А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Нестор в ”Житии Феодосия” неоднократно упоминает села, принадлежащие Печерскому монастырю. Сведения относятся ко времени до 1074 г. (год смерти Феодосия Печерского) [707, с. 93, 119, 120, 122, 127]. В Ипатьевской летописи находим ретроспективную запись о большом бенефиции Ярополка Изяславича Печерскому монастырю; он отписал ему ”всю жизнь свою” и частные владения в четырех волостях: Небльской, Деревской, Луцкой и в районе Киева [250, с. 492]. Дочь Ярополка Анастасия, жена князя Глеба Всеславича, отписала Печерскому монастырю пять сел с челядью [250, с. 492—493]. В последнем сообщении имеем бесспорный пример феодального землевладения.
Ряд бенефициев XII в. известен в Новгороде благодаря грамотам, тексты которых дошли до нас. Так, в начале 30-х годов великий князь Мстислав Владимирович вместе со своим сыном Всеволодом подарил Юрьеву монастырю село Буйцы ”с данью, и с вирами, и с продажами” [186, № 80]. Всеволод Мстиславич отказал тому же монастырю ”Княжью риль” (полосу земель на юг от города между Волховом и озером Мячином) [там же, № 79] и село Ляховичи в низовьях р. Ловать [там же, № 81]. Его брат Изяслав Мстиславич дал большое пожалование Новгородскому монастырю св. Пантелеймона [там же, № 82], состоящее, однако, не из обрабатываемых земель, а из приречных угодий (луга, сенокосы и т. д.) [791; 792, с. 60—79].
В том же Новгороде Варлаам Хутынский (в миру боярин Алексей Михайлович) отказал основанному им монастырю св. Спаса ”землю и город, и ловища, и пожни” [193, с. 106; 221, № 5]. Князь Святослав Ольгович в грамоте 1137 г., которая многим исследователям кажется загадочной, регламентировал новгородскую десятину и в то же время определил земельные владения, с каких она должна была поступать [190, с. 244—245; 195, с. 143—145; 792, с. 80—90]. Известная уставная грамота Всеволода Мстиславича церкви св. Иоанна на Опоках (”Ивановское сто” купцов-вощинников) фиксировала пошлины в пользу попов того храма [441, с. 560].
Ипатьевская летопись под 1160 г. упоминает сельцо, принадлежащее церкви св. Спаса в Чернигове [250, с. 507]. Около 1150 г. смоленский князь Ростислав Мстиславич дал уставную грамоту на земельные владения местной епархии с подробной описью всех поступлений. Эта грамота дошла до нас в копии XVI в. вместе с подтверждающей грамотой первого смоленского епископа Мануила и приложениями более позднего времени [627, с. 75—80].
Андрей Боголюбский в 1158 г. заложил во Владимире-на-Клязьме кафедральную церковь Успения и дал ей ”много имђнья, и свободы купленыя и з даньми, и села лђпшая, и десятины в стадђхъ своихъ, и торгъ десятыи” [320, с. 348]. Бенефиций был настолько большим, что наследники Андрея после его смерти попытались осуществить частичную секуляризацию (правда, неудачно) [195, с. 144; 250, с. 598—599]. Лаврентьевская летопись сообщает о пожаловании Печерскому монастырю в Суздальской земле нескольких сел неким Ефремом [320, с. 238]. Личность бенефицианта вызвала разные мнения в литературе: одни исследователи отождествляют его с ростовским епископом Ефремом, другие считают его боярином.
Наиболее распространенную форму материальной поддержки церкви, очевидно, представляли денежные вклады или ценности. Так, Нестор Летописец в ”Житии Феодосия” писал, что много правителей (вельмож) приходили к ”немоу (Феодосию. — М. Б. ) благословления ради и от имђнии своихъ малоу нђкакоу часть подающи имъ” [707, с. 88]. Ниже: ”князи и боляре прихожаахоу къ великоумоу Феодосию…, приношаахоу емоу нђчьто мало отъ имђнии своихъ на оутђшение братии, на състроение манастырю” [707, с. 93]. Упомянутый выше князь Глеб Всеславич подарил Печерскому монастырю 700 серебряных и 100 золотых гривен [250, с. 492] — огромную по тем временам сумму.
