А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Надев через голову такую же безразмерную майку, Молли собрала с земли свою порванную одежду и проследовала к машине.
– Знаешь, я буду скучать по тебе, – сказал он, выруливая на дорогу.
– Правда? – Молли взглянула на него, и в ней шевельнулась надежда. Может быть, а вдруг…
– Да, правда. Должен тебе признаться. Лучше, чем с тобой, мне трахаться не доводилось.
Молли на какое-то мгновение оцепенела, впитывая жестокий смысл прозвучавших слов, которые безжачо-стно стучались в сознание. Потом ярость – горячая, обжигающая – всколыхнулась в ее душе, словно подоспев на спасение.
– О да? – Голос ее звучал вежливо, даже душевно, блестяще маскируя боль и гнев, разъедающие душу. Она улыбнулась ему – так же сладко. – Я бы могла сказать то же самое, но врать не хочется. Мне было хорошо, но полного кайфа все-таки не испытала.
На том они и расстались. Уилл подвез ее к дому, проводил до двери, потом развернулся и ушел из ее жизни. Больше Молли его не видела и даже не смогла попрощаться с ним. Через три дня она получила по почте пакет, в котором лежал чек на пять тысяч долларов и визитная карточка фирмы по озеленению с нацарапанными на обратной стороне тремя телефонными номерами.
«Благотворительная горячая линия» – в этом она не сомневалась. Глядя на карточку и чек, Молли хотелось выть от боли и обиды, и краски жизни разом померкли для нее.
Поскольку это молчаливое послание несло в себе страшную правду: Уилл действительно навсегда ушел, из ее жизни.
40

15 ноября 1995 года
Прошло более трех недель. Сезон скачек в Кинленде окончился, и Молли вернулась к своим повседневным обязанностям на Уайландской ферме. Ходили слухи о том, что обвинения были предъявлены некоторым членам жюри и ожидались новые разоблачения, касающиеся ряда тренеров, но никто не мог утверждать ничего определенного, так что сенсационных событий не последовало. Несколько лошадей с Уайландской фермы были переправлены на другие ипподромы для участия в сезонных скачках, но подопечные Молли остались в конюшнях, так что работы ей хватало. Дон Симпсон уехал вместе с Табаско Соусом, и для Молли это оказалось как нельзя более кстати, поскольку настроение не располагало к чересчур активной работе. Она с трудом заставляла себя вставать по утрам, и трудовые будни проходили для нее словно во сне.
Отсутствие Уилла она переживала как физическую боль, которая никак не отступала, хотя она и старалась не поддаваться ей. Впервые в жизни ей не удавалось загнать неприятные мысли в ту черную дыру, куда она прятала мрачные воспоминания. Боль, которую она не могла подавить, казалось, поселилась в ней навечно.
Братья и сестры тоже скучали по Уиллу, но, к немалому удивлению Молли, острее всех переживал разлуку Майк. Мальчик сначала хандрил, потом стал злиться и наконец замкнулся в себе. Молли заподозрила, что он опять связался с дурной компанией, и с ужасом думала о том, чем все это может кончиться.
Разговоры с Майком были пустой тратой времени. Он или оставался глух к ее словам, или огрызался на любое замечание.
Тревор бросил Эшли и начал ухаживать за Бет Ocборн, так что к печалям Молли добавились переживания сестры. Молли вынуждена была признать, что Эшли, не в пример ей, стойко переносила душевную травму.
Было совершено очередное нападение на лошадь – на этот раз в полях фермы Кловерлот. Полицейские связались с Томом Крамером, сообщив, что вновь хотят встретиться с Майком. Приезжали представители полиции штата. К счастью, у Майка было железное алиби: в ночь нападения он находился дома, в постели. Все четверо родственников могли это подтвердить.
Джимми Миллер и Торнтон Уайланд наперебой приглашали ее на свидания. Звонили и несколько друзей Торнтона, с которыми она познакомилась на вечеринке в доме Уайландов. Молли всем отвечала отказом. Настроение ее в эти дни было таково, что ей до конца дней своих не хотелось видеться ни с одним мужчиной.
Если не испытывать к ним никаких чувств – тогда зачем встречаться? А если любить… нет. Любовь к мужчине несла с собой нестерпимую боль.
