— Торну они тоже очень понравились, — заметил Райнульф.Эструда слегка побледнела и, отвернувшись, стала рассматривать комнату.— В самом деле? А я и не заметила.«Лгунья, — подумала Мартина, насторожившись. — Все ты прекрасно заметила. Ты не из тех, от кого может что-либо укрыться».— Неужели? Не может этого быть, — сказала она вслух, глядя ей прямо в глаза.— Ну конечно, моя дорогая, — не моргнув глазом ответила Эструда. — И, как я уже сказала, мне самой их запах показался весьма приятным. Не откажите в любезности, позвольте один раз попользоваться ими.— Вы хотите подушиться моими духами! — Эта внешне невинная просьба вызвала у Мартины резко отрицательную реакцию. Как, эта неприятная ей женщина будет пахнуть ее запахом? Запахом, который она придумала и составила сама, который есть только у нее и ни у кого больше?— Один-единственный разочек. Просто чтобы получше его почувствовать, — упрашивала Эструда.Мартина опустила глаза, подбирая слова для вежливого, но решительного отказа, но Райнульф опередил ее:— Конечно, пожалуйста. Моя сестра благодарит вас за комплимент и готова удовлетворить ваше любопытство. — Открыв сундучок, он достал флакончик с духами и протянул его Эструде. — Думаю, она охотно поделится с вами и рецептом их приготовления.Эструда хихикнула, откупоривая пузырек.— Я, знаете ли, совсем не разбираюсь в травах, но все равно огромное спасибо за предложение. — Она понюхала пробку и наморщила лоб. — Да, они действительно очень необычные и, пожав плечами, принялась обильно обрызгивать духами руки и шею.— Но постойте… зачем так много? — сказала Мартина. — Ведь это очень крепкие духи.— А я люблю сильные запахи, — ответила Эструда, закупоривая флакон и возвращая его Райнульфу. Она поднесла руку к своему носу, принюхиваясь. Мартина обратила внимание на палку, чтобы отгонять собак, с серебряной рукояткой, висевшую на кожаном ремешке вокруг ее запястья. Видно, она никогда с ней не расстается. — Но все же мне не подходят ваши духи. Они не в моем вкусе. Тем не менее, — сухо добавила она, — благодарю за любезность.Она откланялась и ушла, пожелав им спокойной ночи. Едва Эструда покинула комнату, Мартина вопросительно посмотрела на Райнульфа:— И что бы все это значило, как ты думаешь?Раинульф удивленно поднял бровь.— Да ничего. По-моему, она просто хотела…— Просто? Эта женщина ничего не делает просто так, поверь мне!Брат покачал головой:— У тебя расшалились нервы и ты становишься чрезмерно подозрительной. Постарайся, пожалуйста, не терять головы и контролировать свои чувства, хотя я понимаю, как тебе все это неприятно…— Прошу тебя, не надо лекций, Райнульф. — Она закрыла ладонями уши.Он кивнул:— Ты права. Тебе тяжело, и я должен бы помочь тебе, а вместо этого…— Ничто и никто не может мне помочь, — грустно промолвила Мартина.— Нет, может — сон. Ты все еще не пришла в себя после морского путешествия, так что ляг и поспи. Надо хорошенько отдохнуть, ведь завтра состоится помолвка. Я ухожу, но обещай, что ты немедленно ляжешь в кровать и… пожалуйста, не терзай себя плохими мыслями, хорошо? Я не хочу, чтобы тебе опять снились плавающие свадебные платья и озера крови. Но если кошмары все-таки помешают тебе уснуть, приходи и разбуди меня. Мы поговорим, и я тебя успокою…— Кошмары посещают меня почти каждую ночь, не могу же я постоянно не давать тебе спать.— Можешь.Мартина мягко улыбнулась, тронутая предложением Райнульфа, которым, конечно же, не воспользуется. Она и так доставляет ему слишком много хлопот. К тому же слова утешения — слабая помощь тому, чье сердце разрывается от боли и дрожит от неведомого страха. В такие моменты нужны не слова, а крепкая и нежная рука.