— Неужели это всегда заканчивается так быстро? — Девушка потупилась. — Мои родители, к примеру, иногда занимались этим всю ночь напролет. Или все дело в том, что я не устраиваю тебя как женщина? Конечно, я худая и бедра у меня тощие — не то что у Элен. Может, тебе следует подыскать себе даму с формами?
Стоук приложил палец к ее губам.
— Даже если бы в эту комнату вошли три такие же женщины, как Элен, они не доставили бы мне той радости, какую приносит близость с тобой.
— Это правда? — Щеки Ларк зарделись.
— Правда. Ты стоишь трех таких женщин, как Элен. Неужели ты не видишь, какое удовольствие мне доставила?
— Значит, это моя заслуга? — удивилась Ларк.
— Это и заслуга твоя, и вина. Ты распалила меня до такой степени, что я не мог больше терпеть.
— Значит, мне не следует прикасаться к тебе и я должна лежать неподвижно, как бревно? Чтобы твое семя не излилось слишком быстро?
— Думаю, тебе не придется идти на такие жертвы. С этой минуты все пойдет по-другому. — Стоук улыбнулся. — Чем чаще мы будем заниматься с тобой любовью, тем меньше будет вероятность того, что я изольюсь в твои недра, не успев доставить тебе удовольствие.
— В таком случае та тигрица, которая, если верить твоим словам, живет во мне, рада приветствовать входящего в нее дракона. — Ларк откинулась на подушки и обхватила ногами его смуглые мускулистые бедра.
Ларк почувствовала, как напряглось большое сильное тело Стоука.
Он обрушился на нее всей своей тяжестью и замер у нее на груди, тяжело переводя дух.
— Ну, в чем я провинилась на этот раз? — спросила девушка.
— Святой Иуда! — простонал Стоук. — Ты даже не представляешь себе, что со мной творишь! Я кажусь себе прыщавым юнцом, оказавшимся перед первой в своей жизни женщиной.
Прошла минута, другая, и раздражение на лице Стоука сменилось довольной улыбкой.
— Похоже, я должна воспринимать твои слова как комплимент? — поинтересовалась Ларк, когда он коснулся ее щеки поцелуем.
— Разумеется. До тех пор пока я не возлег на ложе с тобой, я отлично умел контролировать себя. Придется ублажать тебя до тех пор, пока я не восстановлю эту способность.
— Ого! У тебя уже созрел план наступления на мои позиции, — усмехнулась девушка и провела рукой по его заросшему щетиной подбородку.
Кто-то торопливо постучал в дверь и распахнул ее. Стоук успел лишь накинуть покрывало на их с Ларк обнаженные тела. Из-за широкого плеча Стоука девушка увидела холодные голубые глаза лорда Тревелина. На губах его играла насмешливая улыбка. Стоя в дверном проеме, он с хозяйским видом обозревал покои Стоука. Казалось, Тревелин не сомневался, что мир создан для того, чтобы доставлять ему разнообразные удовольствия.
— Милое зрелище! Мой дорогой кузен начинает утро с захвата укреплений своей прекрасной пленницы!
— Мне следовало бы запереть дверь, — бросил Стоук, перекатившись на край кровати и следя за тем, чтобы покрывало не сползло ненароком с тела Ларк.
— Хорошо же ты разговариваешь со своим родственником, кузен, — усмехнулся Луи. — А я-то хотел сообщить тебе, что рад выздоровлению твоего сына.
Стоук поднялся и ткнул пальцем в сторону двери:
— Убирайся отсюда, Тревелин. Когда ты в следующий раз вломишься без разрешения в мои покои, я снесу тебе голову.
Лорд Тревелин от души расхохотался, но в его глазах вспыхнул злобный блеск.
— Мне не терпится узнать, как у тебя это получится. — Бросив на Ларк плотоядный взгляд, Луи вышел из комнаты.
— Твой кузен — чрезвычайно неприятный человек. — Девушка поежилась, до сих пор чувствуя на себе похотливый взгляд Тревелина.
— Ему доставляет удовольствие провоцировать меня. — Стоук вернулся к кровати.
— Но почему? — спросила Ларк, глядя, как Стоук натягивает узкие кожаные штаны.
— Луи служил оруженосцем у моего сеньора, который посвятил его в рыцари. Он любил Луи как сына. Когда же Луи отправился в Бургундию, чтобы подтвердить там свои права на баронский титул, Вельда — дама, за которой он ухаживал, — неожиданно стала дарить свою благосклонность мне. До Луи дошли слухи об этом, и он вернулся в Англию исполненный ярости. Я сказал ему, что мне не нравится леди Вельда, но он не поверил. Затем, правда, Луи узнал характер Вельды получше — когда, отправившись ко двору, обнаружил ее в постели одного из придворных. Он тогда извинился передо мной, но в душе затаил злобу — не мог поверить, что я не коснулся Вельды даже пальцем. — Стоук зашнуровывал штаны, не глядя на Ларк.