Во вторую и третью недели ноября лексингтонский охотничий клуб объявил сезон охоты, и по полям носились оголтелые любители этого удовольствия в погоне за несуществующей лисицей. Ежегодное появление в округе разодетых в алое охотников было неизменным предвестником холодной погоды. Действительно, температура резко понизилась. Деревья сбросили последнюю листву, а сочная трава пожухла и превратилась в коричневую. Пейзаж стал по-зимнему унылым, и это как нельзя более соответствовало настроению Молли. Казалось, солнце уже никогда не выглянет. Самым светлым пятном было радостное известие о том, что Сьюзан дали роль в школьной театральной постановке «Мудрец из страны Оз». Она играла злую ведьму. Самая большая трудность, по словам Сьюзан, была связана с ведром воды. Девочка, игравшая роль Дороти, все время швыряла его мимо, и Сьюзан никак не удавалось убедительно умереть, не будучи даже смоченной водой.
Была среда, Молли на кухне готовила яйца к ужину, вполуха прислушиваясь к тому, как Сьюзан репетировала роль. Сэм делал домашнее задание, сидя за столом. Эшли и Майк разбрелись по своим комнатам, тоже занимаясь уроками. В пятницу Эшли предстояла большая контрольная по химии, и отличная отметка была ей необходима. У Майка тоже надвигался зачет по общественным наукам. Молли была бы счастлива, если бы он принес хотя бы удовлетворительную отметку.
– Ты не уйдешь от меня, милочка… – со злобной усмешкой произнесла Сьюзан, копируя интонации злой ведьмы.
Молли так часто слышала эти монологи, что, казалось, и сама могла бы сыграть роль. Смех ведьмы в исполнении Сьюзан отзывался в ней головной болью. Она поняла, что начинает раздражаться, что, впрочем, было для нее не ново в последнее время. После отъезда Уилла ее настроение колебалось в диапазоне от злости до депрессии.
Она знала, что это несправедливо по отношению к детям, но ничего не могла с собой поделать.
– Поставь это на стол, – грубо прервала Молли монолог Сьюзан, указывая на тарелки с яичницей. Сама она подхватила тарелки с беконом и тостами и направилась к столу.
Сьюзан с гримасой недовольства исполнила приказание старшей сестры. Молли крикнула, приглашая всех к столу.
– Ты еще не подыскала мне костюм? – спросила за едой Сьюзан.
Участники постановки должны были сами позаботиться о своих костюмах. Хотя Молли и не сказала бы об этом Сьюзан, но в душе она задавалась вопросом, была роль в спектакле привилегией или же, наоборот. наказанием.
– Нет, но я сделаю обязательно.
– Мне он нужен к следующей среде.
– Я знаю. – Молли надеялась, что в магазине «Гудвилл» она найдет подходящее допотопное черное шитье. Если же нет, придется походить по комиссионным. Благодаря заработанным пяти тысячам она сейчас была не так стеснена в средствах и вполне могла купить костюм для Сьюзан.
Что ж, знакомство с Уиллом принесло хотя бы что-то хорошее.
– Надеюсь, ты не ждешь, что я приду смотреть эту глупую пьесу? – спросил Майк.
– Меня не волнует, придешь ли ты, – ответила Сьюзан. – Твоя мрачная физиономия распугает всех зрителей.
– Заткнись, отродье! По крайней мере, у меня нет таких кроличьих зубов!
– Нет, у тебя только мозги кроличьи, – встал на защиту сестры Сэм. – За тупость тебя и из школы вышвырнут.
– Прекратите, вы все! Довольно! – Молли сурово посмотрела на детей. – Не забыли, чему я вас учила?
– Если не можешь сказать ничего приятного, лучше помолчи, – хором повторили заученное правило близняшки.
Майк свирепо взглянул на них, а заодно и на Молли.
– Какая дурь! – сказал он.
Встав из-за стола, он подхватил свою тарелку и стакан и ушел в гостиную. Через несколько секунд Молли расслышала звук телевизора. Она понимала, что ей следует окликнуть его, отругать за грубое поведение, но у нее Не было ни сил, ни желания. Ее кислое настроение в последнее время, похоже, передалось всему семейству. Молли не могла припомнить, когда в последний раз они так ссорились.
После ужина Эшли помогла ей вымыть посуду. Сьюзан и Сэм разрешили продолжить соответственно репетировать и делать уроки. К Майку Молли не решилась обратиться с напоминанием о домашних обязанностях. Она знала, что все кончится очередным скандалом. Проще было сделать все самой.
– Никаких известий от Уилла? – спросила Эшли, вытирая посуду, которую мыла Молли. Поначалу этот вопрос ей задавал каждый из родственников по нескольку раз на дню. За последние два дня вопросов не поступало, и Молли была благодарна детям за эту передышку.
