядел.
Поганки, они и есть поганки. Серенькие, с юбочками, на тонких ножках.
- Как тебе?
- На член похоже.
- Сам ты, как бы, на член похож.
Днем, уходя из квартиры, Густав сказал, чтобы пока они отдыхали. Но только безо всяких ночных дебошей. Свинству - бой! Завтра вы понадобитесь мне свеженькими. Ясно?
Лору Густав увел с собой. Посовещавшись, парни решили, что, пожалуй, сегодня пить алкоголь не станут:
- Какой алкоголь? Жирный опять блевать пойдет, завтра, как бы, башка трещать будет... и Лорки нету. Разве Жирному впердолить... но что-то не возбуждает он меня, как бы, в последнее время...
- Гребень, я ведь и обидеться могу!
- Я, как бы, не об этом. Я, как бы, о том, что давненько мы с тобой, Жирный, не ели грибочков. Как думаешь?
Артем думал, что действительно давненько. Гребень отправился на одному ему известный сквот покупать грибы, а Даниил, обозвав парней придурками и наркоманами, спустился в магазин, купил себе целую сумку пива и решил, что, может быть, сегодня наконец отоспится.
Гребень высыпал поганки в дуршлаг, окатил водой и, ножка к ножке, разложил на газете.
- Писатель, ты как? Не хочешь расширить границы сознания?
- Не хочу.
- Имей в виду: от пива толстеют.
- А от наркотиков едет крыша. Уедет совсем - на чем будешь гребень носить?
- Разве грибы это наркотики? Так... мостик между чистым сознанием и реальностью.
Даниил усмехнулся и пустил колечко дыма. Вообще-то никакого гребня Гребень не носил. И прозвище это пристало к нему давно, больше десяти лет назад.
Юного Гребня вместе с приятелем забрали в милицию. Обычная проверка документов, а может, милиционерам просто было скучно и хотелось развлечься.
Приятель разорался на предмет ущемленных гражданских прав, и сержант закатал ему с правой в скулу. Когда тот упал, он добавил ему сапогом в бок, чуть ниже ребер.
Совсем молодой и оттого свято верящий, что человека нельзя просто так бить ногами, Гребень лопотал:
- Что вы делаете? За что?
Сержант повернулся к нему:
- Сиди и помалкивай... пока не огреб. Петушок, бля... Вякать будешь в темпе гребень начищу.
Прозвище прижилось. Через полгода он и сам, представляясь, уже называл себя только так. Приблизительно тогда же он впервые попробовал галлюциногенные поганки.
Один из приятелей свистящим шепотом поинтересовался, читал ли он Карлоса Кастанеду?
- Чего-то читал, а что?
- А то, что у нас, в наших лесах, растут точно такие же галлюциногенные грибочки, как в Мексике. Собрал, съел и... короче, круче, чем ЛСД. Представляешь? Эти грибы, между прочим, чистый мескалин, и совершенно бесплатно. Со-вер-шен-но! Представляешь?
Очень быстро Гребень обнаружил, что поедание поганок стало общегородской модой. Продвинутые персонажи нарядились в свитера с сибирской символикой,
(шаманы эти мухоморы со времен царя-косаря жрут и, между прочим, поздоровее нас с тобой будут, понял?)
а как-то раз поэтичная девушка полночи, перекрикивая громоподобный рейв, рассказывала ему, что, поедая грибы, она в буквальном смысле слова отдается духу Александра Блока... может быть, скоро она родит от него ребенка.
Те годы были, наверное, самыми счастливыми в его жизни. Он читал "Алису в стране чудес" и Теренса Маккену, перепробовал почти все наркотики, которые продавались в Петербурге, и успел отметиться на всех модных вечеринках, проводившихся в городе.
Он засыпал под утро, просыпался с закатом и чуть не ежевечерне заволакивал в койку зеленоволосых рейверш.
Ему это было несложно: высокий, сероглазый, с мужественной челюстью. Курит исключительно "Житан" и "Голуаз". Такие, как он, обычно нравятся родителям девушек, с которыми встречаются.