— Спи спокойно, Мартина. — Райнульф вышел из комнаты.Она подошла к окну и открыла ставни. В птичнике по-прежнему горел свет.Он дотрагивался до нее. Так естественно, невзначай, словно это само собой разумелось, словно имел на это полное право.В освещенном окне напротив прошла чья-то тень. Если бы он стал успокаивать ее, как бы он это делал? Шептал бы нежные слова, как своим птицам? Или… Брат говорит, что он далеко не святой и даже не старается скрыть это…В окне снова возникла темная фигура. Теперь Мартина отчетливо видела Торна, держащего на руке Фрею. Он был без рубашки, голый по пояс. Подняв голову, он посмотрел в сторону замка, на ее окно… Мартина быстро отошла и захлопнула ставни.
Торн судорожно вздрагивал во сне.Ему снилось, как пламя свечи, освещающей убогую лачугу, колышется от дуновения ветерка. Вот огонь потянулся к пучку соломы, свисавшему с прохудившейся кровли. Торн в отчаянии застонал. Огонь подбирается ближе и ближе… солома вспыхивает, огонь превращается в бушующее пламя. В мгновение ока оно охватило домик, перекинулось на другой, третий… И вот уже горит вся деревня. «Торн! Помоги мне! Умоляю тебя, Торн!» Это Луиза, она кричит из огня. Торн бежит по узкой улочке, тщетно пытаясь разглядеть ее в бушующем пламени.— Где ты? — кричит он.— Я здесь, — слышит он шепот, но это не Луиза…Холодные пальцы коснулись его покрытого испариной лба. Он застыл, чувствуя загадочный, нежный и до боли знакомый аромат…Душистый ясменник и лаванда…— Я — здесь, — шепчет она, постепенно выплывая из сна и превращаясь в реальность. Она возникла из полутьмы его комнаты и прилегла рядом на кровать, он видит ее синие, как синяя ночь, глаза, каскад переливающихся в свете свечи серебристых волос. — Тебе приснился плохой сон, — шепчет она.О Господи. Это Мартина. Она здесь, она пришла к нему. Он пытается протянуть к ней руки, но они отяжелели и не слушаются его. Он борется с ними, но она берет его лицо в свои ладони и шепчет:— Ш-ш-ш. Лежи спокойно…Она прижалась к его губам своим теплым сладким ртом. Он хочет поцеловать ее в ответ, но мускулы не подчиняются его воле. Она откинула одеяло. Ощущая кожей прохладный ночной ветерок, он чувствует, что и на ней нет никакой одежды. Она нагая. Неукротимое желание вспыхивает в нем.Ее руки обвивают его плечи и грудь.— Мартина, Мартина, — шепчет Торн.Она ласкает его, он хочет обнять ее, но не может пошевелиться, тело налилось свинцом…Она села на него верхом, направляя его в себя, нанизываясь на него с тихим стоном. На мгновение замерев, она приподнимается и вновь опускается, и снова вверх, вниз. Ему кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет из его груди от этого неземного наслаждения… Он шепчет ее имя, а она, лаская руками его грудь, продолжает свою сладостную скачку на его бедрах, доводя до исступления. Он вскрикнул, чувствуя приближение экстаза; в ответ раздался пронзительный соколиный клекот. Фрея. Они разбудили ее.Мартина застыла, тревожно озираясь и нащупывая что-то на кровати… хлыст с серебряной рукояткой. Хлыст Эструды для собак.Он моргнул и очнулся от полудремы, окончательно проснувшись. Эструда — не Мартина, а Эструда — занесла палку над головой и, дрожа от страха, всматривалась в темноту.Протянув к ней руку, он вырвал у нее хлыст.— Ты?! Какого черта ты…— Где она? — нервно спросила Эструда. — Где эта проклятая птица?Все еще плохо соображая, он невольно кивнул в угол, где сидела привязанная к насесту Фрея.Увидев, что сокол не сможет причинить ей вреда, Эструда расслабилась. Эти охотничьи птицы еще хуже, чем чертовы собаки. Если собаки могут вцепиться в горло, то эти твари норовят выколоть глаза.