А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Один раз в жизни.
— А где это было?
— В Нераке.
Лес кончился, и кортеж выехал на полянку. Впереди виднелась мирная деревушка Шамбон, а за нею на холме высились башенки старого замка. Это и был Бюри.
Маргарита выразила желание пройтись, и, разумеется, Ожье сейчас же соскочил с лошади, чтобы предложить королеве руку.
— Ну вот! — сказала своему жениху Нанси. — Теперь мы можем поговорить по душам, милый Рауль.
— Дорогая Нанси! — ответил паж, окидывая девушку влюбленным взором.
— О, мы будем говорить не о своих делах, а о делах королевы Маргариты, — смеясь заметила та.
— А для чего?
— Как «для чего»? Уж не думаешь ли ты, негодный, что все происшедшее является делом одного только случая?
— Но, Господи…
— Пожалуй, случай сыграл свою роль, но потому, что я помогла ему, и ты видишь, какое славное дельце сотворили мы со случаем.
— Это так. Но я не понимаю, какой тут интерес для вас, Нанси?
Камеристка приняла важный вид и ответила:
— Ты еще молод, милый мой, и многого не понимаешь!
— Ну уж будто бы! — запротестовал паж.
— Но я постараюсь объяснить тебе, как могу, создавшееся положение.
— Я слушаю вас.
— Наваррский король лишился любви своей супруги…
— Это неоспоримо.
— И притом навсегда.
— Вы думаете?
— Я достаточно знаю свою госпожу, чтобы уверенно сказать это.
— Черт возьми!
— И вот в тот самый момент, когда королева Маргарита поклялась разлюбить своего супруга, она дала себе еще и другую клятву: полюбить кого-нибудь вновь.
— Неужели?
— Ну конечно! Во-первых, наша госпожа придерживается воззрений олимпийских богов.
— То есть любит мстить?
— Разумеется! Во-вторых, она так же нуждается в любви, как все люди в воздухе или рыбы в воде.
— Хорошо, все это так. Но я не понимаю, почему ее величество должна любить вот этого самого гасконца?
— Потому, милочка, что из двух зол надо выбирать меньшее. «Если королева обратит свои взоры на какого-нибудь важного сеньора или принца, то это вызовет большой шум и наваррский король увидит, что он обманут в том возрасте, когда мужчина привык обманывать других сам.
— А вы думаете, что этот дворянчик будет скромен?
— Он будет молчалив, как могила, особенно если еще узнает, что госпожа Шато-Ландон на самом деле — принцесса крови и что король Карл IX хотел однажды зарезать герцога Гиза только потому, что его любила Маргарита.
— Ну, если так, значит, все к лучшему. Да здравствует Гасконь!
В этот момент Маргарита знаком руки приказала остановиться и с помощью Ожье стала садиться на свое место. Когда он протягивал ей руку, в лучах луны что-то блеснуло у него на пальце. Это было кольцо наваррского короля. Обыкновенно Охье прятал его в кошелек на груди, но в этот день был так увлечен мечтами о красавице вдове Шато-Ландон, что забыл снять кольцо и оставил его на руке. Маргарита пригляделась и чуть не крикнула: она узнала кольцо Антуана Бурбонского.
XXVI
Замок Бюри отличался древностью постройки и уцелел еще от времен расцвета феодализма. Его стены окружал большой ров, через который был перекинут подъемный мост. Однако уже добрых две сотни лет этот мост не поднимался, за зубцами не было видно ни одного аркебуза, все воины перемерли, и единственный гарнизон в этом старом замке составляли старый управитель Памфил, две неряхи бабы да конюх.
Памфил, вышедший навстречу гостям, узнал кузена своего барина и очень радушно принял его. Впрочем, этот толстяк принял бы одинаково радостно и всякого чужака. Его барин, уезжая, строго-настрого приказал, чтобы ворота замка всегда были гостеприимно открыты для всякого путника, застигнутого грозой, дождем или ночью и явившегося просить приюта. Кроме того, он разрешил управителю потчевать гостей знаменитым мускатным вином, хранившимся в погребе еще от прадеда, и при этом случае отведывать и самому драгоценное вино. Памфил любил выпить и особенно обожал именно это вино. Но он был слишком добросовестен, чтобы пить мускат в непоказанное время. Поэтому-то он и был так рад, когда в замок заезжали путешественники. И теперь он только низко кланялся, когда Ожье сказал ему:
— Дорогой мсье Памфил, со мной приехала родственница, госпожа де Шато-Ландон, в сопровождении племянницы и племянника. Мы просим гостеприимства на эту ночь.
