Нужно вынуть пулю, или Люкас умрет, а если я ошибусь, все равно умрет по моей вине, только из-за меня.Следующий час вспоминается словно кошмарный сон. Лампы не было, комнату слабо освещал только огонь очага. Пришлось еще немного выпить, на этот раз текила обожгла горло не так сильно и даже немного успокоила. Я попыталась припомнить, что написано в давно прочитанных толстых учебниках по медицине. Но одно дело – теория, другое – практика. Между стонами Люкас объяснил, что делать, и, перед тем как начать, я вылила чуть не полкувшина текилы в глотку Люкаса. Не в силах взяться за нож из страха, что он выскользнет из трясущихся пальцев, я вымыла текилой руки, сжала зубы, борясь с нарастающей тошнотой, и начала искать пулю. Господи, забыть это невозможно! Липкие, скользкие от крови пальцы, сознание, что причиняю ему непереносимую боль, и страшная мысль: неужели пуля ударилась о кость и засела глубже, чем я думала? Что, если… Глаза Люкаса были закрыты, на лбу выступили крупные капли пота, побежали по бледному лицу, по ярко-красной полосе, оставленной кинжалом Рамона.Я так сильно прикусила губу, что почувствовала соленый вкус крови во рту. Хотелось закричать, расплакаться, умолять: «Люкас, я не могу… не могу ее найти!»Но Господь смилостивился – Люкас потерял сознание, дыхания не было слышно. Я даже боялась, что он умер. Нет… не может быть! Не позволю! И тут наконец я нащупала то, что искала – плоский искореженный кусочек металла, и отбросила его; капли крови брызнули мне в лицо. Теперь нужно остановить кровотечение. Подняв кувшин, я, поморщившись, полила рану жгучей жидкостью. Люкас непроизвольно дернулся, веки чуть затрепетали, но в этот момент он, широко размахнувшись, сбил меня на пол.– Ох, черт возьми, Люкас, да успокойся же!Всхлипывая, я накалила нож и навалилась на Люкаса всем телом, вспомнив, как молниеносно он прижег мне порезы. Нужно было последовать его примеру, и я сделала это, подавляя тошноту, вызванную запахом паленого мяса.Одеяло давно развязалось, но мне было не до этого. Вскипятив воду в помятом закопченном кофейнике, я намочила в кипятке лоскуты, оторванные от юбки, и туго перевязала рану и только потом заметила, что вся покрыта синяками, и поняла: сейчас упаду от усталости. Силы внезапно иссякли. Наклонившись над Люкасом, я услышала неровное, прерывистое дыхание. Он трясся в ознобе, беспокойно метался. Последним усилием я натянула одеяло на нас обоих, прижалась к нему, пытаясь согреть теплом своего тела, и заснула… а может, потеряла сознание.Не знаю, когда я пришла в себя. Огонь в очаге погас. Люкас что-то неразборчиво бормотал. Кожа его уже не была влажной и холодной – он весь горел и пытался сбросить одеяло, отодвинуться от меня подальше.– Не позволю тебе умереть, слышишь, Люкас? – гневно закричала я.Конечно, он ничего не сознавал, но звук собственного голоса немного меня успокоил. Я выползла из-под одеяла, разожгла огонь, налила воды в кофейник. Отыскала на полках в углу кофе, сахар, бобы и даже кусок бекона.Дождь по-прежнему барабанил по крыше, но гром гремел уже не над головой, а где-то далеко, хотя рокот водяного потока не стихал.Я не знала, что сейчас: день или ночь, – да и не стремилась узнать. Сварив кофе, я налила себе чашку, разбавила текилой, стала пить, морщась от неприятного вкуса, и успела наполовину осушить чашку, прежде чем силы вновь оставили меня. Я вновь залезла под одеяло, но голова кружилась, а сон все время прерывался. Не знаю, сколько продолжалось это полубессознательное состояние.Когда я окончательно проснулась, голова болела, глаза резало, а в ноги и руки словно налили свинца.В комнате стало чуть светлее. Огонь опять погас, кофейник все еще валялся у очага.И тут, повернув голову, я обнаружила, что смотрю прямо в сонные полузакрытые глаза Люкаса Корда.– Думал, ты мне привиделась! – пробормотал он хрипло, и я почувствовала, как его рука обняла мои плечи. Я лежала на боку, уткнувшись головой в его здоровое плечо, прижавшись так близко! – Теплая… не уходи, Ро!Почти не сознавая, что делаю, я подняла руку, коснулась заросшего щетиной лица, встретила губами его губы – нетерпеливые, голодные, жадные, вздохнула облегченно, словно то, чего я ждала миллион лет, наконец-то должно случиться и давно загаданное желание сбывается. Глава 28 – Не уходи… Ровена!