— Слезь, — отрывисто сказал Торн, схватив ее за руки и стараясь ссадить с себя, но Эструда вырвалась, готовая к такому повороту событий.Она принялась извиваться и с откровенным бесстыдством двигать бедрами, как она делала всегда, когда хотела побыстрее избавиться от Бернарда, и ее тактика увенчалась успехом. Торн впился руками в ее бедра, задрожал и резко приподнялся под ней, выгнув спину, словно пронзая ее всю насквозь. Вдруг он застыл, гримаса отвращения исказила его лицо. Он снова попытался снять ее.— Пусти меня, я не хочу продолжать, — хрипло произнес он.— Нет, хочешь, — она с удвоенной энергией возобновила свой развратный танец.— Убирайся! — но было уже поздно. Он встрепенулся, больно сжав пальцами ее бока. Она ощутила внутри себя плотную горячую струю и, довольная, улыбнулась во тьме. Сакс пробормотал в ее адрес непонятные английские проклятия и затих, закрыв глаза.Эструда с интересом смотрела на его глянцевое от пота тело, освещенное падающим в окно лунным светом, пользуясь возможностью, не стесняясь, изучить его поближе. Плечи были неимоверно широки, гладкая мускулистая грудь вздымалась в такт дыханию. Левая рука была значительно толще и массивнее правой — это из-за того, что он постоянно держал на ней птиц во время охоты, догадалась Эструда. Ей пришло в голову, что более красивого мужчины она, пожалуй, и не видела, хотя, конечно, вовсе не это побудило ее хитростью забраться к нему в постель.Но возможно, теперь, после того как он убедился, что она великолепная любовница, он не будет сердиться на нее за этот обман. Все-таки она красивая и привлекательная женщина, и кто знает, может быть, даже он сам станет искать встречи с ней в следующий раз.Однако когда Торн открыл глаза, она не смогла разглядеть в них и тени признательности.— Что ты наделала? Ты что, хочешь забеременеть?— А ты против? — спросила Эструда. — Странно, уверена, что в придорожных тавернах по пути от Англии до Византии бегают десятки твоих отпрысков.— Ни одного, о котором я бы слышал. И уж тем более совсем не хочу услышать такую новость от тебя.— Не волнуйся. Я уже четырнадцать лет замужем и давно бы родила, если бы могла зачать ребенка.Торн немного расслабился, осознав смысл ее слов.— Так-то лучше, — поощрительно улыбнулась Эструда. — Я знаю, ты любишь контролировать любую ситуацию и сам задавать тон, но, надеюсь, ты признаешь, что со мной тебе было очень хорошо. И может быть, в другой раз ты…— В другой раз?! Ты спятила? — Торн резко поднялся, сбросив ее на пол. — Убирайся! — Он подобрал халат и швырнул ей.— Ты еще придешь ко мне, вот увидишь! Придешь, сгорая от желания обладать ею и зная, что она тебе недоступна, ты…— Для этого есть бордели, — сухо сказал Торн, надевая штаны.— Ну конечно, как это я не подумала о твоих подружках! Гастингские шлюхи! Интересно, что они умеют такого, чего не умею делать я?— Ничего, но отличие все же есть. Ты, бесспорно, распутна и обладаешь приемами проститутки, но…— Что?!Торн повернулся к ней спиной, чтобы налить себе воды из кувшина.— …но шлюхи достойны уважения, а ты — нет. Они честнее и не прибегают к гнусным уловкам, чтобы…— Ты… ублюдок! — Эструда затряслась от негодования. — Я леди! Я почти баронесса! А ты всего лишь дикая саксонская свинья! Твое место — на скотном дворе, рядом с козами и коровами, а не в постели с благородной дамой. Ты даже не имеешь понятия, как надо заниматься любовью с настоящей женщиной, женщиной благородного происхождения.— А я и не звал тебя в свою постель, — заметил Торн, оторвавшись от кружки.