Он заглянул ей в глаза.
— Пичи, я люблю тебя за то, что ты можешь разбираться в людях, люблю твою душу, люблю твои глаза, сердитые и страстные, люблю твои рассказы о детстве, которые трогают меня до глубины души. Пичи, я люблю тебя всем своим сердцем!
Слезы радости брызнули из ее глаз.
— Сенекерс, — прошептала она. — Сенекерс! Я даже и не знаю, что сказать. Он улыбнулся и приказал:
— Скажи, что ты любишь меня! Скажи, что ты хочешь быть моей женой.
Пичи поняла сразу, что он имел ввиду. Сенека повторил:
— Скажи, что ты хочешь быть моей женой, Пичи!
— Да, — ответила она. — Я хочу быть твоей женой. Он схватил ее в объятия и понес на кровать. Он положил ее и насмешливо сказал:
— Надеюсь, что ты не устала, моя дорогая!? У нас с тобой будет длинная ночь. Принцесса!
— Длинная и особенная, Сенекерс! — подхватила Пичи. — Очень особенная!
Она протянула к нему свои руки, а Сенека — свои.
Глава 15
На нем были только брюки.
Пичи сняла их.
— Не могу поверить, что я когда-то боялась тебя, — сказала она, заглядывая в его сияющие любовью глаза и лаская руками его обнаженное тело.
— Мне странно, что я не понял сразу, как я люблю тебя, — добавил он. — А по правде говоря, я люблю тебя с семи лет.
— С семи лет? — переспросила Пичи.
— Да, там, в башне был ангел… — задумчиво произнес он.
«Его ангел», — подумала Пичи.
— Сенека, что ты сказал? — спросила она.
— Не важно! Это длинная история. Она давно прошла, хотя осталась в душе. Но когда-нибудь я тебе расскажу, как я дважды терял своего ангела и как я каждый раз находил ее, — сказал Сенека.
Не дождавшись очередного вопроса, он повернул ее и стал расстегивать корсет. Когда она уже была полностью раздета, он взглянул на ее обнаженное тело и нахмурился: на ее пахнущей магнолиями коже были ярко-красные отметины от корсета. Он знал, что это по его вине она стала носить корсет, чтобы стать настоящей леди. Он знал, что корсет доставлял ей большое неудобство, что ей даже больно было в нем ходить.
— Пичи, — прошептал он. — Прости меня! Нагнувшись, он стал целовать каждую красную отметину на ее теле. И она тоже стала его целовать. Ее инициатива, ее молчаливые жесты очень поразили Сенеку. Он положил ее сверху себя так, что ее тело вытянулось во всю его длину.
Ритм… Это самое древнее начало в любовной игре. Он понял, что она уже усвоила это — тысячелетний инстинкт проснулся у нее в крови.
Начался брачный ритуал: мужчина пришел к женщине, женщина пришла к мужчине. Он двигался с нею вместе, улавливая каждое ее движение. Его плоть стала увеличиваться в размерах и, когда он почувствовал с ее стороны такое же страстное желание, как и у него, он перевернул ее на спину и склонился над ней.
— Боже! Какая же ты сладкая!!! — пробормотал он и раздвинул своею рукой ее ноги.
Он почувствовал, что она уже была готова принять его и стал ласкать пальцами ее влагалище. По прежнему опыту он уже знал, что эта ласка особенно возбуждает ее — так, что она начинает стонать и извиваться. Сегодня он намеревался довести ее до экстаза прежде, чем она почувствует боль, прежде, чем станет женщиной.
Признаки нарастающего экстаза уже появились у Пичи. Она была счастлива. Но она хотела такого же экстаза и с его стороны.
— Сенека! Я не хочу, чтобы все было так, как той ночью. Я хочу, чтобы мы вместе с тобою ощутили блаженство, — прошептала она.
Ее наивность тронула его до глубины души.
— Я только хочу подготовить тебя, — произнес он.
— Я не боюсь, Сенека! Возьми мою невинность! Осчастливь меня! — просила она. — Я хочу, чтобы это произошло здесь и сейчас же.
— Да, моя дорогая, — прошептал он. — Это случится сегодня.
Он читал в ее глазах каждое ее желание. Он донимал все без слов. Сенека лег сверху и… вошел в нее. Медленными, вращательными движениями он дошел до ее невинности и остановился. Тем временем она сама обвила ногами его за талию, и он резким толчком вошел в нее еще глубже…
— Сенека?! — воскликнула она.
