Реформы, которые я осуществлял до сих пор — отмена поста и предписания носить евреям желтые круги, основание университета, — это все были мелочи и пустяки, с их помощью я только проверил свои возможности; я — как библиотекарь, который, получив задание привести в порядок запущенную библиотеку, прежде всего осмотрится, поднимет с полу чье-нибудь невзрачное сочинение, положит его на стол и только потом приступит к настоящей работе: классификации, учету и перестановке. Сейчас мы столкнемся с самыми серьезными и самыми наболевшими вопросами: расходов, податей, государственных доходов. Поскольку я воин и дипломат, а не финансист, то эти дела переношу на следующее наше заседание и приказываю вам, Мачисте, подготовить подробный и исчерпывающий проект строгого налогового обложения крупной собственности. Пока же благодарю вас, господа, за внимание и исключительное единодушие.Петр вышел, а в Большом магистрате на некоторое время воцарилось глубокое молчание, которое первым нарушил очкастый молодой человек. Он поднялся, в ярости отбросив свой блокнот, куда недавно что-то записывал.— Господа, я удаляюсь, — сказал он раздраженно. — В угоду герцогу я не собираюсь восстанавливать против себя каждого, кто в Страмбе имеет вес, деньги, положение. Сегодня же складываю вещи и еду к тетке, у нее куриная ферма где-то на окраине Умбрии, и в одном из писем она уговаривала меня туда приехать.— Счастливого пути и до скорой встречи, все это уже не долго продлится, — заметил мудрый аптекарь Джербино, — потому что наш справедливый герцог только что вынес восьмой смертный приговор, и на сей раз — самому себе. СЛОМАННЫЙ РУЖЕЙНЫЙ ПРИКЛАД Принцесса Изотта возвратилась в Страмбу тайно — так же, как в добрые старые времена, еще при жизни своего отца, ее покинула; приехала она ночью, когда ворота были заперты, а весь город уже спал, в сопровождении приора Интрансидженте и взвода усталых солдат кардинала… Самого кардинала стража, впустившая принцессу, в ее свите не заметила; вскоре по всему городу из уст в уста стали передавать печальную новость, что якобы Его Преосвященства уже нет в живых, — несправедливость, жертвой которой он стал в Перудже, и неслыханное насилие, совершенное над ним, настолько ошеломили благородного старца, что его сердце не выдержало и остановилось навсегда.Это было коварство судьбы, удар в спину, страшная катастрофа, потрясающая и неожиданная, и у Петра, когда он услышал эту новость, просто опустились руки, а колени так ослабели, что он повалился в кресло, на котором обычно сидел герцог Танкред, когда играл в шахматы, — это было в маленьком личном кабинете, унаследованном им от покойного герцога, — совершенно не зная, что же делать дальше. Теперь он становится ответственным не только за потерю приданого принцессы, не только за то, что Изотта в Перудже была заключена в тюрьму, но и за смерть кардинала, ибо герцогиня и приор Интрансидженте, а может быть, и сама Изотта припишут ему еще и это новое несчастье и, конечно, не примут во внимание того, что смерть кардинала была совершенно естественна, она могла наступить в любое время и без этого излишнего перенапряжения, вызванного действиями высокомерных перуджанцев.Не оставалось сомнения и в том, что злосчастное событие станет новой преградой между Петром и Изоттой и опять отдалит, а то и вовсе сделает невозможной их свадьбу, без которой, по словам искушенного портного господина Шютце, его «восседание» на герцогском троне вряд ли станет прочным, а также в том, что все дорогостоящие приготовления к свадьбе, для чего страмбская казна должна была взять деньги у евреев, окажутся совсем неоправданными, ненужными и достойными осмеяния. И вот, пока озадаченный Петр в растерянности сидел возле шахматного столика, свесив руки, и на своем родном чешском языке спрашивал себя, что же ему теперь предпринять, за дверью послышался тихий шорох, и вошел господин Шютце, держа в руках готовый костюм, который Петр велел себе сшить, костюм, соответствующий столь печальным обстоятельствам, — скромный, выдержанный в темных тонах, без нарядных разрезов и тесьмы — словом, без модной отделки и изысков.