Он жил, как хотел, слушал ту музыку, которая ему нравилась, и не желал ничего в своей жизни менять... менять все равно пришлось.
Началось все из-за легких драгс. Разумеется, из-за них. У него и было-то с собой... меньше двух граммов. Следователь сказал, что, согласно УК РФ, такое количество классифицируется как "хранение наркотиков в крупном или особо крупном размере". Срок - до пятнадцати лет.
Ночью в отделении, где держали Гребня, была попойка. Пьяные крепкозубые милиционеры раз в полчаса заставляли его выходить из камеры и показывать вновь прибывшим коллегам татуировки на теле... сережки в сосках... ухмылялись и говорили, что, когда Гребень доедет до зоны... уж там-то!..
Гребень не любил вспоминать о том эпизоде. Злился, когда Даниил расспрашивал о деталях.
До зоны он не доехал. Родители наняли дорогого адвоката и добились освобождения сына под залог. Вечером следующего дня Гребень уже стоял на перроне Витебского вокзала. Через три часа ехал в поезде по направлению к Минску. А через сорок восемь часов вышел на центральную площадь города Варшава.
После этого он почти пять лет прожил в Европе. Оттуда он вернулся таким, каким был теперь.
- Сколько ты за эти грибы заплатил?
- Тридцак.
- Баксов? - ужаснулся Артем.
- Нет, блядь, рублей!
- Почему так дорого?
- Да ладно, "дорого"! Поляну найти, грибы собрать, в город привезти... Между прочим, за все можно элементарно срок схлопотать.
- Разве за грибы сажают?
- Ха! Я когда в прошлом году последний раз в лес ездил, лично ментовскую машину в кустах видел. Стоит аккуратная машинка... веточками забросанная. А на крыше, как бы, мент с биноклем.
- Да?
- Хотя, говорят, если нарвать не одних поганок, а смешать их со всякими сыроежками, то можно отмазаться. Сказать, что, как бы, не разобрался, думал, лисички.
Гребень, давясь, запихивал в себя бутерброд с маслом, поверх которого аккуратно уложил сразу штук семь поганок.
- Я, как бы, стараюсь из лесу ничего не возить. Либо в городе у парней покупаю, либо уж прямо в лесу и ем. Одно плохо: в поезде накроет - хоть вешайся! Двери электрички хлопают, а я от страха чуть сознание не теряю.
- Я тоже один раз начал жрать грибы и дозу не рассчитал...
- И чего?
- Раза в два больше съел, чем мог. От жадности.
- Дай угадаю! Потом ты сутки блевал?
- Не... Очнулся через день. Стою в парадной и на лампочку смотрю. Она светит, а мне смешно! Яркая такая, необычная... А чего я перед этим делал сутки - не помню.
- К чему ты это?
- Ни к чему. Просто так.
- Неинтересные у тебя истории какие-то.
Артем двумя пальцами брал гриб за ножку, запихивал в рот и, стараясь не жевать, глотал.
- Вкусно хоть?
- Любишь бумагу жевать? Тогда вкусно.
Он скривился и хлебнул из графина с кипяченой водой.
- Ты б их сварил. Супчик бы сделал. Заодно бы и с ужином проблему решили.
- Не варят их, эти грибы. От варки из них весь смак уходит. Одна гадость токсичная остается.
Парни двигали челюстями и прислушивались к тому, что творится у них внутри.
- Давайте, может, видик посмотрим?
- Давайте лучше слышик послушаем!
- Кстати, Жирный, а что это за говно у нас по радио играет?
- Это не говно. Это "Scooter". Модная немецкая группа.
- Убери на хрен этих модных немецких козлов. Поищи нормальное чего-нибудь.
- Чем тебе музыка не нравится?
- Это не музыка, это издевательство над личностью. В Европе такую пердулу гомосексуальную сто лет уже никто не слушает.
Даниил еще раз отхлебнул из бутылки. Пиво успело нагреться и потеряло даже намек на приличный вкус. Он поставил пустую бутылку к раковине, взял еще одну и закурил.
Что за музыку нынче слушают в Европе, Гребень знал хорошо.
