— Не тревожьтесь за Ингер. Они ее не тронут. Я встретил там человека, который будет ее охранять.
— Кто это?
— Шведский офицер.
— Шведский офицер? — с ужасом переспросил фогт. — Как же, дождешься от него помощи!
— Забудьте ваши страхи, Каспер! — уверенно сказал Ивер. — Это человек слова. Он не уступит лучшим из датчан, а может быть, он даже благороднее их. Однажды я видел, как он поступил со своими врагами; мы, пожалуй, не всегда так заботимся о своих друзьях… Да, но Ингер все нет и нет, — продолжал Ивер, обращаясь уже к самому себе. — Кернбук — один против шестерых, и шум наверху нарастает… Видно, все-таки не надо было мне уходить.
Как верно заметил Ивер, шум в зале нарастал. Смех и пение сменились громкими возгласами и криками. Вскоре собутыльники нашли себе новое развлечение: взяв в руки горящие свечи, они стали приплясывать перед окнами.
— Теперь они водят хоровод, — прошептал фогт. — Эти безумцы зря играют с огнем. Знали бы они, что одной искры от свечи достаточно, чтобы всех их отправить па тот свет! Ведь у нас в подвалах четыреста фунтов пороха!
— Что вы сказали? — прошептал Ивер, схватив фогта за руку. — Откуда взялся этот порох?
— Говорят, что король и государственный совет послали в Престё и Вордингборг по двести фунтов пороху и шесть лиспундов свинца. Когда господин Росенкранц бежал со своими рыцарями в Копенгаген, он прихватил порох с собой, чтобы тот не попал в руки к врагу. Он оставил порох у господина Грубе на острове Толлеруп, но жена господина Грубе, Ютте Гюлденстьерне, переслала его нам, потому что ей негде было его хранить.
— Я хочу посмотреть, где лежит порох, — сказал Ивер.
— Сейчас это невозможно, — ответил фогт. — Он хранится во внутреннем погребе за комнатой, где расположились солдаты.
— Ну и что же? — спросил Ивер. — Если вы мне поможете, мы их мигом оттуда выкурим. Сколько их там?
— Четверо.
— Пошли.
— Ах, дорогой Ивер! Что ты задумал? — прошептал фогт, дрожа от страха и удерживая его за руку. — И какая от меня помощь? Я стар и слаб.
— Да, конечно, — задумчиво повторил Ивер, заглянув в подвальное окно. — Вы стары и немощны — что верно, то верно.
В это мгновение из зала донесся грохот, и раздался долгий, пронзительный крик.
Ивер бросился к ступенькам, которые вели в подвал. Фогт изо всех сил пытался его удержать:
— Ивер, опомнись, несчастный! Что ты собираешься сделать?
Ивер вырвался из его рук и воскликнул:
— Вы разве не слышали крик Ингер? Я пойду вниз к солдатам — пора положить этому конец!
— И ты решишься пойти к ним один?
— Да, решусь, — повторил Ивер, оставив бледного, дрожащего фогта у окна, через которое тот мог видеть все, что происходило в комнате.
Ивер распахнул дверь и ворвался внутрь. Мощный прыжок — и он уже был на середине подвала, схватил двух солдат и швырнул о стену. Один остался лежать ничком, оглушенный ударом, а другой издал сдавленный крик и попытался было привстать. Ивер ударил его в грудь каблуком сапога, схватил двух других солдат и стиснул их в своих могучих объятиях.
— Будете сопротивляться, я вас всех перебью, — сказал он. — Ведите себя смирно — и останетесь живы.
Солдаты с ужасом смотрели на пылающее гневом лицо Ивера — жилы на его лице вздулись, глаза сверкали. Одного шведа он придавил коленом, а другому тем временем связал портупеей руки и ноги. Солдат, оглушенный падением, пришел понемногу в себя, приподнялся и пополз на четвереньках за своей шпагой к столу. Он уже протянул к ней руку, но Ивер, не решавшийся отпустить лежавшего под ним человека, схватил кувшин из-под меда и бросил его в голову солдату со шпагой. Тот с глухим воплем повалился на пол. Ивер тут же связал ему руки поясом, снятым с другого солдата. Затем он поднялся. В то же самое мгновение один из солдат, которому удалось незаметно вытащить нож, вскочил на ноги и бросился на Ивера. Старый фогт, видевший через окно все, что происходило в подвале, заметив опасность, вскрикнул. Ивер обернулся и отпрянул в сторону в тот самый миг, когда солдат замахнулся на него ножом. Тогда Ивер обхватил его левой рукой за шею, вырвал у него нож и вонзил в грудь шведу по самую рукоятку. Раненый, шатаясь, сделал несколько шагов, изо рта его хлынула кровь, и он, хрипя, упал на каменный пол.
