А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Со временем Сюзанна пришла к заключению, что он менее стоек, чем она, к их постоянной близости. Женщина заметила, как напрягается его тело, когда она случайно касается его, как сильно он сжимает челюсти, чтобы не дать себе расслабиться. Она начинала яростно ненавидеть его стальное самообладание и гадала, каким образом он поведет себя, если почувствует сильное искушение и утратит самоконтроль.
Опасная мысль. Но мало-помалу она примирилась и даже сжилась с этой опасностью. Она даже нравилась ей. А это была еще более опасная мысль.
Сюзанне передалось неожиданное беспокойство Веса. Она подняла голову: к ним приближался капитан Реддинг. Лишь очертания человека на лошади можно было различить в темноте, но Сюзанна знала, что это он. В его посадке и манере держаться была неуловимая грация, вызывающая дерзость, которую Сюзанна не замечала ни у кого другого. Сердце женщины бешено забилось, неосознанно она провела рукой по волосам, стараясь пригладить своенравные растрепанные пряди и заплести их в косу.
Только потом Сюзанна заметила нечто необычное. Это «нечто» заключалось в том, что капитан сидел в добротном седле. В руках он держал узелок с бельем и брюки, которые и сбросил в руки женщины.
Реддинг слабо улыбнулся Сюзанне и заговорил тихим теплым голосом, почти шепотом, так что его слова не доносились до Веса:
— Так как мне доставляет удовольствие любоваться вашими ногами, — шептал он, двусмысленно улыбаясь, — я не мог не заметить, что их не миновало воспаление.
Сюзанна порозовела, покраснела, стала пунцовой… несмотря на жесткий внутренний приказ держать себя в руках. Она старалась осматривать ноги и ухаживать за ними, когда, ей казалось, никто ее не видит. Вероятно, Райс был наблюдательнее, чем она предполагала. И как он догадался, что она мечтала о брюках?!
И еще седло! Бог мой! Как оно им необходимо! Как оно нужно Весу!
Несмотря на то, что Вес был отличным наездником, с одной ногой он взбирался на лошадь, прилагая неимоверные усилия. Ему было стыдно обращаться за помощью к Райсу, но он был вынужден это делать. Сейчас, когда появилось седло, Вес прекрасно справится со всем самостоятельно. Сюзанна даже не сомневалась в том, что седло предназначалось её брату.
У Райса было припасено кое-что еще. Он спешился, взял лошадь под уздцы, подошел к Весу и, наклонившись, сказал:
— Армия генерала Ли сдалась в плен.
Полковник распрямился. Он был весь внимание. Глаза его блестели необычно живо. Тем не менее первый вопрос задала Сюзанна.
— Война окончена? Вы в этом уверены?
— В той степени, в какой покончено с генералом Ли. Это известие передается в войска курьерами. На одного я наткнулся по пути. Джонни позволено иметь при себе лошадей и личное оружие. Это великодушное решение. Кроме того, не было никакого мародерства по отношению к побежденным.
— В той степени, в которой покончено с генералом Ли? — спокойно переспросил Вес. — А что известно об остальных армиях? Генерала Джонсона в Каролине? Кирби Смита в Техасе? Других?
Реддинг пожал плечами.
— Генерал Ли сдался. Это то, что известно всем.
Сюзанна прикрыла глаза и прошептала:
— Закончена! Бог мой! Сколько убитых!
— А для вас, Реддинг, — Вес жалил капитана взглядом, — закончена ли война для вас?
Задавая один вопрос, таящий в себе много смыслов, Вес хотел бы получить ответ на все.
— Я не знаю, — честно признался Райс. И это соответствовало действительности. Он убил офицера североамериканской армии, будучи гражданским лицом. Сейчас он не мог четко изложить свои намерения. Ему оставалось только пожимать плечами.
— По крайней мере, это облегчит наше путешествие, ведь сейчас начнется массовое передвижение людей: солдаты с той и с другой стороны будут расходиться по домам. Мы сможем затеряться в толпе.
Вес пристально посмотрел на Сюзанну.
— Дома нас ждет много горя, Пуговка.
Райс вопросительно переводил взгляд с брата на сестру и обратно. Сюзанна объяснила ему:
— В наших краях большинство симпатизировало южанам. Почти каждая семья потеряла кого-нибудь из мужчин. Они пали в борьбе с янки.
— Все, кроме Мартинов, — горько добавил Вес.
