А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В этом ограниченном мире установилась нежданная интимность, как непрошенный гость, чье присутствие вынуждает хозяина и хозяйку быть вежливыми. Молчание усугублялось от страха, ужаса и волнения. Каждому из них хотелось уйти и отделаться от напряжения, которое установилось между ними, хотя обоим казалось, что окончательный разрыв слишком внезапен. Машина почти ползла, когда Клей сделал последний поворот и поехал по улице, где она жила.
— Кото… — Его голос надломился, и он закашлялся. — Который дом?
— Третий справа.
Машина повернула и остановилась у обочины; Клей медленно включил нейтральную скорость, потом выключил какие-то кнопки, оставив только зажженными фары. Она могла уже выходить, но почему-то не сдвинулась с места.
Клей ссутулился над рулем: это движение стало знакомым Кэтрин. Он посмотрел на погруженный в темноту дом, а потом на нее.
— С тобой будет все в порядке? — спросил он.
— Да. А с тобой?
— Господи, не знаю. — Он откинулся назад и закрыл глаза. Кэтрин наблюдала, как двигался его кадык.
— Ну… — Она открыла дверцу машины:
— Ты даже не расскажешь мне о своих планах?
— Нет. Только потому, что они только мои.
— А как твой отец?
— Скоро меня не будет. Я тебе скажу об этом. Я — его козырная карта. И без меня ему будет нечем тебе угрожать.
— Я не думал о себе, когда об этом спрашивал. Я думал о тебе, как ты сейчас войдешь в дом.
— Пожалуйста, не говори об этом.
— Но он…
— И не задавай никаких вопросов, о'кей?
— Сегодня вечером он заставил тебя придти в мой дом, ведь так? — Его голос звучал напряженно.
— Я сказала, не нужно больше вопросов, мистер Форрестер, — сказала она смущенным, вежливым тоном.
— Я чувствую себя ужасно, что отпускаю тебя вот так.
— Ну, не ты один это чувствуешь.
Тусклый свет от приборов бросал тень на их лица, тем не менее, чувствовалась напряженность. Она резко отвернулась от него, потому что не хотела видеть угрызений совести на его лице. Она опустила ногу на тротуар. Клей вытянул руку, чтобы ее остановить. Наступила тишина, когда она почувствовала жар его руки через свое пальто. Медленно, постепенно и неумолимо она высвободила свою руку, отвернулась и наклонилась к двери. Она повернула шею, и при тусклом свете появились три пурпурных следа от пальцев. Клей погладил это место, Кэтрин съежилась и опустила голову.
— Не надо! — прошептала Кэтрин, резко обернулась и посмотрела на него. Ее глаза были огромными, неистовыми и дерзкими.
Клей тихо спросил:
— Это он сделал, да?
Отрицать было бесполезно, а признаться — глупо. Единственное, что она могла сделать, это уйти от ответа.
— Только не надо говорить ничего сентиментального или сочувствующего, — предупредила она. — Сейчас я этого не приму.
— Кэтрин… — Он не знал, что говорить, но больше не мог задерживать ее. Ему не хотелось вмешиваться в ее жизнь, но все же он вмешался. Они оба это знали. Как может она сейчас уйти? Как она будет вынашивать его ребенка, перед которым открывается туманное будущее, если они оба понимают, насколько сильно он вмешался в ее жизнь? — И все же можно мне дать тебе денег? — почти шепотом спросил Клей.
— Нет… спасибо. Я от тебя ничего не хочу, веришь ты этому или нет.
Но теперь он ей верил.
— Ты свяжешься со мной, если передумаешь?
— Нет. — Она подняла локоть, освобождая руку от его пальцев так, что он уже не мог ее держать.
— Удачи, — сказал он, глядя в ее глаза.
— Да, и тебе тоже.
Клей подался вперед, чтобы придержать дверцу, и слегка задел тыльной стороной ладони ее живот. По всему телу Кэтрин пробежали мурашки.
Она быстро вышла из машины.
— Эй, подожди минутку… — Он смотрел на нее с любопытно-грустным выражением в глазах. — А как твоя фамилия, Кэтрин?
От его вопроса ей безумно захотелось плакать, точно так же, как это произошло в вестибюле, когда он ее не узнал.
— Андерсон. Моя фамилия — Андерсон. Такая обычная, что легко забыть.
Потом она повернулась и вбежала в дом.
Когда она ушла, Клей Форрестер опять обнял руль своей дорогой спортивной машины, опустив на него голову с прекрасной прической. Он знал, что, покуда будет жить, никогда не забудет, как ее зовут.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Единственный свет, который горел на первом этаже, исходил от лампы на столе. Подходя к столу, Клей увидел свое отражение в зеркале. На него смотрело обеспокоенное сердитое лицо. Кэтрин Андерсон, — думал он, — Кэтрин Андерсон… Недовольный тем, что он видел, Клей быстро выключил свет.