В Варшаве он пробыл недолго, дней пять. Ночевать приходилось в "хостеле" - крытом спортзале с серым от грязи бельем. Там жили несколько десятков волосатиков со всей Европы: художники, музыканты... анаша, круглосуточное пиво, групповой секс, пение под гитару, полное отсутствие комплексов... Стоимость - $2 в сутки.
Потом он поменял оставшиеся рубли и злотые на доллары, выпросил у девочки-польки с "Alamo Rent a Car" карту и, изучив ее, решил двинуть дальше.
Всего за тридцать пять дойчмарок он купил "Wochenend Ticket" льготный "билет выходного дня", действующий с вечера пятницы и до утра понедельника. Этого достаточно, чтобы проехать Германию из конца в конец и оказаться в Голландии.
Он заплатил за туристическую визу и, сидя в вагоне второго класса для некурящих, много часов глазел на одинаковые аккуратные домики с одинаковыми аккуратными лужайками перед входом. В восемь вечера воскресенья он сидел в Роттердаме на набережной Мааса и пил холодный "Budweiser".
На данном этапе он отлично знал, чего хотел. Он хотел жить в собственной квартире, слушать музыку, которая ему нравилась, и никогда в жизни не общаться больше со жлобьем.
Через три месяца он уже мыл полы в чумазом кинотеатрике и жил в цокольном этаже частного дома на набережной. До рейв-пароходика "Штубниц" (ежедневные, кроме понедельника, вечеринки с "экстази", тощими голландскими фройляйн и непринужденным оральным сексом в кабинках туалетов) было рукой подать, а денег за мытье полов хватало, чтобы на уик-энд до полной отключки укуриться кампучийским гашишем. И никаких тебе пьяных омоновцев.
Со временем помимо гашиша попробовал он и модный кокаин, а из Роттердама съездил не только в соседние Бельгию с Францией, но добрался даже до Рима.
Садясь на поезд или рейсовый автобус, билет Гребень покупал не до конечной станции, а только на одну остановку вперед. При входе билет проверяли, он залезал внутрь и, стараясь не привлекать внимания, ехал столько, сколько нужно.
Купив как-то билет из Страсбурга до станции Киль (двадцать франков, полтора часа езды), он спокойно доехал до Марселя (шестьсот франков, двенадцать часов езды).
В Марселе он позагорал, покупался и, решив заработать денег на обратный билет, пришел в маленькое бистро, чтобы предложить услуги в качестве мойщика посуды.
Хозяин оглядел его, скривился и сказал, что отбросы вроде Гребня никогда и близко не подойдут к его заведению.
"Сумасшедший", - подумал Гребень и пошел наниматься в другое бистро, через дорогу. Реакция - та же самая. Обойдя за вечер еще полдюжины фаст-фудов, работы он так и не нашел.
Девчонка, с которой он познакомился на пляже и у которой остановился, смеялась и советовала в следующий раз, прежде чем идти к работодателям, снять хотя бы половину сережек, а прическу убрать под кепку или платок:
- То, что прокатывает в твоем квартале Красных фонарей, никогда в жизни не прокатит здесь. Да и вообще, наверное, нигде в Европе.
Сказанное удивило Гребня. Когда люди в России не понимали его татуировок и отовсюду торчащих сережек, это было понятно. Но когда точно так же реагировали на него европейцы...
Он выходил из дому, и матери, косясь на его прическу, непроизвольно прижимали детей к себе... полицейские провожали пристальными взглядами... охранники магазинов не отступали ни на шаг все время, пока он бродил между прилавков.
Плюс ко всему он был русский, и это просто чертовски осложняло жизнь. Под утро он с приятелями возвращался с вечеринки домой, их машину останавливал дорожный патруль, и после этого все ехали дальше, а он - в участок для проверки, не просрочена ли виза.
Попытавшись однажды разораться на копов, он провел после этого в полиции не положенные полтора часа, а почти двое суток. Камера была чистенькой, с простынями в голубую клеточку и трехразовым питанием. Охранник обращался к нему "Herr". Но - вы же понимаете - это все равно была тюрьма.
Пока он общался с обитателями сквотов и посетителями рейв-party, все было о'кей. Стоило попробовать общаться с рядовыми европейцами - и начинались проблемы.
