Осталось уже чрезвычайно мало надежд на то, что к тебе хоть кто-нибудь посватается, и нам долгие годы придется оплачивать счастье делить с тобой стол и кров.Враждебность, пропитавшая самый воздух в кабинете, казалась почти осязаемой. Сдержав тяжелый вздох, мистер Голдмен миролюбиво предложил:— Должен вам сообщить, что я наделен полномочиями поднять цену до пятисот фунтов, мисс Бишоп. Эти пятьсот фунтов могут быть оформлены законным образом в качестве вашего приданого. Насколько я могу судить, такая сумма выглядела бы более привлекательной для любого искателя вашей руки, чем несколько акров земли в забытой Богом глуши, да простит мне преподобный Бишоп, что поминаю имя Господа всуе.При этих словах Сабби чуть не подскочила.Имей она пять сотен фунтов, за женихами бы дело не стало. Она взглянула на отчима; его лицо говорило само за себя. Если она не согласится продать землю, преподобный придет в ярость. Но ему-то какая корысть от предложенной сделки? — размышляла Сабби в недоумении. Просто хочет поскорее избавиться от нее? В таком случае, почему он раньше отвечал отказом тем, кто к ней сватался? По крайней мере, двое из мужей ее сестер сначала просили руки Сабби. Нет, он хочет другого: пусть только она возьмет деньги, а он уж их сможет прикарманить. С землей ему будет не так легко ее обобрать.— Ваше предложение в высшей степени великодушно, мистер Голдмен. Прошу вас, поймите, я отказываю вам не из-за денег. Мой отец завещал эту землю мне, у меня она и останется. — Сабби бросила в сторону отчима победный взгляд. — Всего хорошего, джентльмены.— Видите?! — воскликнул Бишоп после ухода падчерицы. — Но, будучи юристом, вы наверняка подыщете какой-нибудь законный способ, позволяющий мне расписаться в бумагах вместо нее.Джекоб Голдмен закрыл кожаную сумку с документами, никак не выразив глубочайшего презрения, которое вызвала в нем сомнительная мораль служителя церкви.— Я доложу обо всем своему патрону, сэр.Если он не утратит желания получить землю, то я свяжусь с вами. Желаю здравствовать. — Откланявшись, он вышел на свежий воздух, довольный тем, что отверг все предложения передохнуть и отобедать. В сельской гостинице атмосфера будет больше благоприятствовать аппетиту.Сабби вернулась к себе, на сей раз сама позаботившись запереть дверь комнаты изнутри. Преподобный Бишоп либо кинется на нее с побоями, либо прибегнет к более тонким методам, дабы подчинить ее своей воле; а пока ей неизвестно, какую тактику он изберет, дверь — на всякий случай — следовало держать на запоре.
В течение десяти лет — от своих восьми до восемнадцати — Шеин Хокхерст проводил летние месяцы в обществе О'Нила. Могучее влияние столь незаурядной личности привело в конечном счете к тому, что цельная натура Шейна как бы раздвоилась. Всю жизнь он пытался быть хорошим сыном двум отцам — весьма нелегкое дело, если учесть, что каждый из них был наделен сильной волей, требовательным характером и гордым сознанием своих прав.Шейн организовал сеть курьеров, сновавших между Англией и Ирландией. Один из его кораблей, предназначенный только для этой цели, даже не был зарегистрирован на имя Хокхерстов: формально он считался собственностью капитана корабля, Лайема О'Мэлли, на которого пал выбор из-за его фамилии. Даже если бы он на чем-то попался, то все решили бы, что он связан с королевой пиратов, Грэйс О'Мэлли. Судно, носившее имя «Ливерпуль Леди», совершало рейсы между портами обоих берегов Ирландского моря. На полпути из Лондона в Ливерпуль находился Бирмингем; курьеры, служившие у Шейна, фигурировали под названиями тех городов, связь с которыми они поддерживали, а не под своими христианскими именами.О'Нилл беззастенчиво пользовался преданностью сына, добывая с его помощью оружие, деньги, сведения и ничего не давая взамен.Под самым носом у Англии он создавал свою армию и оснащал ее новейшим вооружением.Шейн делал все, что мог, для освобождения узников-ирландцев: выплачивал штрафы и выкупы, подкупал тюремщиков, устраивал побеги. Зачастую, когда требовалась строжайшая секретность, в игру вступал Барон. Он не привлекал ничьего внимания и не вызывал подозрений, когда странствовал в одиночку под видом монаха — одного из тех, что во множестве бродили по дорогам Англии, после того как покойный король Генрих VIII закрыл крупные монастыри.Барон доставил Фрэнсису Дрейку в Плимут сообщение от Хокхерста. Весьма краткое, оно гласило:
«Слухи подтвердились. Армада строится».