Мэтр Памфил сейчас же кинулся отдавать распоряжения. Несмотря на поздний час, он поднял на ноги всю прислугу, и вскоре в кухне запылал жаркий огонь, на котором предполагалось изготовить обильный ужин для приезжих.
За трапезой Ожье блеснул остроумием, веселостью и любезностью. Но Маргарита была рассеяна и задумчива: ее волновала мысль, откуда у этого юноши кольцо Генриха и почему теперь оно исчезло с его пальца. Ей не терпелось поделиться этой новостью с Нанси, и, как только ужин кончился, она под предлогом сильной усталости ушла в отведенную ей комнату. Ожье не уговаривал ее посидеть еще, так ему нужно было побывать в Блуа.
Едва оставшись наедине с Нанси, Маргарита сказала:
— Ты слышала, как этот господин говорил, будто он видел наваррского короля только раз в жизни?
— Слышала.
— Ну, так он лгал! Этот человек служит наваррскому королю. Нанси вздрогнула и удивленно уставилась на королеву. Между тем Маргарита продолжала:
— Я видела на его руке кольцо покойного Антуана Бурбонского. Наваррский король дает это кольцо тем, кому он всецело доверяет.
— Но я не видела никакого кольца!
— Потому что юноша спрятал его, когда мы приехали сюда, а в дороге оно было надето у него на пальце.
— Но ведь бывают похожие кольца!
— О, нет. Это — единственное в своем роде!
— Но как же оно попало к нему?
— Очевидно, это кольцо дал ему мой муж.
— Но зачем?
— Не знаю. Хотя… как знать… может быть, этот человек — просто шпион? Может быть, наваррский король поручил ему выследить меня? Я во что бы то ни стало должна узнать, как к нему попало кольцо.
— Ну что же, это нетрудно, — сказала Нанси, подумав. — У меня имеется удивительный порошок, который может заставить разговориться любого. Под влиянием этого порошка человек приходит в сильное возбуждение и делается крайне болтливым.
— Да откуда и зачем у тебя этот порошок?
— Его привез папе один из его приятелей-капитанов. Отправляя меня сюда, папа сказал мне, что за мной, наверное, будут гоняться разные сладкоречивые молодчики, и, если я захочу узнать, правдивы ли их уверения в любви, мне стоит только подбросить в вино или воду крупинку этого порошка, и благодаря этому мне удастся узнать, насколько правдивы и честны их намерения.
— И ты никогда не прибегала к этому средству?
— Я уже совсем собралась проверить его действие на Рауле, когда…
— Когда ты вдруг забыла у меня ключ от своей комнаты?
— Вот именно, государыня.
— И Рауль сумел дать тебе такие красноречивые доказательства своей любви, что всякая проверка оказалась излишней?
— Да, теперь уже поздно проверять его чувства! — вздохнула Нанси.
— Ну, а искренность намерений нашего случайного знакомца мне очень хотелось бы проверить. Но как это сделать? Сегодня уже слишком поздно.
Нанси не успела ответить на обращенный к ней вопрос, как тонкий слух королевы уловил звук голоса Ожье, беседовавшего о чем-то с Памфилом. Королева открыла окно и увидела Ожье верхом на лошади, собиравшегося тронуться в путь.
— Куда это вы собрались? — крикнула она ему.
— В Блуа, — несколько смущенно ответил Ожье.
— В Блуа? Но что вам понадобилось там в такой час?
— Мне нужно исполнить одно поручение, о котором я совсем забыл, — и, сказав это, Ожье поклонился Маргарите и быстро погнал лошадь.
— О! — с бешенством крикнула Маргарита. — Этот человек смеется надо мной!
— Черт возьми! — пробормотала Нанси. — Неужели наша клубничка окажется отравленной?
XXVII
В то время как королева Маргарита отправлялась на поиски «клубнички», в Лувре уже назревали новые важные события.
Вечером в день бегства наваррской королевы Екатерина Медичи ужинала у Карла IX. Король был в отличном расположении духа и, между прочим, заявил, что если гугеноты не успокоятся и будут продолжать подрывать государственную безопасность, то он прикажет всех их перебить, перевешать и перетопить. При этих словах капитан Пибрак подумал, что воздух Парижа становится все более и более нездоровым для наваррского короля.
Королева-мать вернулась в свои апартаменты радостная и довольная и поспешила порадовать также поджидавшего ее Рене. Около одиннадцати часов вечера королева-мать сказала своему фавориту:
— Я должна видеть герцога.
— Когда?
— Сегодня же ночью.
