Оливия вдруг осознала абсурдность своего поведения, поскольку она старалась убедить его в наличии у нее опыта, которого у нее не было, и в то же время боялась, что он поверит в ее опытность. Ситуация показалась ей комичной, и она прижала ладонь ко рту, чтобы подавить смех. Луис усмехнулся тоже.
— Так-то лучше, — сказал он и нежно погладил ее щеку. — Происшедшее сегодня — это то, что случается между людьми, которых влечет друг к другу. Это не позорно, но, конечно, всегда должно оставаться в тайне. Думаешь, твои подруги не ощущали прикосновения мужских рук к своей груди? Уверяю тебя, что большинство из них ощущали.
— Большинство из моих подруг замужем, — заметила Оливия. — Полагаю, что состоящие в браке люди могут… могут более вольно общаться друг с другом, — осторожно закончила она, чувствуя, что ее лицо горит.
— Немногим более чем остальным, — медленно произнес Луис.
— Не думаю, — сказала она, смущенная этой мыслью.
В этот момент из зала вышли два ковбоя, и их веселые голоса громко звучали в неподвижном ночном воздухе. Луис обнял ее за талию и обошел дерево, подальше от их глаз. Она чувствовала у себя за спиной грубую кору и благодарно прислонилась к твердой опоре.
— Конечно, многие занимаются любовью до того, как поженятся. В конце концов, это же так приятно.
Ей становилось все труднее понимать суть спора.
— Приятно или нет, мистер Фронтерас…
— Луис.
— …Мне не следовало позволять вам сегодня такие вольности, и мне стыдно за мое поведение.
— Маленькая дорогая моралистка, — нежно произнес он.
— Я не ваша дорогая! Пожалуйста, не называйте меня так.
— Но это так. Ты просто еще не признала это.
Она глубоко вздохнула, пытаясь собраться и привести в порядок свои мысли.
— Наши отношения носят слишком случайный характер, чтобы я могла позволить подобное между нами, и я не допущу, чтобы это произошло еще раз…
Он положил руки на дерево, и она оказалась в его объятиях.
— Не нужно, — тихо сказал он, — не нужно делать таких заявлений.
— Но я должна, — так же тихо ответила она.
Луис тяжело вздохнул. Он не мог позволить ей уйти. Но он и не мог просто соблазнить ее. Оливия сочла бы себя падшей и никогда бы не вышла замуж, чтобы сохранить свою ужасную тайну. Она была милой и благородной и заслуживала большего.
Ему казалось, что никогда в жизни он так сильно не желал ни одну женщину, как Оливию Милликен. И был готов на все, чтобы получить ее.
Он наклонился к ней и сказал:
— Мои намерения благородны. Тебе не нужно сопротивляться моим чувствам, пока я не стану настолько неприятен тебе, что ты захочешь, чтобы я ушел. Но я не думаю, что это произойдет. А если бы и произошло, я бы все равно не отказался от тебя, — закончил он с железной решимостью.
У нее перехватило дыхание. Она откинула голову назад, глядя на его худое лицо, видимое в лунном свете, струившимся сквозь чуть колыхавшиеся листья. Она была так ошеломлена, что не могла собраться с мыслями.
Это было почти непостижимо. Луис хотел жениться на ней? Очевидно, он это имел в виду под «благородными намерениями». Но как он мог даже думать о женитьбе на ней? По его же собственному признанию, он был бродягой. У него не было дома. А она, хотя и мечтала о путешествиях, но в глубине своего сознания всегда создавала образ дома, места, куда она могла вернуться. «Дом»в ее мечтах был не домом родителей, а теплым, гостеприимным гнездышком, созданным ею вместе с любимым человеком. И этот дом заполняли бы голоса детей. Как могла она даже думать о браке с человеком, который не мог обеспечить этого?
— Нечего сказать? — спросил он с кривой усмешкой. — Но это произойдет. Я не сдамся.
Потом он наклонился и начал целовать ее, и у нее снова перехватило дыхание. Если его поцелуи были возбуждающими днем, то сейчас она ощущала их еще сильнее, поскольку знала, чего ожидать. У нее промелькнула мысль о сопротивлении, но она отмахнулась от нее. Ей не хотелось сопротивляться, не хотелось думать о том, что она должна или не должна делать. Она хотела наслаждаться.