Райс еще не во всем разобрался. Сюзанна продолжала объяснение:
— Мартины — жадные, алчные люди. Они вступили с нами в войну, и сейчас для них наступило самое благоприятное время.
В голосе Сюзанны было не меньше горя и сожаления, чем в речи ее брата.
— Годами они постоянно угрожали нам, и, наконец, не осталось никого, кто мог бы поставить их на место. — Она повернулась к Весу. — И мне безразлично, что думают о тебе окружающие. Ты мне нужен, Вес. Я не могу остановить их одна, сейчас, когда Марк… — голос ее оборвался. Женщина резко повернулась спиной к мужчинам. Стыд за то, что уже несколько дней она не вспоминала о Марке, и опустошенность бередили ей душу, ныло сердце. Много воды утекло с тех пор, как она, Вес и Марк скакали верхом по полям, плавали в реке и мечтали на ее берегах. Да полноте, было ли когда-нибудь это благословенное время? Было и прошло. Почти все близкие оставили ее: мама и папа, Марк и наполовину брат. С ней осталось его физическое тело, оболочка, руины прежнего уверенного в себе человека с сильно развитым чувством ответственности и мужеством воплощать планы в жизнь. Сейчас Вес казался таким робким, неуверенным, что был, скорее, бременем, чем защитником. Сюзанне постоянно хотелось подойти к нему, погладить по голове и пожалеть. Но это было бы самым плохим из того, что она могла сделать. Жалость была ему противопоказана. Чтобы возродиться, он должен был почувствовать себя мужчиной снова.
Сюзанна повернулась и нашла глазами Райса. Несмотря на длительный срок, в течение которого они находились бок о бок, он продолжал оставаться для нее загадочным человеком.
Прислонясь к дереву, Райс продолжал наблюдать за братом и сестрой, как будто они лицедействовали на сцене. На лице его не отражалось других чувств, кроме разве что любопытства зрителя, ожидающего развязки драмы. В конце концов Вес произнес:
— Я поеду с тобой. До Техаса.
В глазах полковника, устремленных на Райса, читалось и другое: «Я не могу доверить сестру вам».
Райс передернул плечами, как бы демонстрируя, что мнение полковника не имело для него, Райса, никакого значения, что, по мнению Сюзанны, полностью соответствовало действительности.
Райс присел на корточки и с нарочитым интересом разглядывал кучу хвороста для костра. Сегодня он замешкался с выполнением обычных привальных обязанностей, отбирая седло у курьера, юного солдатика, почти мальчика, которого он встретил по дороге во время ночной охоты. Реддинг не стал отбирать у юноши последние продукты, только слегка связал его и стреножил лошадь, отпустив ее пастись невдалеке. В конце концов, джонни ранили его и заключили в тюрьму. Отмщение, которое принял на себя этот мальчик, по мнению капитана, было очень мягким. Но он не принес ничего съестного Сюзанне и ее брату. У курьера в запасе были только сухари, а выглядел он очень заморенным. Райс подумал тогда, что новости будут важнее сухарей. Он ожидал, что сообщение обрадует его подопечных, но Вес лишь опечалился, а Сюзанна предалась своим мрачным воспоминаниям.
Ее муж. Покойный муж. Райса охватило тоскливое одиночество, чувство, которое, ему казалось, он уничтожил в себе очень давно, а сейчас выяснилось, что все эти годы оно жило в нем, скрываясь под маской безразличия.
Конечно, дьявол свидетель, он не мог оставаться бесстрастным, каждое мгновение ощущая теплое женское тело вплотную к своему. Особенно остро он ощущал ее присутствие, когда, утомившись в пути, она расслаблялась и отдыхала, опустив голову ему на плечо. Единственное, что он мог предпринять, чтобы не испытывать постоянного, изнуряющего волнения, это гнать и гнать лошадей, не давая роздыху людям, чтобы к вечеру валиться от усталости без единой мысли в голове и даже без намека на желание. Тем не менее его природная выносливость, удесятеренная неудовлетворенностью, толкала его на ночные приключения: он осматривал окрестности, охотился, подворовывал. Последнему он научился еще в детстве.