— Да любой джентльмен почел бы за честь разделить со мной ложе и не стал укорять меня ни за какие уловки, к которым я бы ни прибегла. И он не оттолкнул бы меня, едва получив свое. Нет! Он сначала позаботился бы о том, чтобы доставить мне удовольствие. Так поступил бы настоящий джентльмен.— Что ж, у тебя всегда есть под рукой твоя собачья плетка. — Торн допил воду и поставил кувшин на место.Смысл этих слов дошел до Эструды не сразу. Когда она поняла, ее захлестнула ярость. Она посмотрела на плетку, потом на Торна, который невозмутимо приглаживал свои влажные волосы.Стиснув серебряную рукоятку в кулаке, Эструда вскочила на ноги. Ненависть переполняла все ее существо. Она занесла руку, и когда Торн повернулся к ней, со всей силы ударила его по лицу.Он согнулся от боли. Эструда увидела кровь.В углу закричала и захлопала крыльями Фрея. Торн упал на колени, закрывая рукой лоб. Темные пятна окрасили солому под ним. Эструда посмотрела на запачканную кровью плетку, чувствуя, как комната медленно поплыла перед глазами.Торн поднялся, глаза его недобро сузились, кровь хлестала из раны. Она попятилась.Он подошел и вырвал плетку у нее из рук. Эструда прижалась к кровати, в голове крутилась одна-единственная мысль. Этот ударит. С него станется!Торн занес плетку над ее головой.— Нет!Эструда соскользнула на солому и съежилась, закрывая голову руками. Раздался треск, она взвизгнула.Прошло несколько секунд, прежде чем она открыла глаза и подняла голову, все еще прикрывая ее руками. Торн не ударил ее.Торн стоял над ней, держа в руках обломки хлыста, затем подошел к бронзовой жаровне и швырнул их в огонь. Когда он повернулся и взглянул на нее, в его глазах уже не было злости. Теперь в них осталась только жалость.Подняв с пола ее плащ, Торн с неожиданной галантностью подал ей руку. Эструда не воспользовалась его помощью, она сама поднялась и выхватила у него плащ. Лучше бы он ударил. Это было бы легче, чем видеть в его глазах жалость.Пока она одевалась, Торн, склонившись над тазом, смывал с лица кровь.— Ты сам виноват, — осознав, что он уже не поднимет на нее руку, сказала Эструда.— Будем считать, что это так, если хочешь. А теперь уходи. Никогда не приходи сюда больше и никогда никому не говори о том, что случилось. Считай, что ничего не было.Эструда попятилась к двери, не сводя глаз с его спины. Приложив к голове мокрую тряпку, Торн другой рукой зачерпнул воды и, подойдя к возбужденному соколу, побрызгал на него, что явно успокоило нервничающую птицу. Эструда остановилась в дверях, подыскивая слова пообиднее для последней фразы, желая поставить его на место.— Убирайся, — коротко произнес Торн, не поворачивая головы.Что Эструда и сделала, закрыв за собой дверь. Выйдя, она остановилась, натянула на голову капюшон и побежала, не останавливаясь, пока не очутилась внутри башни. Глава 8 — …И возьму тебя в мужья, — произнесла Мартина, положив руку на инкрустированную изумрудами золотую шкатулку с лежащей внутри реликвией — пальцем святого Бонифация. Затем сэр Эдмонд вручил ей белую перчатку, символизирующую выкуп за невесту — несколько наиболее значительных и ценных земельных владений его отца, которые он по брачному контракту обязался уплатить ей в течение шести недель после того, как они станут мужем и женой. Наконец они взялись за руки, повторяя вслух клятвенное согласие вскорости сочетаться браком.Смысл этого ритуала был Мартине малопонятен. Вся церемония обручения, проходившая в баронской часовне, казалась ей бессмысленным повторением клятв, молитв и обещаний. Наконец-то она, слава Богу, завершилась. Несколько раз Мартина была уже близка к тому, чтобы упасть в обморок, настолько стягивал ее подаренный Эструдой наряд.