— Ну, на вашем месте я был бы особенно осторожен, герр фон Кукан, — сказал портной в ответ на вопрос, который Петр только что задал самому себе, а теперь перевел на родной язык господина Шютце, — избегайте яичных омлетов, потому что…— Я знаю, — перебил его Петр, — в яичные омлеты удобно подмешивать яд под названием volpe.— Совершенно верно, — продолжал господин Шютце, — и не доверяйтесь ничему и никому. В особенности не вздумайте съесть половину яблока, даже если кто-нибудь прямо у вас на глазах возьмет его из корзины и как ни в чем не бывало разрежет на две половины, одну подаст вам, а другую оставит себе, потому что нож, по всей вероятности, только с одной стороны намажут ядом, и, значит, ваша половина будет отравлена, а вторая — нет. Это — новшество в искусстве отравления, вам следует знать. Люди изобретательны и хитры, а вы, герр фон Кукан, стали бельмом на глазу у стольких солидных господ, что приходится только удивляться, как это вам удалось. А у меня к вам записочка.— От принцессы? — воскликнул Петр.— Где там, — сказал господин Шютце, — принцесса и слышать о вас не хочет, не рассчитывайте, что она вдруг станет посылать вам записочки.Господин Шютце пошарил в нескольких карманах и в одном из них нашел листок.— Записочку подсунула мне Bianca matta, вы ее знаете, чтобы я вам передал. Чем больше я наблюдаю за этой кудахтающей карлицей, тем больше думаю, что не такая уж она matta, как все считают, а только притворяется, потому что безумие обеспечивает ей тепленькое местечко при дворе.На листочке, перепачканном шоколадом, круглым нескладным почерком было написано: «Петр, имей глаза позади и носи металлический ошейник».— Нет, она все-таки matta, — воскликнул Петр, прочитав вслух предупреждение. — Тут же нет никакого смысла.— О! Есть, есть, — сказал господин Шютце, — и это, собственно, то же самое, о чем я вас только что предупреждал. Я вам говорил о яде, а Бьянка предостерегает от нападения. «Иметь глаза позади» — насколько я знаю итальянский, это значит — не оставляйте без внимания то, что делается позади вас. А носить металлический ошейник — совет очень разумный. Металлический ошейник, скрытый под воротничком, может уберечь вас от петли, а петлю палач набрасывает на свою жертву сзади.— Человека можно уничтожить тысячью способов, — возразил Петр. — Я уберегусь от петли, а кто-нибудь проткнет меня шпагой, или стукнет молотком по голове, или просто пристрелит.— Разумеется, герр фон Кукан, — согласился господин Шютце, — но на вашем месте я бы с благодарностью внял совету Бьянки: не исключено, что она кое-что подслушала и знает, какая смерть вам уготована. Проткнуть вас шпагой, или ударить молотом по голове, и даже застрелить, конечно, можно, но все это оставит на вашем теле безобразные следы, а вот если опытный палач затянет у вас на горле петлю и свернет вам шею, можно будет спокойно сообщить, что вас хватил удар. Так бывало, герр фон Кукан, чаще, чем вы можете себе представить. Эти ошейники есть у меня на складе, так же как и обувь с полыми каблуками, потому что некоторым господам нравится воображать, что их жизнь подвергается постоянной опасности. Но в вашем случае это отнюдь не игра воображения, а факт. Momentchen! Минуточку!(нем.).

Ошейничек, подходящий для вас, я подберу, что-нибудь с металлическими украшениями поверху, чтобы он выглядел отделкой и имел еще то преимущество, что никакая веревка, переброшенная через горло, на нем не будет скользить. А кольчуга у вас, разумеется, есть?— Есть, — ответил Петр, — и однажды она уже спасла мне жизнь.— Вот видите! — проговорил господин Шютце и ушел.Спустя примерно час, после того как Петр уже стал обладателем крепкого и хорошо пригнанного ошейника, он получил благоухающую духами, изящную визитную карточку, в которой вдовствующая герцогиня приглашала его в три часа дня нанести ей и ее дочери визит в их апартаментах.Изобилие странных и удручающих событий, которые преследовали его последнее время, привело Петра в состояние такого отупения, что он даже не сознавал всего идиотизма ситуации: ведь он собирался к своей милой нареченной и ее матери, оснастив себя металлическим ошейником, предохраняющим горло, — чтобы его не удушили, кольчугой — чтобы не закололи, острой шпагой для защиты от нападения и мешочком золотых на случай, если придется спасаться бегством.