— Значит, я должен предупредить его?
— Да, сейчас же.
Рене ушел. Тогда королева Екатерина закуталась в плащ, надела на лицо маску и поспешно выскользнула из своей комнаты. Она спустилась по той самой лестнице, которой час тому назад воспользовалась для своего бегства Маргарита, и вышла к реке.
Была темная облачная ночь. Королева Екатерина незаметно проскользнула мимо часовых, вышла на площадь, где находился кабачок Маликана, и направилась по улице Священников.
Это была узкая, мрачная уличка, и единственный фонарь, подвешенный посредине, в двадцати футах от земли, давал очень скудный свет. Но королева частенько хаживала в последнее время этой дорогой и потому уверенно шла во мраке. Однако теперь ей не пришлось сделать и двадцать шагов, как ее нога зацепилась за что-то, и она упала. Это» что-то» было тонкой веревкой, протянутой поперек улицы.
Королева не успела встать с земли, как сзади на нее кто-то кинулся и надел на голову глухой шерстяной капюшон. Она хотела закричать, но сильная мужская рука схватила ее за горло, и незнакомый голос внушительно шепнул:
— Если вы позовете на помощь, вы будете убиты на месте. Острие кинжала, коснувшееся груди королевы, свидетельствовало, что неизвестный не шутит. Королева Екатерина была итальянкой, была осторожна и знала цену жизни. Поэтому она не стала делать попытки к сопротивлению и тихо спросила:
— Что вам нужно от меня?
— Вы узнаете об этом позднее!
— Но вы, вероятно, ошиблись! Вы приняли меня за другую!
— Мы знаем, кто вы. Вы — Екатерина Медичи, преследовательница гугенотов, сообщница лотарингских принцев!
— Негодяй! — крикнула королева. — Вы поплатитесь жизнью за эту дерзость!
Дерзкий смех был ей ответом на эту угрозу. Затем королеву схватили, понесли куда-то и посадили в экипаж. Рядом с нею поместился человек, обнаженный кинжал которого все время был у горла Екатерины. Этот человек сказал ей:
— Ваше величество, вы видите, мы не отступим ни перед чем. Поэтому предупреждаю вас, что в случае попытки отбить вас у нас освободители найдут лишь труп королевы Екатерины. Вперед, погонщики!
Экипаж быстро двинулся вперед. Королева-мать думала:
«Очевидно, я попала в руки гугенотов. Но у гугенотов много вождей. Кто же из них осмелился на такой рискованный поступок?»
Она подумала об адмирале Колиньи, о принце Конде, о наваррском короле… Из троих способнее всех на подобную дерзость был Генрих Наваррский; но ведь он должен был плавать в это время в блаженстве у ног своей Сарры; так где же ему было предпринимать подобные авантюры?
Это рассуждение, по существу глубоко ошибочное, окончательно сбило королеву в ее догадках, и она решила ждать, пока какой-нибудь случай не укажет ей, кто ее похитители. А тем временем ей хотелось составить себе точное представление, куда ее везут.
Глаза королевы были закрыты, но у нее был тонкий слух и редкая логичность мышления. По стуку лошадиных копыт она догадалась, что ее везут по одному из трех проложенных при покойном Генрихе II. Но ведь всех шоссе нового типа было три — Сен-Жерменское, Меленское и Шартрское. Сопоставляя длину мощеного пути, характер поворотов и подъемов, королева безошибочно определила, что ее везут по Шартрской дороге.
Теперь новая мысль блеснула у Екатерины. Ощупав правой рукой окно, она заметила, что оно было приоткрыто. На груди у королевы под плащом была пышная красная роза. Королева незаметно сунула руку под плащ и, вытащив розу, спрятала ее в широком рукаве платья. Затем, высунув руку через оконную щель, она принялась обрывать лепестки и бросать их на дорогу, рассчитывая, что это может дать некоторое указание, если ее кинутся искать.
Вдруг экипаж резко изменил направление, и стук копыт смолк. Королева поняла, что ее везут теперь целиной. В то же время она услыхала, как чей-то голос, принадлежавший одному из эскортировавших экипаж всадников, сказал:
— В сущности говоря, мы делаем опасное и неумное дело.
— Ну вот еще! — ответил другой голос. — Да подумай сам: было бы достаточно ткнуть ее кинжалом, и делу конец. Утром нашли бы на улице ее труп, но мы были бы в стороне от этого дела: ведь у королевы столько врагов, что подозрение могло бы пасть на слишком многих лиц, а следовательно, ни на кого.