Наверху дверь в спальню родителей была приоткрыта, источая пирамиду яркого света в холл. Подбоченясь, он стоял, уставившись в пол, и думал, что сказать.
— Клей? Мы слышали, как ты вошел в дом. Входи. — Его отец направился к двери. Находясь в тени, Клей наблюдал за ним. Тяжелый велюровый жакет, выкроенный по форме кимоно, был надет поверх брюк. Вокруг здорового лица мягкими серебряными волнами ложились волосы. Клею захотелось схватить отца за шею и спрятать свое лицо в его серебряных волосах, почувствовать щекой его жесткую щеку, как это было в детстве, когда он прибегал к отцу пожелать доброго утра.
— Я думал, вы спите.
— Мы бы в любом случае не спали. Входи.
Его шаги утопали в толстом ковре цвета слоновой кости. Клей последовал за отцом в спальню. Его мать в ночной рубашке от Ива Стиллмана сидела, подобрав ноги, в углу голубого кресла из шелка.
Как будто двадцать лет назад. Занимаясь своими делами, они редко имели возможность встречаться вместе, разве что когда были одеты в уличную одежду. Сейчас не было безупречных костюмов, высоких каблуков и драгоценностей на женщине, которая забилась в угол кресла, как бы защищаясь. Клей снова испытал странное чувство. Ему хотелось спрятать голову в подол маминой рубашки и стать опять маленьким мальчиком.
Но ее лицо остановило его.
— Мы пили белое вино, чтобы успокоить расшатанные нервы, — сказал отец и подошел к столу, чтобы наполнить свой бокал из хрустального графина. Клей сел в кресло.
— Тебе налить вина?
— Нет. — Вино, хитрое вино, — подумал сардонически Клей.
— Клей, мы ничего не предполагаем. Пока ничего, — начал отец. — Мы все еще ждем твоего ответа.
Клей посмотрел матери в лицо, которое выражало надежду, ее поза ангела-хранителя говорила о том, что она не желает принимать того, что может оказаться правдой. Его отец стоял, держа в руке бокал вина, и смотрел на него, ожидая ответа.
— Похоже, что Кэтрин права, — признался Клей, не в силах оторвать взгляда, от выражения лица матери, которое сразу изменилось. Ее изумленный взгляд искал мужа, но Клейборн изучал выражение лица своего сына.
— Ты уверен, что это твой ребенок? — прямолинейно спросил Клейборн.
Клей сжал руки, наклонился вперед, изучая пол.
— Похоже, так.
Ошеломленная, Анжела выразила то, о чем она и ее муж думали на протяжении нескольких последних часов.
— О Клей, ты даже ее сегодня не узнал! Как же это может быть?
— Я виделся с ней только один раз, поэтому я сначала ее не узнал.
— Оказывается, одного раза вполне достаточно! — язвительно вмешался Клейборн.
— Продолжайте. Я этого заслуживаю.
Вдруг в Клейборне Форрестере, его отце, заговорил Клейборн Форрестер, адвокат. С минуту он молча расхаживал по комнате, а потом остановился прямо перед сыном, размахивая бокалом с вином так же, как он часто размахивал пальцем перед носом человека, чтобы доказать его вину.
— Клей, я хочу, чтобы ты был уверен на сто процентов, что ты ответственен в этом деле, перед тем как мы предпримем следующий шаг, ты понимаешь?
Клей вздохнул, поднялся с кресла и провел пальцами по волосам.
— Отец, я понимаю твое волнение, и… поверь мне… когда я сначала узнал, почему она здесь, я был почти так же удивлен, как и ты. Вот почему я катался с ней на машине. Я думал, что, возможно, она одна из тех золотоискательниц, которая предъявляет на меня права, но, кажется, это не так. За все, что случилось, Кэтрин ничего не хочет ни от меня, ни от тебя.
— Тогда почему она пришла сюда?
— Она утверждает, что все это было идеей ее отца.
— Что! И ты этому веришь?
— Верю или нет, но она не хочет от меня ни одного цента!
Мать сказала с надеждой в голосе:
— Может, она почувствовала угрызения совести за то, что несправедливо тебя обвинила.
— Мама, — вздохнул Клей и посмотрел на мать. Как беспомощно она выглядела без косметики. Его сердце разрывалось при мысли, что он делает ей больно. Он подошел к ее креслу, взял ее руки. — Мама, из меня вышел бы неплохой юрист, если бы я не устроил перекрестный допрос со свидетельницей лучше, чем я это сделал сегодня, — нежно сказал он. — Если бы я мог честно сказать, что ребенок не мой, я бы это сделал. Но я не могу этого сделать. Я уверен, что он — мой.
