— Мне нужно сегодня поговорить с вами, Елизавета Николаевна, — шепнул ей Теодор. — За столом у нас это вряд ли получится, потому что мой папа очень любит провозглашать тосты и всегда следит, чтобы гости на них откликались.
— Хорошо, — кивнула Лиза.
— Вы рождены, чтобы царствовать, — сказал ей именинник уже нормальным голосом и пояснил для Станислава:
— Я пригласил твою жену. Стас, в оранжерею, где у нас расцвела изумительная Rafflesia.
Елизавета Николаевна согласилась со мной прогуляться. Вы видели ее кивок? Так может ответить только королева!
Теодор шутил, глаза его сияли, и даже Лизе передалось возбуждение Янковича. Что он хочет ей сказать? В любом случае не то, что Лиза не хотела бы услышать. Она была уверена, что не давала Теодору никакого повода говорить с нею о своих чувствах, и пообещала себе поставить его на место, если молодой человек забудется.
Все дело чуть было не испортил папа Ежи. Он повернулся к сыну и удивленно произнес:
— Мой мальчик, неужели тебя заинтересовало цветоводство? Наверное, ваше сиятельство, вы благотворно влияете на Тедди. Прежде он даже слушать не хотел о том, чтобы помочь мне в разведении цветов. А ведь я — единственный поляк, которому удалось культивировать раффлезию, и, пожалуй, будет лучше, если я сопровожу вас, княгиня, потому что Тедди не сможет рассказать вам столько интересного о цветах, сколько могу поведать я…
Ситуация уже стала Лизу забавлять. Она сделала вид, что увлечена содержимым своей тарелки, но тем не менее смогла перехватить умоляющий взгляд Теодора, который он послал Катажине. Та немедленно поспешила на помощь названому брату.
— Как, папа Ежи! — капризно надула губки она. — Разве вы не обещали сегодня быть моим рыцарем?
— Конечно, я с удовольствием, но…
— Мы сделаем так, — предложила сообразительная девушка. — Тьерри покажет княгине раффлезию, а вы потом расскажете, что у нее там с плодоножками и плодоручками…
— Над людьми увлеченными так легко смеяться! — грустно заметил Янкович-старший. Но он тут же расплылся в улыбке, принимая горячую благодарность Катажины.
— Вы — самый добрый папа на свете!
Лиза услышала, как Теодор украдкой облегченно вздохнул.
Поскольку тема цветов была самой безопасной, Лиза тоже стала ее развивать:
— Вы могли бы наведаться к нам, пан Янкович!
Как раз сейчас наш Игнац выращивает какую-то особую орхидею. Можно подумать, у него там родильня, потому что он только и говорит о каких-то детках…
— Умоляю, княгиня, — сделала плаксивое лицо Жозефина, — не продолжайте разговора на эту тему!
Тогда Ежи никто не остановит.
— О чем же мне в таком случае говорить? — нарочито озаботилась Лиза.
— О лошадях! — ехидно подсказал Янкович. — Ежели у вас рожает какая-нибудь кобыла, Жозефа готова выслушивать подробности хоть всю ночь.
— Вот, Панове, внимайте и сочувствуйте! Это мне за то, что я позволила себе перевести разговор с цветов на что-то другое!.. А между прочим, именно сегодня родился наш первенец…
— Прости, дорогая! — покаянно поднял вверх руки Ежи и поднялся из-за стола. — Жозефина права: этот день был самым счастливым в нашей жизни! Сынок! — Он обратил к Теодору растроганное лицо. — Больше всех благ на свете я желаю тебе, чтобы ты встретил такую женщину, как твоя драгоценная матушка…
Теодор оказался прав — его отец был неистощим на тосты и пожелания. Он искусно вовлекал в застольное общение всех гостей, затягивал их в водоворот своих речей и дотошно следил, чтобы никто из них не остался в стороне…
Лиза было подумала, что сегодня им с Теодором никак не удастся поговорить, но, видимо, сын хорошо знал своего отца и умел от него ускользать.
Примерно через час Лиза и Теодор оказались в оранжерее, совсем непохожей на ту, которая была в замке Поплавских. Если Василиса с помощью Игнаца смогла организовать дело так, что оранжерея приносила хозяйству доход, то в своей оранжерее Янкович-старший занимался лишь цветоводческой наукой.
Лиза понимала его желание пойти сюда вместо Теодора — уж ему-то нашлось бы о чем ей рассказать.