В дрожащем голосе звучал упрек, в руках не было сил, чтобы удержать меня, как несколько минут назад. На этот раз именно мне пришлось увернуться от настойчивых, отчаянных губ. Я сделала это не потому, что хотела, – просто пыталась вернуть хоть какое-то подобие здравого смысла – безумная страсть захватила нас обоих, лишила разума. Мы были словно животные, любовники, охваченные бредом непреодолимого желания. Требуя большего, чем поцелуй, я обняла Люка и почувствовала, как он сжался от боли. У него все еще держалась температура; отодвинувшись, я заметила его глаза – налитые кровью и лихорадочно блестящие. Он не хотел, чтобы я покидала его, и, только встав, я увидела выражение его лица и вспомнила, что совершенно обнажена.– Я… я не уйду далеко. Только разожгу огонь. У тебя лихорадка.Но он только помотал головой:– Нет! К черту огонь! Иди сюда! – И потом, словно через силу: – Пожалуйста, Ровена.Я неожиданно осознала, что болтаю без перерыва и смысла, лишь бы скрыть слабость, лишавшую меня воли.– Нужно хотя бы поесть и надеть что-то, разве не видишь! Мне… так холодно!Зубы мои вдруг застучали, и Люкас вздрогнул.– Там, на колышке за дверью, моя рубашка. Тебе обязательно нужно одеться!– Если я заболею, вряд ли это нам поможет.Голос мой прозвучал чуть сильнее. Намеренно избегая взгляда Люкаса, я натянула рубашку, долго возилась с пуговицами и только потом оглянулась. Но глаза Люкаса уже закрылись.Взяв несколько поленьев из кучи в углу, я принялась раздувать огонь, пока дерево наконец не загорелось.В хижине не оказалось ни капли воды, пришлось выйти на улицу. Дождь падал почти отвесно, с крыши стекали потоки, так что можно было не отходить далеко. Я подставила кофейник под угол крыши, постояла, слушая рев воды в каньоне, и только сейчас поняла: мы полностью отрезаны от остального мира, словно, кроме нас, на земле больше не осталось людей.Не знаю, сколько я простояла так, вдыхая свежий холодный воздух, но тут за спиной послышался спокойный голос:– Лучше закрой дверь побыстрее, или внутри будет так же мокро, как снаружи.Я ступила через порог, хлопнула дверью и, быстро подойдя к очагу, поставила кофейник на угли. Должно быть, на меня было смешно смотреть: широкая, доходящая до колен рубашка с завернутыми рукавами, нечесаные, спутанные волосы, исцарапанное, в синяках лицо. Но мне почему-то было все равно. По-прежнему стараясь не встречаться с Люкасом глазами, я насыпала кофе в кофейник и, отыскав сковороду, схватила кусок бекона и нож…– Ровена! Ради Бога, неужели завтрак не может подождать?Я старалась не обращать внимания на умоляющий голос.– Нечего вести себя как испорченный мальчишка! Я голодна, и ты, должно быть, тоже.– Лучше смотри в оба глаза, а то опять порежешься!Я испуганно подняла голову. Он ухитрился сесть; на повязке расплывалось красное пятно.– Ляг немедленно.– Будь я чуть сильнее, заставил бы тебя лечь рядом! Черт возьми, Ровена, почему ты боишься меня? Похожа на испуганную лошадку! И что заставило тебя сделать такую глупость – прийти сюда в ураган, хуже которого я не видел?!Ничего не ответив, я поставила сковороду на огонь, подошла к нему и толкнула на одеяло. Пальцы Люкаса запутались в моих волосах, притягивая меня ближе. Я оцепенела, но он только нежно прикоснулся губами к моим, так, что меня вновь затрясло от слабости.– Не нужно, Люкас.– Почему? Сама понимаешь, у меня нет сил принудить тебя. Только хотел поблагодарить за все, что для меня сделала.То, что произошло потом, было неизбежно. Наверное, я всегда знала это. Мы могли любить или ненавидеть, лишь одного нет, никогда не было и не будет между нами – равнодушия.Встав на колени, я целовала его, пока запах сгоревшего бекона не вернул нас к реальности.– Зачем тебе эта еда?!– Сразу почувствуешь себя лучше, вот увидишь.Я чувствовала себя странно счастливой: губы Люкаса невольно дернулись в улыбке. На этот раз он, не протестуя, отпустил меня, словно какая-то невидимая стена, делавшая нас врагами, разрушилась, больше не было места нетерпению и взаимным обидам. Мы были готовы ждать, зная, что должно случиться в конце, и по какому-то взаимному безмолвному соглашению решили не говорить о прошлом.