Он чувствовал, как неровно она дышит, видел, как дрожит ее нижняя губа, как вздымается и опускается грудь от стесненного дыхания. Она боролась, но скрыть своих чувств не могла.
«Ах, Синтия! — Его вдруг охватила пронзительная нежность. — Тебе не удастся от меня спрятаться».
* * *
Ей нельзя плакать. Но почему ей кажется, что она вот-вот расплачется? Он ее напугал. Она испытала шок, оттого что он так близко, а она к этому оказалась не готова. Он просто застал ее врасплох, вот и все.
Нет, вовсе не потому. Неужели она забыла? Что-то было в этом человеке: он сумел пробиться сквозь защитную стену, которой она себя окружила. Как она могла забыть об этом?
Она беспомощно смотрела на него и чувствовала, как у нее подгибаются колени. Ее воля, вся ее решимость быть сильной вмиг покинули ее. Она может скрыть свою внутреннюю сущность от всех, от всего мира, но только не от этого человека. От него она не может скрыть ничего.
Ощущение незащищенности все росло. Неужели возможно одновременно чувствовать и отчаяние, и восторг? Вероятно, возможно. А она так старалась вычеркнуть его из своего сердца! До сегодняшнего дня она практически поверила, что ей это удалось. А сейчас Синтии казалось невероятным, как она могла убедить себя в этой лжи? И она продолжала бы в нее верить, если бы они больше с ним не встретились.
Жалела ли она или была рада тому, что ей открылась правда? Она прикоснулась к чему-то такому, что люди всю жизнь стремятся найти. Еще никогда ничто так ее не радовало. Но и не огорчало так сильно. Радость и печаль, восторг и страдание — все эти чувства пронзили ее сначала холодом, потом жаром и привели в полное смятение.
Она все время убеждала себя, что ее чувство к Дереку было мнимым. В конце концов она поверила: человек, в которого она влюбилась, не существует, он пригрезился ей в мечтах, как это бывает с молодыми девушками, а мужчина, оставшийся в ее памяти, был плодом ее воображения. Но вот теперь он здесь, настоящий и неотвратимый, как сама реальность. Она больше не может обманывать себя и считать их встречу три года назад просто выдумкой. Он именно тот, кого она помнила, во плоти, и все то, что она испытывала при первой с ним встрече, было таким же потрясающим и сейчас.
Он стоял так близко, что у нее закружилась голова. В тусклом свете белела манишка его фрака. И пахло от него восхитительно. Все в нем вызывало у нее восторг — от классических черт его красивого лица до выражения глаз, таких темных и неотразимых, притягивающих. Она глядела в них, и ее сердце взмывало куда-то вверх и рассыпалось. Она в них увидела сострадание и нежность.
Сердитый незнакомец, разделивший с ней место в седле, исчез. Перед ней стоял Дерек. Ее Дерек — человек, о котором она мечтала и которого изо всех сил безуспешно старалась забыть. Дерек — ее тайная любовь.
* * *
Ему казалось, что се бледное лицо и матовая кожа светятся в полутьме. Она была эфирным созданием, хрупкой, словно паутина, нематериальной, будто иллюзия. Что, если он до нес дотронется, а она исчезнет?
Не важно. Он все равно до нее дотронется, даже если от этого прикосновения они оба рассыплются на мелкие осколки. Будь она ангелом или призраком, тенью или существом из плоти и крови, он псе равно до нее дотронется.
Он протянул руку. Желание прикоснуться к ней было больше, чем его гордость. А она, будто в трансе, качнулась ему навстречу. Они сошлись, словно металл и магнит, непроизвольно охваченные единым порывом, и оказались в объятиях друг друга.
В их поцелуе не было нежности. Никакой нерешительности. Дерек вдруг увидел, как черты лица Синтии, когда она, как во сне, подняла голову, постепенно становятся расплывчатыми, услышал свой собственный судорожный вздох, а потом впился губами в ее рот. Как только их губы соприкоснулись, обоих охватило безумие. Все те желания, которые мучили их столько лет, те чувства, которые они так долго подавляли, смели все барьеры и взорвались, словно бомба.
Он погрузился в этот поцелуй, будто изголодавшийся, а она ответила на него с еще большей страстностью. Она прижалась к нему, обуреваемая желанием, и это подхлестнуло его еще больше. Он был потрясен: ведь это Синтия, его Синтия, в его объятиях. Он и надеяться на это не смел, даже в самых смелых мечтах он боялся себе представить, что такое может случиться. Но сейчас он с готовностью погрузился в море, нет, в океан чувств и утонул в нем.
