А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

С ним вместе отправятся два раба, грубые и здоровые, каких он, с согласия Суллы, принял на службу во дворец.Через несколько дней Клидион получит длинное послание от своего отца, от своего покровителя, в нем он объяснит ему, почему и зачем он навсегда покинул его.Фальшивый Нестомарос пошел по крытой галерее вдоль сада с лимонными деревьями к своим покоям. Луна освещала силуэт поверженного консула, и казалось, что фальшивая галльская фигура сгорбилась. Изгнанник открыл дверь покоев и пересек прихожую, направился в ванную комнату, попил из глиняного кувшина свежей воды, которая регулярно менялась во время ночи дежурными рабами. В их обязанности входило следить, не загорелось ли что, так как пожары были бичом Города.Он вымыл руки, пошел к двери комнаты Клидиона и осторожно открыл ее, чтобы не разбудить эфеба. В комнате стоял полумрак, так как окна на ночь закрывались плотными деревянными ставнями. Мерсенна подошел к кровати, собираясь присесть, чтобы расшнуровать свои котурны, когда заметил, что она была пуста.Он опять прошел в ванную комнату, где взял масляную лампу, которая горела там всю ночь. Вернулся с лампой в руках обратно. Кровать действительно была пуста, она лишь сохраняла формы когда-то лежащего на ней тела. Консул Эзий Прокул почувствовал тошноту, его рот наполнился желчью. Клидиона не было...Он вернулся в прихожую и из нее быстро прошел в другую комнату, которая служила ему кабинетом; там он держал личные вещи, документы, хранимые им несмотря на все превратности судьбы, там же находилось и золото, насыпанное в несколько мешков и засунутое в потайной шкаф, вделанный во внутреннюю стену и имевший вид комода, который должен был скрыть сейф. Изгнанник открыл комод и увидел дверцу сейфа с вставленным в замочную скважину ключом. Сейф был не закрыт и, конечно, пуст.Клидион сбежал вместе с золотом сразу после того, как предал своего благодетеля, чтобы навсегда освободиться от него.Консул Эзий Прокул почувствовал, как его сейчас вырвет, и поспешил пройти в ванную комнату, держа в руках масляную лампу. Он поставил лампу на мрамор, в который была вделана чаша умывальника, над которым висело большое зеркало. Казалось, что морщины, бороздившие его лицо, стали глубже от той боли, которую он испытал. Парик фальшивого Нестомароса показался ему гротескным и никчемным, как и это переодевание. Он поднял руку и стянул его. Появился римлянин с бритым черепом, что было когда-то модным. Потом он отлепил фальшивые усы, искусно приделанные Сертием.Перед ним стоял старик, сломленный жизнью, преданный любовью, который приобрел лицо того трупа, которым скоро станет, и что повозка его друга, префекта смрадных рвов, сможет очень скоро, как только он избавится от табличек, принесших роковое известие, увезти и его. * * * Сулла отдыхал в маленьком павильоне, который он предпочитал остальным помещениям дворца, в компании двух пятнадцатилетних флейтисток, лежавших обнаженными около кровати, когда услышал сквозь сон стук в дверь. Бывший офицер-легионер встал, стараясь не задеть ногами спящих девушек, и, подойдя к двери, узнал голос Изгнанника, произносивший его имя.— Это я, — сказал с другой стороны консул-изгнанник. — Ради всех богов! Прости за столь поздний приход, но нам необходимо поговорить...Сулла открыл дверь и удивился, увидев вместо галльского управляющего странное в лунном свете, безбородое и бритое лицо консула-изгнанника, такое, каким он его увидел первый раз в могильном склепе.— Извини меня, Сулла, что я потревожил твой сон. Прочти вот это...Сулла подошел поближе к масляной лампе, закрепленной на стене, взял в руки протянутые таблички.Прочтя, он пошел за туникой, которую повесил на вешалку в ванной комнате перед тем, как лег спать. Вынул из кармана веточку калины и положил ее в рот, собираясь поразмышлять над тем, что только что узнал.— Ты знаешь, кто тебя предал? — спросил он.Изгнанник пожал плечами.— Это не важно, — сказал он. — Зло уже сделано...— Тебе остается только снова переодеться и как можно скорее выехать в Остию, где ты сядешь на корабль. Мы сейчас же отдадим приказы, чтобы корабль был готов к, отплытию.