Обратно Барон вернулся с не менее кратким ответом:
«При дворе — на следующей неделе».
Судно Мэтью Хокхерста пришло в порт вовремя. Он только что вернулся из Голландии, куда подвозил припасы для английских войск, воюющих на стороне голландцев в их войне с Испанией.К тому времени, когда корабль Мэтью встал на якорь, Хок был на пристани, и братья сердечно обнялись.— Хок, старый морской волк, рад видеть, что ты вернулся целым и невредимым.Младший брат отличался от старшего тем, что был по-юношески строен, не так широк в плечах и куда менее серьезен — на мир он смотрел открытым веселым взглядом. Приветливый и мягкий, он заставлял девушек томно вздыхать и пробуждал материнские чувства в сердцах женщин постарше.— Ну, Мэтт-дьяволенок! Были какие-нибудь трудности с доставкой?Мэтт ухмыльнулся.— Нет, пока тебя не было, я обернулся пять раз, и каждый раз поступал так, как ты советовал.— Молодец, — одобрил старший.Елизавета оказывалась чрезвычайно прижимистой, когда заходил разговор о снабжении ее армии в Голландии. Военачальники выплачивали солдатам жалованье из своего кармана, потому что казна не выдавала денег. Хок рекомендовал Мэтью в каждом рейсе забирать половину доспехов, мушкетов и пороха и припрятывать все это добро в их собственные пакгаузы, а на освободившееся место грузить продовольствие, одеяла и лошадей, в которых армия чрезвычайно нуждалась. Лошади поступали из Ирландии: через О'Нила Хок обменивал на них украденное оружие.— Как отец? — озабоченно спросил Мэтт.Хок угрюмо покачал головой.— С каждым днем все хуже, но, бьюсь об заклад, твое общество пойдет ему на пользу.— А твой трофей присоединим к нашему флоту? — Мэтт кивком указал на захваченный испанский галеон.Хок задумчиво почесал затылок.— Уж слишком вид у него помпезный.Я послал людей снять с него четыре медных пушки и установить их на наши корабли. Ну, а затем, думаю, можно подарить его Англии.Завтра ты поможешь мне отобрать для Лондона часть груза.Мэтью, знакомый с уловками брата, усмехнулся:— Что ты умыкнул на этот раз?Хок потер нос.— Много чего! Черт подери, братец, как же ты сумел удержаться и не заорать об этом прямо с верхней палубы? Видно, ты у нас взрослеешь, и детские штанишки тебе становятся тесны.— Вот-вот, мне это все дамы говорят, — откликнулся Мэтт двусмысленной шуточкой.Хок обнял брата за плечи, и они двинулись к дому.Зайдя после ужина к отцу, Хок застал того в компании Мэтта: оба весело смеялись.Он смолчал при виде бутылки бренди, которую Мэтт каким-то образом сумел утаить от бдительного материнского ока, и присоединился к тосту за выздоровление Себастьяна; впрочем, оба брата сознавали, что на это вряд ли приходится надеяться. Затем тост предложил отец:— Выпьем за грядущую женитьбу!Мэтту шутка показалась до того забавной, что он покатился со смеху. Хок мрачно нахмурился, из чего Мэтт заключил, что в словах отца есть доля правды.— Кто же невеста? — спросил он, стараясь казаться невозмутимым.— Мэтью, я говорю серьезно. Твой брат дал мне слово жениться до того, как вступит в права наследования.— Бедная бабенка! — с лицемерно-шутовским состраданием произнес Хок, и братья дружно расхохотались, хотя, по правде говоря, им было не до смеха.Утром им пришлось сильно усомниться в том, насколько благоразумно было с их стороны устраивать эту милую пирушку: Себастьян впал в бессознательное состояние, и теперь уже почти не оставалось надежд, что ему снова полегчает. После краткого обмена мнениями с Мэттом и Джорджианой Хок решил немедленно ехать в Лондон, чтобы успеть вернуться до того, как события примут еще более скверный оборот. Все понимали: смерть близка, но никто не мог предугадать час, когда это случится.