Освящая частное владение и собственные богатства, христианская церковь активно способствовала имущественному расслоению древнерусского общества и утверждению власти имущих. Превратившись в крупного феодала-землевладельца, получая презенты от светских землевладельцев, древнерусская церковная организация стала могущественной опорой феодального строя, активнейшим образом способствуя его дальнейшему утверждению и развитию.
Политика. Социально-экономическая система являлась основой исторического прогресса и решительно влияла на развитие общественной жизни. Укрепляя феодальный строй на Руси, христианство тем самым способствовало и укреплению Древнерусского государства и упрочению его политического могущества. Этот процесс был непосредственным проявлением общей тенденции к историческому прогрессу, поскольку каждое государство, являясь политической надстройкой над экономическим базисом, призвано утверждать его господство. Здесь мы имеем пример сложного взаимодействия, когда одна надстройка (религиозная) действует на базис не прямо, а посредством другой надстройки (политической).
Формирование и утверждение древнерусской государственности происходили в сложной обстановке. Русь граничила не только с народами, накопившими опыт государственного существования (Византия, Хазария, кавказские страны), но и с государственными образованиями, возникшими одновременно и параллельно ей (Дунайская Болгария, Моравия и Чехия, Польша, Венгрия, Волжская Булгария); наконец, с многочисленными племенами, которые еще только вступали на путь формирования классовых отношений или пребывали на стадии общинного строя (Литва, угро-финские народы в Поволжье и на Севере, тюркские кочевники южнорусских степей).
Внутри древнерусского общества, в свою очередь, происходила борьба между различными слоями населения, и в частности разными группами господствующего класса. Это также отражалось на политическом положении Руси. До административной реформы Владимира Святославича Русь представляла собой довольно эфемерное образование, которое держалось на военном авторитете киевского правителя. Верховная власть великого князя неодинаково оценивалась в Киеве и на периферии и интерпретировалась разными слоями феодального класса, что временами приводило к вооруженным столкновениям. Во всяком случае политическая система, кристаллизующаяся в раннефеодальной Руси, требовала глубокого идеологического обоснования, которое можно было бы противопоставить локальным тенденциям или претензиям.
Средневековье признавало, по сути, единую политическую модель управления — единовластие, правда, в многочисленных вариациях и разновидностях. Принцип наследственной монархии являлся наиболее распространенной, но не исключительной формой государственного устройства, базирующейся на этом принципе. Те республиканские образования, которые возникали в отдельных уголках феодальной Эйкумены (как орденские владения, североиталийские города-коммуны, Новгородская республика, Священная Римская империя германской нации, Речь Посполитая, голландские штаты, швейцарские кантоны и т. д.), также были конкретными проявлениями единоличного правления, независимо от того, как назывался их правитель — императором, королем, герцогом, грос— или гохмастером, посадником, гонфалоньером справедливости, штатгальтером или как-либо иначе. Отличие касалось не политических прерогатив верховного правителя, а метода получения власти: вместо традиционного наследования во всех случаях утверждалась выборная магистратура.
Киевская Русь на протяжении своей истории так и не смогла выработать четкой системы престолонаследия, ведя активный поиск способа индивидуальной санкции каждого очередного претендента на верховную власть. Однако единовластный принцип управления, наверное, никогда не ставился под сомнение — вопреки многочисленным попыткам как-то ограничить государственные прерогативы верховного правителя. Даже в Новгороде, где с 1136 г. утвердилась республиканская форма управления с выборностью всех магистратов (князя, посадника и т. д.). Реальная власть великого князя в тогдашних условиях была едва ли не единственным залогом политических потенций Руси; поэтому те факторы, которые активно способствовали ее утверждению и укреплению, можно рассматривать как прогрессивные, конструктивные по существу тенденции. Христианству принадлежало среди них одно из видных мест.
