Лешка отложил книгу и тоже рассмеялся.– А ты расскажи.Танька вдруг стала очень серьезной.– Ты зря веселишься. Знаешь, как иногда хочется кому-нибудь рассказать? И вообще, какой смысл в любви, если об этом ни с кем нельзя поделиться?– Делись со мной!Лешка подошел к патефону и поставил иглу на пластинку. Зазвучал вальс, Казарин сделал учтивый поклон, на который Шапилина ответила реверансом, и ребята закружились по комнате. Потом вдруг замерли, и их губы встретились в первом настоящем поцелуе.Из-за громкой музыки они не услышали, как в квартиру вошел Шапилин. Петр Саввич увидел сквозь приоткрытую дверь целующуюся пару и замер на месте. Его лицо окаменело. С минуту он наблюдал за ребятами, а затем молча удалился в свой кабинет.Музыка закончилась, и иголка соскочила с пластинки. Лешка посмотрел на часы и хлопнул себя ладонью по лбу:– Об-ба! Чуть не прозевал.Он бросился в прихожую и быстро стал натягивать свои парусиновые туфли. Таня выскочила за ним.– Ты куда?– Я сейчас вернусь. Ровно через пятнадцать минут. Шапилина перегородила собой входную дверь.– Не пущу…Казарин нежно обнял любимую.– Да не переживай. Жди – и будешь вознаграждена. Можешь даже дверь не запирать.Лешка чмокнул Таньку в лоб и кубарем скатился по ступеням…Возле Успенского собора его ждал одноклассник Василий.– Достал?– Достал.Васька протянул ему два билета в кино.– Васька! – восхищенно воскликнул Казарин. – Ты… ты настоящий друг! Как тебе удалось?– А! – отмахнулся Сталин. – Я Власика попросил. Там очередь со вчерашнего вечера. Не прорваться.Лешка пожал другу руку и бросился обратно. Его переполняло чувство гордости, ведь в кармане лежали два билета на новый фильм с Любовью Орловой, которую Танька боготворила.Дверь в квартиру Шапилиных оказалась не заперта. Лешка отдышался и на цыпочках вошел внутрь.Ему очень хотелось сделать сюрприз, но в гостиной Тани не оказалось. Зато из-за дверей кабинета Петра Саввича доносился оживленный разговор. Лешка уже хотел было постучать, как вдруг услышал голос Шапилина:– Я еще раз повторяю: он не должен больше появляться в нашем доме.– Но почему? – жалобно спросила Таня.Возникла пауза, а затем опять послышался голос Петра Саввича:– А ты не понимаешь?– Нет, и не хочу понимать.– Объясняю еще раз. – В голосе Шапилина зазвучали металлические нотки. – Я не желаю, чтобы моя дочь крутила романы с сыном шофера.Лешка чуть не потерял сознание.– Папа, как ты можешь?! – Танькины губы дрожали. Она держалась из последних сил.– Я все могу! Все! Я не для того работал как проклятый и даже не женился вновь. У тебя должна быть достойная пара. Я вижу, куда ваши отношения клонятся…Из-за двери послышались всхлипывания.– Не смей сопли разводить! – крикнул Шапилин. – Все! Баста! Еще раз увижу его в своем доме – сгною в лагере вместе с папашей-шофером.Неожиданно перед Лешкой распахнулась дверь, и Петр Саввич оказался лицом к лицу с Казариным.– А-а-а-а! – смутился Шапилин, но тут же нашелся: – Ну вот, вопрос решился сам собой. Заходите, молодой человек А вы, барышня, оставьте нас…Танька, потупившись, выскользнула в коридор и ушла в свою комнату.Разговор был недолгим. Когда Лешка появился из кабинета, его лицо было серым и безжизненным. Казарин медленно прошел по коридору до входной двери. Он ждал, что Таня выйдет попрощаться. Но в ее комнате было тихо, лишь силуэт на фоне застекленной двери выдавал ее присутствие. Она так и не вышла. Лешка обернулся – Шапилин стоял на пороге и смотрел ему в спину… Глава 29 Каждый вечер Лешка безуспешно пытался дозвониться до Тани, но она не брала трубку.Он караулил ее перед школой на скамейке, но она не появлялась даже на консультациях перед экзаменами, не приходилаона больше и в комнату Варфоломеева. Ее не было нигде…Лешка не мог себя заставить сесть за учебники. Отец вздыхал, уходя на работу:– Ты бы позанимался. Скоро экзамены.– Успеется, – равнодушно отмахивался Лешка и зарывался в подушку с головой…Но однажды случилось чудо.