Недолго это не могло продолжаться. Хотя он и потерял всякое чувство времени и места. Она наконец оторвалась от него, тяжело дыша, и спрятала лицо у него на груди. Она прижалась щекой к тонкому сукну точно так же, как совсем недавно прижималась к прохладным обоям, словно надеялась, как это бывает с маленькими детьми, что, спрятав лицо, она скроется от всего мира.
Ее била дрожь. Дерек тоже тяжело дышал. Несколько минут ни он, ни она не могли говорить или пошевельнуться. Все же Синтии с огромным трудом удалось высвободиться из его объятий и отвернуться. Она поднесла к губам трясущуюся руку, словно хотела убедиться, что после этого губительного поцелуя все черты се лица остались на месте.
— Синтия, — прохрипел Дерек. Это было все, что он мог произнести.
Она подняла руку, умоляя его замолчать, не приближаться к ней.
Он молча ждал, наблюдая за ней. Он понимал, что она пытается так трогательно восстановить треснувшее самообладание. Она все еще дышала неровно, но скоро она возьмет себя в руки. И как только она обретет равновесие и обычную манеру держаться, она, несомненно, постарается преуменьшить значение того, что только что произошло. Но он не может этого позволить.
Не обращая внимания на ее упреждающий жест, он сделал шаг ей навстречу и обнял ее за талию. Словно в агонии, она откинула голову и судорожно втянула глоток воздуха.
— По-моему, достаточно, — тихо, но тоном, не терпящим возражений, сказал он. — Ты слишком долго мучила себя, — И добавил:
— Да и меня тоже.
Из груди Синтии вырвался странный стон, и она покачала головой:
— Ты не понимаешь…
Что ж, это было правдой. Он не понимал.
— Давай сядем.
Она не сопротивлялась. Он подвел ее к стоявшей у стены банкетке, и они сели. Она прислонилась к нему, будто признавая свое поражение.
— О, как это ужасно! — Казалось, она говорит сама с собой. Ее голос был почти не слышен. — Что мне делать?
— Думаю, тебе надо выйти за меня замуж.
Ему следовало бы хорошенько себя пнуть, прежде чем открывать рот. Но он не мог вести себя сдержанно. Его душа пела от радости. Он обнимал Синтию, и было совершенно не важно, почему и каким образом это случилось. Он был опьянен счастьем.
Однако его скоропалительное предложение не произвело впечатления на Синтию. Она не выразила негодования, но и не подставила лицо для еще одного поцелуя. Она просто сидела, и было похоже, что она вообще не слышала что он сказал. Потом она вздохнула.
— Нам пора возвращаться.
— Нет, не пора, — твердо заявил Дерек. — Ты не можешь вот так просто проигнорировать предложение выйти замуж.
Признаю, я его сделал не так, как полагается. Но слова были сказаны. На них нужно ответить.
На ее губах появилось бледное подобие улыбки.
— Я не была уверена, правильно ли я их поняла. У меня какой-то туман в голове.
— У меня вообще-то тоже. — Он выпрямился и, взяв ее за плечи, повернул к себе. Выражение ее лица было печальным, в глазах затаилась грусть. Сердце Дерека дрогнуло. С безудержной нежностью он обхватил ладонями ее лицо. — Но с каждой минутой мое сознание все больше проясняется, — прошептал он взволнованно. — Синтия, я люблю тебя.
Она вздрогнула. В глазах промелькнул страх.
— Нет!
— Да! — Он был в этом совершенно уверен. — Я не понимаю почему, но я люблю тебя.
— В таком случае ты должен забыть об этом. Должен перестать любить меня, — тусклым голосом повторила она. — Так же, как и я вынуждена прекратить думать о тебе. — Она посмотрела ему прямо в глаза и попыталась улыбнуться. — Думаю, это будет не так уж трудно. Мы ведь совсем не знаем друг друга. Наши пути никогда не пересекались. Мы можем каждый жить своей жизнью и никогда больше не вспоминать друг о друге.
По ее глазам он понял, что она говорила серьезно. Нахмурив брови, он попытался ее разубедить.
— Все, что ты говоришь, — вздор. Я знаю, у нас не было шанса как следует познакомиться. Но то, что внезапно произошло между нами, — реально. Мы не можем это отмести.
Не можем притвориться, что этого не было.
— В таком случае мы должны это забыть.
— Я пытался это сделать в течение трех лет, — с непривычным для себя пылом воскликнул он. — А ты — разве нет?