Суровая система власти и подчинения в небесном царстве, проповедуемая средневековым христианством, стала одним из главных рычагов для утверждения вполне реального господства в царстве земном. Возникнув как религия угнетенного люда, христианство довольно быстро трансформировалось в свою противоположность. Начав с отрицания и осуждения какой-либо формы государственной жизни, оно завершило свое развитие тезисом о божественной природе любой власти.
Идеологическое содержание единобожия в сфере политических реалий проявляло себя в неукоснительном утверждении единоличной власти верховного правителя, в данном случае — великого князя киевского. Неограниченный авторитет бога небесного, воплощенный такими атрибутами, как всесильный, вездесущий, всеведущий и т. п., логически переносился на феодального монарха, который в представлении тогдашнего общества трансформировался в бога земного. С точки зрения абстрактной идеи социальной справедливости этот тезис может вызвать возражения. Но в конкретных условиях раннего средневековья такая тенденция была позитивной доктриной, утверждающей структурность общественной организации в противовес первобытному хаосу и сложившиеся формы классового господства вместо грубого деспотизма, присущего общинному строю.
Рассмотрим этот вопрос подробнее. В литературе длительное время была распространена тенденция к идеализации ”первобытного коммунизма” как системы общественных отношений, свободной от социального антагонизма. В этом случае формирование классовой структуры рассматривалось как досадный, хотя и неизбежный факт, утверждающий начала эксплуатации и угнетения. Древнее представление о ”золотом веке” получило, таким образом, новую наукообразную интерпретацию.
Ошибочность такой тенденции не вызывает сомнения. В первом томе ”Истории СССР” читаем: ”Позади рабовладения не было никакого ”золотого века…” Позади была первобытная нищета, массовые голодовки, вынужденная слабостью техники коллективность и кровавая жестокость родо-племенного строя, при котором суровым обычаям и суевериям была подчинена жизнь каждого человека.
В тяжкой борьбе с природой люди побеждали только при условии жесточайшей дисциплины внутри племен и родов, подавлявшей какие бы то ни было проявления индивидуальности. Каждый член племени, нарушавший запрет, мог быть убит, побит камнями, брошен в лесу или пустыне; стариков и больных, отягощавших коллектив, тоже убивали или оставляли умирать одних. Каждый человек мог быть принесен в жертву богам, и даже вожди по истечении известного срока подвергались ритуальному убийству.
Битвы между племенами, участившиеся к концу первобытности, истребляли целые народы: побежденных тоже приносили в жертву или даже поедали.
По сравнению с этими временами, очень далекими от идиллической картины ”золотого века”, эпоха рабовладения представляет несомненный шаг вперед. Здесь складывалась более устойчивая экономика и кроме рабовладельцев и рабов, было еще большое количество свободных общинников, владевших собственным хозяйством. Сопоставляя первобытнообщинный строй с рабовладельческим, можно фигурально сказать, что при первом все люди были бесправными рабами коллектива, а при втором уже выделились значительные массы экономически и юридически свободных людей [254, с. 168—169].
То же относится и к историческим ситуациям, когда на смену первобытнообщинному строю приходит феодализм. Даже в еще более категоричной формулировке, поскольку феодальная система является более мягкой формой классовых противоречий и открывает перед обществом более заманчивые перспективы. Однако антагонистическая система не может существовать и развиваться без государственной организации господства.