В Австрии, в гостинице для студентов, дошло до того, что, оценив его внешний вид, в номере забыли сменить белье, оставшееся от предыдущих постояльцев. Это было чересчур, и Гребень устроил скандал.
Скандал вышел недолгим. Администратор вызвал секьюрити, а те, узнав, что он русский, заставили его предъявить документы, встать к стене, задрать руки и вывернуть карманы, а сами, радостно скалясь, переворошили весь его багаж.
Чувствуя, как на щеках проступают красные пятна, он спросил у охранников:
- В чем дело? В чем ваша fucking проблема?
- Наша проблема? У нас нет проблемы. Это у тебя, парень, проблема.
- Да? И какая же?
- Мы тебя, парень, здесь не ждали. Не приглашали. Такие парни, как ты, вообще нам здесь ни к чему. Что-нибудь не устраивает - обращайся в полицию. Причем лучше не в нашу, австрийскую, а у себя. В своей motherfucker стране...
Охранник усмехался и смотрел Гребню прямо в глаза. Он мечтал, чтобы Гребень дал ему в морду. Тогда из ситуации можно было выжать отличную, веселую драку.
Но Гребень не ударил его.
- Я обращусь. Я вернусь домой и обращусь. Но только не в полицию. Я обращусь в ракетные войска стратегического назначения. И вот тогда мы посмотрим, кто из нас прав...
Он собрал разбросанные вещи, вышел и по-хамски хлопнул дверью. Он до судорог сжимал кулаки и понимал, что его смешные угрозы никого на свете напугать не могут.
И все-таки даже после пяти лет такой жизни, после постоянных, по несколько раз в неделю, проверок документов и бесконечных объяснений, кто он такой и что здесь делает, он считал, что все идет нормально.
Осенью позапрошлого года Гребень шел по пустой роттердамской набережной. Что-то в районе Хохенцоллерн-Дамм. Довольно криминальный район. Именно в таких районах он предпочитал жить в Европе.
Банка пива в руке, плейер тянет что-то из Бьорк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
- А во-вторых?
- Пойми меня правильно... Никто не спрашивает, должны ли мы вообще оттуда уходить. Такой случай может не представиться еще долго. Может быть, годы предыдущей работы были нужны только для того, чтобы через неделю мы сделали... то, что должны сделать. Понимаешь?
Гребень хрустнул костяшками пальцев и покачал головой. Лицо у него было несчастное.
- Сядем же...
- Ну и пусть сядем! Зато...
- Да погоди ты, Жирный, со своим "зато" лезть! Я сидеть не хочу! Ты, может, думаешь, что тебя, как Кропоткина, в Петропавловской крепости держать будут?! И книжки по теории прибавочной стоимости из Публичной библиотеки присылать?! Сними очки: нас отправят на обычную зону! Где будет куча вонючих уголовников и вечно пьяных конвоиров!
Все молчали.
- Ты, Густав, как бы, пойми: я готов участвовать в любой акции! Хочешь, я завтра с одним "стечкиным" на Смольный нападу?! Ты только скажи! Если шансы будут фифти-фифти, меня это, как бы, полностью устраивает! Но ведь то, что ты предлагаешь, - это суицид!
- Именно поэтому я вместе с вами иду на колоннаду.
- А я вот согласна, - сказала Лора.
Все посмотрели на нее.
- В конце концов, надоело херней заниматься. Тоже мне, революция! То вонючие обменники грабим, то листовочки, блядь, выпускаем... Детский лепет! Давайте наконец сделаем что-нибудь серьезное. Что-нибудь спешиал. Тогда и посидеть не жалко.
- Я тоже согласен, - скорбно и торжественно проговорил Артем.
- Что скажешь, Данила?
- Positive. Давайте попробуем. Может быть, получится весело...
Гребень сходил на кухню, принес недопитую Даниилом бутылку пива и с гулким звуком хлебнул из нее. Кадык у него был длинный и очень острый.
- Тоже мне, блин, викинги революции... Я еще посмотрю, Жирный, как тебя воры на зоне иметь будут куда не лень.