Они прошли в комнату, в которой обычно готовили питье и закуски, и сели на ту скамейку, на которой Сулла обнаружил в ночь убийства Менезия бездыханные тела музыкантши, игравшей на тамбурине, и раба.— Я благодарю тебя, Сулла, — сказал бывший консул, — но я не хочу уезжать.— Ну, — ответил галл, — тогда ты будешь казнен! Если бы у нас не было таких опасных врагов в окружении Тита Цезаря, то мы бы еще могли воззвать к его милосердию... Но мы не имеем такой возможности. Они сделают все, чтобы помешать нам. Ты боялся, что приведешь меня к гибели... А на самом деле я уничтожил тебя в конце концов.— Оставь, Сулла! Благодаря тебе и нашей встрече я вышел из могилы, где находился долгое время. А присоединившись к твоему делу, я обрел Город, который люблю. И у меня не хватает смелости покинуть его...Сулла, жуя веточку с ягодами, посмотрел на поверженного консула.— Я предпочитаю собрать всю свою смелость и достойно умереть, — продолжил он. — А не тихо умирать вдалеке. Я — старик, Сулла, сегодняшняя ночь на многое открыла мне глаза.Он подошел к окну, из которого открывался вид Города, и стал любоваться им. До него доносился шум ночных повозок и телег.— Нет, — сказал он. — Не могу. Я хочу умереть в Риме. Я не был образцовым римлянином, потому что перепутал сестерции Республики со своими деньгами. Но я хочу быть достойным моего положения. Моя ошибка в том, что, несомненно, и я надеялся однажды вернуть эти деньги. Я верну долг своей кровью...Сулла смотрел на своего друга не произнося ни слова, но испытывая удовлетворение от того урока, который давал ему низверженный патриций.— Позволь воспользоваться твоим гостеприимством, — продолжал он, — еще одну ночь и один день, если верить табличкам, и окажи мне последнюю милость: пригласить в твой дворец всех тех, с кем я был знаком в Городе и как квестор, и как консул, и, уже позже, как богатый торговец Мерсенна... Я сообщу им, что Эзий Прокул вернулся из изгнания и хочет порадовать их пиршеством. Завтра рано утром я вызову Гонория и продиктую, в присутствии свидетелей, заявление. В нем будет сказано, что я обманул тебя, скрыв свое подлинное имя. Я зачитаю текст приглашенным, когда они все соберутся здесь. А потом уже пусть за мной явится префект ночных стражей, которого я предупрежу обо всем. Я не сомневаюсь, что он будет счастлив препроводить в темницу друга галла Суллы... Так ты даешь мне свое согласие?Сулла вытащил веточку изо рта. Внимательно посмотрел на ее измочаленный конец.— Я не могу отказать тебе, — сказал он. — Каждый сам выбирает себе смерть. И нельзя позволять старости побеждать. Смерть — да. И у нее святые права. Что же касается смерти, которая изменяет человека и приводит его к дряхлости, то лучше сказать ей «нет»...— Спасибо, мой друг. Наконец-то я могу сказать, что у меня был друг в Риме. Случилось же такое!— Кстати, — сказал Сулла, который неожиданно вспомнил кое о чем, — у тебя же молодая галльская жена. Ты подумал о ее судьбе?— О Клидионе? Он уедет сегодня же с моим золотом, которое я ему отдал, в одну деревню в Этрурию, где я недавно купил ему поместье. Ему только девятнадцать лет. И он освободится от старика, в которого я превратился, — добавил он с улыбкой.Сулла заметил, что когда старик произносил последние слова, то черты лица его так изменились, что превратили улыбку в жалкую гримасу. Глава 24Кровь в носилках Котий заметил заметное оживление у входных ворот. Там то и дело останавливались многочисленные коляски и носилки. Из них выходили вновь прибывшие люди, рабы и стражники у ворот, то и дело открывали их створки и пропускали колесницы, на которых приезжали во дворец именитые гости.Ветеран, еще раз убедившись в том, что из носилок не капает кровь, сам повел головного мула, чтобы его сразу узнали охранники. Когда они оказались на кипарисовой алее, он решил отнести свой страшный груз к тому павильону, в котором Сулла устроил свое жилище. Возле него росли деревья, под которыми можно было незаметно поставить носилки. К тому же там никто не ходил, соблюдая приказ Суллы, который после дворцовой сутолоки хотел покоя.Но сначала Котию с людьми нужно было пройти мимо большого атрия, перед которым конечно же толпились гости, которые, как казалось, были приглашены Суллой на какой-то праздник.