— Послушай, а не лорд ли Тревелин задумал тебя погубить?
Стоук наконец посмотрел на нее.
— А что? Неплохая мысль. Правда, я не видел его целых пять лет, но неожиданное появление Луи у меня в замке наводит на размышления. Оно совпадает по времени с покушениями на мою жизнь.
Стоук вытащил из огромного шкафа чистую куртку и надел ее, задумчиво хмурясь.
Ларк тоже нахмурилась, вспомнив одну важную пещь.
— Пока я ухаживала за Вариком, мне пришла в голову любопытная мысль. Скажи, ты выяснил, кто заходил в спальню сына в тот вечер, когда он заболел?
— Я еще раз во всех подробностях расспросил Далию. Она клянется, что не знает, кто мог дать Варику отраву. Правда, Далия признает, что, когда мальчик заснул, она тоже задремала… В этот момент в комнату сына и впрямь мог проникнуть злоумышленник.
— Я верю этой женщине. Не сомневаюсь, что она здесь ни при чем. Уверена, однако, что кем бы ни был этот злоумышленник, он постоянно находился в замке. Иначе он не получил бы возможности прокрасться в комнату ребенка.
— Я тоже считаю, что против меня и Варика замыслил недоброе кто-то из своих — из тех, кого я хорошо знаю. Но вот только кто?
— Скажи, лорд Тревелин выиграет что-нибудь в случае твоей смерти?
— Еще как! Если мы с Вариком отправимся на тот свет, он унаследует наши земли и титул.
— Но ты говорил мне, что он чертовски богат.
— Более чем богат. Но власть и богатство развращают и заставляют человека стремиться к большему.
— Я боюсь за вас с Вариком.
— Правда? — Взгляд Стоука впился в ее лицо.
— А как же иначе? — Голос Ларк звучал тепло, даже нежно. — Если бы ты только доверился мне, я бы охотно присмотрела за тем, кто и как готовит на кухне пищу, которая предназначается для вас с Вариком. Тогда у меня появилась бы уверенность, что вас по крайней мере не отравят.
Стоук гипнотизировал ее взглядом, решая, достойна ли эта женщина его доверия и не сделает ли ему какой-нибудь пакости. Ларк не мигая выдержала его взгляд. Она знала: стоит отвести глаза, и Стоук откажет ей в просьбе.
— Договорились.
Ларк видела, какого труда стоило Стоуку произнести это слово.
Между тем в комнату уже проникли солнечные лучи. Стоук подошел к девушке и провел пальцем по ее щеке и губам.
— Я предоставлю тебе такую возможность — позаботиться о безопасности моей и моего сына. Ты, уж, не подведи нас, Ларк. — Склонившись над девушкой, он запечатлел на ее губах горячий поцелуй. В его глазах горел огонь желания. — Отдохни немного. Тебе это необходимо, ведь за последние несколько суток ты ни разу не смежила веки.
В голосе Стоука звучала страсть, и Ларк растаяла. Ей хотелось притянуть его к себе, сжать в объятиях и никуда не отпускать. Но он, к ее разочарованию, повернулся и вышел из комнаты.
Она вылезла из постели и провела рукой по тонкой ткани туники Стоука. Потом поднесла ее к носу и вдохнула запах. Куртка Стоука пахла потом, металлом и еще чем-то неуловимым, мужским, чему она не могла подобрать названия, но что сводило ее с ума. Ларк решила обязательно наведаться к Стоуку в мастерскую. Ей ужасно хотелось узнать, что он творит там с раскаленным металлом. Вдруг удастся уговорить его выковать для нее меч — ведь согласился же Стоук изготовить такое оружие для ее отца.
Бедняга Уильям! За последние несколько дней Ларк ни разу не подумала о нем — просто потому, что у нее не было ни секунды свободного времени. Теперь же, когда Варику стало лучше, а Стоук на время оставил ее, перед ее мысленным взором предстал Уильям Мэндвил — его золотистые брови, сведенные на переносице, горькие складки в уголках рта и исполненные беспокойства за ее судьбу светлые, с зеленоватым отливом глаза.
Ларк решила послать ему весточку и сообщить, что она жива и здорова. Хорошо зная своего отца, она понимала, что тот сразу смекнул, кто именно похитил ее. Мысль о том, что отца, который, несомненно, предпримет попытки к ее освобождению, могут убить, вызывала у Ларк отчаяние.