Избитый хлыстом хозяином конюшни, он вскорости оставил это место, чтобы ничто не напоминало ему о боли и унижении, и долго жил воровством. В будущем его ждала петля или в лучшем случае исправительные работы, если бы он не встретил Натана Каррутерса. Он вышколил Райса, научил его чтению, письму и еще многому такому, о чем лучше не вспоминать. Они стоили один другого и понимали друг друга с полувзгляда. Их тандем просуществовал более десятка лет. Натан учил его грамоте и хорошим манерам, Райс выступал наставником в делах, требующих ловкости рук и всякого рода мастерства сомнительного толка. Это был взаимообогащающий обмен.
Райс очнулся от воспоминаний, обнаружив, что к нему прикованы две пары глаз, а в воздухе разлита напряженная тишина.
— Пойду позабочусь о лошадях, — грубо прервал он молчание. — Сегодня мне не повезло с провизией, так что нет необходимости разжигать костер.
Райс подошел к лошади и благодарно потрепал ее за холку. Бедное животное. На лошадином крупе сохранились отметины от ударов хлыстом, и, если Реддинг не потерял чутья, коняге здорово досталось в жизни.
— Ты заслужила отдых, — шепнул Райс на ухо лошади, — и дубовых листочков. Будь уверена, скоро ты их получишь.
Лошадь вскинула голову и ответила благодарным ржанием. В ней это было первым проявлением лошадиного жизнелюбия.
— Приходишь в себя? Я тоже.
Райс отвел животное в глухое укромное место с густой высокой травой и стреножил лошадь.
Он мечтал еще об одной лошади, чтоб избавить эту от двойного бремени. Во время своих ночных отлучек он выискивал одинокого путника, безразлично, янки или джонни, но не наткнулся ни на кого, кроме курьера. Что-то удержало Райса от того, чтобы отобрать у всадника лошадь. Отобранное седло юноша смог бы заменить новым с большей легкостью, чем отобранную клячу другим животным.
Черт побери! Уж не становится ли он милосердным?! Потрепав напоследок лошадь, Реддинг свернул налево к рощице. После дня, проведенного в седле, нужно было размять и поупражнять ноги. Ноги должны быть сильными и выносливыми, но уж, конечно, не для того, чтобы сбежать от молодой особы с тревожащим душу взглядом лиловых глаз, будящих воображение и воспоминания, которых он хотел бы избежать.
Приблизившись к роще, он обнаружил, что попал на небольшое фамильное кладбище, обнесенное невысокой железной изгородью. Ветви развесистого дуба оберегали от дождей крохотный участок земли, покрытый надгробными плитами с поминальными надписями. Некоторые Райс разобрал. Поколения одной семьи. «Сильвия. Родилась в 1808. Умерла в 1815. Она присоединилась к ангелам на Небесах», «Давид Меткалф. Родился в 1840. Умер в 1861. Пал с честью в битве при Манассас. Он был нашей надеждой».
Были и другие надгробия с надписями. Реддинг задумался над эпитафией «Пал с честью… Он был нашей надеждой». Райс никогда не верил в существование чести как категории, имеющей отношение к реальной жизни.
«Во всяком случае, — думал он, глядя на могилы, — должно быть, забавно иметь семью».
Надписи свидетельствовали о том, что родственники заботились друг о друге. Интересно, какая могла бы быть у него семья? Он даже вообразить этого не мог.
— Какое умиротворение, — раздался грустный мягкий голос, и Райс остолбенел. Он не слышал, как подошла Сюзанна, а это означало, что он потерял бдительность. Это нехорошо. Может быть, причиной всему усталость? Или женщина? Он даже не обернулся.
— Умиротворение? — переспросил Реддинг, криво усмехаясь. Он не мог удержаться от привычной гримасы, маски, которую он напяливал на себя в присутствии Сюзанны.
— Я думаю так, — голос женщины слегка дрогнул. Он обернулся и посмотрел на Сюзанну.
— Ваш муж тоже?
— И много, много других.
Женщина подняла глаза на Реддинга. В уголках прятались слезы. Райс, ругая себя за мягкотелость, раскрыл объятия, и Сюзанна упала ему на грудь.
У большинства людей есть возможность выбора, их выбор был предопределен.
Райс ощутил приятное покалывание, шевеление плоти. Казалось, помимо собственной воли он сжимал в объятиях тело сильной, независимой женщины, в глазах которой стояли слезы, голос надламывался, тело сотрясалось от рыданий. Неожиданно ему захотелось принять на себя все ее горе. Это было настолько необычно для него, так ему не свойственно, что потрясло так сильно, как не многое в жизни потрясало.