Бекон подгорел, кофе оказался перестоявшим, но Люкас объявил, что в жизни не ел ничего вкуснее. Он показал, где хранится еще один кувшин с текилой, а я, щедро сдобрив текилой кофе, пила чашку за чашкой, весело смеясь от непонятной радости, на которую никогда не считала себя способной.– Я чувствую… что рождена для уборки и готовки! Что хочешь на ужин?– Ну почему ты вечно думаешь только о еде?!Я шутливо нахмурилась:– Но мне нужно, чтобы к тебе вновь вернулись силы! Слушай, я нашла бобы. Приготовить бобы с беконом?– Лучше замочи их сначала, – посоветовал Люкас, и я чувствовала, как его взгляд неотступно следует за мной, а сердце билось все быстрее. Я была счастлива. Даже когда, следуя указаниям Люкаса, приготовила крепкий раствор соли и протерла его раны, ощущение счастья все равно не покидало меня, хотя каждый раз, как он морщился от боли, я тоже кривилась.Тогда между нами не было призраков – ни Тодда, ни Рамона, ни даже Илэны. Мы были одни, тишину разрывали только раскаты грома да капли дождя. И хотя мы желали друг друга, все равно ждали – теперь не осталось места нетерпению и жадности. Время, казалось, остановилось.Я подмела пол, вычистила сковороду и решилась вновь выйти на улицу, чтобы покормить лошадь. Лохмотья моего платья успели высохнуть, я сумела вытереться досуха.Обнаженная, я пришла к нему, и, такой же обнаженный, он принял меня. Мы любили друг друга медленно, неспешно… нежно… словно во сне. Только с Люкасом я ничего не скрывала, не замыкалась и не чувствовала, что подвергаюсь унизительному насилию, отдаваясь до конца, целиком. Я хотела его, он хотел меня, и впервые в жизни я поняла, что это значит: потерять разум, раствориться в желании и насытить этот неутолимый голод.Уставшие, счастливые, мы заснули обнявшись. И проснулись только для того, чтобы вновь любить… и снова спали и снова…Мы и вправду потеряли представление о времени: знали, что настал день, когда в хижину пробивался серый свет, и пришла ночь, когда было темно. Я варила бобы, и они были восхитительны на вкус, мы запивали их кофе и текилой и вновь бросались друг к другу, сплетаясь в объятиях.Казалось, дождь не прекратится никогда – временами нежный и ласковый, временами жестокий и безжалостный, как ласки Люкаса. Я желала только одного: чтобы это продолжалось всегда.Но с той же неизбежностью страсти, приведшей нас друг к другу, мы начали ссориться. Вина была моей – я хотела побольше узнать о Люкасе, а он грубо отрезал, что не желает говорить о прошлом.– Предпочитаешь разговор о будущем? – не удержалась я. – Что мы будем делать, когда дождь прекратится? Скажи! Я должна знать!– Что именно? Неужели того, что сейчас, тебе недостаточно?– Стану ли я одной из тех, кого ты использовал и бросил? Это так? Черт возьми, я имею право знать!– Ровена! – нетерпеливо выдохнул он, еще больше разозлив меня.– Не смей! Я не ребенок! Не так наивна, как Луз, и не так расчетлива, как Илэна! Почему ты не желаешь видеть во мне личность?– Что я должен видеть? Ты здесь, пришла по своей воле. Я спросил однажды, почему ты так поступила, но не получил ответа, а сейчас и знать не желаю. Ты здесь. Я хочу тебя. Почему ты не можешь жить сегодняшним днем?– Нет! – закричала я, ненавидя его в эту минуту. – Не могу! Неужели то, что между нами, – только вожделение, Люкас? Мне этого недостаточно!– Но что тебе нужно от меня? Ты не говоришь. В чем я должен признаваться? Могу сказать только то, что испытываю сейчас: я тебя хочу. И наверное, всегда хотел. А ты держала меня на расстоянии.– Знаешь почему?– Почему ты здесь? Скажи честно, и, может, я дам тебе ответ.Он навалился на меня, придавил всем телом.– Не знаю… то есть все правда. Я тоже хотела тебя. Но, Люкас, я женщина. И не могу довольствоваться крохами с чужого стола. Я ничего не знаю о тебе…– Как и я о тебе. Ради Бога, когда ты перестанешь допрашивать меня?!Но я не могла заставить себя задать единственный вопрос, который жег губы: «Ты любишь меня? Я что-нибудь для тебя значу?» Вместо этого я резко спросила:– Почему ты не удивился, что я не девственница? Не пришел в ярость, как Рамон? В ту ночь он затащил меня в свою спальню, и… он… он…– Господи, Ровена, какое это имеет значение?! Слышишь? Именно это я и пытался объяснить. Не желаю слышать о твоем прошлом, о том, что было и давно ушло. Главное – только то, что происходит между нами… сейчас.