Она закрыла глаза, чтобы он не увидел, как ей больно.
— Да, — прошептала она, опять вздохнула и устало потерла лоб. — Во что я превратила свою жизнь…
В конце коридора открылась дверь, осветив их убежище. Леди Баллимер, вглядываясь в темноту, держала над головой лампу. Увидев сидящих в темноте бок о бок Синтию и Дерека, она всполошилась.
— Синтия, тебе плохо?
Дерек вежливо встал.
— Я нашел ее здесь минуту назад. Она стояла, прислонившись к стене. Я решил, что она должна сесть. Но сейчас, по-моему, ей уже лучше.
— Да, — чуть слышно произнесла Синтия. — Благодарю вас, мистер Уиттакер. — Она позволила ему помочь ей подняться.
— Боже милостивый. — Леди Баллимер с подозрением смотрела то на бледное лицо Синтии, то на Дерека. — Боже милостивый, — повторила она и взяла дочь за руку. — Моя бедняжка. — Она потрогала тыльной стороной ладони лоб Синтии, чтобы убедиться, что он не горячий. — Я уже днем заподозрила, что ты не совсем здорова.
— Просто немного болит голова, мама. Мне, наверное, лучше подняться к себе и лечь.
— Конечно, любовь моя. Так и сделай. — Леди Баллимер оттащила дочь от Дерека, а потом взглянула на него через плечо. Ему показалось, что температура в коридоре упала не менее чем на десять градусов. — Я бы попросила вас, мистер Уиттакер, извиниться за нас перед остальными.
Дерек склонил голову:
— Разумеется. Надеюсь, что утром леди Синтии будет лучше.
— Я уверена, что завтра я буду чувствовать себя как обычно, — без всякого выражения сказала Синтия.
Дерек понял намек. Чувствовать себя лучше и как обычно не обязательно означало одно и то же. В смятении он смотрел, как дамы направились к лестнице. В одной руке леди Баллимер высоко держала лампу, а другой крепко обнимала за талию Синтию, направляя ее шаги.
Как странно. Он признался в любви, и ему было сказано, что его любовь не осталась без ответа. Это должно было бы вселять радость и надежду. Однако он ощущал смутное беспокойство. Ему не понравилось, с какой покорностью Синтия позволила матери увести себя. В этом было что-то слишком пассивное и безличное. Что-то, не предвещавшее ничего хорошего. Он был в этом уверен.
Он смотрел, как Синтия поднимается по лестнице, как шаг за шагом все больше отдаляется от него. С нею исчез и свет, и Дерек оказался один в коридоре, показавшемся ему еще более темным и холодным.
Глава 7
— Выпей свой шоколад, любовь моя.
Леди Баллимер, шурша халатом, опустилась в кресло на длинных тонких ножках, стоявшее у окна в спальне Синтии. Утреннее солнце проникало из-за ее спины в комнату, освещая нестерпимо ярким светом кровать Синтии.
Синтия прикрыла глаза рукой:
— Какое сегодня ослепительное солнце! Мама, не могла бы я попросить тебя…
Леди Баллимер немного помедлила, постучав длинным ухоженным ногтем по подлокотнику.
— Ладно, — наконец сказала она, встала и с видимым неудовольствием задернула занавески. — Хотя мне кажется, что солнце тебе не повредит.
Синтия почувствовала, что одержала пусть маленькую, но победу. Она определенно оказалась бы в проигрыше, если бы ей пришлось, ослепленной ярким светом, смотреть в лицо матери, остававшееся в тени. Она откинулась на высоко взбитые подушки и стала послушно пить маленькими глотками шоколад из крошечной чашки.
— Спасибо, мама.
Леди Баллимер вернулась в кресло. Теперь, когда в глаза Синтии больше не бил яркий свет, она увидела, что ее мать была явно взвинчена, что с ней случалось крайне редко.
Когда она заговорила, ее голос был напряженным.
— Надеюсь, ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы встать?
— Да, мама.
— Рада это слышать. — Ее ноготь снова ритмично застучал по подлокотнику. — Вчера ты меня огорчила.
— Мне очень жаль, мама. Но ничего страшного не произошло. Мне просто было немного не по себе.
— Вчера меня обеспокоила не только твоя головная боль.
Если ты действительно чувствуешь себя лучше, я считаю своим долгом с тобой поговорить, хотя и не решаюсь выразить свои опасения словами, Синтия. Надеюсь, что я ошибаюсь, Очень на это надеюсь.