Таким образом, утверждая феодальную государственность, христианство тем самым утверждало полную свободу и четко обозначенные права для преобладающего большинства населения, ликвидируя политическую энтропию и обеспечивая более или менее естественный выход для творческих возможностей древнерусского общества. Последствия ярко отразились во всех сферах восточнославянской культуры — как материальной, так и духовной. В догосударственный период каждый конкретный общественный организм — община, племя, союз племен и т. д. — представлял самостоятельную и замкнутую единицу с собственной системой власти и господства, с собственными представлениями о добре и зле, справедливости и злодеянии, дозволенном и запретном, возможном и необходимом и т. д.; в новых условиях, определенных победой феодальных отношений, политический хаос предыдущей эпохи не только стоял на магистральном пути исторического прогресса, он обрекал общество на социальную деструкцию, распад и конечную гибель.
Классовая борьба. В научной литературе издавна утверждалось, что христианство духовно угнетало и обезоруживало народные массы, что, противясь насилию, оно воспитывало покорность и пассивную позицию в жизни, превращало человека в раба, верного своему господину; что, пропагандируя непротивление злу, оно осуждало какие-либо проявления социального протеста и борьбы за справедливость; что, утверждая посмертную расплату или награду в потустороннем мире, оно тем самым отвлекало народ от поисков справедливости и счастья в мире земном и т. д.
На первый взгляд, подобные сентенции выглядят справедливыми и убедительными. Однако только на первый. При более глубоком анализе выясняется, что христианство не смогло бы завоевать Эйкумену и продержаться на протяжение трех формаций, не утрачивая своих позиций, а наоборот, непрестанно расширяя и усиливая их, если бы оно характеризовалось той идейной бедностью, какую ему приписывают адепты ошибочно понятого ”атеизма”.
Христианство действительно решительно и принципиально осуждало насилие, кем бы и как оно ни применялось. В том числе и со стороны угнетателей. Возможно, даже с большей убедительностью, так как насильственные действия угнетенных всегда можно интерпретировать как защиту, как ответ на ничем не оправданное насилие ”сильных мира сего”.
Христианство призывало на зло отвечать добром, однако законченная концепция непротивления была сформулирована не каноническим православием, а отдельными сектами и является далеким отголоском манихейства с его дуалистической интерпретацией добра и зла как равноценных начал. Ведущим положением христианской концепции было понятие зла как отсутствие добра; поэтому, борьба со злом методом зла исключалась самой постановкой проблемы. Если на зло ответить злом, это не обратит его в добро, а лишь умножит; окончательный результат будет иметь, таким образом, негативный баланс.
Христианство в своей развитой форме призывало угнетенных к покорности, однако в то же время оно осуждало само угнетение и, следовательно, могло быть направлено против угнетателей и эксплуататоров.
Христианство освящало социальный строй, основанный на классовой и сословной стратификации общества, но в то же время решительно утверждало равенство всех перед богом, что стало основой принципиально новой социально-этической концепции — теоретической базы всех социальных движений, в том числе антифеодальных и тираноборческих.
Считаем, что распространенное утверждение о деактивной функции ”греческой веры” является принципиально ошибочным. Правильнее утверждать, что господствующие слои феодального общества стремились использовать отдельные положения христианского учения в своих интересах, выдергивая их из контекста, нередко искажая содержание и пренебрегая другими, не менее важными и четкими установками. Именно здесь наиболее полно проявилось отмеченное выше противоречие между христианством как мировоззренческой системой и позицией церкви, которая в роли надстроечной организации усердно защищала интересы господствующего класса.
Христианство, как и любая другая идеологическая система классового общества, пыталось привить массам идею необходимости и разумности существующего строя, основанного на подчинении одной части населения другой. Обещанием награды в потусторонней жизни оно пыталось отвести народные слои в сторону от реальных, земных путей и борьбы за счастье и благосостояние. Утверждая временность, эфемерность земной жизни, суетность всего в этой жизни, христианство лишало человека реальной перспективы, убеждало в ненужности и безнадежности борьбы за улучшение жизненных условий. Обещая награду в потустороннем мире, оно ставило главным условием покорность и непротивление миру земному, что полностью устраивало правителей, согласных уступить своим подданным все блага потустороннего рая, лишь бы сохранить для себя блага земные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46