— Честно говоря, кроме раффлезии, я здесь не знаю толком ни одного растения, а уж по-латыни тем более. Просто о ней я постоянно слышал, с самого детства, так что это название произнесу даже во сне — Он заглянул Лизе в глаза. Она смутилась и, словно невзначай, освободила свою руку из его руки, но в этот момент лицо Теодора стало таким несчастным, что Лиза невольно улыбнулась. Но тут же нахмурилась: нельзя ей расслабляться — это будет походить на кокетство, а она приготовилась не давать пощады ни себе, ни ему.
По дорожке, выложенной какой-то узорчатой каменной плиткой, молодые люди пришли к уголку оранжереи, заросшему нежно-зеленым кустарником, среди которого Лиза заметила качели, прицепленные за кольца, вбитые в потолок.
Лиза в какой-то миг почувствовала себя маленькой девочкой, увидевшей место, о котором мечтала.
Она чуть было не захлопала в ладоши, но лишь обратила к Теодору просительные глаза:
— Давайте покачаемся на этих сказочных качелях!
Он замялся, потому что не хотел разговаривать серьезно, качаясь на качелях, но и не посмел отказать владычице своего сердца. Помог Лизе сесть на плетенную из крепких прутьев лавочку-полукорзину и сел рядом, раскачивая качели и увлекаясь этим занятием.
— Елизавета Николаевна, — все же сказал он, когда Лиза вскрикнула от испуга — качели поднялись высоко! — вы не хотите со мной разговаривать?
— Но я же пошла с вами.
Лиза сделала вид, что не понимает его претензий, хотя прилагала все усилия к тому, чтобы их разговор не принял интимного характера, — Теодор был прав, она разговора уже не хотела, потому что его боялась. К счастью, он не понимал, что движет ею и что она сама едва сдерживается, чтобы не признаться ему в своих преступных, как она считала, чувствах.
Но Теодор был по натуре упрям, так что Лизе пришлось его выслушать.
— Вы знаете, кто такой Тадеуш Костюшко? — спросил он, и Лиза откровенно удивилась, потому что ждала любого вопроса, но никак не такого.
— Это польский национальный герой, — неуверенно сказала она.
— Герой, — кивнул Теодор. — И мой кумир. Отец хотел назвать меня Тадеушем в честь него, когда я родился, но мама запротестовала и назвала меня Теодором. Похоже, да не так!
— Но вы ведь не этим расстроены? — пошутила Лиза.
— Не этим. Я расстроен тем, что в скором времени мне придется покинуть Польшу, а значит, и расстаться с вами, Елизавета Николаевна. Не видеть вас долгие дни, месяцы, а может, и годы — эта мысль для меня непереносима!
Его сообщение тоже застало Лизу врасплох, она чуть было не сказала нечто, о чем, возможно, впоследствии жалела бы, но что прямо-таки рвалось с ее языка, но в этот момент ей показалось, что среди зарослей какой-то тропической растительности мелькнула чья-то тень.
— У вас здесь никто хищный неводится? — спросила она, поеживаясь, ибо с этих пор стала будто чувствовать на себе чей-то пристальный взгляд.
Теодор рассмеялся:
— Успокойтесь, ваше сиятельство, это все-таки оранжерея, а не зоопарк или заповедник.
Он успокаивающе положил свою руку на ее.
— Что вас так напугало? Вы даже задрожали. Поверьте, я не дам вас в обиду никакому хищнику!
Они помолчали, и было видно, что Теодор будто собирается с силами.
— Как бы я хотел, чтобы вы были кем угодно: англичанкой, итальянкой, но не русской!
Это признание так ошеломило Лизу, что она даже не смогла произнести рвавшегося с языка вопроса:
«Почему?»
— Мы — польские патриоты — не любим русских.
Ваши правители во все времена пытались поработить поляков, а если не удавалось, не останавливались перед тем, чтобы тысячами нас уничтожать!
Разве лишился бы Краков своего звания вольного города, если бы не русский царь?! А образование? Ваш царь закрыл Варшавский университет, так что теперь польская молодежь может получить высшее образование в России только на специальном отделении для поляков… В знак протеста я никогда не учил русский язык, хотя в наших польских школах он был обязателен. И университет я заканчивал во Франции. Французы смогли добиться для себя свободы, а у поляков было слишком много врагов. Я говорю об этом вам, потому что мои близкие меня не поддерживают…
— Тогда я не понимаю, — обиделась Лиза, — зачем вы позвали меня сюда? Свое недовольство вы могли бы выразить намного проще: не приглашать меня к себе в день рождения. Приехал бы один Станислав — кстати, как он и собирался — и сообщил бы, что его жена почувствовала недомогание и потому осталась дома!