— Жена… — ответил он. — Моя жена! У Пичи скатилась слезинка по щеке, и он слизал ее своим языком. Он понимал, что причинил ей боль, что она почувствовала ее, но ничего больше так и не сказал.
Но он продолжал двигаться внутри нее… Он знал, что на смену боли придет блаженство.
— Ты был прав, Сенека, — прошептала она ему на ухо. — Я не поняла, как все это случилось и, действительно было больно…
— Жена? — спросил Сенека.
— Что, мой муж? — переспросила она.
— Еще не все, — произнес он.
— Как не все? — улыбаясь спросила она. — Ты еще не закончил эти вращения.
— Пичи, — прошептал он, надавливая всем своим телом на нее. — Ты так описываешь все это своим языком, что у меня даже в голове не умещается. Любовь — это не «вращения».
Она поцеловала его в щеку и спросила:
— А тогда что же это? — вновь спросила она.
— Подожди, моя дорогая, — ответил он.
— Сенека, ты сказал, что еще не все закончено, ты сказал…
— Я знаю, что я сказал, Пичи, — засмеялся он. Он никогда не испытывал такого блаженства, как сейчас.
— Как мне тебя научить чему-то, если ты меня постоянно останавливаешь? — спросил ее поддразнивая Сенека.
— Прости, больше не буду, — прошептала она.
— Ты только обещаешь, — вновь поддразнил ее он.
Он ласкал ее тело, ее грудь, а затем вновь глубоко вошел в нее. На этот раз он любил ее сильно, упорными ударами, не снижая темпа и не прерываясь. Пичи уловила этот ритм и стала двигаться с ним в такт. Обхватив его руками за шею, она глубоко вдыхала его мускусный запах и сосредоточилась на удовольствии, которое вдруг вспыхнуло в ней. По ее телу начала разливаться сладкая истома и ее самочувствие сейчас исключительно зависело от Сенеки. А Пичи ничего подобного в своей жизни не испытывала!
— Чудовище!!! — произнесла она, так как больше ничего не могла произнести. Она начала глубоко дышать, застонала. С ним происходило то же самое… Пичи вошла в экстаз… Сенека — тоже! О, Боже! Она испытывала блаженство вместе со своим мужем, который любил ее!
— Пичи! Я люблю тебя, моя принцесса! — прошептал он.
— И я люблю тебя, Сенекерс, всем своим сердцем и душой, всем своим телом и даже глазами, и даже ногтями. А еще знаешь что? — спросила она.
— Что? — переспросил он. Она сказала, чуть улыбаясь.
— Ты тяжеленный медведь.
Сенека громко расхохотался и повалился на матрасы, которые под ним провалились. Пичи легла ему на грудь, положила свою ладошку на левый сосок и почувствовала, как сильно бьется его сердце.
— О чем ты думаешь, принцесса? — спросил он. Она наклонила свою лицо к нему и прошептала:
— Я думаю о том, как же не прав был мой батюшка?! Ведь возможно же два раза войти в одну реку!!!
Сенека вновь громко рассмеялся. А затем, когда его веселье прошло, он заглянул Пичи в глаза и спросил:
— Ты сейчас пронзишь мое сердце, жена?
Пичи рассмеялась и ответила:
— Муж, я сделаю это тогда и столько раз, сколько ты захочешь, — ответила она.
Он страстно поцеловал ее. Он вновь желал ее, свою жену, и он знал, что никогда не перестанет желать ее.
— Пичи! — произнес он и улыбнулся снова.
— Что, Сенека? Что здесь смешного? — удивилась она.
Перебирая пальцами ее прекрасные локоны, он вспомнил, как однажды пообещал ей доставить чудо-удовольстие. «Какую жгучую страсть она возбуждает во мне — один ее взгляд — и я на небесах!» — подумал он про себя.
Продолжалась чудесная и бесконечная ночь. Наследный принц и его апалачская горная жена наполнили каждую секунду этой ночи любовью и смехом. И когда забрезжил рассвет, Сенека обнял свою спящую и полностью удовлетворенную жену и прижал к себе. Она была так хороша! Он прошептал слова, захлестнувшие его душу.
— Я люблю тебя. Ты — мой ангел, мой друг, самый лучший из тех, что были у меня…
Часы пробили три часа дня. Пичи проснулась совсем недавно в своей комнате. Шатающейся походкой она подошла к окну, остановилась и уселась в ярко-красное атласное кресло. Белка спрыгнула ей на руки.