Синтия почувствовала, как ее сердце учащенно забилось, Начинается. Она промолчала и упорно не сводила глаз с чашки с шоколадом, следя за тем, чтобы с ее лица не исчезло выражение покорности.
— Мне показалось, что мистер Уиттакер за то короткое время, что он здесь…Я просто не знаю, как лучше выразиться… Он не то чтобы позволил себе какие-либо вольности. Я по крайней мере на это надеюсь.
Леди Баллимер умолкла, но вопросительно подняла бровь.
Она практически ждала от Синтии, что та либо подтвердит, либо опровергнет подозрения матери. Поскольку Синтия не ответила, леди Баллимер помрачнела.
— Что ж. Как бы то ни было, мне кажется странным, что за какие-то несколько часов своего пребывания в Оулдсм-Парке ему удалось, во-первых, посадить тебя в седло впереди себя, а во-вторых, уединиться с тобой в темном коридоре. Очень странно, ты не находишь? — Так как Синтия все еще не проронила ни слова, тон леди Баллимер стал резким. — Я надеюсь, Синтия, что ты развеешь мои сомнения и убедишь меня в том, что эти два случая были простым совпадением.
— Они и были совпадением, мама.
— И они были совершенно безобидными?
— Да, мама.
— Он не позволил себе ничего неприличного?
Он и вправду ничего себе не позволил. Это она позволила, притом очень даже охотно.
— Ничего, мама.
Леди Баллимер была явно не удовлетворена ответом дочери.
— Разумеется, я должна поверить тебе на слово. — Леди Баллимер раздраженно поджала губы.
— Спасибо, мама.
Робость Синтии не произвела наледи Баллимер желаемого впечатления. Напротив, она казалась обеспокоенной еще больше.
— Синтия, мне бы хотелось, чтобы ты была со мной откровенна. — Леди Баллимер сжала перед собой ладони, как будто умоляя дочь. — Мы с тобой уже говорили на эту тему.
Мне казалось, что ты поняла, что мы не можем себе позволить вывозить тебя в свет в Лондоне сезон за сезоном без всякого результата. Совершенно необходимо, чтобы ты вышла замуж в этом году.
— Я это знаю, мама.
— Превосходно. Следовательно, ты знаешь, что мы должны заботиться о твоей репутации. Тебе необходимо избегать ситуаций, которые могли бы бросить тень на твое поведение.
Даже малейший слух может оказаться для нас роковым.
Синтия чуть было не поперхнулась шоколадом. Она осторожно поставила чашку на блюдечко и еле удержалась, чтобы не рассмеяться.
— Мама, тебе не кажется, что об этом уже поздно беспокоиться? Про меня уже столько лет ходят самые нелепые слухи. По-моему, с тех самых пор, как меня впервые вывезли в свет.
— Те слухи, о которых ты говоришь, рождаются от обыкновенной зависти, моя дорогая. — Леди Баллимер презрительно фыркнула. — На них не стоит обращать внимания.
Такая красавица, как ты, всегда оказывается в центре внимания. Я опасаюсь не этих слухов. В глазах мужчин они даже добавляют тебе интереса.
— Тем не менее эти слухи невыносимы, — тихо, но твердо отреагировала Синтия. — И, ты уж меня прости, мама, я не согласна с тем, что они были пустой болтовней. И тем более что их источником была зависть или ревность.
— Что ты имеешь в виду, детка?
— Сначала я это не поняла. Все эти перешептывания за моей спиной и то, как на меня смотрели. Я не знала, что я такого сделала, чтобы навлечь на свою голову всеобщее осуждение. Но теперь, когда я уже столько лет выезжаю в свет, я поняла, какими неуместными и неразумными были некоторые из наших действий, мама.
Леди Баллимер беспокойно заерзала в кресле.
— Ерунда. Не пытайся переменить тему, Синтия. Мы говорим о мистере Уиттакере. Я предупреждаю тебя — держись от него подальше.
Блюдце начало дрожать в руке Синтии. Она поставила его на столик возле кровати, прежде чем мать заметила ее волнение. У нее вдруг появилось желание — в порядке исключения — высказать матери все, что она думала. Но посмеет ли она? Мать попросила ее быть с ней более откровенной. Прекрасно. Она попытается хотя бы слегка приподнять завесу и посмотреть, понравится ли это леди Баллимер.