Подол нижней юбки из розового шелка был оторочен окрашенным в пурпур куньим мехом. Поверх нее — жемчужно-серая туника с вплетенными в ткань серебряными нитями и отделанными серебряной тесьмой воротом и рукавами. Туника была настолько туго зашнурована на спине, что Мартина едва могла дышать, а уж о том, чтобы пошевелиться, не могло быть и речи.Едва надев этот наряд, она стала задыхаться и хотела немедленно снять его, но не могла самостоятельно развязать тугой узел на спине, тщательно затянутый Эструдой, которая помогала ей одеваться. Фильда отказалась помочь ей в этом, уговорив вначале посмотреть на себя в зеркало. И когда Мартина увидела свое отражение, ее желание снять это платье было уже не таким непоколебимым.Да, костюм был на редкость неудобным, но невероятно красивым, этого нельзя было не признать. Точнее, Мартина смотрелась в нем просто великолепно. Она напоминала отлитую из сплошного серебра статую богини с царственной осанкой, высокой грудью, узкой талией и стройными округлыми бедрами.Эструда повязала ей вокруг бедер плетеный серебристый кушак и накинула на нее мантию из серебряной парчи. Наряд был готов и, невольно залюбовавшись своим отражением, Мартина подумала, что ради такой красоты стоит потерпеть неудобства пару часов. Пусть хотя бы раз в жизни она будет похожа на сверкающую воинственную деву — Валькирию.По окончании церемонии все вышли из церкви и направились на берег реки, где на обширном лугу должны были состояться праздничный пир и соколиная охота. Даже в церкви во время обряда лорды и рыцари держали птиц на руках, вызывая у Мартины удивление.На церемонии присутствовали все обитатели замка, не исключая и слуг. Леди Женива тоже покинула свою спальню. Болезненная и бледная, она всем своим видом выражала раздражение, будто ее принудили встать с постели, одеться и выйти на люди. Из всех присутствующих женщин только она одна была одета кое-как, в бесцветную тунику и мятый муслиновый тюрбан. Эйлис же была на вершине счастья. Она прыгала вокруг матери, хлопала в ладошки и весело смеялась. Женива, однако, не разделяла восторга девочки.— Прекрати сейчас же! — шикнула она на нее.День был теплый. Легкий ветерок гнал по синему небу белые облака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Торн судорожно вздрагивал во сне.Ему снилось, как пламя свечи, освещающей убогую лачугу, колышется от дуновения ветерка. Вот огонь потянулся к пучку соломы, свисавшему с прохудившейся кровли. Торн в отчаянии застонал. Огонь подбирается ближе и ближе… солома вспыхивает, огонь превращается в бушующее пламя. В мгновение ока оно охватило домик, перекинулось на другой, третий… И вот уже горит вся деревня. «Торн! Помоги мне! Умоляю тебя, Торн!» Это Луиза, она кричит из огня. Торн бежит по узкой улочке, тщетно пытаясь разглядеть ее в бушующем пламени.— Где ты? — кричит он.— Я здесь, — слышит он шепот, но это не Луиза…Холодные пальцы коснулись его покрытого испариной лба. Он застыл, чувствуя загадочный, нежный и до боли знакомый аромат…Душистый ясменник и лаванда…— Я — здесь, — шепчет она, постепенно выплывая из сна и превращаясь в реальность. Она возникла из полутьмы его комнаты и прилегла рядом на кровать, он видит ее синие, как синяя ночь, глаза, каскад переливающихся в свете свечи серебристых волос. — Тебе приснился плохой сон, — шепчет она.О Господи. Это Мартина. Она здесь, она пришла к нему. Он пытается протянуть к ней руки, но они отяжелели и не слушаются его. Он борется с ними, но она берет его лицо в свои ладони и шепчет:— Ш-ш-ш. Лежи спокойно…Она прижалась к его губам своим теплым сладким ртом. Он хочет поцеловать ее в ответ, но мускулы не подчиняются его воле. Она откинула одеяло. Ощущая кожей прохладный ночной ветерок, он чувствует, что и на ней нет никакой одежды. Она нагая. Неукротимое желание вспыхивает в нем.