Реддинг приказал себе отступить на шаг назад, сделать глубокий вдох и все хорошенько обдумать. Холодное аналитическое «alter ego» требовало совершить это немедленно. Но уже зародилось нечто другое, еще более сильное, удивительное. Страстное желание, которое толкало его вперед. Он наклонил голову и прикоснулся губами к ее волосам с такой нежностью, которая удивила даже его самого. Это было волшебное прикосновение. Волосы у нее были мягкими, как шелк. Его губы скользнули ниже, по лбу, Сюзанна откинула голову, и их взгляды встретились. В ее глазах он увидел бездну вопросов. И желание, и нужду в нем, которые она не могла скрыть. И страх. Страх перед неизведанным, перед безграничным, всепоглощающим потоком, в который им предстояло погрузиться.
Джентльмен должен был бы с уважением отнестись к ее чувствам. Но он не был джентльменом. Его губы приблизились к ее губам и замерли в ожидании искусного ответа. Сюзанна ответила ему нежной порывистостью. Это было совсем не то, что он ожидал.
В поведении Сюзанны Райс заметил удивление и… интерес к его поцелуям, но более всего в ней было наивности неопытности, которую трудно было предположить и женщине, побывавшей замужем. Создавалось впечатление, что она не очень хорошо знала, что нужно делать.
Он знал.
Чувствуя трепетание женского тела, он страстно прижал ее к себе, ища губами ее губы. Райс прижимался к ней губами сначала мягко, потом сильно, требовательно. Губы его со свирепой настойчивостью возбуждали женщину. Он старался сдерживаться, чтобы не смять ее, не причинить ей боли, уберечь от синяков, которые могли быть следствием его жесткой несдержанности. Язык Райса медленно погружался в рот женщины, лаская, исследуя, требуя. Ее наивность, неуверенные ответные ласки еще больше разжигали его страсть. Была Сюзанна замужем или нет, он чувствовал, что ее никто не целовал так страстно и требовательно, что она никому не отвечала так искренне. Он не просто чувствовал, знал почти наверняка, хотя такая неопытность была внове для него. Неискушенность женщины пленяла и… сбивала с толку.
Райс чувствовал, как мощное напряжение распространялось по всему телу, знал, что то же испытывает и женщина. Ее била дрожь в одном ритме с ним; ее губы страстно прижимались к его губам, ее руки крепко и властно обвили его шею. Язык Сюзанны осторожно, очень осторожно дотронулся до его языка и закружился в медленном сексуальном танце. Они оба были вовлечены в то, чему противостоять не имели ни сил, ни желания. Все убыстряющиеся любовные ласки воспламенили в Райсе желание такой неистовой силы, что ему захотелось слиться с ней здесь и сейчас. Но нерешительность Сюзанны, застенчивость ее прикосновений предупреждали его о том, что для полной победы необходим длительный и медленный штурм. Райс слегка отстранился и заглянул ей в глаза.
— Сюзанна, — прошептал Реддинг.
Английский акцент придавал слову напевность. Райс произнес ее имя как заклинание любви.
Этого он делать не собирался. Но ведь и чувствовать так сильно и искренне он не собирался.
Пристально глядя на женщину, Райс медленно и нежно провел кончиком пальца по ее лицу — от ямочки на подбородке, по щеке до разреза глаз, осторожно стер след слезинки, которая несколько минут назад сбежала по ее лицу. Лиловые, омытые слезами глаза казались цветами, освеженными росой. Ее глаза блуждали по его лицу.
Райс не был уверен в выражении своего лица, поэтому легко прижался к ней губами, стараясь выразить нежность, превратить поцелуй в нечто, объединяющее их, понятное обоим и не страшное.
Обыкновенное влечение мужчины к хорошенькой женщине, одинокой женщине. И ничего более, — объяснял он себе. Но не все получалось гладко.
Когда их губы сливались в жгучем поцелуе, он испытывал такое упоительное чувство, которого никогда не испытывал раньше. Это не было голой страстью, которую можно обуздать. Райс никогда не ощущал жизнь так остро, как в эти благословенные минуты; никогда не испытывал таких переживаний. Искатель приключений, живший внутри его, попал в ловушку. Полностью и навсегда. Опасное чувство, сказал он себе. Но размышлять об этом было некогда.
Пока Райс контролировал себя и был хозяином своей плоти, тело его походило на сжатую пружину, готовую всякий момент распрямиться. Теперь оно почти не подчинялось своему хозяину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48