— Я вовсе не пытаюсь переменить тему. — Не надо вести себя вызывающе, предупредила она себя. Возражать матери — все равно что гладить против шерсти. — Мы говорили об опасности слухов. Ты предупредила меня, что я должна избегать, как ты выразилась, даже намека на неприличие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
«Ах, Синтия! — Его вдруг охватила пронзительная нежность. — Тебе не удастся от меня спрятаться».
* * *
Ей нельзя плакать. Но почему ей кажется, что она вот-вот расплачется? Он ее напугал. Она испытала шок, оттого что он так близко, а она к этому оказалась не готова. Он просто застал ее врасплох, вот и все.
Нет, вовсе не потому. Неужели она забыла? Что-то было в этом человеке: он сумел пробиться сквозь защитную стену, которой она себя окружила. Как она могла забыть об этом?
Она беспомощно смотрела на него и чувствовала, как у нее подгибаются колени. Ее воля, вся ее решимость быть сильной вмиг покинули ее. Она может скрыть свою внутреннюю сущность от всех, от всего мира, но только не от этого человека. От него она не может скрыть ничего.
Ощущение незащищенности все росло. Неужели возможно одновременно чувствовать и отчаяние, и восторг? Вероятно, возможно. А она так старалась вычеркнуть его из своего сердца! До сегодняшнего дня она практически поверила, что ей это удалось. А сейчас Синтии казалось невероятным, как она могла убедить себя в этой лжи? И она продолжала бы в нее верить, если бы они больше с ним не встретились.
Жалела ли она или была рада тому, что ей открылась правда? Она прикоснулась к чему-то такому, что люди всю жизнь стремятся найти. Еще никогда ничто так ее не радовало. Но и не огорчало так сильно. Радость и печаль, восторг и страдание — все эти чувства пронзили ее сначала холодом, потом жаром и привели в полное смятение.
Она все время убеждала себя, что ее чувство к Дереку было мнимым. В конце концов она поверила: человек, в которого она влюбилась, не существует, он пригрезился ей в мечтах, как это бывает с молодыми девушками, а мужчина, оставшийся в ее памяти, был плодом ее воображения. Но вот теперь он здесь, настоящий и неотвратимый, как сама реальность. Она больше не может обманывать себя и считать их встречу три года назад просто выдумкой. Он именно тот, кого она помнила, во плоти, и все то, что она испытывала при первой с ним встрече, было таким же потрясающим и сейчас.
Он стоял так близко, что у нее закружилась голова. В тусклом свете белела манишка его фрака. И пахло от него восхитительно. Все в нем вызывало у нее восторг — от классических черт его красивого лица до выражения глаз, таких темных и неотразимых, притягивающих. Она глядела в них, и ее сердце взмывало куда-то вверх и рассыпалось. Она в них увидела сострадание и нежность.
Сердитый незнакомец, разделивший с ней место в седле, исчез. Перед ней стоял Дерек. Ее Дерек — человек, о котором она мечтала и которого изо всех сил безуспешно старалась забыть. Дерек — ее тайная любовь.
* * *
Ему казалось, что се бледное лицо и матовая кожа светятся в полутьме. Она была эфирным созданием, хрупкой, словно паутина, нематериальной, будто иллюзия. Что, если он до нес дотронется, а она исчезнет?
Не важно. Он все равно до нее дотронется, даже если от этого прикосновения они оба рассыплются на мелкие осколки. Будь она ангелом или призраком, тенью или существом из плоти и крови, он псе равно до нее дотронется.
Он протянул руку. Желание прикоснуться к ней было больше, чем его гордость. А она, будто в трансе, качнулась ему навстречу. Они сошлись, словно металл и магнит, непроизвольно охваченные единым порывом, и оказались в объятиях друг друга.
В их поцелуе не было нежности. Никакой нерешительности. Дерек вдруг увидел, как черты лица Синтии, когда она, как во сне, подняла голову, постепенно становятся расплывчатыми, услышал свой собственный судорожный вздох, а потом впился губами в ее рот. Как только их губы соприкоснулись, обоих охватило безумие. Все те желания, которые мучили их столько лет, те чувства, которые они так долго подавляли, смели все барьеры и взорвались, словно бомба.
Он погрузился в этот поцелуй, будто изголодавшийся, а она ответила на него с еще большей страстностью. Она прижалась к нему, обуреваемая желанием, и это подхлестнуло его еще больше. Он был потрясен: ведь это Синтия, его Синтия, в его объятиях. Он и надеяться на это не смел, даже в самых смелых мечтах он боялся себе представить, что такое может случиться. Но сейчас он с готовностью погрузился в море, нет, в океан чувств и утонул в нем.