– Алло, – прозвучал знакомый голос, от которого в Лешкином сердце все перевернулась.– Здравствуй, Тань.На другом конце повисла пауза.– Таня, ты меня узнала?– Узнала, – безразлично ответила трубка. Казарину было невыносимо слушать холодный голос любимой, но он справился с собой.– Что происходит? Я хочу тебя увидеть.– Это невозможно, – таким же безразличным тоном ответила Таня.– Почему?Таня не могла найти нужных слов.– Ты не ответила.– Леша, не мучай ни себя, ни меня.– Но что происходит? Я не могу понять.– Ничего не происходит. Просто мы расстались.– Это кто так решил: ты или твой отец?– Я.– Я тебе не верю.– Это твое дело. Таня повесила трубку.Лешка резко вышел из телефонной будки и чуть не зашиб дверью Ваську Сталина.– Тьфу ты, черт! Такие вот, как ты, и рушат человеческие судьбы.– Да ладно, чуть задел, а ты уже разнылся. Васька улыбнулся.– Дурак! У меня через неделю в летном медкомиссия. А вдруг ты мне руку сломал бы?!Казарин промолчал и хотел уж было уходить, но Васька окликнул:– Хочешь со мной?Лешка задумался. На него нахлынуло все, что случилось с ним в последние дни.– Мне все равно, – сказал он, наконец, и опустил глаза. – Я вообще-то в МГУ, на исторический, собирался…Васька понимающе кивнул. Всему классу было известно о размолвке между Казариным и Шапилиной.– Да плюнь ты на все. Впереди целая жизнь. Поехали со мной в Качу.Лешка смотрел на всегда веселого Ваську и не мог понять, шутит тот или говорит всерьез.– А как? Надо же справки, характеристики… Васька обнял друга и вкрадчиво произнес:– Не надо! Я все устрою. По рукам?И Василий протянул ему свою ладонь……А ровно через неделю Лешка стоял у Кутафьей башни с вещмешком за плечами и в последний раз смотрел на Кремль. Это был его Кремль – Кремль, в котором он вырос, в котором встретил и потерял свою любовь и где теперь оставался единственный дорогой для него человек – отец… ЧАСТЬ II Пролог Август 1941 года
Кремлевские часы на Спасской башне показывали 22.30. За дверью кабинета Сталина шло заседание Государственного Комитета Обороны, на котором обсуждался план эвакуации ценностей из Кремля. В приемную то и дело выносили стенограммы и государственные документы. Без пятнадцати одиннадцать заседание закончилось, и члены комитета, пыхтя и отдуваясь, словно после тяжелого бега, стали покидать кабинет Верховного Главнокомандующего. Заведующий особым сектором ЦК генерал Шапилин протянул папку своему заместителю.– Знаешь, Сергей Порфирьевич, ты документ этот изучи самым внимательным образом. Спрашивать буду с тебя. Завтра утром представишь справку: что в каких ящиках лежит и какая охрана прилагается. Сам понимаешь – не картошку вывозим. И чтоб все до мельчайших… За документ головой отвечаешь, а то нас по законам военного времени самих с тобой «эвакуируют» до ближайшей стенки.Панин понимающе кивнул и, вместе с прикрепленным к нему помощником, поспешил по коридору к своему кабинету, расположенному тут же в Первом корпусе.Часы на Спасской башне показывали 22.55, когда Панин и помощник вошли в приемную. Перед тем как пройти в свой кабинет, на котором значилось: «Заместитель заведующего особым сектором ЦК», Панин дал команду помощнику:– Вызови машину! Я буду работать на даче. Стрелки главных часов страны отсчитали еще две минуты и замерли на 22.57. Свет в кабинете Панин зажигать не стал и, положив папку на стол, направился к сейфу, стоявшему в углу. Проходя мимо окна, он обратил внимание на огромный лунный диск, словно застрявший между зубцами Кремлевской стены.– Ночка красит лунным светом стены древнего Кремля… – перефразировал известную песню Сергей Порфи-рьевич и, насвистывая любимый мотив, достал из кармана френча ключ…Часы на Спасской башне показывали 22.59.Панин собрался было открыть сейф, но в это время что-то заметил и повернул голову…Куранты завершили часовой бег и принялись отбивать положенные одиннадцать ударов. Прошло пять, десять, пятнадцать минут, но Панин так и не появлялся. Его помощник, в очередной раз посмотрев на часы, нерешительно постучал в дверь. Не услышав ответа, он вошел в кабинет и вскрикнул от неожиданности: посередине с пробитой головой лежал мертвый начальник. Сейф был открыт и пуст. Глава 1 10 августа 1941 года