– Нет, – коротко ответила Молли.
– Любовь – тяжелая штука, правда? – Сочувствие, прозвучавшее в словах Эшли, царапнуло душу, как ноготь, проведенный по стеклу. Она понимала, что Эшли сопереживает ей, но отъезд Уилла оставался для Молли открытой раной, и любое прикосновение к ней было болезненным. Даже говорить о нем было невыносимо больно.
– Жизнь вообще тяжелая штука, – сказала она, передавая Эшли последнюю сковороду. Отвернувшись от сестры, она взяла миску с объедками, приготовленную для Порк Чопа, и направилась к двери.
Пес, терпеливо поджидавший ужина под дверью, чуть не сшиб Молли с ног, когда она появилась на крыльце. Молли накричала на него, и ей тут же стало еще хуже. Поставив миску на землю, она виновато погладила собаку, которая, обнюхав еду, принялась уплетать ее.
Какое-то мгновение Молли постояла, обхватив себя руками, вдыхая холодный ночной воздух. Луна – огромная, желтая – вставала над горизонтом. Крошечные звездочки мерцали на небе. Поднявшийся ветер колыхал голые ветви дуба. Обычно Молли слышала тихое ржание или топот копыт, доносившийся с полей, где паслись лошади. Но сейчас лошади стояли в стойлах – отчасти из-за того, что травы уже не было в полях, отчасти в целях безопасности, поскольку злоумышленник все еще не был пойман. Джей Ди со своими помощниками охранял теперь конюшни, и для лошадей это, конечно, было благом. Но Молли отныне остро ощущала свое одиночество.
Устремив взгляд на луну, она попыталась представить себе Чикаго: высокие здания, вечная суета, толпы людей, вереницы машин днем и ночью. В эти минуты Уилл, наверное, сидит в каком-нибудь маленьком итальянском ресторанчике за своей любимой лазаньей. С ним, возможно, новая подружка, а может, и старая, которая ждала его возвращения. Она ведь так и не спросила его, есть ли у него женщина.
Наверное, у агентов ФБР, как у матросов, были девушки во всех портах, предположила она.
Мысль об этом была настолько мучительной, что Молли закрыла глаза, пытаясь прогнать подступившие слезы. Она не станет плакать из-за него. Она отказывалась плакать. Это было глупо, бесполезно и к тому же не приносило облегчения. Сделав еще один глубокий вдох, она развернулась и пошла домой.
41
Было уже за полночь. Чья-то тень метнулась через двор к дому. Он крался осторожно, зная, что малейший шум вспугнет собаку, и это разрушит его планы.
Собака спала внизу, на кухне. Предыдущие визиты – опытные испытания, если хотите, – показали, что сон у ночного сторожа крепкий.
Как и у детей, что спали наверху.
Он был взволнован. Нет, правильнее было бы сказать, он ликовал в предвкушении. Азарт охотника был несравним ни с каким наркотиком. Благодаря лошадям в последние несколько месяцев он получал это наслаждение в больших дозах. Сегодня ему предстояло испытать пик ощущений. Он так долго мечтал об этом, так тщательно планировал и выбрал сегодняшнюю ночь.
Все было готово. Он похлопал себя по карману, проверяя, на месте ли хлороформ. Ну, конечно же, он ничего не забыл. Он был внимателен и предусмотрителен, всегда. Надеялся на удачу и в этот раз.
В каком-то смысле сегодня все было, как всегда. А иначе и быть не могло. Сегодня была годовщина его первой вылазки на эту охоту. Тринадцатая, если быть точным.
Он специально выбрал такой день.
Над головой висел золотистый шар луны – немой свидетельницы его деяний. Все, как в первый раз. Она казалась неимоверно большой, такой она бывает только раз в году.
Ее называли Луной Охотника.
И это тоже казалось символичным, потому что он-то и был охотником.
42

16 ноября 1995 года
Смерть Говарда Лоуренса до сих пор не давала Уиллу покоя. Это был «висяк», а он не любил «висяков». Они были вызовом его профессионализму.
Хотя всем остальным очень хотелось трактовать смерть Лоуренса именно как самоубийство.
Интуиция подсказывала ему, что они ошибаются.
И не то чтобы это что-то меняло. Вовсе нет. Самоубийство или убийство – неважно, Лоуренс был все равно мертв. Расследование убийств являлось прерогативой местных полицейских. Но не федеральных агентов.