— Пожалуй, ты прав… Но если ее прирезать, то нечего оставлять труп на дороге… Впрочем, может быть, и придется пустить в ход кинжал. Если она откажется подписать известную тебе бумажку, то церемониться с нею не будут.
Тут экипаж остановился. Кто-то взял королеву за руку и помог ей выйти. В то же время с нее сняли шерстяной капюшон. Королева поспешно оглянулась по сторонам: перед нею были угрюмые, потемневшие стены замка, совершенно незнакомого ей.
XXVIII
Лошадь, которую дал управитель Памфил Ожье де Левису, не раз путешествовала в Блуа и обратно, следуя при этом прямым путем среди целой паутины лесных троп. Сам Ожье никогда нс мог бы разобраться в этом лабиринте дорожек, но умное животное с быстротой стрелы несло его куда нужно, и это обстоятельство в связи с необычайно быстрым бегом лошади помогло ему употребить на дорогу туда и обратно менее двух часов.
Въезжая в замковый двор, Ожье кликнул Памфила, чтобы тот принял лошадь, а сам подумал:
«Судьба не очень-то балует меня. Еще месяц тому назад мне не было ни малейшего дела ни до политических, ни до религиозных распрей, и я не знал, как распорядиться собой в бесконечном досуге. Почему же в то время судьба не поставила на моей дороге этой очаровательной вдовушки, которую я страстно полюбил и которой — увы! — теперь не могу отдаться всецело? Неужели наваррский король не мог обойтись без меня?»
Тут подбежал Памфил и с восхищением сказал:
— Черт возьми! Видно, что вы не мешкаете в пути!
— Ты думаешь?
— Ну еще бы! Бедная лошадь вся в мыле.
— Прикажи обтереть ее хорошенько соломой, и завтра не останется ни малейшего следа! — и, сказав это, Ожье легко соскочил на землю.
— А дамы-то поджидают вас! — сказал Памфил.
— Что такое? — удивленно спросил Ожье. — Почему же они до сих пор не легли спать?
— Они хотели во что бы то ни стало дождаться вас.
Ожье с радостным волнением направился в столовую. Большой стол, стоявший посредине, был наполовину накрыт скатертью, уставленной лакомыми холодными блюдами. На непокрытой части стола Нанси и Рауль играли в кости, а мнимая госпожа Шато-Ландон сидела в кресле лицом к двери.
Она встретила Ожье очаровательной улыбкой и сказала:
— Как! Вы решаетесь оставлять нас одних в этом старом замке? Хорош защитник, нечего сказать!
— Но поверьте, что я… — заикаясь начал Ожье. Однако Маргарита перебила его.
— В замке, населенном привидениями!
— О, вы смеетесь!
— Где в трубах так страшно завывает ветер!
— В самом деле?
— Где слышатся таинственные шорохи!
— Ах, господин Ожье, если вы только послушаете мою тетю, то… — начала Нанси. Но Маргарита сейчас же перебила ее, сказав:
— Молчи, милочка! Ты отлично знаешь, что я большая трусиха.
— О, да! — согласилась Нанси. — Моя тетя — такая трусиха, что даже не захотела лечь спать, пока вы не вернетесь.
Ожье, сильно сконфуженный, но счастливый, кинул на Маргариту влюбленный взгляд.
— Но вы вернулись, и мой страх мало-помалу рассеивается, — сказала мнимая госпожа Шато-Ландон.
— Не прикажете ли, чтобы я провел всю ночь на пороге двери вашей комнаты? — спросил юный гасконец.
— Нет, пока этого не требуется, — ответила Маргарита. — Однако будем ужинать, не правда ли?
— У моей тетушки страх не отбивает аппетита, — заметила Нанси, покатываясь со смеха.
— Пойдемте, господин Ожье, — сказала Маргарита, вставая с места, и села за накрытый стол, причем Ожье было указано место рядом с нею. Притом она добавила: — Ах, вы, мужчины, — жестокий народ! Вы готовы ни с того ни с сего убежать куда-то среди глубокой ночи, оставляя на произвол судьбы двух слабых женщин и юношу, вверившихся вашему покровительству.
— Неужели вы серьезно говорите все это? — с мягким упреком спросил Ожье.
— Моя тетушка — страшная трусиха, — смеясь сказала Нанси. — Но, если бы она, как я, знала, зачем вы ездили в Блуа…
— Да я ездил исполнить поручение, данное мне в Париже, — краснея ответил Ожье.
— Ладно, ладно! — смеясь сказала Нанси. — Так вам и поверили! Ну, да ведь тут еще нет ничего дурного…
— Но что вы подумали о моем отъезде?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13