Алексей Казарин стоял на площади перед Курским вокзалом и вдыхал запах утра родного города. Он только что вернулся в Москву, в которой не был три долгих года. Чем больше смотрел Лешка по сторонам, тем меньше узнавал столицу. Аэростаты в небе, пустые улицы, заклеенные крест-накрест окна, бумажный мусор вдоль тротуаров, плакаты «Не болтай!» с девушкой в платочке, приставившей ко рту палец, – все это было так не похоже на тот город, который Казарин покинул с вещмешком за плечами. Тогда в 38-м Москва улыбалась ему криками мороженщиц, звоном трамваев, веселыми, какими-то бесшабашными гудками машин. Теперь все стало по-другому. Даже моторы машин, казалось, работали тише. А главное – резко изменились сами москвичи. Тревога чувствовалась во всем: в торопливости походки, в лицах, даже в серых тонах одежды.Сам Казарин был одет в военную форму летчика с голубыми петлицами лейтенанта. Одной рукой Алеша держал легкий фанерный чемоданчик, а другой – опирался на палочку, которой очень стеснялся.Через некоторое время около Алешки остановился черный лакированный «паккард», из которого вышел Владимир Константинович. Отец и сын крепко обнялись…Несмотря на ранний час, в столице уже кипели оборонительные работы. Некоторое время Казарины ехали молча.– Да, город не узнать, – оглядывая проносившиеся за окном улицы, наконец сказал Лешка.– Я думаю, это только начало! – грустно ответил отец. Машина свернула на набережную Москвы-реки и понеслась в сторону Кремля.– Пап, а правда, что правительство будет эвакуировано из Москвы?– Это, мил-человек, не нашего с тобой ума дело. Впереди показались очертания Москворецкого моста и контуры Беклемишевской башни. Алексей обернулся к отцу:– Кремль бомбили? Казарин-старший кивнул.– В Арсенал попали, семьдесят человек наших убило. Сам все увидишь. Что с ногой?– А что говорить? – нехотя проворчал Лешка. – Ходить, сказали, буду, и бегать тоже. А вот с авиацией, похоже, придется проститься.Отец тяжело вздохнул.– Да ладно, пап, Красная Армия найдет мне применение. Видишь, какие дела творятся.– То-то и оно… Сколько отпуска-то дали?– Как положено – неделю, включая дорогу.Возле Водовзводной башни машина свернула с набережной и остановилась у Боровицких ворот. Подошедший офицер, прежде чем заговорить, внимательно оглядел салон.– Документы!Казарин-старший протянул путевой лист и удостоверение.– Это и есть ваш сын?– Он самый…Офицер посмотрел на Алешу и коротко скомандовал:– Товарищ Казарин, ваше удостоверение! Алексей протянул офицерскую книжку.– Обязательно явитесь в комендатуру отметиться.– Есть!Машина въехала на территорию Кремля, миновала Оружейную палату, повернула налево, затем во внутренний двор Большого Кремлевского дворца, и притормозила возле Боярского подъезда. Казарины поднялись на третий этаж, прошли по Чугунному коридору и остановились у четвертой двери. Отец отпер дверь и вошел в комнату.– Ну что ж вы, сударь? Так и будете стоять на пороге?Лешка не торопился входить. Он погладил косяк, хранивший карандашные отметинки роста, и только после этого переступил порог. Как будто ничего не изменилось с тех пор. Все та же небольшая двухкомнатная квартира под Теремными палатами с окнами во двор Большого Кремлевского дворца. В одной из комнат по-прежнему гордо возвышалась единственная достопримечательность их скромного жилища – старинный стеллаж красного дерева, на котором рядами стояли книги. Книг было много, но, как и до его отъезда, располагались они строго по разделам: медицина, археология и история. В этом отец был педант. И Лешку приучил ставить прочитанную книгу в отведенное для нее место. На стеллаже непривычно пустовала лишь верхняя полка.