На корабле Хокхерстов кипела работа. Шла погрузка кувшинов с красным порошком кошенили и ящиков с шариками индиго; в специальных гнездах матросы укрепляли кувшины с оливками и бутыли с оливковым маслом.Хок отобрал несколько ваз из тончайшего китайского фарфора и полдюжины рулонов шелка, которые, по всей вероятности, проделали долгий путь от Филиппин через Мексику на Азорские острова, где ему посчастливилось захватить этот контрабандный груз.Перед самым отплытием корабля Джорджиана потолковала с Хоком наедине.— Я знаю, Себастьян вырвал у тебя обещание поспешить с женитьбой, но, может быть, лучше подождать, пока ты не получишь титул?Когда тебя станут именовать «лорд Девонпорт», ты сможешь выбирать среди десятков знатных наследниц!— Мама, ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что Елизавета позволит мне жениться на ком-нибудь из придворных дам. Она впадает в неистовство при малейшем намеке на брак. Если я женюсь, мне, вероятнее всего, придется держать свой брак в тайне, а иначе меня ждет прямая дорожка в Тауэр.— Тогда поищи невесту в здешних краях.Кое у кого из моих приятельниц есть дочери — и на какие только ухищрения не пускались эти девушки, чтобы добиться приглашения… и познакомиться с тобой! Шейн, милый, да ведь о тебе сказки ходят!Хок коротко и пренебрежительно хмыкнул.— Но сказочные герои сами находят своих избранниц, так ведь?Джорджиана почувствовала, что зашла слишком далеко: ведь, по сути, она брала на себя выбор жены для сына. И не стала настаивать.— До свидания, милый, возвращайся скорее.
Два галеона проследовали через Дуврский пролив, обогнули Маргит, взяли курс на Саутенд и вошли в устье Темзы. Поскольку корабли Хокхерста наверняка были замечены на подходе к Маргиту, можно было не сомневаться, что весть о его прибытии побежит со скоростью лесного пожара, пока не достигнет ушей самой королевы.Хок предпочитал сам докладывать о себе; поэтому он поднял свой знаменитый парус с изображением дракона, двинулся вверх по реке и, дождавшись момента, когда корабль поравнялся с Гринвичским дворцом, приказал дать выстрел из пушки в знак приветствия.Окна личных апартаментов королевы выходили на Темзу, и она могла наблюдать, как корабли со всего света плывут по самому оживленному из торговых путей ее страны.Хокхерст хорошо сознавал, каким оглушительным грохотом отзовется под дворцовыми сводами пушечный выстрел у самых стен королевской резиденции, но театральные эффекты всегда были ему по вкусу.Отпустив королеве и придворным пять минут сроку, чтобы добежать до окон, он сорвал с головы украшенную перьями шляпу и склонился в низком поклоне в знак глубочайшего почтения к Глориане (таково было одно из прозвищ, которыми награждали Елизавету льстецы, и означало оно — Прославленная).Коридоры и галереи Гринвичского дворца гудели. Известие о прибытии Бога Морей разом вытеснило все другие новости. Не осталась равнодушной ни одна из женщин, будь то замухрышка-судомойка или высокопоставленная камер-фрейлина. Повсюду слышались шепот, хихиканье и приглушенные возгласы.Не прошло и часа, как Хокхерст крупными шагами пересек галерею для больших приемов, разодетый по последней французской моде. Всеобщее восхищение вызвал тщательно обдуманный наряд Хока: короткий плащ с меховой опушкой, который дополняли узкая итальянская рапира в ножнах, инкрустированных драгоценными камнями, и мягкие кожаные сапоги, доходящие до бедер. Бронзовое лицо с львиной гривой волос выгодно подчеркивал раф — белый плоеный воротник, кольцом окружавший шею. Сегодня Хокхерст украсил большие пальцы рук двумя великолепными перстнями: с черным бриллиантом и с кроваво-красным рубином размером с голубиное яйцо.