Она сошла с качелей и ступила на дорожку.
— Погодите, княгиня, ваше сиятельство! — Ошеломленный ее отповедью, Теодор не сразу сообразил, что она собралась уходить. — Простите меня, я дурак!
— Кстати, русский царь — это еще не все русские.
Вы вспоминаете польское восстание, а русские вспоминают восстание декабристов 1825 года… Наверное, я не очень сильна в истории, но у меня никогда и мысли не возникало о том, чтобы, например, ненавидеть французов, — а ведь в Отечественную войну французские войска под предводительством Наполеона разорили пол-России… Вы — мальчишка, Теодор, и я более на вас не обижаюсь. И могу сказать, что, несмотря ни на что, я продолжаю учить польский язык!
— Еще раз простите меня, Елизавета Николаевна, я заслужил самого сурового наказания. Наедине с любим… я хотел сказать, что наедине с такой красивой женщиной, как вы, глупо говорить о политике и национальной розни… Я тоже стал изучать русский язык… после того, как встретился с вами. Станиславу повезло…
— Станиславу очень повезло!
Оба собеседника вздрогнули и поспешно обернулись, точно их застали за чем-то неприличным.
Поплавский стоял позади них на дорожке, и глаза его метали молнии. Лиза подумала, что шорох, который она услышала, ей не показался, как и мелькнувшая тень. Прокравшийся в оранжерею ее супруг хотел застать беседующих за чем-то непотребным и потому так накрутил себя, что обычный разговор стал казаться ему неприличным.
— Я давно понял, Тедик, — он зло сузил глаза, — что ты начал охоту в чужих угодьях.
— Станислав, я ничем не оскорбил княгиню и никаких вольностей себе не позволял! — запротестовал Теодор, но при этом не отодвинулся от близко стоящей Лизы и не проявил никакой суеты, чему княгиня в душе порадовалась. Своим поведением Янкович давал понять, что он намерен при случае защитить ее, если Станислав позволит себе выпад в ее сторону.
— Еще бы! — презрительно хмыкнул он. — Тебя слушали благосклонно. Не для выслушивания ли таких излияний, ваше сиятельство, вы требуете у меня отдельного дома…
— Станислав! — предостерегающе проговорила Лиза. — Наш уговор должен оставаться в тайне…
Но, как в последнее время часто бывало, Поплавский уже ее не слушал, целиком уйдя в созерцание мысленных картин, которые сам же и рисовал.
Теодор, как видно, таким своего товарища не знал и потому тревожно переводил взгляд со Станислава на Лизу, решая для себя, можно ли оставлять его в таком состоянии наедине с женой.
— Вы так и не успели рассказать мне, Теодор, куда вы собираетесь уезжать? — сказала Янковичу Лиза, как будто Станислава рядом и не было.
Но ответил на ее вопрос именно он:
— Пан Янкович вместе с горсткой таких же безумцев решил бросить вызов законному правительству.
Он ведь не только русских не любит, но и австрийцев. Тайное общество имени Тадеуша Костюшко вознамерилось вернуть Кракову былую свободу!
— Не понимаю, почему ты над этим издеваешься! — вступилась за Теодора Лиза.
— Уж не хочешь ли ты идти вместе со своим любовником на баррикады? — грубо проговорил Станислав, хватая ее за руку. — Представляю, как ты со своим животом станешь ползать по окопам и подносить патроны!
Он захохотал, а Теодор изменился в лице и схватил его за грудь.
— Замолчи, слышишь, или я за себя не ручаюсь!
— Вызовешь меня на дуэль? — продолжал хохотать Станислав. — Это было бы оригинально! Любовник вызывает мужа на дуэль за оскорбление предмета его любви.
— Погодите, Теодор, — мягко отводя его руки от мужа, сказала Лиза, — не ссорьтесь. Станислав не понимает, что говорит. Завтра он будет об этом жалеть.
Оставьте нас…
— Но, Елизавета Николаевна, он же явно не в себе.
— Не волнуйтесь, мне ничего не грозит. Идите к гостям. Через несколько минут мы к вам присоединимся.
Теодор отпустил того, которого всегда считал своим другом и кто в одну минуту едва не стал злейшим врагом.
— Враги! Давно ли друг от друга их жажда крови отвела… — грустно продекламировала Лиза и посмотрела на мужа. — Зачем ты это сделал? Ведь ты прекрасно понимаешь, что мы с Теодором никакие не любовники…
— Но он на тебя так смотрел!