– А куда подевался радиоприемник? – спросил Лешка.– Пришлось сдать. Приказ Совнаркома.– Зачем?– Боятся, что мы с тобой станем жертвами вражеской пропаганды.Отец тем временем налил воду в таз и взял полотенце.– А ну, снимай сапоги – я ногу твою обследую. Лешка сел на кровать, снял яловый сапог и засучил брючину галифе. Отец ощупал колено, по которому растянулся широкий шрам, тяжело вздохнул и достал из ящика какую-то мазь. Лешка сбросил показную суровость и тихо спросил:– Бать, не томи. Давай приговор.Но Казарин-старший молча смазал поврежденное место, крепко перетянул бинтом и поднялся.– Ну?– Что «ну»? Через неделю будешь бегать, как братья Старостины. Это я вам, сударь, гарантирую.Лешка испустил вздох облегчения.– А авиация?– Найдется кому летать.Отец вытер руки и вдруг спросил:– Как там Василий? Небось не роняет самолеты, как некоторые?Вот чего не хотелось Лешке, так это ворошить ту глупую историю. Дурацкий спор с Васькой, похоже, навсегда зачеркнул его летное будущее. Безрассудный риск привел к аварии, и если бы не парашют…Лешка надел сапог и хмуро ответил:– Василий Сталин – как положено: отличник боевой и политической. Вот увидишь, скоро будет полком командовать.Лешка подошел к стеллажу и небрежно взял том с надписью «Археология СССР».– Оставил все-таки? – В вопросе чувствовался невольный укор.Отец молча кивнул.– Зря! Говорил тебе – выброси. С этим покончено раз и навсегда. И бесповоротно!– Ну и хорошо. Сам теперь и выбрасывай. Алексей машинально стал перелистывать книгу и вдруг наткнулся на фотографию. На него, улыбаясь, смот рела Таня Шапилина. В руках – коньки, в глазах – безмятежное счастье. На обороте надпись, сделанная Таньки-ной рукой: «Александровский сад. Зима 1938». Лешка помолчал немного и поднял глаза на отца. Но тот словно ничего не заметил.– Пап, я сделал свой выбор и ни о чем не жалею. Глава 2 Утром следующего дня Лешка Казарин помогал отцу в правительственном гараже. Он и в детстве не один раз бывал в этих боксах. В такие дни, копаясь в моторах, помогая чистить детали или накачивать шины, Лешка чувствовал себя почти взрослым. Иногда ему попадало за нерасторопность от отцовских сослуживцев, но он не хныкал и жаловаться отцу не ходил. Знал, что в гараже его любили, а если гоняли, то это так, для порядка. Как же иначе? Доверяй, но проверяй. Лешке доверяли, в противном случае не узнал бы он, что в одном из боксов гаража особого назначения расстреляли в 18-м году Каплан – эту гадину, покушавшуюся на Ленина. Слышал Казарин и смачный рассказ старого водителя о том, как упал в обморок поэт Демьян Бедный, напросившийся посмотреть казнь. Все это происходило когда-то здесь, в небольшом дворе бывших царских конюшен, пристроенных к подножью Теремного дворца.Неожиданно кто-то из водителей произнес:– Ничего себе! Шапилин!Казарин-старший отложил инструмент и посмотрел в сторону арки, выходящей на Коммунистическую. К ним приближались несколько человек в военной форме. Впереди шел Петр Саввич.Все бросили работу, и только Алешка продолжал натирать и без того блестящий бампер «паккарда». Грозный и всемогущий Шапилин направился прямо к нему и остановился напротив, ожидая, что он, как и все в гараже, вытянется по стойке «смирно!». Однако Лешка, быстро отдав честь, продолжал работать как заведенный. Такого нарушения субординации в гараже давно не помнили. Наступила зловещая тишина. Ее нарушил вопрос Шапилина:– Что, офицер, повышаешь квалификацию? Сопровождающие подобострастно засмеялись, желая подчеркнуть остроумие своего начальника. А Шапилин продолжал измываться:– Ну что ж, объявляю благодарность.Алексей медленно отложил тряпку, вытер руки и тихо, с вызовом произнес:– Служу Советскому Союзу.Его взгляд был открыт и очень спокоен. И тут от шапи-линской выдержки не осталось и следа. Петр Саввич побагровел и закричал на весь гараж:– Твои ровесники кровь на фронтах проливают, а ты, значит, машинку трешь?