Мать и дочь сидели на узких, мягких креслицах у окна, выходящего во внутренний двор замка, склоненные над рукоделием: Изотта вышивала золотыми нитками платочек на деревянном грибочке, герцогиня длинными ножницами вырезала на куске ткани шафранного цвета поперечные отверстия; между ними возвышался строгий Интрансидженте, он стоял, повернувшись лицом к двери, в которые ввели Петра, тогда как герцогиня, сидевшая по правую руку от приора, а Изотта — по левую, были наклонены так, что были видны лишь в профиль; на их фоне Интрансидженте выглядел таким сильным, таким властным и могущественным, что обе женщины у его ног казались совсем маленькими, почти детьми; крошечная Бьянка присела на корточки возле герцогини, словно домовой, — и Петру вдруг показалось, что перед ним картина, написанная в манере давно минувших времен, еще не знавшей перспективы, когда размер изображенных фигур зависел от их святости и знатности.Сделав несколько медленных, соответствующих важности момента pas du courtisan, Петр низко поклонился и с нежными и скорбными модуляциями в голосе, исполненном печали, выразил вдовствующей герцогине и Изотте соболезнование по поводу неожиданной кончины их дорогого родственника, последнего потомка по мужской линии славного рода д'Альбула, кардинала Тиначчо. Ни герцогиня, ни Изотта не отреагировали на его изысканную речь, достойную бывшего страмбского arbitri rhetoricae, не удостоили его даже взгляда, не пошевелились, словно вовсе не замечали его присутствия: очевидно, было условлено, что все переговоры будет вести приор Интрансидженте. Но он тоже молчал и только мрачно, с нескрываемой неприязнью смотрел на Петра злыми глазами.— Посиди с нами, imbecille, ты ведь пока еще герцог, — вдруг произнесла Бьянка.— Спасибо тебе, Бьянка, за проявление человеческого внимания и дружелюбия ко мне, в нынешнее время столь редких, — сказал Петр, — но я охотно постою, потому что не думаю, что прием, на который я столь любезно приглашен, продлится долго.При этих словах Изотта опустила на колени грибок и всплеснула руками, а потом, сложив молитвенно ладони, воскликнула, воззрившись в потолок:— И он еще осмеливается говорить о внимании и дружелюбии! На человеческое внимание и дружелюбие рассчитывает тот, кто погубил моего отца, приведя в Страмбу его убийцу, тот, кто уничтожил моего дядю, кто разорил нас и за несколько недель превратил Страмбу в сумасшедший дом! Да все наши несчастья и страдания начались с его проклятого появления в нашем городе! Внук кастратора, который втерся к нам в доверие и из-за которого я была изгнана из Страмбы, оказалась в тюрьме, еще надеется на человеческое внимание и дружелюбие!— Если я чего-то и ждал, Изотта, так это прежде всего твоих упреков, которыми ты меня и осыпала, — сказал Петр. — Я знал, что они последуют; пользуясь выражением твоего отца, знал с несомненной уверенностью. Я в точности знал, что именно услышу от тебя, включая и этого кастратора, внуком которого действительно являюсь; точно так же я твердо знаю, что ты пожалеешь о своих словах, когда утихнет твое горе и страдание, потому что верю твоему отцу, который перед самой своей смертью признавался мне, что недооценивал силу твоего характера, когда думал, что стоит тебе только покинуть Страмбу — и ты забудешь меня, но ты, уехав отсюда, не переставала меня любить.— Это неправда! — воскликнула Изотта.— Ты слишком хорошо меня знаешь и можешь поверить, что я никогда не лгу, — ответил Петр.— Я запрещаю вам разговаривать с моей дочерью в таком тоне, — сказала герцогиня Диана.— Я разговариваю так с девушкой, руку которой мне обещал сам папа римский, — сказал Петр.