— Что ж, ты сам во всем виноват! — сказал Ивер.
Четвертый солдат продолжал лежать у стола — он все еще был без сознания после удара кувшином. Ивер связал ему руки своим шейным платком.
— Вот так! — сказал он, выходя к фогту и убирая волосы с влажного лба. — А теперь пройдем в пороховой погреб. Путь свободен.
— Ах, зятек, — прошептал Каспер, — что ты наделал?
— Это только начало, фогт! — ответил Ивер, удовлетворенно оглядывая поле брани. — Главное — впереди. Вы смеялись, когда я обещал расправиться с шестерыми. Я их всех отправлю на тот свет, если удастся!
Он взял фонарь и стал светить старику, а тот выбрал в своей связке ключ и отпер дверь во внутренний погреб, куда они оба вошли.
НЕСОСТОЯВШАЯСЯ ДУЭЛЬ
Между тем в зале возобновилось прерванное было веселье. Офицеры думали, что Кернбук схитрил в разговоре с Ивером. Поэтому они немало удивились, когда увидели, что он взял шапку и приготовился вывести девушку из зала.
— Погоди-ка минутку! — рявкнул бородач и преградил ему дорогу. — У тебя, конечно, все права на девчонку, раз уж ты так ловко выставил ее Голиафа, но пусть то, чему суждено произойти, произойдет здесь.
— То, чему суждено произойти, не может произойти здесь, — ответил Кернбук, спокойно затягивая портупею, — потому что я намерен отвести ее к человеку, который положился па мое слово.
— Это еще что такое? — закричали все. — А как же наши утехи?
— От утех вам придется отказаться, друзья! — сурово ответил Кернбук. — Ваши забавы и без того дорого обошлись этому человеку.
— Но мы же видим его первый раз в жизни!
— В Эрремандсгорде вы убили его сестру за то, что она не хотела сказать, где хозяйка прячет деньги.
— Вздор! — воскликнул немец-наемник. — Пусть меня разорвут в клочья десять тысяч ядер, если Кернбук не самый нудный из всех проповедников, каких я встречал! Сейчас мы, конечно, снова услышим историю про бедную девушку, которую истязали барабанной струной? Он донимает нас ею с самой масленицы, мы уже сыты ею по горло.
— Не ссорьтесь, друзья, не ссорьтесь! — воскликнул другой. — Пусть Кернбук остается со своими проповедями, а мы — с девчонкой, и все будут довольны.
— Хитрое решение, капитан Циглер! — ответил Кернбук. — Но толку от него мало, потому что никому и в голову не придет ему подчиниться.
— Дражайший господин капитан! — продолжал Циглер с насмешливой улыбкой. — Я хочу сказать только одно: если уж человеку так хочется играть роль наставника при своих друзьях, то для этого он должен обладать кое-какими способностями!
— И вы считаете, что я их лишен?
— По крайней мере, я никогда их не замечал!
— Пусть это не удивляет вас, капитан! — ответил Кернбук. — Я использую свои способности лишь тогда, когда нахожу им достойное применение, и не склонен метать бисер перед свиньями.
Хотя Кернбук с самого начала хотел — по мере возможности — избежать ссоры, ему все же не удалось сохранить необходимое хладнокровие. Слова Циглера и еще больше издевательский тон, каким они были произнесены, привели его в ярость.
— Господин капитан! — сказал Циглер. — Мы теряем время на пустые разговоры, а между тем наша крошка находит весьма странным, что шесть бравых офицеров до сих пор не оказали ей должных почестей. Вы мешаете нам это сделать, и поэтому мы просим вас добровольно покинуть зал. Я говорю «добровольно», потому что в противном случае мы выставим вас за дверь силой.
Кернбук шагнул к Циглеру.
— Вы не посмеете! — крикнул он.
Циглер с улыбкой взглянул на остальных офицеров и ответил:
— А я полагаю, что посмеем. Дверь я упомянул лишь потому, что выбрасывать вас из окошка было бы куда менее удобно. Если же вы хотите остаться, это возможно лишь при одном условии.
Кернбук закусил губу до крови. Глаза его метали молнии. В висках стучало. От его самообладания не осталось и следа.
— Я понял вас, Циглер! — сказал он, и голос его задрожал от едва сдерживаемой ярости. — Вы хотите драться со мной; что ж, я удовлетворю ваше желание.
— Наконец-то! — воскликнул немец, потирая руки. — Обычно дражайший капитан не слишком понятлив!
— Я буду с вами биться, — сказал Кернбук, смерив его с ног до головы презрительным взглядом. — Да, буду, сколько бы у меня ни было причин для отказа.