- Ты согласен или нет?
- Да согласен я, блядь! Согласен! Я ведь не трушу, идиоты! Я ведь и о вас тоже думаю. Ну сделаем мы все это, ну посадят нас... Кто в группе-то останется, а? А сидеть я не хочу. Как бы, не могу я жить вместе со жлобьем. У меня, как бы, конституция душевная для этого чересчур тонкая, поняли?
Артем с Даниилом заржали. Густав встал из-за стола.
- Я рад, что мы обо всем договорились. На этом заседание нашей группы объявляю закрытым.
24 сентября. Вечер
Как хлопнула дверь, услышали они одновременно.
- Пришел, что ли?
- Да вроде...
Прислушиваясь к тому, что п
роисходит в прихожей, Даниил покосился на ящик стола. В ящике лежали их с Артемом пистолеты.
Последние пару часов они курили на кухне, и Артем долго и нудно тянул бесконечную историю о том, как в семнадцать лет он с пацанами, еще у себя в Воронеже, ездил на рыбалку, варил уху, и все они напились, и Артем, как всегда, начал блевать, а девчонки, которых они взяли с собой, смеялись, и та, что была с ним, ночью отказалась делать секс и сказала, что от него пахнет... ну и так далее.
Даниил пил уже пятую бутылку пива, слушал радио, чувствовал, что, несмотря на утренние самобичевания, снова неудержимо напивается, и ждал, пока приедет Гребень.
Гребень тоже любил вечерами поболтать. Его истории никогда не были такими нудными.
- Гребень? Это ты?
- Я! Конечно я... Кто к вам еще приедет?
Гребень повозился в прихожей, раздеваясь. Часы показывали почти десять. В радиоприемнике орала певица Чичерина.
- Как дела?
- Как горячка бела.
- Сейчас все будет! Я, парни, вам, как бы, грибочков принес закачаетесь! Как бы, лучше грибочков и на свете нет!
Гребень размотал палестинский платок, скинул куртку и вывалил грибы на разложенную на столе газету. Даниил ради интереса пододвинулся поближе и тоже поглядел.
Поганки, они и есть поганки. Серенькие, с юбочками, на тонких ножках.
- Как тебе?
- На член похоже.
- Сам ты, как бы, на член похож.
Днем, уходя из квартиры, Густав сказал, чтобы пока они отдыхали. Но только безо всяких ночных дебошей. Свинству - бой! Завтра вы понадобитесь мне свеженькими. Ясно?
Лору Густав увел с собой. Посовещавшись, парни решили, что, пожалуй, сегодня пить алкоголь не станут:
- Какой алкоголь? Жирный опять блевать пойдет, завтра, как бы, башка трещать будет... и Лорки нету. Разве Жирному впердолить... но что-то не возбуждает он меня, как бы, в последнее время...
- Гребень, я ведь и обидеться могу!
- Я, как бы, не об этом. Я, как бы, о том, что давненько мы с тобой, Жирный, не ели грибочков. Как думаешь?
Артем думал, что действительно давненько. Гребень отправился на одному ему известный сквот покупать грибы, а Даниил, обозвав парней придурками и наркоманами, спустился в магазин, купил себе целую сумку пива и решил, что, может быть, сегодня наконец отоспится.
Гребень высыпал поганки в дуршлаг, окатил водой и, ножка к ножке, разложил на газете.
- Писатель, ты как? Не хочешь расширить границы сознания?
- Не хочу.
- Имей в виду: от пива толстеют.
- А от наркотиков едет крыша. Уедет совсем - на чем будешь гребень носить?
- Разве грибы это наркотики? Так... мостик между чистым сознанием и реальностью.
Даниил усмехнулся и пустил колечко дыма. Вообще-то никакого гребня Гребень не носил. И прозвище это пристало к нему давно, больше десяти лет назад.
Юного Гребня вместе с приятелем забрали в милицию. Обычная проверка документов, а может, милиционерам просто было скучно и хотелось развлечься.
Приятель разорался на предмет ущемленных гражданских прав, и сержант закатал ему с правой в скулу. Когда тот упал, он добавил ему сапогом в бок, чуть ниже ребер.