Нет, она не будет плакать. С чего бы это? Слишком много хорошего было вокруг. И она не собиралась рыдать. Ее ноги перестали дрожать, но руки все еще дрожали. Одна горячая слезинка соскользнула по щеке на руку.
Дрожащие конечности… Это был еще один типичный признак «типинозиса». И ни одна травинка на этой грешной земле не поможет ей избавиться от этой чудовищной болезни!? Она сама так много помогала людям и животным, а перед своей болезнью была беспомощна. Она повернулась к окну, так как хотела, чтобы солнечные лучи, которые согревали ее лицо, смогли также согреть сильную боль, которая росла внутри нее.
Она вспоминала прошедшую ночь, ее ночь с Сенекой, полную страсти и любви, смеха и веселья.
— Мне не так уже много отведено таких ночей, дружище, — обратилась она к своей белке. — Не так много мне осталось слышать его признаний в любви, и что я — лучший его друг. И это тогда, когда в жизни складывается все так чудесно?!
«Боже праведный! Она вскоре попадет в чистилище». В мыслях она уже была готова ко всему худшему. Ей, конечно же, придется оплатить все по счетам: она ужасно вела себя с Виридис (за это ей дадут несколько миллионов лет в чистилище), она чуть было не ударила короля (за это, по крайней мере — «миллион» лет) и крестьяне… Она игнорировала их жалобы и просьбы целых три недели, пока училась манерам. Нет более тяжкого греха на свете, чем оставлять без помощи нуждающихся людей. Нет, она не будет жариться в чистилище, она сгорит там ярким пламенем за свои грехи. Очень скоро она окажется там. И это сейчас-то, когда ее жизнь похожа на рай, ей придется уйти из жизни.
Она всхлипнула и была готова разрыдаться, когда на пороге ее комнаты внезапно появился Сенека. Он был чем-то расстроен, глаза его лихорадочно бегали. Она бросилась к нему и спросила:
— Сенека! Что случилось?..
— Отец… — только и произнес он. Его голос дрожал.
— Твой отец? Что с ним? — переспросила она.
— Медики… Они сказали… Они не знают, что делать… — сказал он и в сердцах схватился за голову. — Они осматривают его…
— Осматривают? — переспросила Пичи. — А что с ним случилось? Сенека, скажи мне.
Он пожал плечами.
— Я знаю, что ты ненавидишь его. Я знаю, что он жестоко обращался с тобой с тех пор, как…
— Забудь все, Сенека, что, черт побери, с ним случилось?
Сенека тяжело вздохнул:
— Сердце… Его сердце едва прослушивается… Пичи… Дорогая… помоги ему!
Когда Пичи вошла в королевские покои, то увидела, как Тиблок накладывал компресс на голову короля. Руки Тиблока тряслись. Он причитал:
— Его величество всегда был доволен мной. Что он будет делать без меня? Он никогда не сможет так взбить подушки, как это делаю я, — сказал он и поправил ему подушку.
Пичи заметила, что лицо Тиблока было таким же белым, как и у короля.
— С тобой все хорошо, Тиблок?
— Я заботился о нем двадцать один год, — продолжал Тиблок. — Его величество — это моя семья.
— С тобой, действительно, все в порядке? — переспросила его Пичи.
— Да, — наконец-таки ответил Тиблок. — Все в порядке. Король был бледен и слаб, слаб настолько, что не мог ничего говорить.
Пичи вливала королю лекарства по капельке. Это был сбор из листьев наперстянки и сердечного листа. Через небольшой промежуток времени она повторяла все вновь. Сенека стоял рядом, наблюдая за тем, не стало ли его отцу лучше. Но признаков улучшения не наступало. Лицо отца было бледно как чистая простынь, его дыхание было едва слышно. Но Сенека не терял надежды, ведь Пичи оказывала ему помощь.
Король вдруг тяжело вздохнул, его массивное тело содрогнулось, а лицо — передернулось. Тиблок едва не упал, ухватившись за кровать:
— О, Боже! Он умер…
Пичи подняла голову и посмотрела на слугу, который чуть было не упал в обморок, переживая за короля.
— Он не умер, — сказала Пичи. — Он придет в себя через несколько минут, он чувствует боль в суставах. Он не лечил их так, как я ему велела, да?
Тиблок покачал головой.