– А Илэна?! – вырвалось у меня, и тут же лицо его замкнулось, одеревенело.– При чем тут она? К чему все это…Резко оттолкнувшись, он вскочил, отшвырнув одеяло.– Люкас!..– Я выйду ненадолго. Присмотрю за Дьяволом. Подышу. Здесь становится душно.Он схватил с колышка накидку, набросил на себя. Дверь со стуком захлопнулась, и остались только шум дождя да потрескивание огня в очаге.Помню, как я лежала там, на смятых одеялах, и твердила, что ненавижу его… и себя. Я сама напросилась на это: пришла сюда, бросилась ему на шею. Чего еще ожидать? Он любил Илэну, а она была в нем так уверена, так хорошо знала, лучше, чем я надеялась когда-либо узнать! Люкас просто взял то, что ему было предложено, точно так, как брал Фло Джеффордс и бесчисленных безымянных женщин. Я вздрогнула от отвращения, помня, как чуть ли не молила его о признании в любви, в каком-то подобии искреннего чувства.Но тут я упрямо напомнила себе: Дэнджерфилды всегда добиваются того, чего хотят. А я хотела Люкаса Корда, кем бы он ни был, что бы ни сделал. Не позволю Илэне им завладеть. Я сильнее ее, моложе, и мы с Люкасом здесь вдвоем, одни, захвачены ураганом.Встав, я отбросила одеяло и вышла наружу. Снова гремели зловещие раскаты грома, вода ревела, словно первобытный зверь, дождь неустанно стучал по крыше. Я охнула от холода: порыв ледяного ветра швырнул в лицо пригоршню дождевых капель. Люкас был где-то здесь, больной, с незажившей раной. А вдруг он ушел? Вдруг знал какой-то секретный проход через горы и бросил меня одну? Сколько времени прошло с его ухода? Я с трудом пробиралась сквозь дождь, чувствуя, как немеет тело.Пришлось прислониться к стене хижины.– Люкас! Люкас, где ты? – вырвалось криком. Почему я так испугалась? Почему стук сердца отдается в ушах барабанным боем?Спотыкаясь, я обогнула хижину и неожиданно очутилась в его объятиях.– Ты?! Какого дьявола ты здесь делаешь? – гневно обрушился он на меня, но тут же, прижав к себе, потащил под навес, где мирно жевал кукурузу Дьявол.Зубы мои выбивали дробь.– Я думала… черт возьми, почему ты так долго?– С каких пор ты начала ругаться?!– С каких хочу. И делаю что хочу! Провались ты пропадом!Он притиснул меня к стене, угрожающе сдвинул брови.– Выругайся еще хоть раз, я тебе врежу! Что за дьявол в тебя иногда вселяется? То мягкая, нежная, а через секунду – чистая волчица, клыки и когти.– Ничего тут не поделаешь, это ты меня доводишь! И сам все время ругаешься!– Это другое дело, я мужчина.– Ах ты… ты…– Почему бы тебе не заткнуться?Он так же промок, как я. Вода капала с волос, сбегала по лицу. Даже губы были холодными и мокрыми.– Почему ты вышла? – прошептал он наконец, отрываясь на секунду от моего рта.– Боялась, что не вернешься. Ты был такой злой, когда ушел и оставил меня!– И куда я мог уйти, даже если бы хотел? Сумасшедшая баба! – Он снова начал целовать меня, заглушая слабые протесты. – Вот… это тебе ни о чем не говорит?– Люкас…– Нет, не отвечай. Слушай, я остался здесь, чтобы попытаться отыскать лучшее убежище для Дьявола. Давно хотел, только все откладывал. Даже молоток с гвоздями и доски приготовил, правда, все мокрое, но какая разница?!– Другого времени не нашел?!– Лучше привыкай к тому, что я делаю как мне заблагорассудится и когда захочется!Это прозвучало чем-то вроде признания, и я ошеломленно уставилась на него.– Прекрасно, – наконец выдавила я, – только запомни, я намереваюсь поступать точно так же!– Я это понял еще с нашей первой встречи, Ровена. Помнишь, как ты разозлилась тогда? И побежала за мной как дура, выкрикивая мое имя. Даже тогда я не знал, что думать. И сейчас не знаю. Посмотри на себя! Бегаешь голая, под дождем…– Я тебе не нравлюсь такой?Он наклонился надо мной, опираясь руками о стену, по обе стороны от моей головы. Смеясь в хмурое лицо, я прижалась к его груди.– Я так люблю твое тело! Особенно когда под накидкой ничего нет!– Ты бесстыжая, распущенная девчонка.Он явно хотел казаться сердитым, но голосу не хватало убедительности.– А ты не можешь скрыть, что хочешь меня, несмотря ни на что, – поддразнила я и готова была поклясться, что Люкас покраснел от смущения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50