Он прошел в аудиенц-зал, где королева, сидя на троне, приветствовала многочисленных гостей. В течение предыдущего часа она дважды меняла платье и трижды — драгоценности, осерчав на своих дам до такой степени, что даже отвесила оплеуху Мэри Шелтон. Наконец она остановила выбор на традиционных цветах Тюдоров — белом и зеленом. Разрезы на рукавах темно-зеленого атласного платья позволяли видеть белые нижние рукава, отделанные хрустальными бусинками. Накрахмаленный кружевной воротник подчеркивал белизну кожи; шею обвивало не менее десятка жемчужных нитей. Диадема, усыпанная жемчугами и алмазами, помогала удерживать на месте ярко-рыжий парик; пальцы длинных тонких белоснежных рук были унизаны кольцами с драгоценными камнями всех цветов радуги. Несмотря на свой слишком длинный нос и слишком тонкие губы, она неизменно ожидала от своих фрейлин восторженных дифирамбов ее несравненной красоте, а от придворных кавалеров — заверений в том, что страсть, которую они к ней питают, сведет их в могилу.И вот сейчас она восседала на троне, глядя сквозь Хокхерста, словно тот был невидимкой и не она провела целый час в лихорадочных приготовлениях. Шейн в душе улыбнулся: королева наказывала его за пушечный выстрел и за шестимесячное отсутствие. Цинично прикинув, сколько времени королева сможет изображать монаршую немилость, Хокхерст довольно самонадеянно дал ей полчаса, но уже к исходу пятнадцатой минутой Елизавета, поднявшись с трона, выслала всех посетителей из переполненного зала.— Теперь оставьте нас. Нам нужно побеседовать наедине, — властно приказала она и, выдержав многозначительную паузу, повелительно закончила:— Капитан Хокхерст, полагаю, вы желаете получить частную аудиенцию.Дежурных фрейлин королева отпустила не сразу. Они стояли вокруг нее в своих блеклых безликих платьях: такие одежды им предписывала носить сама Елизавета, дабы выделяться на их фоне подобно драгоценной золотой вазе, устанавливаемой в центре пиршественного стола. Для Хокхерста не было тайной, что каждая присутствующая здесь особа женского пола мечтает скоротать с ним ночку, однако ни взглядом, ни жестом не дал понять, что узнает или хотя бы замечает кого-либо из них. Ему уже доводилось постигать молодость и красоту каждой из них с весьма близкого расстояния, однако сейчас его глаза не отрывались от ослепительной персоны королевы. Он старался не зря: судя по всему, Елизавета была удовлетворена — ее черные глаза засияли.— Теперь вы можете удалиться. Королева желает говорить со своим Богом Морей с глазу на глаз.Не успела дверь захлопнуться за фрейлинами, как Шейн подхватил Елизавету на руки и прошел с ней к трону.— Я истомился по тебе, Бесс!Хокхерст знал, что она ценила в мужчине дерзость и независимость. Слабость вызывала в ней отвращение.— Отпусти меня! Кровь Христова, ну и наглец!— Да такой, который на этом не остановится, — заверил ее Шейн, припадая губами к белой шее пониже уха. Затем он расположился на троне, усадив Елизавету к себе на колени.— У меня есть для тебя подарок, — загадочно усмехнувшись, сказал он.— Насчет испанского галеона я слышала.Так рисковать… Подобное удальство граничит с безрассудством!— Я имел в виду подарок для тебя, а не для Англии.Черные глаза королевы блестели от возбуждения: как это сладостно — когда такие сильные руки прижимают тебя к широкой мужской груди!— Так где же он! — нетерпеливо спросила она.— Поищи! — с озорным взглядом предложил Шейн.