— Он… Он сказал, что они не будут ходить, если воспользуется вашим лекарством.. — сказал он и весь затрясся.
— Слушай, что я тебе скажу. Сходи и принеси те лекарства, слышишь? Сейчас самое время втереть ему растирку, и он настолько слаб, что не сможет помешать нам.
Слуга скоро вернулся с растиркой и по приказу Пичи начал очень осторожно втирать лекарство в ноги и суставы. Король судорожно задергался, а у Тиблока чуть было не началась истерика.
— Тиблок, — сказала Пичи, — если ты не успокоишься, то мы вынуждены будем дать тебе сердечные капли.
— Я не вынесу этого, — сказал Тиблок. — Когда я дотрагиваюсь до него, то я причиняю ему сильную боль. Я просто не могу делать ему больно, — сказал Тиблок и отвернулся.
Пичи видела, как на глазах у него выступили слезы. Она дала сердечные капли Сенеке и сказала:
— Давай эти капли своему отцу, а я помогу Тиблоку с растиранием.
Наступил вечер. Сенека уже закончил давать отцу лекарство, а Пичи с Тиблоком — растирания. Слуги принесли подносы с едой.
— Ешь, Пичи, — предложил Сенека.
— Не хочу, — ответила она.
— А ты, Тиблок? — предложил Сенека слуге.
— Я не голоден. Ваше Высочество, — ответил тот. Пища осталась нетронутой. Лунный свет осветил комнату. Тиблок уснул в кресле перед кроватью короля. В полночь Сенека настоял на том, чтобы Пичи прилегла на диване в гостиной. Она поспала всего несколько часов, а затем встала для того, чтобы продолжить лечение короля. Сенека не отдыхал совсем. Его единственный родитель лежал и умирал. Этот человек всегда уделял сыну мало внимания, но это был его отец. И, глядя на него, он вспоминал себя маленьким мальчишкой и страстное желание назвать своего отца папой. Сенека наклонился к отцу и произнес:
— Всегда… Всегда я хотел назвать тебя папой. Но… если ты… если ты умрешь, мой шанс назвать тебя так умрет тоже.
Прошло три дня, прежде чем король поддался лечению с помощью лекарств Пичи. Прищурившись, он старался рассмотреть трех человек, стоящих у его кровати. Сенека первым понял, что отцу становится лучше.
— Отец! — позвал он и радостно улыбнулся, когда король взглянул на него.
Тиблок совсем потерял голову: он упал на мраморный пол и запричитал:
— Ваше Величество! Она смогла, смогла…
— Бога ради, Тиблок, прекрати причитать! — прошептал король. — Что ты делаешь на полу? Тиблок, не медля, вскочил на ноги.
— Ваше Величество! Я глубоко сомневался, что она сможет, но она смогла. О, Боже! Она и вправду смогла.
Пичи озабоченно посмотрела на лицо короля. Она была удовлетворена осмотром: цвет лица возвращался к королю.
— Как Вы себя чувствуете? Вы голодны? — спросила она у короля. Король уставился на нее:
— Что ты делаешь здесь?
— Три дня назад твое сердце почти совсем перестало биться, — пояснил Сенека. Твои медики старались помочь тебе. Пичи приготовила тебе лекарства. Она спасла тебе жизнь, отец!
Сенека взял Пичи за руку. Он ждал, как прореагирует на новость король.
— Что? — громко воскликнул король. — Ты позволил ей давать мне те противные лекарства из трав?
Сенека сказал твердым голосом:
— Лекарства помогли. Отец… Ты остался жив благодаря ей. У тебя нет слов благодарности? Король взглянул на Пичи и скомандовал:
— Убирайся отсюда вон! И немедленно!
Пичи собралась уйти, но Сенека перехватил ее за руку .
— Если я не уйду отсюда, он разволнуется и его сердце не выдержит, — сказала она Сенеке.
Еще раз взглянув на порозовевшие щеки короля, она отошла от кровати и сказала Тиблоку:
— Ему нужно давать больше сердечного лекарства. Каждые два часа по столовой ложке. Да, и принесите ему что-нибудь поесть. Можно и супа. И еще, не забудьте про те другие лекарства, что я приготовила для него. Я думаю, что травы ему помогут.
Тиблок послушно закивал головой и дружелюбно дотронулся до нее рукой, а потом боязливо отдернул. Пичи поняла, что означал этот жест: он по-своему благодарил ее. Она улыбнулась и вышла из комнаты.