Казарин-старший решил заступиться за сына:– Понимаете, Петр Саввич, у него ранение…– А тебя, товарищ Казарин, не спрашивают! – грозно рявкнул Шапилин, но вдруг улыбнулся и снисходительно добавил: – Мы с твоим сыном сами разберемся. Правда, Лешка?Эта улыбка и неожиданно потеплевший голос смутили Алексея. Слишком уж легко все обошлось. Шапилин его, мягко сказать, не любил, и Казарин об этом не забывал. На всякий случай он кивнул и строго по-военному ответил:– Так точно.Шапилин прищурился. Поняв, что Лешка явно предпочитает официальный язык общения, он скомандовал:– Тогда приказываю завтра явиться ко мне по вопросу дальнейшей службы!Не дожидаясь ответа, он махнул рукой своему окружению и двинулся к выходу. Но голос Лешки заставил его остановиться:– Я иду на фронт!Гараж, затаив дыхание, ждал, что будет дальше. Генерал, не оборачиваясь, произнес:– Завтра в 9.00 у меня в кабинете! Опоздаешь хоть на минуту – пойдешь под арест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Кремлевские часы на Спасской башне показывали 22.30. За дверью кабинета Сталина шло заседание Государственного Комитета Обороны, на котором обсуждался план эвакуации ценностей из Кремля. В приемную то и дело выносили стенограммы и государственные документы. Без пятнадцати одиннадцать заседание закончилось, и члены комитета, пыхтя и отдуваясь, словно после тяжелого бега, стали покидать кабинет Верховного Главнокомандующего. Заведующий особым сектором ЦК генерал Шапилин протянул папку своему заместителю.– Знаешь, Сергей Порфирьевич, ты документ этот изучи самым внимательным образом. Спрашивать буду с тебя. Завтра утром представишь справку: что в каких ящиках лежит и какая охрана прилагается. Сам понимаешь – не картошку вывозим. И чтоб все до мельчайших… За документ головой отвечаешь, а то нас по законам военного времени самих с тобой «эвакуируют» до ближайшей стенки.Панин понимающе кивнул и, вместе с прикрепленным к нему помощником, поспешил по коридору к своему кабинету, расположенному тут же в Первом корпусе.Часы на Спасской башне показывали 22.55, когда Панин и помощник вошли в приемную. Перед тем как пройти в свой кабинет, на котором значилось: «Заместитель заведующего особым сектором ЦК», Панин дал команду помощнику:– Вызови машину! Я буду работать на даче. Стрелки главных часов страны отсчитали еще две минуты и замерли на 22.57. Свет в кабинете Панин зажигать не стал и, положив папку на стол, направился к сейфу, стоявшему в углу. Проходя мимо окна, он обратил внимание на огромный лунный диск, словно застрявший между зубцами Кремлевской стены.– Ночка красит лунным светом стены древнего Кремля… – перефразировал известную песню Сергей Порфи-рьевич и, насвистывая любимый мотив, достал из кармана френча ключ…Часы на Спасской башне показывали 22.59.Панин собрался было открыть сейф, но в это время что-то заметил и повернул голову…Куранты завершили часовой бег и принялись отбивать положенные одиннадцать ударов. Прошло пять, десять, пятнадцать минут, но Панин так и не появлялся. Его помощник, в очередной раз посмотрев на часы, нерешительно постучал в дверь. Не услышав ответа, он вошел в кабинет и вскрикнул от неожиданности: посередине с пробитой головой лежал мертвый начальник. Сейф был открыт и пуст. Глава 1 10 августа 1941 года
Алексей Казарин стоял на площади перед Курским вокзалом и вдыхал запах утра родного города. Он только что вернулся в Москву, в которой не был три долгих года. Чем больше смотрел Лешка по сторонам, тем меньше узнавал столицу. Аэростаты в небе, пустые улицы, заклеенные крест-накрест окна, бумажный мусор вдоль тротуаров, плакаты «Не болтай!» с девушкой в платочке, приставившей ко рту палец, – все это было так не похоже на тот город, который Казарин покинул с вещмешком за плечами. Тогда в 38-м Москва улыбалась ему криками мороженщиц, звоном трамваев, веселыми, какими-то бесшабашными гудками машин. Теперь все стало по-другому. Даже моторы машин, казалось, работали тише. А главное – резко изменились сами москвичи. Тревога чувствовалась во всем: в торопливости походки, в лицах, даже в серых тонах одежды.