Тонкие изящные пальцы пробежали по груди Шейна, быстро нащупав под камзолом коробочку. Рука скользнула между камзолом и шелковой рубашкой, но не добралась до сокровища: оказалось, что оно спрятано прямо на теле. Расстегнув пуговицу, проворные пальцы проникли под рубашку, щекоча обнаженную кожу, и Шейн издал притворный стон, изображая страсть, якобы разбуженную в нем Елизаветой.С ликующим видом королева извлекла коробочку и с жадным нетерпением заглянула в нее: внутри покоилась пара великолепных нефритовых сережек с подвесками из изумрудов. Елизавета пришла в восторг и осчастливила его разрешением закрепить эти сказочные украшения у нее в ушах. Затем он проникновенно взглянул ей в глаза и прошептал:— А какое сокровище ты припрятала для меня, Бесс?Шлепком она пресекла поползновения бесцеремонной руки, завладевшей подолом ее платья.— Ты забываешься, потому что я называю тебя Богом Морей.— Ну нет, никаких богов. Я с головы до ног мужчина.— Вернее будет сказать, с головы до пят ловкач, — лукаво уколола его Елизавета. — Если я прикажу тебе снова явиться сюда завтра, ты принесешь мне еще какую-нибудь драгоценность?Шейн ухмыльнулся.— Конечно, но если ты прикажешь мне снова явиться сюда сегодня вечером, я отдам тебе то, чем дорожу больше всего. — С этими словами он наклонился и впился жарким поцелуем в губы Елизаветы.Ее тело таяло в его руках, и все же, собравшись с силами, она быстро соскользнула с его колен и вновь облеклась в броню монаршего величия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
В течение десяти лет — от своих восьми до восемнадцати — Шеин Хокхерст проводил летние месяцы в обществе О'Нила. Могучее влияние столь незаурядной личности привело в конечном счете к тому, что цельная натура Шейна как бы раздвоилась. Всю жизнь он пытался быть хорошим сыном двум отцам — весьма нелегкое дело, если учесть, что каждый из них был наделен сильной волей, требовательным характером и гордым сознанием своих прав.Шейн организовал сеть курьеров, сновавших между Англией и Ирландией. Один из его кораблей, предназначенный только для этой цели, даже не был зарегистрирован на имя Хокхерстов: формально он считался собственностью капитана корабля, Лайема О'Мэлли, на которого пал выбор из-за его фамилии. Даже если бы он на чем-то попался, то все решили бы, что он связан с королевой пиратов, Грэйс О'Мэлли. Судно, носившее имя «Ливерпуль Леди», совершало рейсы между портами обоих берегов Ирландского моря. На полпути из Лондона в Ливерпуль находился Бирмингем; курьеры, служившие у Шейна, фигурировали под названиями тех городов, связь с которыми они поддерживали, а не под своими христианскими именами.О'Нилл беззастенчиво пользовался преданностью сына, добывая с его помощью оружие, деньги, сведения и ничего не давая взамен.Под самым носом у Англии он создавал свою армию и оснащал ее новейшим вооружением.Шейн делал все, что мог, для освобождения узников-ирландцев: выплачивал штрафы и выкупы, подкупал тюремщиков, устраивал побеги. Зачастую, когда требовалась строжайшая секретность, в игру вступал Барон. Он не привлекал ничьего внимания и не вызывал подозрений, когда странствовал в одиночку под видом монаха — одного из тех, что во множестве бродили по дорогам Англии, после того как покойный король Генрих VIII закрыл крупные монастыри.Барон доставил Фрэнсису Дрейку в Плимут сообщение от Хокхерста. Весьма краткое, оно гласило:
«Слухи подтвердились. Армада строится».
Обратно Барон вернулся с не менее кратким ответом:
«При дворе — на следующей неделе».