Совсем молодой и оттого свято верящий, что человека нельзя просто так бить ногами, Гребень лопотал:
- Что вы делаете? За что?
Сержант повернулся к нему:
- Сиди и помалкивай... пока не огреб. Петушок, бля... Вякать будешь в темпе гребень начищу.
Прозвище прижилось. Через полгода он и сам, представляясь, уже называл себя только так. Приблизительно тогда же он впервые попробовал галлюциногенные поганки.
Один из приятелей свистящим шепотом поинтересовался, читал ли он Карлоса Кастанеду?
- Чего-то читал, а что?
- А то, что у нас, в наших лесах, растут точно такие же галлюциногенные грибочки, как в Мексике. Собрал, съел и... короче, круче, чем ЛСД. Представляешь? Эти грибы, между прочим, чистый мескалин, и совершенно бесплатно. Со-вер-шен-но! Представляешь?
Очень быстро Гребень обнаружил, что поедание поганок стало общегородской модой. Продвинутые персонажи нарядились в свитера с сибирской символикой,
(шаманы эти мухоморы со времен царя-косаря жрут и, между прочим, поздоровее нас с тобой будут, понял?)
а как-то раз поэтичная девушка полночи, перекрикивая громоподобный рейв, рассказывала ему, что, поедая грибы, она в буквальном смысле слова отдается духу Александра Блока... может быть, скоро она родит от него ребенка.
Те годы были, наверное, самыми счастливыми в его жизни. Он читал "Алису в стране чудес" и Теренса Маккену, перепробовал почти все наркотики, которые продавались в Петербурге, и успел отметиться на всех модных вечеринках, проводившихся в городе.
Он засыпал под утро, просыпался с закатом и чуть не ежевечерне заволакивал в койку зеленоволосых рейверш.
Ему это было несложно: высокий, сероглазый, с мужественной челюстью. Курит исключительно "Житан" и "Голуаз". Такие, как он, обычно нравятся родителям девушек, с которыми встречаются.
Он жил, как хотел, слушал ту музыку, которая ему нравилась, и не желал ничего в своей жизни менять... менять все равно пришлось.
Началось все из-за легких драгс. Разумеется, из-за них. У него и было-то с собой... меньше двух граммов. Следователь сказал, что, согласно УК РФ, такое количество классифицируется как "хранение наркотиков в крупном или особо крупном размере". Срок - до пятнадцати лет.
Ночью в отделении, где держали Гребня, была попойка. Пьяные крепкозубые милиционеры раз в полчаса заставляли его выходить из камеры и показывать вновь прибывшим коллегам татуировки на теле... сережки в сосках... ухмылялись и говорили, что, когда Гребень доедет до зоны... уж там-то!..
Гребень не любил вспоминать о том эпизоде. Злился, когда Даниил расспрашивал о деталях.
До зоны он не доехал. Родители наняли дорогого адвоката и добились освобождения сына под залог. Вечером следующего дня Гребень уже стоял на перроне Витебского вокзала. Через три часа ехал в поезде по направлению к Минску. А через сорок восемь часов вышел на центральную площадь города Варшава.
После этого он почти пять лет прожил в Европе. Оттуда он вернулся таким, каким был теперь.
- Сколько ты за эти грибы заплатил?
- Тридцак.
- Баксов? - ужаснулся Артем.
- Нет, блядь, рублей!
- Почему так дорого?
- Да ладно, "дорого"! Поляну найти, грибы собрать, в город привезти... Между прочим, за все можно элементарно срок схлопотать.
- Разве за грибы сажают?
- Ха! Я когда в прошлом году последний раз в лес ездил, лично ментовскую машину в кустах видел. Стоит аккуратная машинка... веточками забросанная. А на крыше, как бы, мент с биноклем.
- Да?
- Хотя, говорят, если нарвать не одних поганок, а смешать их со всякими сыроежками, то можно отмазаться. Сказать, что, как бы, не разобрался, думал, лисички.
Гребень, давясь, запихивал в себя бутерброд с маслом, поверх которого аккуратно уложил сразу штук семь поганок.