Сам Казарин был одет в военную форму летчика с голубыми петлицами лейтенанта. Одной рукой Алеша держал легкий фанерный чемоданчик, а другой – опирался на палочку, которой очень стеснялся.Через некоторое время около Алешки остановился черный лакированный «паккард», из которого вышел Владимир Константинович. Отец и сын крепко обнялись…Несмотря на ранний час, в столице уже кипели оборонительные работы. Некоторое время Казарины ехали молча.– Да, город не узнать, – оглядывая проносившиеся за окном улицы, наконец сказал Лешка.– Я думаю, это только начало! – грустно ответил отец. Машина свернула на набережную Москвы-реки и понеслась в сторону Кремля.– Пап, а правда, что правительство будет эвакуировано из Москвы?– Это, мил-человек, не нашего с тобой ума дело. Впереди показались очертания Москворецкого моста и контуры Беклемишевской башни. Алексей обернулся к отцу:– Кремль бомбили? Казарин-старший кивнул.– В Арсенал попали, семьдесят человек наших убило. Сам все увидишь. Что с ногой?– А что говорить? – нехотя проворчал Лешка. – Ходить, сказали, буду, и бегать тоже. А вот с авиацией, похоже, придется проститься.Отец тяжело вздохнул.– Да ладно, пап, Красная Армия найдет мне применение. Видишь, какие дела творятся.– То-то и оно… Сколько отпуска-то дали?– Как положено – неделю, включая дорогу.Возле Водовзводной башни машина свернула с набережной и остановилась у Боровицких ворот. Подошедший офицер, прежде чем заговорить, внимательно оглядел салон.– Документы!Казарин-старший протянул путевой лист и удостоверение.– Это и есть ваш сын?– Он самый…Офицер посмотрел на Алешу и коротко скомандовал:– Товарищ Казарин, ваше удостоверение! Алексей протянул офицерскую книжку.– Обязательно явитесь в комендатуру отметиться.– Есть!Машина въехала на территорию Кремля, миновала Оружейную палату, повернула налево, затем во внутренний двор Большого Кремлевского дворца, и притормозила возле Боярского подъезда. Казарины поднялись на третий этаж, прошли по Чугунному коридору и остановились у четвертой двери. Отец отпер дверь и вошел в комнату.– Ну что ж вы, сударь? Так и будете стоять на пороге?Лешка не торопился входить. Он погладил косяк, хранивший карандашные отметинки роста, и только после этого переступил порог. Как будто ничего не изменилось с тех пор. Все та же небольшая двухкомнатная квартира под Теремными палатами с окнами во двор Большого Кремлевского дворца. В одной из комнат по-прежнему гордо возвышалась единственная достопримечательность их скромного жилища – старинный стеллаж красного дерева, на котором рядами стояли книги. Книг было много, но, как и до его отъезда, располагались они строго по разделам: медицина, археология и история. В этом отец был педант. И Лешку приучил ставить прочитанную книгу в отведенное для нее место. На стеллаже непривычно пустовала лишь верхняя полка.– А куда подевался радиоприемник? – спросил Лешка.– Пришлось сдать. Приказ Совнаркома.– Зачем?– Боятся, что мы с тобой станем жертвами вражеской пропаганды.Отец тем временем налил воду в таз и взял полотенце.– А ну, снимай сапоги – я ногу твою обследую. Лешка сел на кровать, снял яловый сапог и засучил брючину галифе. Отец ощупал колено, по которому растянулся широкий шрам, тяжело вздохнул и достал из ящика какую-то мазь. Лешка сбросил показную суровость и тихо спросил:– Бать, не томи. Давай приговор.Но Казарин-старший молча смазал поврежденное место, крепко перетянул бинтом и поднялся.– Ну?– Что «ну»? Через неделю будешь бегать, как братья Старостины. Это я вам, сударь, гарантирую.Лешка испустил вздох облегчения.– А авиация?– Найдется кому летать.Отец вытер руки и вдруг спросил:– Как там Василий? Небось не роняет самолеты, как некоторые?