Оливия поняла, что, пройдя по дороге один раз, трудно не сворачивать на нее снова и снова. Дерзкая рука Луиса обжигала ее жаром, и она не могла найти сил, чтобы отказать ему. Вместо этого ее собственные руки ласкали его мускулистую спину. Она ощутила шелковистость его черных волос, проведя пальцами по его затылку. Он чуть заметно вздрогнул, и ее сердце забилось, когда она поняла, что ее прикосновения волнуют его.
Низкий стон вырвался из его груди, и он отшатнулся от нее, тяжело дыша.
— Возвращайся назад, — сказал он. — Иначе мы займемся не только поцелуями, а здесь неподходящее место. Завтра воскресенье, и я буду свободен. Ты прокатишься со мной?
Ее мысли смешались. Что она сказала бы своим родителям? Они бы не одобрили прогулку верхом с незнакомым им мужчиной, тем более мексиканским бродягой.
Луис, видя ее замешательство, понял все без объяснений и горько усмехнулся.
— Конечно, нет, — сказал он, отвечая за нее. — Я понимаю. Мне следовало подумать, прежде чем задавать тебе такой вопрос.
— Луис, — неуверенно произнесла она. — Дело в том… — но все было настолько очевидным, что она умолкла.
— Да. Но если ты любишь меня, это не имеет значения. — Он снова крепко поцеловал ее, а потом взял за плечо и повернул в сторону зала, музыки, огней и смеха. — Возвратимся, пока твое красивое платье окончательно не измялось. Но если ты решишь завтра покататься, попробуй выбрать северную дорогу. Я сам буду проезжать там примерно в два часа.
Он слегка подтолкнул ее, и она машинально направилась назад, в зал. Оливия вошла внутрь и оказалась в атмосфере волнения и шума. Она все еще оставалась потрясенной и не могла собраться, но давящее бремя вины, казалось, исчезло. Она не знала, что думать. Как будто в течение нескольких часов изменился ход всей ее жизни, и она не знала, куда направлялась.
Если она чувствовала безысходность при мысли о брачном предложении от Лукаса, который мог дать ей все с точки зрения материального благополучия, то перспектива союза с Луисом, который не мог дать ей ничего, кроме приключений, заставляла ее испытывать трепет и возбуждение, даже страх, но никак не отчаяние. Луис был прав, говоря, что, Оливия не любила его, потому что она едва знала его и была слишком осторожной, чтобы очертя голову кидаться куда-либо. Однако она не отвергла его, не отвернулась от него. Вместо этого она позволила ему целовать и ласкать ее, после того как пообещала себе, что это никогда не повторится. И она не могла выкинуть из головы его предложение.
На самом деле он ничего не предлагал. Он только сказал, что у него благородный намерения. И это была удивительно официальная фраза для бродяги.
Она заметила пробиравшегося к ней Кайла Беллами и поспешно подошла к Оноре, которая светилась от гордости за то, что все так хорошо получилось в «ее» год.
— Я собираюсь домой, мама, — тихо произнесла она.
Онора тут же нахмурилась, переключая внимание с танцев на свою единственную дочь. Оливия буквально физически ощущала сконцентрированную на ней материнскую заботу.
— Ты нездорова, дорогая?
— У меня головная боль, и шум только усиливает ее, — это было самое банальное оправдание, но Оливия не привыкла лгать своей матери и не могла придумать чего-либо более оригинального.
— Я позову отца, чтобы он проводил тебя домой.
Но перед тем как удалиться для поисков Вилсона, Онора бросила на дочь такой полный доброжелательной заботы взгляд, что та судорожно вздохнула. Она поняла: ее мать думала о том же, что и все остальные.
Завтра весь город будет говорить о размолвке между Лукасом Кохраном и Оливией Милликен, поскольку он не присутствовал на танцах, а она рано покинула их с головной болью. Ей придется объяснять родителям, что она не правильно поняла намерения Лукаса, что он, в конце концов, был просто добрым другом. Они будут разочарованы, но она не может позволить им продолжать смотреть на Лукаса как на ее жениха. Однако объяснение произойдет не в этот вечер. Сегодня у нее и так была слишком много переживаний.
Вилсон послушно проводил ее домой, и Оливия сразу же отправилась наверх, в спальню. В постели, в темноте, она размышляла о происшедшем в этот день. Она вспомнила, как губы Луиса припали к ее нежной груди, и покраснела, сжав руками свои неожиданно затрепетавшие холмики. Она ни в коем случае не должна позволять ему…
Но она сделала это.
Ей не следовало завтра отправляться на прогулку верхом, думала Оливия. В любом случае, она не должна приближаться к северной дороге. Она говорила себе это и знала, что не послушается своего собственного совета.