- Я, как бы, стараюсь из лесу ничего не возить. Либо в городе у парней покупаю, либо уж прямо в лесу и ем. Одно плохо: в поезде накроет - хоть вешайся! Двери электрички хлопают, а я от страха чуть сознание не теряю.
- Я тоже один раз начал жрать грибы и дозу не рассчитал...
- И чего?
- Раза в два больше съел, чем мог. От жадности.
- Дай угадаю! Потом ты сутки блевал?
- Не... Очнулся через день. Стою в парадной и на лампочку смотрю. Она светит, а мне смешно! Яркая такая, необычная... А чего я перед этим делал сутки - не помню.
- К чему ты это?
- Ни к чему. Просто так.
- Неинтересные у тебя истории какие-то.
Артем двумя пальцами брал гриб за ножку, запихивал в рот и, стараясь не жевать, глотал.
- Вкусно хоть?
- Любишь бумагу жевать? Тогда вкусно.
Он скривился и хлебнул из графина с кипяченой водой.
- Ты б их сварил. Супчик бы сделал. Заодно бы и с ужином проблему решили.
- Не варят их, эти грибы. От варки из них весь смак уходит. Одна гадость токсичная остается.
Парни двигали челюстями и прислушивались к тому, что творится у них внутри.
- Давайте, может, видик посмотрим?
- Давайте лучше слышик послушаем!
- Кстати, Жирный, а что это за говно у нас по радио играет?
- Это не говно. Это "Scooter". Модная немецкая группа.
- Убери на хрен этих модных немецких козлов. Поищи нормальное чего-нибудь.
- Чем тебе музыка не нравится?
- Это не музыка, это издевательство над личностью. В Европе такую пердулу гомосексуальную сто лет уже никто не слушает.
Даниил еще раз отхлебнул из бутылки. Пиво успело нагреться и потеряло даже намек на приличный вкус. Он поставил пустую бутылку к раковине, взял еще одну и закурил.
Что за музыку нынче слушают в Европе, Гребень знал хорошо.
В Варшаве он пробыл недолго, дней пять. Ночевать приходилось в "хостеле" - крытом спортзале с серым от грязи бельем. Там жили несколько десятков волосатиков со всей Европы: художники, музыканты... анаша, круглосуточное пиво, групповой секс, пение под гитару, полное отсутствие комплексов... Стоимость - $2 в сутки.
Потом он поменял оставшиеся рубли и злотые на доллары, выпросил у девочки-польки с "Alamo Rent a Car" карту и, изучив ее, решил двинуть дальше.
Всего за тридцать пять дойчмарок он купил "Wochenend Ticket" льготный "билет выходного дня", действующий с вечера пятницы и до утра понедельника. Этого достаточно, чтобы проехать Германию из конца в конец и оказаться в Голландии.
Он заплатил за туристическую визу и, сидя в вагоне второго класса для некурящих, много часов глазел на одинаковые аккуратные домики с одинаковыми аккуратными лужайками перед входом. В восемь вечера воскресенья он сидел в Роттердаме на набережной Мааса и пил холодный "Budweiser".
На данном этапе он отлично знал, чего хотел. Он хотел жить в собственной квартире, слушать музыку, которая ему нравилась, и никогда в жизни не общаться больше со жлобьем.
Через три месяца он уже мыл полы в чумазом кинотеатрике и жил в цокольном этаже частного дома на набережной. До рейв-пароходика "Штубниц" (ежедневные, кроме понедельника, вечеринки с "экстази", тощими голландскими фройляйн и непринужденным оральным сексом в кабинках туалетов) было рукой подать, а денег за мытье полов хватало, чтобы на уик-энд до полной отключки укуриться кампучийским гашишем. И никаких тебе пьяных омоновцев.
Со временем помимо гашиша попробовал он и модный кокаин, а из Роттердама съездил не только в соседние Бельгию с Францией, но добрался даже до Рима.
Садясь на поезд или рейсовый автобус, билет Гребень покупал не до конечной станции, а только на одну остановку вперед. При входе билет проверяли, он залезал внутрь и, стараясь не привлекать внимания, ехал столько, сколько нужно.