Недолго это не могло продолжаться. Хотя он и потерял всякое чувство времени и места. Она наконец оторвалась от него, тяжело дыша, и спрятала лицо у него на груди. Она прижалась щекой к тонкому сукну точно так же, как совсем недавно прижималась к прохладным обоям, словно надеялась, как это бывает с маленькими детьми, что, спрятав лицо, она скроется от всего мира.
Ее била дрожь. Дерек тоже тяжело дышал. Несколько минут ни он, ни она не могли говорить или пошевельнуться. Все же Синтии с огромным трудом удалось высвободиться из его объятий и отвернуться. Она поднесла к губам трясущуюся руку, словно хотела убедиться, что после этого губительного поцелуя все черты се лица остались на месте.
— Синтия, — прохрипел Дерек. Это было все, что он мог произнести.
Она подняла руку, умоляя его замолчать, не приближаться к ней.
Он молча ждал, наблюдая за ней. Он понимал, что она пытается так трогательно восстановить треснувшее самообладание. Она все еще дышала неровно, но скоро она возьмет себя в руки. И как только она обретет равновесие и обычную манеру держаться, она, несомненно, постарается преуменьшить значение того, что только что произошло. Но он не может этого позволить.
Не обращая внимания на ее упреждающий жест, он сделал шаг ей навстречу и обнял ее за талию. Словно в агонии, она откинула голову и судорожно втянула глоток воздуха.
— По-моему, достаточно, — тихо, но тоном, не терпящим возражений, сказал он. — Ты слишком долго мучила себя, — И добавил:
— Да и меня тоже.
Из груди Синтии вырвался странный стон, и она покачала головой:
— Ты не понимаешь…
Что ж, это было правдой. Он не понимал.
— Давай сядем.
Она не сопротивлялась. Он подвел ее к стоявшей у стены банкетке, и они сели. Она прислонилась к нему, будто признавая свое поражение.
— О, как это ужасно! — Казалось, она говорит сама с собой. Ее голос был почти не слышен. — Что мне делать?
— Думаю, тебе надо выйти за меня замуж.
Ему следовало бы хорошенько себя пнуть, прежде чем открывать рот. Но он не мог вести себя сдержанно. Его душа пела от радости. Он обнимал Синтию, и было совершенно не важно, почему и каким образом это случилось. Он был опьянен счастьем.
Однако его скоропалительное предложение не произвело впечатления на Синтию. Она не выразила негодования, но и не подставила лицо для еще одного поцелуя. Она просто сидела, и было похоже, что она вообще не слышала что он сказал. Потом она вздохнула.
— Нам пора возвращаться.
— Нет, не пора, — твердо заявил Дерек. — Ты не можешь вот так просто проигнорировать предложение выйти замуж.
Признаю, я его сделал не так, как полагается. Но слова были сказаны. На них нужно ответить.
На ее губах появилось бледное подобие улыбки.
— Я не была уверена, правильно ли я их поняла. У меня какой-то туман в голове.
— У меня вообще-то тоже. — Он выпрямился и, взяв ее за плечи, повернул к себе. Выражение ее лица было печальным, в глазах затаилась грусть. Сердце Дерека дрогнуло. С безудержной нежностью он обхватил ладонями ее лицо. — Но с каждой минутой мое сознание все больше проясняется, — прошептал он взволнованно. — Синтия, я люблю тебя.
Она вздрогнула. В глазах промелькнул страх.
— Нет!
— Да! — Он был в этом совершенно уверен. — Я не понимаю почему, но я люблю тебя.
— В таком случае ты должен забыть об этом. Должен перестать любить меня, — тусклым голосом повторила она. — Так же, как и я вынуждена прекратить думать о тебе. — Она посмотрела ему прямо в глаза и попыталась улыбнуться. — Думаю, это будет не так уж трудно. Мы ведь совсем не знаем друг друга. Наши пути никогда не пересекались. Мы можем каждый жить своей жизнью и никогда больше не вспоминать друг о друге.
По ее глазам он понял, что она говорила серьезно. Нахмурив брови, он попытался ее разубедить.
— Все, что ты говоришь, — вздор. Я знаю, у нас не было шанса как следует познакомиться. Но то, что внезапно произошло между нами, — реально. Мы не можем это отмести.
Не можем притвориться, что этого не было.
— В таком случае мы должны это забыть.
— Я пытался это сделать в течение трех лет, — с непривычным для себя пылом воскликнул он. — А ты — разве нет?
Она закрыла глаза, чтобы он не увидел, как ей больно.