Ее глаза умоляли.
— Но, Клей, ты ведь ничего не знаешь об этой девушке. Как ты можешь быть уверен? Могли быть… — Ее губы задрожали. — Могли быть и другие.
Он сжал ее руки, посмотрел в глаза, полные отчаяния, и потом заговорил как можно мягче:
— Мама, она была девственницей. Числа это подтверждают.
Анжеле хотелось закричать: «Почему, Клей, почему?», но она знала, что в этом нет смысла. Ему тоже сейчас больно, это было видно по его глазам, поэтому она в ответ лишь сжала его руки. По ее щекам скатились две слезы, не только за себя, но и за него. Она притянула его за руки, и он опустился перед ней на колени.
Клей чувствовал острую жгучую боль за то, что расстроил ее, получив в ответ лишь глубокую любовь.
— О, Клей, — сказала она, когда нашла в себе силы говорить, — если бы тебе было шесть лет, все было бы проще: я бы тебя наказала и отправила в твою комнату.
Он грустно улыбнулся.
— Если бы мне было шесть лет, тебе бы не пришлось этого делать.
На губах у нее задрожала мимолетная, улыбка и исчезла.
— Не смеши меня, Клей. Я глубоко расстроена из-за тебя. Дай мне свой носовой платок. — Он вытащил его из кармана. — Я думала, что учила тебя, — она приложила платок к глазам, подыскивая подходящую фразу, — уважать женщин.
— Ты так и делала, вы оба учили меня этому. — Вдруг Клей поднялся, засунул руки в карманы брюк и отвернулся. — Но ради Бога, мне двадцать пять лет! Вы действительно думаете, что в этом возрасте у меня никогда ничего не было с женщинами?
— Так или иначе — мама так не думает.
— Я был бы ненормальным, если бы был чистым, как первый снег. Разве вы не были женаты, когда отцу было двадцать пять лет?
— Точно, — вставил замечание Клейборн. — Мы были достаточно ответственными, чтобы направлять вещи в нужное русло. Сначала я женился на матери, и неважно, что мне подсказывали мои природные инстинкты, пока мы встречались.
— Полагаю, что начнешь читать мне проповеди, если я скажу, что времена изменились.
— Ты прав, буду. Клей, как ты мог допустить, чтобы подобное случилось при первом же свидании и с девушкой такого типа! Это можно было понять, если бы ты был обручен с девушкой или некоторое время с ней встречался. Если… если бы ты ее любил. Но не нужно стоять здесь и просить, чтобы я смотрел сквозь пальцы на твой беспорядочный секс! Я всегда буду против этого!
— Я на это не рассчитывал.
— Ты должен был думать! — Пожилой мужчина лихорадочно начал расхаживать по комнате.
— В то время никакие мысли не приходили в голову, — сухо сказал Клей и увидел, как заблестели глаза Клейборна.
— Само собой разумеется, что у тебя недостаточно мозгов, чтобы понять, что от этого она может забеременеть!
— Клейборн!
— Ну, черт побери, Анжела, он — взрослый человек с мозгами ребенка, раз допустил, что такое случилось. Я думал, что у двадцатипятилетнего человека должно быть достаточно здравого смысла в этом возрасте!
— Каждый из нас полагал, что другой предохранялся, — устало объяснил Клей.
— Полагал! Полагал! Да, ты отдал себя ее противному, жадному к деньгам отцу, и все благодаря своей глупости! Этот буйно-помешанный ловок! Он обнесет нас, как липу!
Клей не мог этого отрицать, даже Кэтрин говорила, что это правда.
— Вы не отвечаете за мои поступки.
— Ты прав. Но ты думаешь, что такое основание понятно такому человеку, как Герб Андерсон? Он хочет, чтобы ему возместили убытки за соблазн его дочери, и он не успокоится, пока сумма не достигнет цифры, которую он нарисовал в своем уме!
— Он сказал, сколько он хочет? — спросил Клей, боясь услышать ответ.
— Нет: Но я могу сказать, что его ум быстро работает с большими круглыми числами. И, Клей, в голову приходит еще кое-что, над чем нужно подумать. — Взгляд, которым он посмотрел на свою жену, говорил о том, что они уже говорили об этом. — Члены местного предвыборного собрания выдвинули меня на должность главного прокурора округа. Я тебе этого не говорил, потому что считал, что будет лучше подождать, пока ты сдашь экзамен и получишь разрешение на ведение адвокатской практики и станешь работать в фирме. Честно говоря, над этим мы с твоей матерью думаем очень серьезно. Мне не приходится тебе говорить, какой ущерб могут нанести темные делишки репутации потенциального кандидата. Не говоря уже об избирателях.