Вот чего не хотелось Лешке, так это ворошить ту глупую историю. Дурацкий спор с Васькой, похоже, навсегда зачеркнул его летное будущее. Безрассудный риск привел к аварии, и если бы не парашют…Лешка надел сапог и хмуро ответил:– Василий Сталин – как положено: отличник боевой и политической. Вот увидишь, скоро будет полком командовать.Лешка подошел к стеллажу и небрежно взял том с надписью «Археология СССР».– Оставил все-таки? – В вопросе чувствовался невольный укор.Отец молча кивнул.– Зря! Говорил тебе – выброси. С этим покончено раз и навсегда. И бесповоротно!– Ну и хорошо. Сам теперь и выбрасывай. Алексей машинально стал перелистывать книгу и вдруг наткнулся на фотографию. На него, улыбаясь, смот рела Таня Шапилина. В руках – коньки, в глазах – безмятежное счастье. На обороте надпись, сделанная Таньки-ной рукой: «Александровский сад. Зима 1938». Лешка помолчал немного и поднял глаза на отца. Но тот словно ничего не заметил.– Пап, я сделал свой выбор и ни о чем не жалею. Глава 2 Утром следующего дня Лешка Казарин помогал отцу в правительственном гараже. Он и в детстве не один раз бывал в этих боксах. В такие дни, копаясь в моторах, помогая чистить детали или накачивать шины, Лешка чувствовал себя почти взрослым. Иногда ему попадало за нерасторопность от отцовских сослуживцев, но он не хныкал и жаловаться отцу не ходил. Знал, что в гараже его любили, а если гоняли, то это так, для порядка. Как же иначе? Доверяй, но проверяй. Лешке доверяли, в противном случае не узнал бы он, что в одном из боксов гаража особого назначения расстреляли в 18-м году Каплан – эту гадину, покушавшуюся на Ленина. Слышал Казарин и смачный рассказ старого водителя о том, как упал в обморок поэт Демьян Бедный, напросившийся посмотреть казнь. Все это происходило когда-то здесь, в небольшом дворе бывших царских конюшен, пристроенных к подножью Теремного дворца.Неожиданно кто-то из водителей произнес:– Ничего себе! Шапилин!Казарин-старший отложил инструмент и посмотрел в сторону арки, выходящей на Коммунистическую. К ним приближались несколько человек в военной форме. Впереди шел Петр Саввич.Все бросили работу, и только Алешка продолжал натирать и без того блестящий бампер «паккарда». Грозный и всемогущий Шапилин направился прямо к нему и остановился напротив, ожидая, что он, как и все в гараже, вытянется по стойке «смирно!». Однако Лешка, быстро отдав честь, продолжал работать как заведенный. Такого нарушения субординации в гараже давно не помнили. Наступила зловещая тишина. Ее нарушил вопрос Шапилина:– Что, офицер, повышаешь квалификацию? Сопровождающие подобострастно засмеялись, желая подчеркнуть остроумие своего начальника. А Шапилин продолжал измываться:– Ну что ж, объявляю благодарность.Алексей медленно отложил тряпку, вытер руки и тихо, с вызовом произнес:– Служу Советскому Союзу.Его взгляд был открыт и очень спокоен. И тут от шапи-линской выдержки не осталось и следа. Петр Саввич побагровел и закричал на весь гараж:– Твои ровесники кровь на фронтах проливают, а ты, значит, машинку трешь?Казарин-старший решил заступиться за сына:– Понимаете, Петр Саввич, у него ранение…– А тебя, товарищ Казарин, не спрашивают! – грозно рявкнул Шапилин, но вдруг улыбнулся и снисходительно добавил: – Мы с твоим сыном сами разберемся. Правда, Лешка?Эта улыбка и неожиданно потеплевший голос смутили Алексея. Слишком уж легко все обошлось. Шапилин его, мягко сказать, не любил, и Казарин об этом не забывал. На всякий случай он кивнул и строго по-военному ответил:– Так точно.Шапилин прищурился. Поняв, что Лешка явно предпочитает официальный язык общения, он скомандовал:– Тогда приказываю завтра явиться ко мне по вопросу дальнейшей службы!Не дожидаясь ответа, он махнул рукой своему окружению и двинулся к выходу. Но голос Лешки заставил его остановиться:– Я иду на фронт!Гараж, затаив дыхание, ждал, что будет дальше. Генерал, не оборачиваясь, произнес:– Завтра в 9.00 у меня в кабинете! Опоздаешь хоть на минуту – пойдешь под арест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34