— Да, — прошептала она, опять вздохнула и устало потерла лоб. — Во что я превратила свою жизнь…
В конце коридора открылась дверь, осветив их убежище. Леди Баллимер, вглядываясь в темноту, держала над головой лампу. Увидев сидящих в темноте бок о бок Синтию и Дерека, она всполошилась.
— Синтия, тебе плохо?
Дерек вежливо встал.
— Я нашел ее здесь минуту назад. Она стояла, прислонившись к стене. Я решил, что она должна сесть. Но сейчас, по-моему, ей уже лучше.
— Да, — чуть слышно произнесла Синтия. — Благодарю вас, мистер Уиттакер. — Она позволила ему помочь ей подняться.
— Боже милостивый. — Леди Баллимер с подозрением смотрела то на бледное лицо Синтии, то на Дерека. — Боже милостивый, — повторила она и взяла дочь за руку. — Моя бедняжка. — Она потрогала тыльной стороной ладони лоб Синтии, чтобы убедиться, что он не горячий. — Я уже днем заподозрила, что ты не совсем здорова.
— Просто немного болит голова, мама. Мне, наверное, лучше подняться к себе и лечь.
— Конечно, любовь моя. Так и сделай. — Леди Баллимер оттащила дочь от Дерека, а потом взглянула на него через плечо. Ему показалось, что температура в коридоре упала не менее чем на десять градусов. — Я бы попросила вас, мистер Уиттакер, извиниться за нас перед остальными.
Дерек склонил голову:
— Разумеется. Надеюсь, что утром леди Синтии будет лучше.
— Я уверена, что завтра я буду чувствовать себя как обычно, — без всякого выражения сказала Синтия.
Дерек понял намек. Чувствовать себя лучше и как обычно не обязательно означало одно и то же. В смятении он смотрел, как дамы направились к лестнице. В одной руке леди Баллимер высоко держала лампу, а другой крепко обнимала за талию Синтию, направляя ее шаги.
Как странно. Он признался в любви, и ему было сказано, что его любовь не осталась без ответа. Это должно было бы вселять радость и надежду. Однако он ощущал смутное беспокойство. Ему не понравилось, с какой покорностью Синтия позволила матери увести себя. В этом было что-то слишком пассивное и безличное. Что-то, не предвещавшее ничего хорошего. Он был в этом уверен.
Он смотрел, как Синтия поднимается по лестнице, как шаг за шагом все больше отдаляется от него. С нею исчез и свет, и Дерек оказался один в коридоре, показавшемся ему еще более темным и холодным.
Глава 7
— Выпей свой шоколад, любовь моя.
Леди Баллимер, шурша халатом, опустилась в кресло на длинных тонких ножках, стоявшее у окна в спальне Синтии. Утреннее солнце проникало из-за ее спины в комнату, освещая нестерпимо ярким светом кровать Синтии.
Синтия прикрыла глаза рукой:
— Какое сегодня ослепительное солнце! Мама, не могла бы я попросить тебя…
Леди Баллимер немного помедлила, постучав длинным ухоженным ногтем по подлокотнику.
— Ладно, — наконец сказала она, встала и с видимым неудовольствием задернула занавески. — Хотя мне кажется, что солнце тебе не повредит.
Синтия почувствовала, что одержала пусть маленькую, но победу. Она определенно оказалась бы в проигрыше, если бы ей пришлось, ослепленной ярким светом, смотреть в лицо матери, остававшееся в тени. Она откинулась на высоко взбитые подушки и стала послушно пить маленькими глотками шоколад из крошечной чашки.
— Спасибо, мама.
Леди Баллимер вернулась в кресло. Теперь, когда в глаза Синтии больше не бил яркий свет, она увидела, что ее мать была явно взвинчена, что с ней случалось крайне редко.
Когда она заговорила, ее голос был напряженным.
— Надеюсь, ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы встать?
— Да, мама.
— Рада это слышать. — Ее ноготь снова ритмично застучал по подлокотнику. — Вчера ты меня огорчила.
— Мне очень жаль, мама. Но ничего страшного не произошло. Мне просто было немного не по себе.
— Вчера меня обеспокоила не только твоя головная боль.
Если ты действительно чувствуешь себя лучше, я считаю своим долгом с тобой поговорить, хотя и не решаюсь выразить свои опасения словами, Синтия. Надеюсь, что я ошибаюсь, Очень на это надеюсь.
Синтия почувствовала, как ее сердце учащенно забилось, Начинается. Она промолчала и упорно не сводила глаз с чашки с шоколадом, следя за тем, чтобы с ее лица не исчезло выражение покорности.