— Поскольку ваши руки Его Святейшество еще не соединил, он произнесет, и возможно очень скоро, то единственное, чего вы заслуживаете, молодой человек, то есть проклятие, — заметил Интрансидженте. — Во время своего недавнего посещения я говорил с вами как с герцогом, апеллируя к вашей совести, сейчас я не признаю вас властителем этой земли и этого города и потому обращаюсь уже не к вашей совести, а к вашему здравому смыслу: поймите же или хотя бы постарайтесь спокойно и трезво разобраться в происходящем, молодой человек, и тогда вы наконец поймете, что только благодаря стечению удивительных обстоятельств вы попали туда, где вам быть не подобало и где вы оказались несостоятельны. Мы собираемся договориться с вами спокойно и мирно, потому что не хотим оскорблять того, кто получил благословение Его Святейшества, но намерены решительно положить конец вашему злополучному правлению раньше, чем папское благословение будет отменено, а вас предадут страшной анафеме. Откажитесь добровольно от своего титула, который вы получили при столь необыкновенных обстоятельствах, объявите перед собравшимся народом, что вы отрекаетесь от престола, потому что не желаете мешать ходу событий, которые должны произойти, и уходите с миром.Петр старался сохранить спокойствие.— Что это за события, которые должны произойти? — спросил он.— Поскольку погибли все представители царствующей династии по мужской линии, — ответил Интрансидженте, — Страмба перестанет быть герцогством и целиком и полностью перейдет непосредственно под власть курии. Этого могло и не произойти, если бы вы понимали, каковы границы ваших полномочий. Поэтому осознайте свои ошибки и уходите, пока не поздно. Итак, я жду вашего ответа, жду вашего решения.— Ничего вы не ждете, потому что мое решение и мой ответ заранее знаете, — сказал Петр. — Мне смешно и подумать, что я должен склонить голову и лишиться всего, чего достиг с таким трудом и ценой таких жертв, только потому, что приор местного монастыря советует мне отсюда убраться. Ни в коем случае, господин приор! Не бывать этому. Я не уступлю, доведу до конца свои начинания и добьюсь поставленной цели — я от них не отрекусь. Я останусь на троне и сделаю Страмбу счастливым и образцовым пристанищем разума и справедливости, и ради этого пожертвую всем, включая собственную жизнь, пусть хоть десяток таких мракобесов, как вы, хоть дюжина председателей Суда или сотня тысяч членов Большого магистрата станут на моем пути. Не пройдет и года, как в Страмбе не останется бедных, но в Страмбе не станет и богатых, в Страмбе не будет сословных привилегий, и никто, даже сам папа римский, мне в этом не помешает. Я слишком хорошо знаю, что делается у Его Святейшества, чтобы бояться его. Только не думайте, что Джованни Гамбарини боялся папы и его проклятий, он боялся меня и был прав. Вы отважились утверждать, что правитель из меня не вышел. Да, да, то же самое сказал бы человек, незнакомый с земледелием, понаблюдав за действиями нового хозяина, который только что получил заброшенную усадьбу. Этот новый земледелец перевернул бы все вверх дном и уничтожил бы на своем участке все, что счел бы негодным и прогнившим; а непонимающий в этом деле наблюдатель, увидев это опустошение, конечно, заявил бы, что тот действует как безумец. Но я отнюдь не сумасшедший, господин приор, и свою государственную деятельность пагубной не считаю, а потому мой ответ на ваш вызов — это решительное и твердое нет. Нет — добровольно не отступлюсь никогда.— Тогда сожалею, но… Вы этого сами хотели, — сказал Интрансидженте и щелкнул пальцами. Изотта при этом прижала к губам носовой платок и закрыла глаза. Услышав позади, как звякнула щеколда, Петр оглянулся и увидел палача в красном одеянье, без капюшона, поспешно входящего в двери; и это было последнее, что ему дано было увидеть, потому что приор Интрансидженте, движением на удивление проворным и точным, набросил ему на голову черное покрывало, которое извлек из широкого рукава своей белой рясы. Что-то пролетело со свистом, и на шее Петра вокруг металлического ошейника, скрытого под воротником, обвилась тонкая веревка со свинцовым ядром на конце. Палач, туго затягивая веревку правой рукой, словно укрощая дикого жеребца, подошел вплотную к Петру, намереваясь левой свернуть ему шею, но Петр, которому петля не причиняла боли, вспомнив один из многих уроков, что преподнес ему в кулачных боях незабвенный Франта, сын побродяжки Ажзавтрадомой, неожиданно резко присев, обхватил руками, сомкнутыми за спиной, затылок палача и перебросил его, словно мешок, через правое плечо так, что заплечных дел мастер грохнул к его ногам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54