Глава 10
Когда на следующее утро Лукас приехал в Проспер, город все еще выглядел вымершим после танцев и пикника. Служба в церкви уже закончилась, и люди разошлись по домам, чтобы отдохнуть от вчерашнего веселья. Было воскресенье, но в это время года мало кто из мужчин мог оправдать свое посещение салуна, поэтому в заведении находилось лишь несколько ковбоев, свободных в этот день от работы. Обе салунные девушки сидели и беседовали с ними, и это подстрекало мужчин пить еще больше.
Тилли подняла взгляд и одарила вошедшего Лукаса своей ленивой улыбкой. В ответ он слегка кивнул головой. Ее глаза расширились, потом она пробормотала несколько слов ковбою, за столиком которого сидела, и поднялась навстречу Лукасу.
Когда она оказалась достаточно близко, Лукас тихо произнес:
— Пойдем наверх.
Казалось, Тилли позабавило это предложение.
— У тебя все еще проблемы с женщиной?
— Наверх, — повторил он, не желая ничего говорить там, где их могли услышать.
Она пошла впереди, ведя его по узким ступенькам. Лукас чувствовал, как его спину сверлили взгляды, и мрачно улыбался. Если бы они только знали, зачем он пришел сюда.
Комната Тилли была маленькой, и большую часть ее занимала двуспальная кровать, еще там имелись умывальник и туалетный столик, втиснутый в один из углов. В комнате было на удивление чисто и стоял приятный запах.
Она села на кровать и скрестила свои изящные ноги.
— Хочешь чего-нибудь особенного? — спросила она медленным, теплым голосом, и Лукас подумал, что это «особенное» могло наповал сразить мужчину.
— Услуги, — сказал он. Она громко рассмеялась:
— Я почему-то знала, что мне не повезет. Что ж, может быть, в другой раз. Что я могу сделать для тебя?
— У тебя есть такие маленькие губки, которые предохраняют женщин от беременности?
Ее огромные карие глаза весело блеснули, и он с облегчением улыбнулся в ответ. Тилли не станет задавать вопросов или болтать, и в ее веселости не было угрозы. Она встала и приблизилась к туалетному столику.
— Значит, твоя проблема с женщиной решилась. Ты не произвел на меня впечатление человека, готового долго ждать, поэтому я не удивлена. — Она хмыкнула, открывая ящик и доставая оттуда расписанную вручную керамическую коробку. — Сколько тебе нужно?
Теперь наступила его очередь смеяться.
— Не знаю. Сколько мне нужно? Разве одной не достаточно?
Она засмеялась приятно и мелодично.
— Бери три. Знаешь — на всякий случай.
Он фыркнул, когда она положила в его ладонь три маленькие круглые губки, но улыбка продолжала играть на его губах.
— Просто смочи ее уксусом, — объяснила она. — Надеюсь, ты знаешь, что делать с ней, поскольку я уверена, что твоя счастливая избранница не знает.
Лукас покачал головой, подумав о том, как трудно ему будет заставить Ди воспользоваться этим средством. Но с другой стороны, он заметил, что ее решение сопротивляться или не сопротивляться чему-либо часто бывает неожиданным, и поэтому существовала возможность, что она не будет противиться.
Неожиданно темные глаза Тилли стали серьезными.
— Позаботься об этой женщине, Лукас Кохран, — твердо произнесла она. — Будет плохо, если парни узнают о тебе и о ней, тем более после тех неприятностей, которые она имела здесь от некоторых людей.
Лукас замер, и его глаза угрожающе сузились. Тилли успокаивающе подняла руку.
— Никто не услышит от меня ни слова, — сказала она.
— Откуда ты знаешь? — его голос был ровным и беспощадным. — Кто-нибудь видел нас?
— Успокойся, никто, кроме меня, не знает. Я просто узнала, кого не было вчера на пикнике, и прошел слух о том, как рано ты уехал. Она приходила вчера утром в город, в универсальный магазин, но он был закрыт. Я сидела на улице и видела ее. Она помахала мне рукой. Я встречала ее и раньше, и она никогда не важничала. Она женщина с прямым характером и с более сильной волей, чем у двух мужчин, вместе взятых.
— У нее действительно есть воля, — сказал Лукас.
— Было много разговоров о тебе и дочери банкира, — сообщила Тилли. Она окинула его взглядом и покачала головой. — Я никогда не верила в это. Тебе нужен кто-то с более крутым нравом, женщина, которая, не моргнув глазом, могла бы противостоять тебе.