— Мне показалось, что мистер Уиттакер за то короткое время, что он здесь…Я просто не знаю, как лучше выразиться… Он не то чтобы позволил себе какие-либо вольности. Я по крайней мере на это надеюсь.
Леди Баллимер умолкла, но вопросительно подняла бровь.
Она практически ждала от Синтии, что та либо подтвердит, либо опровергнет подозрения матери. Поскольку Синтия не ответила, леди Баллимер помрачнела.
— Что ж. Как бы то ни было, мне кажется странным, что за какие-то несколько часов своего пребывания в Оулдсм-Парке ему удалось, во-первых, посадить тебя в седло впереди себя, а во-вторых, уединиться с тобой в темном коридоре. Очень странно, ты не находишь? — Так как Синтия все еще не проронила ни слова, тон леди Баллимер стал резким. — Я надеюсь, Синтия, что ты развеешь мои сомнения и убедишь меня в том, что эти два случая были простым совпадением.
— Они и были совпадением, мама.
— И они были совершенно безобидными?
— Да, мама.
— Он не позволил себе ничего неприличного?
Он и вправду ничего себе не позволил. Это она позволила, притом очень даже охотно.
— Ничего, мама.
Леди Баллимер была явно не удовлетворена ответом дочери.
— Разумеется, я должна поверить тебе на слово. — Леди Баллимер раздраженно поджала губы.
— Спасибо, мама.
Робость Синтии не произвела наледи Баллимер желаемого впечатления. Напротив, она казалась обеспокоенной еще больше.
— Синтия, мне бы хотелось, чтобы ты была со мной откровенна. — Леди Баллимер сжала перед собой ладони, как будто умоляя дочь. — Мы с тобой уже говорили на эту тему.
Мне казалось, что ты поняла, что мы не можем себе позволить вывозить тебя в свет в Лондоне сезон за сезоном без всякого результата. Совершенно необходимо, чтобы ты вышла замуж в этом году.
— Я это знаю, мама.
— Превосходно. Следовательно, ты знаешь, что мы должны заботиться о твоей репутации. Тебе необходимо избегать ситуаций, которые могли бы бросить тень на твое поведение.
Даже малейший слух может оказаться для нас роковым.
Синтия чуть было не поперхнулась шоколадом. Она осторожно поставила чашку на блюдечко и еле удержалась, чтобы не рассмеяться.
— Мама, тебе не кажется, что об этом уже поздно беспокоиться? Про меня уже столько лет ходят самые нелепые слухи. По-моему, с тех самых пор, как меня впервые вывезли в свет.
— Те слухи, о которых ты говоришь, рождаются от обыкновенной зависти, моя дорогая. — Леди Баллимер презрительно фыркнула. — На них не стоит обращать внимания.
Такая красавица, как ты, всегда оказывается в центре внимания. Я опасаюсь не этих слухов. В глазах мужчин они даже добавляют тебе интереса.
— Тем не менее эти слухи невыносимы, — тихо, но твердо отреагировала Синтия. — И, ты уж меня прости, мама, я не согласна с тем, что они были пустой болтовней. И тем более что их источником была зависть или ревность.
— Что ты имеешь в виду, детка?
— Сначала я это не поняла. Все эти перешептывания за моей спиной и то, как на меня смотрели. Я не знала, что я такого сделала, чтобы навлечь на свою голову всеобщее осуждение. Но теперь, когда я уже столько лет выезжаю в свет, я поняла, какими неуместными и неразумными были некоторые из наших действий, мама.
Леди Баллимер беспокойно заерзала в кресле.
— Ерунда. Не пытайся переменить тему, Синтия. Мы говорим о мистере Уиттакере. Я предупреждаю тебя — держись от него подальше.
Блюдце начало дрожать в руке Синтии. Она поставила его на столик возле кровати, прежде чем мать заметила ее волнение. У нее вдруг появилось желание — в порядке исключения — высказать матери все, что она думала. Но посмеет ли она? Мать попросила ее быть с ней более откровенной. Прекрасно. Она попытается хотя бы слегка приподнять завесу и посмотреть, понравится ли это леди Баллимер.
— Я вовсе не пытаюсь переменить тему. — Не надо вести себя вызывающе, предупредила она себя. Возражать матери — все равно что гладить против шерсти. — Мы говорили об опасности слухов. Ты предупредила меня, что я должна избегать, как ты выразилась, даже намека на неприличие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30