— Кэтрин сказала, что уже решила, что будет делать, хотя она не раскрыла мне своих планов. Но как только она покинет дом, ее отец и шага не сможет сделать, чтобы возбудить процесс по поводу установления отцовства. Она отказывается помогать ему.
— Довольно обманывать себя, Клей. Ты — уже почти адвокат, а я им являюсь. Мы оба знаем, что процесс по установлению отцовства — это самый твердый орешек. Дело не в том, как окончится процесс, дело в том, какой резонанс он вызовет. Вот почему я волнуюсь. И есть еще один пункт, которого мы еще не касались. — Он посмотрел вниз на свой бокал, а потом в глаза Клею. — Даже если этот человек перестанет предъявлять свои требования, здесь есть моральные обязанности, которые ты не можешь отрицать. Если же ты станешь отрицать, тогда я в тебе еще больше разочаруюсь.
Клей резко поднял голову вверх. — Ты ведь не считаешь, что я на ней должен жениться?
Отец пристально смотрел на него, каждая линия его лица выражала неудовлетворение.
— Не знаю, Клей, не знаю. Единственное, что я знаю, это то, что я пытался на примере и словами учить тебя, что значит быть честным. По-твоему, честно оставлять женщину испорченной и совсем без денег?
— Честно, если она сама этого хочет.
— Клей, женщина сейчас, наверное, лишена здравого смысла. Она зажата между незнакомым мужчиной и безумцем-отцом. Ты разве не думаешь, что она заслуживает от тебя помощи?
— Ты сам за, меня сказал. Ты думаешь, что она захочет выйти замуж за незнакомца?
— Она может сделать и худшее… Несмотря на безрассудство, которое ты недавно проявил, я не думаю, что ты — совсем безнадежный случай.
— Я был бы им, если бы на ней женился. Господи, эта девушка мне даже не нравится!
— Во-первых, не богохульствуй в присутствии матери. Во-вторых, не называй ее девушкой. Она — созревшая женщина, это ясно видно. И как женщина, она должна прислушаться к разуму.
— Не понимаю, к чему ты клонишь. Ты сам видишь, из какой она семьи. Ее отец-помешанный, мать — запуганная женщина, посмотри, как они одеты, где живут. Наверняка тебе не хотелось бы, чтобы я вошел в их семью, тем не менее, ты говоришь так, как будто хочешь, чтобы я попросил ее руки.
— Тебе бы раньше следовало принять во внимание ее прошлое…
— Как бы я это сделал, если я ее тогда даже не знал?
Клейборн Форрестер обладал врожденным чувством удачно выбирать время. Такое чувство было присуще каждому преуспевающему адвокату — он выдерживает паузу в нужный момент, чтобы потом впечатляюще заговорить и тем самым обеспечить успех дела.
— Прежде чем снять с себя вину, в моем понимании создается огромное ощущение ответственности перед ней и ребенком. Ты действовал, не думая о последствиях. Даже сейчас, кажется, ты забыл, что в этой истории замешан ребенок, и этот ребенок — твой.
— И ее!
Отец стиснул челюсти, в глазах появился ледяной холод.
— Когда ты стал таким черствым, Клей?
— Сегодня вечером, когда я вошел домой, и на меня набросились эти канюки.
— Прекратите, вы, оба, — спокойно скомандовала Анжела, поднимаясь с кресла. — Ни один из вас сейчас не понимает, что говорит! Совсем скоро вы оба будете сожалеть о сказанном. Клей, твой отец прав. У тебя-таки есть моральные обязанности перед этой женщиной. Мы не можем сейчас решить, дойдет ли до того, чтобы просить ее выйти за тебя замуж. — Подойдя к мужу, она положила руку ему на грудь. — Дорогой, нам всем нужно над этим подумать. Он сказал, что она отказалась от денег. Давай позволим им двоим решить, что дальше делать, после того как страсти немного улягутся.
— Анжела, я думаю, что нашему сыну нужно…
Она закрыла пальцами его губы.
— Клейборн, сейчас ты ведешь разговор на эмоции, а ты мне без конца повторял, что адвокат не должен делать этого. Давайте не будем сейчас больше ничего обсуждать.
Он заглянул ей в глаза, которые светились от возбуждения. Это были большие, прекрасные овальные глаза цвета теплого ореха, и не нужно было добавлять никакой косметики, которой она пользовалась каждый день, чтобы выделить их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43