Лукас улыбнулся.
— Тилли, — сказал он. — Ты чертовски хорошо разбираешься в людях.
— У меня было достаточно возможностей, чтобы изучить их.
Он положил маленькие губки в карман.
— Сколько я тебе должен?
— Они за счет заведения. В следующий раз, когда я буду заказывать их в Новом Орлеане, я дам тебе знать, чтобы ты имел их в запасе.
Он нагнулся и поцеловал ее изящные губы. И поцелуй был долгим, поскольку Тилли была дьявольски хороша. Когда он выпрямился, она опустила ресницы и сказала:
— Ну, ну. Меня не целовали так со времен Шарля Дюпре. Будь здоров. Ты уверен, что губки — это все, что тебе нужно?
Он взял ее за подбородок и снова поцеловал.
— Уверен, — сказал он. — Мне нужно беречь силы.
У нее вырвался чудесный, продолжительный смех.
— Догадываюсь. После того, как мы смеялись здесь, как ослы, и ты уходишь от меня через пять минут, моя репутация погибнет.
Он улыбнулся и открыл дверь.
— Нет, это моя репутация погибла, раз я не смог продержаться дольше пяти минут.
— Если бы я взялась за тебя, ты мог бы и не продержаться, — бросила она на прощание.
Лукас возвращался в Дабл Си в хорошем настроении. Губки, лежавшие в его кармане, побуждали его свернуть на восток и навестить Ди, но он удержался от этого. Вдалеке прогремел гром, заставив его принять окончательное решение вернуться домой. Он посмотрел вверх, но увидел только ярко-голубое небо. Грозовые тучи все еще находятся за горизонтом, решил он, намереваясь добраться до ранчо до начала грозы. Долина нуждалась в хорошем дожде, поскольку снежные шапки на горах не были столь мощными, как обычно, и летом не приходилось ждать много влаги.
В это же время приближающаяся гроза застала Оливию и Луиса на северной дороге.
Луис взглянул на небо при первом же звуке грома. Оливия продолжала смотреть на путь перед собой, а ее кобыла осторожно выискивала дорогу на неровной поверхности.
— Надеюсь, что после дождя уляжется пыль, — сказала она.
Он рассчитывал на дождь по более серьезным причинам. Прошло слишком много времени с тех пор, как пролился короткий весенний ливень, и уровень воды в источниках был низким для мая. Но несмотря на необходимость в дожде, Луке не хотел, чтобы их свидание с Оливией прервалось.
Луис заметил, как она волновалась, когда он подъехал, и поэтому решал ограничиться тихой беседой. Оливия постепенно успокоилась, напряженность исчезла с ее лица, и он наслаждался разговором с нею. Ему хотелось не только обнять ее, но и увидеть, что она чувствует себя с ним свободно. Сейчас была подходящая ситуация, чтобы побеседовать и узнать друг друга лучше.
— Существует ли договоренность между тобой и Лукасом Кохраном? — тихо спросил он, наблюдая за ее лицом.
— Нет, — ответила она. — Он так же, как и я, никогда не говорил о свадьбе, хотя все считали, что он сделает это.
— Ты не хочешь этого? Он могущественный человек, и я слышал, что его положение станет еще выше.
— Мне нравится Лукас, но он просто мой друг.
Как приятно было иметь возможность сказать это! Поведение Кохрана накануне убедило Оливию, что он увлечен Ди.
— Я не знаю, что бы я ответила ему, если бы он сделал мне предложение, — продолжала она.
— Из-за его богатства?
— Нет. Я воспитывалась в роскоши, но не воспринимаю это как должное. Но мне двадцать пять, и я боюсь, что если не выйду в ближайшее время замуж, то это уже никогда не произойдет, а следовательно, у меня никогда не будет собственной семьи.
— Мне тридцать два, — сказал он. — И я начал думать, что тоже хотел бы завести семью.
Она быстро взглянула на него и покраснела.
— Почему ты не вышла замуж раньше? — Он осторожно успокоил лошадь, когда животное отступило перед кустарником. — Я уверен, что тебе делали предложения.
— Нет. Никто никогда не делал. Я почему-то никогда ни в кого не влюблялась, и, очевидно, никто также не влюблялся в меня.
— Я не шутил, когда говорил об этом. О своих намерениях.
— Я знаю, — прошептала она и вздохнула. — Почему ты бродяжничал?
— Скитания всегда казались мне естественной вещью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27