Ее руки обвивают его плечи и грудь.— Мартина, Мартина, — шепчет Торн.Она ласкает его, он хочет обнять ее, но не может пошевелиться, тело налилось свинцом…Она села на него верхом, направляя его в себя, нанизываясь на него с тихим стоном. На мгновение замерев, она приподнимается и вновь опускается, и снова вверх, вниз. Ему кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет из его груди от этого неземного наслаждения… Он шепчет ее имя, а она, лаская руками его грудь, продолжает свою сладостную скачку на его бедрах, доводя до исступления. Он вскрикнул, чувствуя приближение экстаза; в ответ раздался пронзительный соколиный клекот. Фрея. Они разбудили ее.Мартина застыла, тревожно озираясь и нащупывая что-то на кровати… хлыст с серебряной рукояткой. Хлыст Эструды для собак.Он моргнул и очнулся от полудремы, окончательно проснувшись. Эструда — не Мартина, а Эструда — занесла палку над головой и, дрожа от страха, всматривалась в темноту.Протянув к ней руку, он вырвал у нее хлыст.— Ты?! Какого черта ты…— Где она? — нервно спросила Эструда. — Где эта проклятая птица?Все еще плохо соображая, он невольно кивнул в угол, где сидела привязанная к насесту Фрея.Увидев, что сокол не сможет причинить ей вреда, Эструда расслабилась. Эти охотничьи птицы еще хуже, чем чертовы собаки. Если собаки могут вцепиться в горло, то эти твари норовят выколоть глаза.— Слезь, — отрывисто сказал Торн, схватив ее за руки и стараясь ссадить с себя, но Эструда вырвалась, готовая к такому повороту событий.Она принялась извиваться и с откровенным бесстыдством двигать бедрами, как она делала всегда, когда хотела побыстрее избавиться от Бернарда, и ее тактика увенчалась успехом. Торн впился руками в ее бедра, задрожал и резко приподнялся под ней, выгнув спину, словно пронзая ее всю насквозь. Вдруг он застыл, гримаса отвращения исказила его лицо. Он снова попытался снять ее.— Пусти меня, я не хочу продолжать, — хрипло произнес он.— Нет, хочешь, — она с удвоенной энергией возобновила свой развратный танец.— Убирайся! — но было уже поздно. Он встрепенулся, больно сжав пальцами ее бока. Она ощутила внутри себя плотную горячую струю и, довольная, улыбнулась во тьме. Сакс пробормотал в ее адрес непонятные английские проклятия и затих, закрыв глаза.Эструда с интересом смотрела на его глянцевое от пота тело, освещенное падающим в окно лунным светом, пользуясь возможностью, не стесняясь, изучить его поближе. Плечи были неимоверно широки, гладкая мускулистая грудь вздымалась в такт дыханию. Левая рука была значительно толще и массивнее правой — это из-за того, что он постоянно держал на ней птиц во время охоты, догадалась Эструда. Ей пришло в голову, что более красивого мужчины она, пожалуй, и не видела, хотя, конечно, вовсе не это побудило ее хитростью забраться к нему в постель.Но возможно, теперь, после того как он убедился, что она великолепная любовница, он не будет сердиться на нее за этот обман. Все-таки она красивая и привлекательная женщина, и кто знает, может быть, даже он сам станет искать встречи с ней в следующий раз.Однако когда Торн открыл глаза, она не смогла разглядеть в них и тени признательности.— Что ты наделала? Ты что, хочешь забеременеть?— А ты против? — спросила Эструда. — Странно, уверена, что в придорожных тавернах по пути от Англии до Византии бегают десятки твоих отпрысков.— Ни одного, о котором я бы слышал. И уж тем более совсем не хочу услышать такую новость от тебя.— Не волнуйся. Я уже четырнадцать лет замужем и давно бы родила, если бы могла зачать ребенка.Торн немного расслабился, осознав смысл ее слов.