Он ввел в компьютер кодовый сигнал. Экран загорелся зеленым, потом по нему поползли строчки информации. Вся информация, которую он накопил в ходе расследования дела «Скачки» – такой код был присвоен операции, – была только что передана через «модем» в лексингтонское бюро. Там уже займутся арестами, обвинениями и прочим. Его работа была выполнена.
– Хочешь пойти выпить, Уилл?
Дейв Хэллум заглянул в дверь кабинета Уилла. Худой и лысый, Хэллум напоминал Уиллу борзую собаку. Сегодня даже его костюм был серым.
– Не сегодня, спасибо.
Вопрос Хэллума напомнил Уиллу о том, что уже половина шестого. Пора домой. Домой… а к чему? С отъездом Кевина дом опустел. Он мог бы, конечно, заказать по телефону пиццу, съесть ее перед телевизором.
Уилл остановил свой выбор на спортзале. Потом можно было бы позвонить Лайзе, хотя с тех пор, как он вернулся, она потеряла прежнюю привлекательность.
Вот уже несколько лет она склоняла его к женитьбе, но Уилл упорно сопротивлялся под предлогом Кевина. Теперь, с отъездом сына, который уже не был преградой их счастью, Лайза действовала все более настойчиво.
Ей было тридцать семь, разведена, и Уилл знал, что она торопится устроить свою жизнь. При мысли о том, что у них с Лайзой могут быть дети, у него обострялась язва. Уилл понимал, что любит ее не настолько сильно. Да, это было так. Он действительно не любил ее.
В кабинет вошел Хэллум.
– Над чем ты работаешь?
– Заканчиваю эту кентуккийскую штуку. Я только что передал последнюю бумагу этому парню… как его зовут?
– Агента из лексингтонского бюро? Мэттьюз.
– Да, верно. Мэттьюз. Итак, мяч теперь на половине Мэттьюза.
– Ты здорово сработал.
– Спасибо.
– Они доставляли этих лошадей из Аргентины, так ведь? И выдавали их за американских? Завтра я буду разговаривать с Джорджем Риисом и хочу иметь полную ясность по этому делу.
– Доклад у вас на столе, – напомнил ему Уилл.
– У меня не было времени прочитать его, – признался Хэллум и, пройдя через комнату, присел на край стола Уилла. – Расскажи мне.
– Несколько местных тренеров вошли в преступный сговор с целью организации скачек с участием подставных лошадей, на которых можно было бы ставить по минимуму, а выигрывать по-крупному. Для этого они подменяли слабых лошадей на резвых скакунов. Поскольку у нас в стране соблюдается требование обязательной идентификации лошадей, что делается путем нанесения губной татуировки, они завозили лошадей из страны, где это не практикуется, – а именно, из Аргентины. Потом они клеймили резвых скакунов номером слабой лошади, выставляли чужаков на скачки с участием слабых лошадей и неизменно выигрывали. Конец истории.
– На первый взгляд, все очень просто. Я удивлен, что тебе понадобилось две недели, чтобы раскрыть такую аферу. – Хэллум ухмыльнулся.
Уилл знал, когда над ним подшучивают.
– Все прошло бы быстрее, если бы первый осведомитель, которого я нанял, не солгал мне. Когда я уже сам разобрался в сути происходящего, завершить дело не составило труда.
– Первый осведомитель – это тот парень, которого, как ты считаешь, убили?
– Да.
– Мерфи так не думает. Как бы то ни было, это уже решать местным полицейским.
– Я тоже так считаю.
– Итак, дело закрыто?
– Да, – сказал Уилл.
В открытую дверь кабинета постучали. Повернув голову, Уилл увидел Мерфи в сопровождении двух агентов – Уоррена Роуча и Бена Марки, – стоявших в дверях. Кивком он пригласил их войти. Он знал, что, если бы не присутствие Хэллума, ребята не стали бы стучаться в дверь.
– Ты готов идти? – спросил его Мерфи.
– Куда? – Уилл нахмурился.
– Только не говори мне, что ты забыл, – произнес Роуч.
Это был высокий худой парень с безукоризненной стрижкой и безупречным вкусом в одежде. Разведенный, он был покорителем женских сердец. Уиллу вдруг пришла в голову идея познакомить его с Лайзой.
– Вот те на, старик, у меня же сегодня холостяцкая пирушка! – усмехнулся Марки. Лет под тридцать, брюнет, коротышка Марки пребывал в постоянном движении. Вот и сейчас, разговаривая с Уиллом, он гремел мелочью в кармане.
– Да, верно, вспомнил. Конечно, буду. В «Диджорно», так ведь? Вы, ребята, идите, а я приду попозже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35