Он заметил и его самого у входа в атрий рядом с человеком с гладко выбритым черепом, одетым в безупречную патрицианскую тогу, что говорило о высоком положении в обществе, на ногах у того были котурны с золотыми пряжками. В нем Котий не мог узнать консула Эзия Прокула, нарушившего свои должностные обязанности и изгнанного из города, так как знал его только как Нестомароса, с его огромной шевелюрой. Ветеран провел мулов перед атрием и углубился дальше по аллее, пока не дошел до входа в рыбники. Он поискал глазами раба и сделал знак, чтобы тот подошел: надо было предупредить Суллу, что Котий вернулся и просит его срочно подойти ко входу в рыбники.Со стороны доносились разговоры, смех, восклицания. Крупный мужчина сжимал в своих объятиях бывшего консула Эзия Прокула.— Эзий! — кричал он. — Ты один мог сделать такое: появиться в самом центре Города, рискуя жизнью! — Он обернулся к Сулле: — А ты, Сулла, единственный благородный человек, который принял ссыльного. Вы оба так или иначе нарушили закон, если я хорошо понимаю то, что происходит в этом городе, но мы восхищаемся вами. И мы подадим прошение Титу, чтобы он простил Эзия. Семь лет вдали от Рима — достаточно суровое наказание. Сколько еще провинившихся из тех, кто сейчас совершает преступления и в провинциях, и даже в самом Городе, но которые никогда не узнают тяжести закона, обрушившегося на Эзия! Правда ведь, Вар? Ты, Цивий, тоже конечно же подпишешь прошение вместе с нами!Тот, кого назвали Цивием, подтвердил.— Тит милосерден. Он простит. Где ты был, Эзий? В какой Персии? У сарматов Сарматы — кочевые скотоводческие племена, жившие в Восточной Европе.

или еще дальше, у скифов, этих варваров, одетых в шкуры убитых зверей? Расскажи, что ты делал! Я уверен, ты там разбогател и, несомненно, завоевал доверие какого-нибудь восточного принца... Всем известен твой талант управлять чем-нибудь. И к тому же титул консула римского народа тоже говорит о многом!Бывший консул испытывал упоение. Он находился в центре праздника в самой середине завсегдатаев (мужей) Форума, которые прохаживались под его колоннами и занимались важными делами в столице огромной империи, забывая временами о том, что ему придется за эти минуты заплатить своей жизнью. В то время как он отвечал улыбкой на все эти комплименты, раб подошел к Сулле и что-то сказал ему на ухо. Галл пересек атрий, на ходу отвечая на приветствия одних и на вопросы об играх и кандидатуре Лепида других. Потом он спустился по ступенькам, в низу которых его ожидали три ветерана Котия. Они проводили его до бассейнов.Он увидел носилки и Котия.— Сулла, — сказал тихо и серьезно ветеран, — я не выполнил задание. Я его привез, но не смог взять живым. И вынужден был убить незнакомца, который тоже его поджидал и который опередил меня, заколов его кинжалом буквально у меня на глазах, а также и женщину. Она, как кажется, приехала туда для того, чтобы помочь игроку бежать в ее носилках...— Мы потеряли свидетеля, — заметил Сулла. — Остается только Палфурний в Помпеях...— Правильно ли я поступил, принеся сюда носилки? — забеспокоился ветеран. — Женщина плохо одета, но она молода и красива, а ее носилки, верно, дорого стоят. Может, ты ее знаешь? Что же касается их убийцы, то я взял его кинжалы и ожерелье гладиатора, которое он носил на шее. Ожерелье поможет узнать, к какой гладиаторской школе он принадлежал.Сулла подумал об ожидаемом визите префекта ночных стражей, чтобы арестовать Изгнанника, а тут еще эти носилки с двумя трупами. Один из них Мнестр, человек Лацертия.— Вы немедленно отнесете носилки в глубину парка, — приказал он, — к мавзолею Менезия. Выньте тела, заверните их в простыни и занавеси, они в павильоне. Вот ключ от него, — продолжал он, вынув из тоги ключ. — Вы положите тела в одну из траншей-ледников, у ограды, недалеко от павильона. Потом разберете носилки и сожжете там, где рабы обычно жгут отбросы и мусор. Это здесь же недалеко. Ночью один из вас выйдет за ограду через служебные ворота, через которые въезжают повозки со льдом. Когда он увидит или услышит, что едет повозка, собирающая трупы, пусть попросит от имени галла Суллы тех, кто приедет на ней, подъехать прямо к служебным воротам. Они выполнят все без лишних вопросов. Вы достанете оба трупа из ледника и поможете им унести их. Приступайте прямо сейчас, а я присоединюсь к вам, как только поставлю охрану на аллее, чтобы никто не приближался... Теперь о женщине, — в заключение сказал он. — Мне нужно на нее посмотреть.