— Так-то лучше, — поощрительно улыбнулась Эструда. — Я знаю, ты любишь контролировать любую ситуацию и сам задавать тон, но, надеюсь, ты признаешь, что со мной тебе было очень хорошо. И может быть, в другой раз ты…— В другой раз?! Ты спятила? — Торн резко поднялся, сбросив ее на пол. — Убирайся! — Он подобрал халат и швырнул ей.— Ты еще придешь ко мне, вот увидишь! Придешь, сгорая от желания обладать ею и зная, что она тебе недоступна, ты…— Для этого есть бордели, — сухо сказал Торн, надевая штаны.— Ну конечно, как это я не подумала о твоих подружках! Гастингские шлюхи! Интересно, что они умеют такого, чего не умею делать я?— Ничего, но отличие все же есть. Ты, бесспорно, распутна и обладаешь приемами проститутки, но…— Что?!Торн повернулся к ней спиной, чтобы налить себе воды из кувшина.— …но шлюхи достойны уважения, а ты — нет. Они честнее и не прибегают к гнусным уловкам, чтобы…— Ты… ублюдок! — Эструда затряслась от негодования. — Я леди! Я почти баронесса! А ты всего лишь дикая саксонская свинья! Твое место — на скотном дворе, рядом с козами и коровами, а не в постели с благородной дамой. Ты даже не имеешь понятия, как надо заниматься любовью с настоящей женщиной, женщиной благородного происхождения.— А я и не звал тебя в свою постель, — заметил Торн, оторвавшись от кружки.— Да любой джентльмен почел бы за честь разделить со мной ложе и не стал укорять меня ни за какие уловки, к которым я бы ни прибегла. И он не оттолкнул бы меня, едва получив свое. Нет! Он сначала позаботился бы о том, чтобы доставить мне удовольствие. Так поступил бы настоящий джентльмен.— Что ж, у тебя всегда есть под рукой твоя собачья плетка. — Торн допил воду и поставил кувшин на место.Смысл этих слов дошел до Эструды не сразу. Когда она поняла, ее захлестнула ярость. Она посмотрела на плетку, потом на Торна, который невозмутимо приглаживал свои влажные волосы.Стиснув серебряную рукоятку в кулаке, Эструда вскочила на ноги. Ненависть переполняла все ее существо. Она занесла руку, и когда Торн повернулся к ней, со всей силы ударила его по лицу.Он согнулся от боли. Эструда увидела кровь.В углу закричала и захлопала крыльями Фрея. Торн упал на колени, закрывая рукой лоб. Темные пятна окрасили солому под ним. Эструда посмотрела на запачканную кровью плетку, чувствуя, как комната медленно поплыла перед глазами.Торн поднялся, глаза его недобро сузились, кровь хлестала из раны. Она попятилась.Он подошел и вырвал плетку у нее из рук. Эструда прижалась к кровати, в голове крутилась одна-единственная мысль. Этот ударит. С него станется!Торн занес плетку над ее головой.— Нет!Эструда соскользнула на солому и съежилась, закрывая голову руками. Раздался треск, она взвизгнула.Прошло несколько секунд, прежде чем она открыла глаза и подняла голову, все еще прикрывая ее руками. Торн не ударил ее.Торн стоял над ней, держа в руках обломки хлыста, затем подошел к бронзовой жаровне и швырнул их в огонь. Когда он повернулся и взглянул на нее, в его глазах уже не было злости. Теперь в них осталась только жалость.Подняв с пола ее плащ, Торн с неожиданной галантностью подал ей руку. Эструда не воспользовалась его помощью, она сама поднялась и выхватила у него плащ. Лучше бы он ударил. Это было бы легче, чем видеть в его глазах жалость.Пока она одевалась, Торн, склонившись над тазом, смывал с лица кровь.— Ты сам виноват, — осознав, что он уже не поднимет на нее руку, сказала Эструда.— Будем считать, что это так, если хочешь. А теперь уходи. Никогда не приходи сюда больше и никогда никому не говори о том, что случилось. Считай, что ничего не было.