— Я полагаю, что недостаток храбрости не принадлежит к числу этих причин?
— Разумеется, нет, — ответил Кернбук. — Причины эти касаются не меня, а вас. Храбрости у меня хватает — полагаю, что эти господа не раз имели случай в этом убедиться. Не хватает мне разве лишь вашего умения похваляться своей отвагой. Так или иначе, я принимаю ваше предложение. Но с одним условием!
— С каким?
— Я не могу драться со всеми вами одновременно и, полагаясь на вашу честь, надеюсь, что никто из вас не будет на меня нападать. Пусть моим противником станет Циглер, который впервые в жизни померяется силами с честным шведским клинком. Но, если я одержу верх в поединке, девушка будет моей, и вы ее отпустите.
Это условие было принято единогласно и притом охотно, потому что Циглер слыл хорошим фехтовальщиком.
— А если вы, против ожидания, не одержите верх? — со злобной ухмылкой осведомился немец.
— Тогда я, по крайней мере, не увижу гнусного поступка, который вы собираетесь совершить.
— Стало быть, мы можем приступить к делу! — воскликнул Циглер. — Я предлагаю, чтобы нас привязали друг к другу шарфом за левые руки. А кинжалы у нас будут в правых. Я уже не раз пробовал этот способ, — продолжал он леденящим душу, зловещим тоном, — и заметил, что таким путем избегаешь многих промахов, а главное — экономишь время.
Кернбук не стал возражать. Офицеры снова наполнили пистолетные дула вином и выпили за здоровье Циглера.
— Послушайте-ка, бравый капитан! — воскликнул немец, осушив полбутылки вина в благодарность за то, что компания выпила за его здоровье. — Если вы хотите о чем-нибудь попросить господа бога, поторопитесь! Еще немного, и будет поздно!
Он крепко привязал конец шарфа к своему запястью и протянул Кернбуку другой конец. Офицеры взяли со стола свечи и встали в нескольких шагах от противников.
Половина зала погрузилась во тьму. В тусклом свете свечей было видно печальное, бледное лицо Кернбука и насмешливая улыбка, игравшая на губах Циглера, пока тот засучивал правый рукав своего камзола.
Неожиданно раздался глухой шум где-то у двери, словно за нею передвигали тяжелую мебель. Один из офицеров бросился к ней, запер ее и, ухмыляясь, вернулся с ключом.
— Этого удовольствия мы, уж во всяком случае, не станем себя лишать! — сказал он. — Послушай, Кернбук! Спрячь ключ — ведь ты больше всех нас хотел им воспользоваться!
И с этими словами он сунул ключ в карман офицера. В то же самое мгновение в темной части зала послышались легкие, торопливые шаги.
— Проклятие! — воскликнул офицер. — А где же девчонка?
Взоры всех присутствующих стали искать Ингер, но она исчезла. И тут вдруг растворилась потайная дверь — сквозь образовавшееся отверстие в панели у камина в зал проник луч света. Один из шведов бросился было туда, но застыл на месте, увидев Ивера, который спокойным, решительным шагом вошел в зал.
— Потолкуем, благородные господа! — сказал Ивер. — Давайте сначала попытаемся уладить дело миром, а если не удастся, будем драться.
— Каналья! — закричали офицеры. — Куда ты дел девчонку?
— Куда надо, туда и дел. Но не о ней речь. Советую вам задуматься над своей участью.
Холодный, почти торжественный тон, которым были произнесены эти слова, возымел свое действие. Циглер сорвал с руки шарф, подошел к Иверу и, размахивая кинжалом, воскликнул:
— А ты знаешь, что я намерен сделать? Я пришпилю тебя кинжалом к дверному косяку, и мои слуги засекут тебя до смерти.
— Вам придется долго ждать, пока они. придут, — ответил Ивер. — Ваши слуги валяются в погребе: одни убиты, другие связаны по рукам и ногам.
Собутыльники оцепенели, в их души закрался страх.
— Наши слуги связаны! — воскликнули они.
— Да, двое из них.
— И убиты!
— Да, двое других.
— Кто же, черт подери, посмел это сделать?
— Я, — сказал Ивер. — А теперь слушайте дальше. Я обещал рассказать вам нечто такое, что заставит вас позабыть о девушке, а обещания надо выполнять. Я связал и убил ваших слуг, потому что они мешали мне пройти в погреб, где хранятся бочки с порохом.
— Бочки с порохом! — воскликнули офицеры.
— Четыреста фунтов, — пояснил Ивер. — Я выбил у всех бочек днища и провел из погреба желобок через двор в крепостной ров.