Он подошел к носилкам, Котий отдернул одну из шторок. Сулла увидел два безжизненных тела под окровавленной тканью, которой прикрыл их Котий. Приоткрыл ткань, закрывающую более крупное тело, без сомнения Мнестра. Это действительно был Мнестр, с белым и рыхлым лицом человека, который провел много времени в игорных притонах, а затем жил в заточении. Сулла еще больше отогнул ткань, чтобы увидеть несчастную женщину, которая погибла, пытаясь помочь промотавшемуся игроку. «В чем же была ее заинтересованность?» — спросил себя галл.Бывший офицер-легионер, бесстрашно смотревший в лицо смерти, содрогнулся. Манчиния! Лицо, которое так ему нравилось, с нежным взглядом, устремленным на него, рот с великолепными зубами, — это была Манчиния! Такая прекрасная, радовавшаяся жизни и любви и любившая его, Суллу... Лицо Манчинии уже облепили мухи, которых влетело еще больше, как только шторы были отдернуты.Тут Котий заметил слезы, навернувшиеся на глаза Суллы. Ветеран понял: произошло что-то серьезное и неожиданное.— Великие боги! Котий, как она была убита?— Несколькими ударами вот этого кинжала, — сказал ветеран, вынимая из-под ткани два кинжала Асклетариона, которые он там спрятал, — пока я не убил его из моей пращи. Он ударил очень быстро, как профессионал...Сулла поискал раны на окровавленной груди молодой женщины. Ей метили в сердце. Действительно, человек был знатоком своего дела. По крайней мере, он сделал так, чтобы его жертва не долго мучилась.— Ты... ты знал ее, господин? — нерешительно спросил ветеран, от которого не укрылась бледность лица Суллы.— К моему и ее несчастью, я ее знаю, Котий, — проговорил ошеломленный галл.— Господин, — сказал Котий, понимая, что все нужно было делать быстро, — посмотри, что в корзинке, пока мы их не унесли. Кажется, там много золота...Сулла взял в руки корзинку, на которую указал Котий. Когда он ее открыл, то почувствовал запах румян молодой женщины. О, ужасные муки! Ее вышитый платок, черепаховые гребни... И золото, столбики монет с изображением Нерона и Веспасиана... Он развернул папирус, который лежал под всеми богатствами, и прочел исповедь Мнестра. Манчиния приехала к нему перед отъездом в Остию. Там, разделив ложе с Цезарем, удовлетворив каприз властителя, она могла бы показать добытое доказательство, написанное собственноручно одним из тех, кто способствовал гибели Менезия. А также рассказать, что около него, в императорском дворце, плелся заговор против галла Суллы, который пытался разоблачить виновных. Такой подарок она хотела сделать человеку, которого любила, и вымолить прощение за измену с тем, кто был равен богу и кому нельзя было отказать...— Молодую женщину не отправлять в ледниковую траншею с Мнестром, — сказал бывший офицер-легионер, стараясь взять себя в руки. — Мы захороним ее в склепе Менезия, который, благодарением богов, готов со вчерашнего дня... * * * В то время как трое ветеранов готовили труп Манчинии к погребению, Сулла ввел Котия в павильон и открыл там дверцу шкафа, в котором хранил свое золото. Котий с удивлением увидел мешки, полные монет, слитки с печатью Менезия и несколько небольших сейфов-сундучков, которые удобно было переносить.Галл взял один из таких сундучков, который был достаточно тяжелым, и протянул ветерану.— Уезжай ночью, как только передадите тело из ледника могильщикам. Вы не должны больше оставаться в Риме ни дня... Кто-то мог вас видеть, когда вы подходили с носилками к дворцу.— Но, Сулла, ты нам слишком много даешь! Сколько золота...— Не беспокойся. Такой человек, как я, у которого много врагов, должен заботиться о своих немногочисленных друзьях... Вы доберетесь до моей фермы около Вьенны. И перс Тодж, мой раб, приютит вас на столько времени, сколько вы захотите там прожить. Только вы сначала покажите ему одну вещь, которую я вам дам, и по ней он вас признает за своих. Возможно, мы с вами там и встретимся, если я вернусь отсюда после всего того, что здесь затеял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62