Судно Мэтью Хокхерста пришло в порт вовремя. Он только что вернулся из Голландии, куда подвозил припасы для английских войск, воюющих на стороне голландцев в их войне с Испанией.К тому времени, когда корабль Мэтью встал на якорь, Хок был на пристани, и братья сердечно обнялись.— Хок, старый морской волк, рад видеть, что ты вернулся целым и невредимым.Младший брат отличался от старшего тем, что был по-юношески строен, не так широк в плечах и куда менее серьезен — на мир он смотрел открытым веселым взглядом. Приветливый и мягкий, он заставлял девушек томно вздыхать и пробуждал материнские чувства в сердцах женщин постарше.— Ну, Мэтт-дьяволенок! Были какие-нибудь трудности с доставкой?Мэтт ухмыльнулся.— Нет, пока тебя не было, я обернулся пять раз, и каждый раз поступал так, как ты советовал.— Молодец, — одобрил старший.Елизавета оказывалась чрезвычайно прижимистой, когда заходил разговор о снабжении ее армии в Голландии. Военачальники выплачивали солдатам жалованье из своего кармана, потому что казна не выдавала денег. Хок рекомендовал Мэтью в каждом рейсе забирать половину доспехов, мушкетов и пороха и припрятывать все это добро в их собственные пакгаузы, а на освободившееся место грузить продовольствие, одеяла и лошадей, в которых армия чрезвычайно нуждалась. Лошади поступали из Ирландии: через О'Нила Хок обменивал на них украденное оружие.— Как отец? — озабоченно спросил Мэтт.Хок угрюмо покачал головой.— С каждым днем все хуже, но, бьюсь об заклад, твое общество пойдет ему на пользу.— А твой трофей присоединим к нашему флоту? — Мэтт кивком указал на захваченный испанский галеон.Хок задумчиво почесал затылок.— Уж слишком вид у него помпезный.Я послал людей снять с него четыре медных пушки и установить их на наши корабли. Ну, а затем, думаю, можно подарить его Англии.Завтра ты поможешь мне отобрать для Лондона часть груза.Мэтью, знакомый с уловками брата, усмехнулся:— Что ты умыкнул на этот раз?Хок потер нос.— Много чего! Черт подери, братец, как же ты сумел удержаться и не заорать об этом прямо с верхней палубы? Видно, ты у нас взрослеешь, и детские штанишки тебе становятся тесны.— Вот-вот, мне это все дамы говорят, — откликнулся Мэтт двусмысленной шуточкой.Хок обнял брата за плечи, и они двинулись к дому.Зайдя после ужина к отцу, Хок застал того в компании Мэтта: оба весело смеялись.Он смолчал при виде бутылки бренди, которую Мэтт каким-то образом сумел утаить от бдительного материнского ока, и присоединился к тосту за выздоровление Себастьяна; впрочем, оба брата сознавали, что на это вряд ли приходится надеяться. Затем тост предложил отец:— Выпьем за грядущую женитьбу!Мэтту шутка показалась до того забавной, что он покатился со смеху. Хок мрачно нахмурился, из чего Мэтт заключил, что в словах отца есть доля правды.— Кто же невеста? — спросил он, стараясь казаться невозмутимым.— Мэтью, я говорю серьезно. Твой брат дал мне слово жениться до того, как вступит в права наследования.— Бедная бабенка! — с лицемерно-шутовским состраданием произнес Хок, и братья дружно расхохотались, хотя, по правде говоря, им было не до смеха.Утром им пришлось сильно усомниться в том, насколько благоразумно было с их стороны устраивать эту милую пирушку: Себастьян впал в бессознательное состояние, и теперь уже почти не оставалось надежд, что ему снова полегчает. После краткого обмена мнениями с Мэттом и Джорджианой Хок решил немедленно ехать в Лондон, чтобы успеть вернуться до того, как события примут еще более скверный оборот. Все понимали: смерть близка, но никто не мог предугадать час, когда это случится.
На корабле Хокхерстов кипела работа. Шла погрузка кувшинов с красным порошком кошенили и ящиков с шариками индиго; в специальных гнездах матросы укрепляли кувшины с оливками и бутыли с оливковым маслом.Хок отобрал несколько ваз из тончайшего китайского фарфора и полдюжины рулонов шелка, которые, по всей вероятности, проделали долгий путь от Филиппин через Мексику на Азорские острова, где ему посчастливилось захватить этот контрабандный груз.Перед самым отплытием корабля Джорджиана потолковала с Хоком наедине.— Я знаю, Себастьян вырвал у тебя обещание поспешить с женитьбой, но, может быть, лучше подождать, пока ты не получишь титул?Когда тебя станут именовать «лорд Девонпорт», ты сможешь выбирать среди десятков знатных наследниц!— Мама, ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что Елизавета позволит мне жениться на ком-нибудь из придворных дам. Она впадает в неистовство при малейшем намеке на брак. Если я женюсь, мне, вероятнее всего, придется держать свой брак в тайне, а иначе меня ждет прямая дорожка в Тауэр.— Тогда поищи невесту в здешних краях.Кое у кого из моих приятельниц есть дочери — и на какие только ухищрения не пускались эти девушки, чтобы добиться приглашения… и познакомиться с тобой! Шейн, милый, да ведь о тебе сказки ходят!Хок коротко и пренебрежительно хмыкнул.— Но сказочные герои сами находят своих избранниц, так ведь?Джорджиана почувствовала, что зашла слишком далеко: ведь, по сути, она брала на себя выбор жены для сына. И не стала настаивать.— До свидания, милый, возвращайся скорее.