— Можно, конечно, вызвать друга на дуэль за один взгляд, но разве ты этого хотел?.. Давай-ка поедем домой. Достаточно мы испортили настроение имениннику — небось ты и забыл, что сегодня у твоего друга праздник?
— Он мне больше не друг!
— Он не друг, я не жена… Тебе так не терпится остаться одному? Так самое лучшее для этого — уйти в монастырь, в какую-нибудь пустошь, а вместо этого ты расчищаешь пустошь вокруг себя!
18
На дворе стоял сентябрь. По ночам уже северный ветер нет-нет да и прорывался через острые пики гор на плато, где стоял замок Поплавских. Тогда по утрам травы серебрились инеем, и обитатели замка укутывались потеплее, судачили, что быть нынче холодной зиме и потому надо запасти побольше дров, но, как назло, захромала рабочая лошадь, а рысака его сиятельство, конечно, не даст, придется в лесу заготовить дрова впрок, а потом перевезти их по первопутку, когда с лошадью все наладится…
Лиза сидела в кресле у камина и через отворенную дверь слышала, как в коридоре разговаривали между собой Юзеф, Казик и один из лесничих, который поджидал князя — обещали, что тот должен скоро приехать.
Живот у Лизы заметно вырос, так что уже не прятался за свободными платьями. Вместе с Василисой княгиня решила, что рожать ей придется в начале зимы и хорошо бы к этому времени дом успели закончить. Станислав утром сказал жене, что едет поглядеть на строительство.
План дома еще в июне Лиза обговорила с наемным рабочим из Кракова, который был и каменщиком, и плотником, а когда он осведомился у княгини, какой она хотела бы видеть внутреннюю отделку, она попросила:
— Пожалуйста, побольше дерева!
На этот предмет у них даже вышел спор со Станиславом, который отдавал предпочтение камню во всех видах.
— Не забывай, ты — княгиня, а не бедная шляхтинка.
— Иными словами, ты предлагаешь вместо тепла и уюта удовлетворяться мыслями о своем княжеском величии? Прости, но я хочу иметь именно такой дом, в котором могла бы забыть о том, что я княгиня, — сказала Лиза, чем глубоко уязвила его светлость князя. — Вряд ли мне придется принимать в нем кого-нибудь из аристократического общества!
Вчера ребенок впервые толкнулся у нее в животе, и Лиза целый день ходила улыбаясь, пока приехавший откуда-то Станислав — он опять не ночевал дома — не поинтересовался причиной ее веселости.
— Сегодня сын впервые поздоровался со мной.
— Интересно, как же это произошло? — ревниво поинтересовался он.
— Он — Данилушка — постучался! — разулыбалась Лиза. — Своей крохотной ножкой!
— Данилушка? — Потянувшийся было к ней Станислав тут же зло отпрянул. — Я назову его Станислав Сигизмунд!
— Хорошо. Пусть он будет Данила Станислав Сигизмунд, — величаво кивнула Лиза.
Прежде чем Станислав успел возразить, она выплыла из гостиной, где супруги беседовали, в комнату для прислуги, в которой теперь жила приглашенная Василисой белошвейка. Она шила пеленки для будущего малыша.
С некоторых пор Лиза перестала выезжать в свет, но Станислав исправно посещал все званые вечера, на которые приглашали чету Поплавских.
Если у княгини еще и теплилась надежда, что с приближением родов супруг станет больше бывать дома — как-никак, она носила в своем чреве наследника рода! — то с каждым днем она таяла.
К сожалению, Лиза не могла что-либо изменить в своей жизни. Радовало бедную женщину лишь одно: строительство ее домика на Змеиной пустоши подходило к концу, и оставалось только надеяться, что Станислав не передумает и не заставит ее остаться в замке. Тогда жизнь Лизы и вовсе станет походить на заключение.
Все реже случались дни, когда у князя оказывалось хорошее настроение, но все же в один из таких дней Казик, зная своего господина лучше других, сумел выбрать нужную минуту и испросил у князя разрешение на брак с Марылей. Тем более что ее живот — срок ее родин определили на два месяца раньше ее светлости — уже давно возопил о необходимости прикрыть грех венчанием.
Станислав так расщедрился, что дал за Марылей приданое, после чего растроганный Казимир поклялся хранить князю верность до гробовой доски.
Конечно, он и так не слишком волен был в своих поступках, но Поплавский растрогался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31