Услышав эту новость, собутыльники сразу протрезвели. Они стали переглядываться, охваченные ужасом и отчаянием. Первым пришел в себя Циглер.
— Зачем ты это сделал? — спросил он.
— Чтобы напомнить вам одну историю, которая произошла в Эрремандсгорде. Там вы собрались той же компанией, что и сейчас. Вы пытали старую хозяйку замка и убили ее служанку.
— Эту историю мы знаем наизусть, — сказал Циглер, бросив насмешливый взгляд на Кернбука.
— Тогда я рыдал над покойницей.
— Ты рыдал, бедняга! Как трогательно и как поучительно!
— А сегодня вечером я за нее отомщу, — сказал Ивер, — это будет еще поучительнее.
— А вдруг ты не успеешь! — крикнул Циглер и бросился на него.
Кернбук встал между ними и решительно произнес:
— Пусть этот человек выскажется до конца!
Циглер в бешенстве заскрежетал зубами.
— Что вы за дворянин, капитан Кернбук, — спросил он, — коль скоро вы заодно с этим мужланом?
— А вы что за дворяне, — передразнил его Ивер, — когда ведете войну, как шайка разбойников и головорезов? Вы покрываете позором — нет, не вашу честь, потому что ее у вас никогда не было, — а доброе имя честного шведского народа, па стороне которого вы воюете!
— Тысяча чертей! — вскричал Циглер. — Уйдите с дороги, Кернбук! Разве вы не слышите, как он нас оскорбляет?
— Я вас не оскорбляю, — ответил Ивер, — но вы все до одного взлетите на воздух.
— Мы взлетим на воздух?
— Подойдите к окну и взгляните, все ли я сделал, как полагается?
Офицеры подбежали к окну и увидели на снегу черную линию, тянувшуюся из погреба через мост на другую сторону рва, где стоял с фонарем в руках старый фогт. Пока внимание всех офицеров было приковано к этому зрелищу, Ивер, тронув Кернбука за плечо, прошептал:
— Следуйте за мной!
Капитан на мгновение заколебался, но каждому из нас присущ инстинкт, который заставляет в решающий момент подчиняться тому, кто сильнее нас. Ивер подвел Кернбука к потайной двери, нажал на один из маленьких восьмиугольных выступов в панели и вытолкнул капитана в образовавшуюся щель. Циглер обернулся и бросился вслед за ним. Ивер стоял у двери: увидев приближавшегося немца, он шагнул вперед и обнажил свою шпагу.
— Вас я заприметил еще в Эрремандсгорде! — воскликнул он и, кинувшись на Циглера, с молниеносной быстротой завертел шпагой.
И когда капитан, ошеломленный этой отчаянной атакой, нарушавшей все правила фехтовального искусства, попятился назад, Ивер сделал выпад и вонзил клинок в его грудь. Двое бросились Циглеру на помощь, но Ивер уже закрывал за собой дверь. Когда офицеры подбежали к камину, они услышали звук задвигающегося засова и громкий голос:
— Вознесите ваши мольбы к всевышнему, несчастные! Вам уже больше не придется молиться.
Ручеек крови пополз по полу там, где упал Циглер. Раненый со стоном поднял голову и, вытянув руку, прошептал:
— Попробуйте открыть другую дверь и догнать его, пока не поздно!
Но было уже поздно. Несчастный хотел еще что-то сказать, на губах его показалась кровавая пена, и, изрыгнув проклятие, он упал навзничь с глубоким и продолжительным вздохом, возвестившим наступление смерти. Один из шведов попытался было открыть главную дверь, но сразу же отказался от этой попытки, вспомнив, что только что сам запер ее, а ключ положил в карман Кернбуку. Другой офицер вставил кинжал между косяком и замком, чтобы сломать его силой. Кончик кинжала отломился. Следующая попытка была более удачной. Дверь распахнулась, но прямо перед ней стоял огромный платяной шкаф, который Ивер перетащил сюда из коридора. Оттого-то чуть раньше и послышался шум, который прервал перепалку между Кернбуком и Циглером.
Пока в зале происходили описываемые здесь события, погреб огласился криками связанных слуг. Протянутый фитиль не оставлял никаких сомнений в том, что должно было произойти, и, растроганный мольбами солдат, Ивер вывел их из замка.
— О боже милостивый! — воскликнул один из них, выйдя во двор. — Бедный Ханс Альфонс, которого вы огрели кувшином, все еще дышит. Сжальтесь над ним, господин капитан!
— Я не капитан, хоть ты и назвал меня так, — сказал Ивер, дружелюбно взглянув на пленника, — но, если в твоем друге еще теплится жизнь, я позволю ему ее сохранить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28