Два галеона проследовали через Дуврский пролив, обогнули Маргит, взяли курс на Саутенд и вошли в устье Темзы. Поскольку корабли Хокхерста наверняка были замечены на подходе к Маргиту, можно было не сомневаться, что весть о его прибытии побежит со скоростью лесного пожара, пока не достигнет ушей самой королевы.Хок предпочитал сам докладывать о себе; поэтому он поднял свой знаменитый парус с изображением дракона, двинулся вверх по реке и, дождавшись момента, когда корабль поравнялся с Гринвичским дворцом, приказал дать выстрел из пушки в знак приветствия.Окна личных апартаментов королевы выходили на Темзу, и она могла наблюдать, как корабли со всего света плывут по самому оживленному из торговых путей ее страны.Хокхерст хорошо сознавал, каким оглушительным грохотом отзовется под дворцовыми сводами пушечный выстрел у самых стен королевской резиденции, но театральные эффекты всегда были ему по вкусу.Отпустив королеве и придворным пять минут сроку, чтобы добежать до окон, он сорвал с головы украшенную перьями шляпу и склонился в низком поклоне в знак глубочайшего почтения к Глориане (таково было одно из прозвищ, которыми награждали Елизавету льстецы, и означало оно — Прославленная).Коридоры и галереи Гринвичского дворца гудели. Известие о прибытии Бога Морей разом вытеснило все другие новости. Не осталась равнодушной ни одна из женщин, будь то замухрышка-судомойка или высокопоставленная камер-фрейлина. Повсюду слышались шепот, хихиканье и приглушенные возгласы.Не прошло и часа, как Хокхерст крупными шагами пересек галерею для больших приемов, разодетый по последней французской моде. Всеобщее восхищение вызвал тщательно обдуманный наряд Хока: короткий плащ с меховой опушкой, который дополняли узкая итальянская рапира в ножнах, инкрустированных драгоценными камнями, и мягкие кожаные сапоги, доходящие до бедер. Бронзовое лицо с львиной гривой волос выгодно подчеркивал раф — белый плоеный воротник, кольцом окружавший шею. Сегодня Хокхерст украсил большие пальцы рук двумя великолепными перстнями: с черным бриллиантом и с кроваво-красным рубином размером с голубиное яйцо.Он прошел в аудиенц-зал, где королева, сидя на троне, приветствовала многочисленных гостей. В течение предыдущего часа она дважды меняла платье и трижды — драгоценности, осерчав на своих дам до такой степени, что даже отвесила оплеуху Мэри Шелтон. Наконец она остановила выбор на традиционных цветах Тюдоров — белом и зеленом. Разрезы на рукавах темно-зеленого атласного платья позволяли видеть белые нижние рукава, отделанные хрустальными бусинками. Накрахмаленный кружевной воротник подчеркивал белизну кожи; шею обвивало не менее десятка жемчужных нитей. Диадема, усыпанная жемчугами и алмазами, помогала удерживать на месте ярко-рыжий парик; пальцы длинных тонких белоснежных рук были унизаны кольцами с драгоценными камнями всех цветов радуги. Несмотря на свой слишком длинный нос и слишком тонкие губы, она неизменно ожидала от своих фрейлин восторженных дифирамбов ее несравненной красоте, а от придворных кавалеров — заверений в том, что страсть, которую они к ней питают, сведет их в могилу.И вот сейчас она восседала на троне, глядя сквозь Хокхерста, словно тот был невидимкой и не она провела целый час в лихорадочных приготовлениях. Шейн в душе улыбнулся: королева наказывала его за пушечный выстрел и за шестимесячное отсутствие. Цинично прикинув, сколько времени королева сможет изображать монаршую немилость, Хокхерст довольно самонадеянно дал ей полчаса, но уже к исходу пятнадцатой минутой Елизавета, поднявшись с трона, выслала всех посетителей из переполненного зала.