Купив как-то билет из Страсбурга до станции Киль (двадцать франков, полтора часа езды), он спокойно доехал до Марселя (шестьсот франков, двенадцать часов езды).
В Марселе он позагорал, покупался и, решив заработать денег на обратный билет, пришел в маленькое бистро, чтобы предложить услуги в качестве мойщика посуды.
Хозяин оглядел его, скривился и сказал, что отбросы вроде Гребня никогда и близко не подойдут к его заведению.
"Сумасшедший", - подумал Гребень и пошел наниматься в другое бистро, через дорогу. Реакция - та же самая. Обойдя за вечер еще полдюжины фаст-фудов, работы он так и не нашел.
Девчонка, с которой он познакомился на пляже и у которой остановился, смеялась и советовала в следующий раз, прежде чем идти к работодателям, снять хотя бы половину сережек, а прическу убрать под кепку или платок:
- То, что прокатывает в твоем квартале Красных фонарей, никогда в жизни не прокатит здесь. Да и вообще, наверное, нигде в Европе.
Сказанное удивило Гребня. Когда люди в России не понимали его татуировок и отовсюду торчащих сережек, это было понятно. Но когда точно так же реагировали на него европейцы...
Он выходил из дому, и матери, косясь на его прическу, непроизвольно прижимали детей к себе... полицейские провожали пристальными взглядами... охранники магазинов не отступали ни на шаг все время, пока он бродил между прилавков.
Плюс ко всему он был русский, и это просто чертовски осложняло жизнь. Под утро он с приятелями возвращался с вечеринки домой, их машину останавливал дорожный патруль, и после этого все ехали дальше, а он - в участок для проверки, не просрочена ли виза.
Попытавшись однажды разораться на копов, он провел после этого в полиции не положенные полтора часа, а почти двое суток. Камера была чистенькой, с простынями в голубую клеточку и трехразовым питанием. Охранник обращался к нему "Herr". Но - вы же понимаете - это все равно была тюрьма.
Пока он общался с обитателями сквотов и посетителями рейв-party, все было о'кей. Стоило попробовать общаться с рядовыми европейцами - и начинались проблемы.
В Австрии, в гостинице для студентов, дошло до того, что, оценив его внешний вид, в номере забыли сменить белье, оставшееся от предыдущих постояльцев. Это было чересчур, и Гребень устроил скандал.
Скандал вышел недолгим. Администратор вызвал секьюрити, а те, узнав, что он русский, заставили его предъявить документы, встать к стене, задрать руки и вывернуть карманы, а сами, радостно скалясь, переворошили весь его багаж.
Чувствуя, как на щеках проступают красные пятна, он спросил у охранников:
- В чем дело? В чем ваша fucking проблема?
- Наша проблема? У нас нет проблемы. Это у тебя, парень, проблема.
- Да? И какая же?
- Мы тебя, парень, здесь не ждали. Не приглашали. Такие парни, как ты, вообще нам здесь ни к чему. Что-нибудь не устраивает - обращайся в полицию. Причем лучше не в нашу, австрийскую, а у себя. В своей motherfucker стране...
Охранник усмехался и смотрел Гребню прямо в глаза. Он мечтал, чтобы Гребень дал ему в морду. Тогда из ситуации можно было выжать отличную, веселую драку.
Но Гребень не ударил его.
- Я обращусь. Я вернусь домой и обращусь. Но только не в полицию. Я обращусь в ракетные войска стратегического назначения. И вот тогда мы посмотрим, кто из нас прав...
Он собрал разбросанные вещи, вышел и по-хамски хлопнул дверью. Он до судорог сжимал кулаки и понимал, что его смешные угрозы никого на свете напугать не могут.
И все-таки даже после пяти лет такой жизни, после постоянных, по несколько раз в неделю, проверок документов и бесконечных объяснений, кто он такой и что здесь делает, он считал, что все идет нормально.
Осенью позапрошлого года Гребень шел по пустой роттердамской набережной. Что-то в районе Хохенцоллерн-Дамм. Довольно криминальный район. Именно в таких районах он предпочитал жить в Европе.
Банка пива в руке, плейер тянет что-то из Бьорк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18