Эструда попятилась к двери, не сводя глаз с его спины. Приложив к голове мокрую тряпку, Торн другой рукой зачерпнул воды и, подойдя к возбужденному соколу, побрызгал на него, что явно успокоило нервничающую птицу. Эструда остановилась в дверях, подыскивая слова пообиднее для последней фразы, желая поставить его на место.— Убирайся, — коротко произнес Торн, не поворачивая головы.Что Эструда и сделала, закрыв за собой дверь. Выйдя, она остановилась, натянула на голову капюшон и побежала, не останавливаясь, пока не очутилась внутри башни. Глава 8 — …И возьму тебя в мужья, — произнесла Мартина, положив руку на инкрустированную изумрудами золотую шкатулку с лежащей внутри реликвией — пальцем святого Бонифация. Затем сэр Эдмонд вручил ей белую перчатку, символизирующую выкуп за невесту — несколько наиболее значительных и ценных земельных владений его отца, которые он по брачному контракту обязался уплатить ей в течение шести недель после того, как они станут мужем и женой. Наконец они взялись за руки, повторяя вслух клятвенное согласие вскорости сочетаться браком.Смысл этого ритуала был Мартине малопонятен. Вся церемония обручения, проходившая в баронской часовне, казалась ей бессмысленным повторением клятв, молитв и обещаний. Наконец-то она, слава Богу, завершилась. Несколько раз Мартина была уже близка к тому, чтобы упасть в обморок, настолько стягивал ее подаренный Эструдой наряд.Подол нижней юбки из розового шелка был оторочен окрашенным в пурпур куньим мехом. Поверх нее — жемчужно-серая туника с вплетенными в ткань серебряными нитями и отделанными серебряной тесьмой воротом и рукавами. Туника была настолько туго зашнурована на спине, что Мартина едва могла дышать, а уж о том, чтобы пошевелиться, не могло быть и речи.Едва надев этот наряд, она стала задыхаться и хотела немедленно снять его, но не могла самостоятельно развязать тугой узел на спине, тщательно затянутый Эструдой, которая помогала ей одеваться. Фильда отказалась помочь ей в этом, уговорив вначале посмотреть на себя в зеркало. И когда Мартина увидела свое отражение, ее желание снять это платье было уже не таким непоколебимым.Да, костюм был на редкость неудобным, но невероятно красивым, этого нельзя было не признать. Точнее, Мартина смотрелась в нем просто великолепно. Она напоминала отлитую из сплошного серебра статую богини с царственной осанкой, высокой грудью, узкой талией и стройными округлыми бедрами.Эструда повязала ей вокруг бедер плетеный серебристый кушак и накинула на нее мантию из серебряной парчи. Наряд был готов и, невольно залюбовавшись своим отражением, Мартина подумала, что ради такой красоты стоит потерпеть неудобства пару часов. Пусть хотя бы раз в жизни она будет похожа на сверкающую воинственную деву — Валькирию.По окончании церемонии все вышли из церкви и направились на берег реки, где на обширном лугу должны были состояться праздничный пир и соколиная охота. Даже в церкви во время обряда лорды и рыцари держали птиц на руках, вызывая у Мартины удивление.На церемонии присутствовали все обитатели замка, не исключая и слуг. Леди Женива тоже покинула свою спальню. Болезненная и бледная, она всем своим видом выражала раздражение, будто ее принудили встать с постели, одеться и выйти на люди. Из всех присутствующих женщин только она одна была одета кое-как, в бесцветную тунику и мятый муслиновый тюрбан. Эйлис же была на вершине счастья. Она прыгала вокруг матери, хлопала в ладошки и весело смеялась. Женива, однако, не разделяла восторга девочки.— Прекрати сейчас же! — шикнула она на нее.День был теплый. Легкий ветерок гнал по синему небу белые облака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41