— Теперь оставьте нас. Нам нужно побеседовать наедине, — властно приказала она и, выдержав многозначительную паузу, повелительно закончила:— Капитан Хокхерст, полагаю, вы желаете получить частную аудиенцию.Дежурных фрейлин королева отпустила не сразу. Они стояли вокруг нее в своих блеклых безликих платьях: такие одежды им предписывала носить сама Елизавета, дабы выделяться на их фоне подобно драгоценной золотой вазе, устанавливаемой в центре пиршественного стола. Для Хокхерста не было тайной, что каждая присутствующая здесь особа женского пола мечтает скоротать с ним ночку, однако ни взглядом, ни жестом не дал понять, что узнает или хотя бы замечает кого-либо из них. Ему уже доводилось постигать молодость и красоту каждой из них с весьма близкого расстояния, однако сейчас его глаза не отрывались от ослепительной персоны королевы. Он старался не зря: судя по всему, Елизавета была удовлетворена — ее черные глаза засияли.— Теперь вы можете удалиться. Королева желает говорить со своим Богом Морей с глазу на глаз.Не успела дверь захлопнуться за фрейлинами, как Шейн подхватил Елизавету на руки и прошел с ней к трону.— Я истомился по тебе, Бесс!Хокхерст знал, что она ценила в мужчине дерзость и независимость. Слабость вызывала в ней отвращение.— Отпусти меня! Кровь Христова, ну и наглец!— Да такой, который на этом не остановится, — заверил ее Шейн, припадая губами к белой шее пониже уха. Затем он расположился на троне, усадив Елизавету к себе на колени.— У меня есть для тебя подарок, — загадочно усмехнувшись, сказал он.— Насчет испанского галеона я слышала.Так рисковать… Подобное удальство граничит с безрассудством!— Я имел в виду подарок для тебя, а не для Англии.Черные глаза королевы блестели от возбуждения: как это сладостно — когда такие сильные руки прижимают тебя к широкой мужской груди!— Так где же он! — нетерпеливо спросила она.— Поищи! — с озорным взглядом предложил Шейн.Тонкие изящные пальцы пробежали по груди Шейна, быстро нащупав под камзолом коробочку. Рука скользнула между камзолом и шелковой рубашкой, но не добралась до сокровища: оказалось, что оно спрятано прямо на теле. Расстегнув пуговицу, проворные пальцы проникли под рубашку, щекоча обнаженную кожу, и Шейн издал притворный стон, изображая страсть, якобы разбуженную в нем Елизаветой.С ликующим видом королева извлекла коробочку и с жадным нетерпением заглянула в нее: внутри покоилась пара великолепных нефритовых сережек с подвесками из изумрудов. Елизавета пришла в восторг и осчастливила его разрешением закрепить эти сказочные украшения у нее в ушах. Затем он проникновенно взглянул ей в глаза и прошептал:— А какое сокровище ты припрятала для меня, Бесс?Шлепком она пресекла поползновения бесцеремонной руки, завладевшей подолом ее платья.— Ты забываешься, потому что я называю тебя Богом Морей.— Ну нет, никаких богов. Я с головы до ног мужчина.— Вернее будет сказать, с головы до пят ловкач, — лукаво уколола его Елизавета. — Если я прикажу тебе снова явиться сюда завтра, ты принесешь мне еще какую-нибудь драгоценность?Шейн ухмыльнулся.— Конечно, но если ты прикажешь мне снова явиться сюда сегодня вечером, я отдам тебе то, чем дорожу больше всего. — С этими словами он наклонился и впился жарким поцелуем в губы Елизаветы.Ее тело таяло в его руках, и все же, собравшись с силами, она быстро соскользнула с его колен и вновь облеклась в броню монаршего величия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40