Уильям Мэндвил посмотрел на супругу.
— А вот я за Ларк ни чуточки не беспокоюсь.
Элизабет надела тонкую сорочку.
— Как это на тебя не похоже. Хранишь спокойствие, когда речь идет о судьбе твоей любимой дочери. Ты знаешь, где она? — Голубые глаза Элизабет гневно блеснули.
— Кое-какие мысли по этому поводу у меня есть.
Прикрытые тонким полотном груди Элизабет колыхались, и Уильям не мог отвести от них глаз. Хотя со дня их свадьбы прошло уже двадцать пять лет, ее тело по-прежнему возбуждало его. Глаза Элизабет скользнули по восставшему естеству Уильяма, после чего уперлись в потолок спальни.
— Ты увиливаешь от ответа на мой вопрос.
— Твое тело отвлекает меня от размышлений.
Уильям лег на жену, и она, ощутив у себя между ног твердое копье мужа, прекратила сопротивление. Неприязненное выражение исчезло с ее лица, а золотистые глаза, которыми Элизабет минуту назад взирала на Уильяма с враждебностью, засветились от вожделения.
«Черт, — подумала Элизабет, — почему все наши конфликты кончаются в постели, какие бы важные вопросы я ни задавала Уильяму?»
— Все это потому, — сказал Уильям, будто подслушав мысли своей супруги, — что мы питаем друг к другу страсть. Когда нас охватывает желание, все остальное отступает на задний план и не кажется уже столь важным.
— Змей ты все-таки. — Леди Элизабет коснулась губами кончика его носа. — Когда ты оказываешься у меня между ног, я млею — и ты знаешь об этом. Ты манипулируешь мною!
— Ты, дорогая, тоже не простая штучка, и уломать тебя подчас нелегко. По-моему, ты никак не возьмешь в толк, что в любви не бывает победителей и побежденных. Пора уж тебе понять, что мы любим друг друга, и прекратить бесконечную войну, которую мы ведем с тобой на протяжении вот уже стольких лет!
— Война войной, но ты, между прочим, до сих пор не ответил на мой вопрос. — Леди Элизабет нахмурилась. — Где все-таки наша Ларк?
— Могу сказать одно: опасность ей не грозит.
— Ты всегда хотел, чтобы я выглядела перед нашими соседями круглой идиоткой. Услал куда-то Ларк, а мне оставил расхлебывать скандал!
Уильям проник в ее влажное лоно.
— Не сомневаюсь, это все твои штучки, — промолвила Элизабет, впуская в свои недра копье Уильяма. — Но если все это затеял ты… — Тут она замолчала, охваченная страстью.
— Ты несправедлива ко мне, Элизабет, — прошептал Уильям. — Неужели ты и в самом деле считаешь, что я опустошил свой денежный сундук и кладовые только для того, чтобы позволить строптивой девчонке сбежать?
— Где же она в таком случае? — простонала Элизабет.
— Где, где… В замке Кенилворт, вот где!
— Но это же владения… — Элизабет отвлеклась на мгновение и вскинула глаза на Уильяма.
— Точно, это замок Черного Дракона!
Элизабет, казалось, напрочь забыла о том, что копье мужа покоится в ее влажных глубинах, и с изумлением уставилась на него.
— Так я и думала! Я видела, как он смотрел на нее, когда они оказывались за столом вместе. Но взгляд его не предвещал ничего хорошего — по-моему, Блэкстоун решил, что она обыкновенная шлюха! Между прочим, я намекала ей на это, но она даже не стала меня слушать. О Боже! Бедный Эвенел! Ты только представь себе, что он перечувствовал, когда в день свадьбы обнаружил, что постель его невесты пуста! Ты обязан сообщить о своих подозрениях ему и Эвелу. Они ведь все еще ищут ее…
Уильям усмехнулся:
— Боюсь, теперь им нет надобности искать Ларк.
Элизабет заворочалась, пытаясь исторгнуть копье мужа из своего лона.
— Мой Бог! Да ты настоящий безумец! Неужели ты хочешь, чтобы девочка заявилась к нам с ублюдком Блэкстоуна во чреве? Если она и вправду в Кенилворте, то ничего другого ожидать не приходится!
— Он женится на ней.
— Откуда у тебя такая уверенность?
— Я убежден в этом так же, как в том, что в твоих бездонных глазах плещется океан. — Уильям утвердился в лоне жены и ласково коснулся ее губ.
— Невероятно! Как ты можешь, Уильям, с легким сердцем рассуждать о подобных вещах? Ведь она закончит жизнь в борделе — с такими-то задатками…
— Не говори о Ларк гнусностей. — Уильям попытался было закрыть уста жены поцелуем.
В глазах Элизабет отразились противоречивые чувства: негодование и желание одновременно. Потом она окончательно пересилила себя и высвободилась из объятий мужа.
— Я понимаю, почему ты не хочешь вдаваться в подробности — ведь Ларк скорее всего обесчещена. И самое ужасное, об этом рано или поздно узнают все!
Уильям наблюдал, как жена шнурком стягивает на груди оборки ночной сорочки.
— Позора не будет. Поверь, Блэкстоун женится на ней — уж я за этим прослежу. — Помолчав немного; он добавил: — Слушай, сколько мне еще расплачиваться за одну-единственную ошибку, имевшую место восемнадцать лет назад? Какая же ты, черт возьми, злопамятная…
— Как же я могу забыть, что Ларк — твоя внебрачная дочь?
Глава 18
— Каждый раз, когда я смотрю на Ларк, мне мерещится лицо той женщины. — В глазах Элизабет отразилась неподдельная душевная боль. — У меня такое ощущение, что она продолжает жить вместе с нами. Я старалась, поверь, отделаться от этого, но ничего не могла с собой поделать. Тем более Ларк так похожа на нее. Стоит мне только взглянуть на девочку, и я начинаю переживать все с самого начала…
— Точно. И ты вымещала на бедняжке свои страдания. Вот почему я решил взять ее под свое особое покровительство. Не хотел, чтобы твоя ненависть изуродовала ей душу.
— М-да… Ты сделал из нее нечто вроде своего сына. И совершенно напрасно…
— Я хотел, чтобы у нее достало сил сражаться с твоей неприязнью.
— Уильям! Иногда мне кажется, что ты принимаешь меня за какое-то чудовище.
— Брось, миледи, я говорю правду, и ты знаешь об этом. — Уильям попытался в очередной раз восстановить свои утерянные позиции и прижал к себе супругу. — Кстати, я всегда надеялся, что ты простишь мне этот грех. Ведь Кармия для меня по большому счету ничего не значила.
— Да, ты говорил мне об этом, но простить тебе неверность было выше моих сил. Особенно после того, как ты принес в замок ее ребенка и потребовал, чтобы я воспитала его как собственное дитя. — Из глаз Элизабет скатилась горькая слеза. — Ты требовал от меня слишком многого.
— Согласен, любовь вообще требует от нас многого, даже жертв. — Уильям поцеловал влажную щеку жены, ощутив у себя на губах солоноватый привкус ее слез.
Элизабет приникла к нему, как делала всякий раз, когда разговор между ними заходил в тупик. Несмотря на всю свою строптивость, она была не самой сильной женщиной на свете и временами вела себя как ребенок. Уильям знал эти детские проявления в характере Элизабет и ценил их, более того — из-за них-то двадцать пять лет назад он и влюбился в нее.
Уильяму не давали покоя мысли о судьбе Ларк. Именно Ларк провела в их с Элизабет отношениях глубокую борозду, которая, будто гноящаяся рана, до сих пор не затягивалась. Конфликты между супругами начались с того самого дня, когда он принес младенца в замок и предложил жене воспитать его как родное дитя. Конечно, Уильям мог сдать ребенка в приют при каком-нибудь монастыре, но его не оставляла мысль, что воспитание в замке скажется на девочке самым благотворным образом — не то что суровая муштра в стенах строгого монастырского пансиона. Разумеется, ему пришлось пережить сильнейшую ссору с Элизабет. Потом Уильям думал, что сдать ребенка в монастырь было бы единственным способом избегнуть постоянных свар с супругой, но ему так и не удалось заставить себя поступить с девочкой подобным образом.
Короче говоря, с той поры он держал девчонку при себе, несмотря на постоянные скандалы, которые устраивала ему Элизабет.
Было дело — Уильям собирался рассказать Ларк о Кармии, но на протяжении восемнадцати лет так и не нашел для этого подходящего момента. Уж слишком Ларк любила его, и он боялся, что из ее глаз исчезнет тот восторженный блеск, который появлялся в них всякий раз, когда она смотрела на него.
Все, однако, волшебным образом изменилось. Уильям чувствовал, что восхищение и любовь, которые девушка прежде питала к нему, теперь изольются на ее похитителя — графа Блэкстоуна. Знай Уильям, что девушка питает к своему похитителю ненависть и презрение, он не мешкая собрал бы целую армию и двинулся к замку Кенилворт. Но суть дела заключалась в том, что Ларк была влюблена в Блэкстоуна по уши, хотя, конечно, делала вид — хотя бы из одной только гордости, — что ничего подобного с ней не происходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39