Дождавшись, когда она закроет дверь, Сенека повернулся к своему отцу и сказал:
— Отец…
— Ты что, думаешь, что я ничего не понимаю? — прошептал чуть слышно король. — Я прекрасно понимаю, что ты собираешься сделать, Сенека. Наш договор… Ты проиграл. Вот ты и выдумал план, как что-нибудь изменить в договоре. Ты…
— Я ничего не задумал. Пичи…
— Ты стараешься заставить меня поверить в то, что я чуть-чуть не умер. Но я не болен! Она… она дала мне такие лекарства, которые свалили меня, а теперь ты пытаешься убедить меня, что, если бы не она, то я не выжил бы.
Сенека разозлился.
— Твоя болезнь никем не подстроена! Пичи действительно спасла тебе жизнь! — сказал он. Король только махнул рукой.
— Она ровным счетом не сделала ничего, — слабо проговорил он.
— Да ты же умирал! — сказал раздраженно Сенека. — Тиблок, — обратился Сенека к слуге, — скажи, как он себя чувствовал, прежде чем ему Пичи дала свои лекарства.
Тиблок подбежал к кровати короля. — Ваше Величество, — произнес он. — Вы были очень больны. Принцесса…
— Пошел вон, Тиблок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Пичи, я люблю тебя за то, что ты можешь разбираться в людях, люблю твою душу, люблю твои глаза, сердитые и страстные, люблю твои рассказы о детстве, которые трогают меня до глубины души. Пичи, я люблю тебя всем своим сердцем!
Слезы радости брызнули из ее глаз.
— Сенекерс, — прошептала она. — Сенекерс! Я даже и не знаю, что сказать. Он улыбнулся и приказал:
— Скажи, что ты любишь меня! Скажи, что ты хочешь быть моей женой.
Пичи поняла сразу, что он имел ввиду. Сенека повторил:
— Скажи, что ты хочешь быть моей женой, Пичи!
— Да, — ответила она. — Я хочу быть твоей женой. Он схватил ее в объятия и понес на кровать. Он положил ее и насмешливо сказал:
— Надеюсь, что ты не устала, моя дорогая!? У нас с тобой будет длинная ночь. Принцесса!
— Длинная и особенная, Сенекерс! — подхватила Пичи. — Очень особенная!
Она протянула к нему свои руки, а Сенека — свои.
Глава 15
На нем были только брюки.
Пичи сняла их.
— Не могу поверить, что я когда-то боялась тебя, — сказала она, заглядывая в его сияющие любовью глаза и лаская руками его обнаженное тело.
— Мне странно, что я не понял сразу, как я люблю тебя, — добавил он. — А по правде говоря, я люблю тебя с семи лет.
— С семи лет? — переспросила Пичи.
— Да, там, в башне был ангел… — задумчиво произнес он.
«Его ангел», — подумала Пичи.
— Сенека, что ты сказал? — спросила она.
— Не важно! Это длинная история. Она давно прошла, хотя осталась в душе. Но когда-нибудь я тебе расскажу, как я дважды терял своего ангела и как я каждый раз находил ее, — сказал Сенека.
Не дождавшись очередного вопроса, он повернул ее и стал расстегивать корсет. Когда она уже была полностью раздета, он взглянул на ее обнаженное тело и нахмурился: на ее пахнущей магнолиями коже были ярко-красные отметины от корсета. Он знал, что это по его вине она стала носить корсет, чтобы стать настоящей леди. Он знал, что корсет доставлял ей большое неудобство, что ей даже больно было в нем ходить.
— Пичи, — прошептал он. — Прости меня! Нагнувшись, он стал целовать каждую красную отметину на ее теле. И она тоже стала его целовать. Ее инициатива, ее молчаливые жесты очень поразили Сенеку. Он положил ее сверху себя так, что ее тело вытянулось во всю его длину.
Ритм… Это самое древнее начало в любовной игре. Он понял, что она уже усвоила это — тысячелетний инстинкт проснулся у нее в крови.
Начался брачный ритуал: мужчина пришел к женщине, женщина пришла к мужчине. Он двигался с нею вместе, улавливая каждое ее движение. Его плоть стала увеличиваться в размерах и, когда он почувствовал с ее стороны такое же страстное желание, как и у него, он перевернул ее на спину и склонился над ней.
— Боже! Какая же ты сладкая!!! — пробормотал он и раздвинул своею рукой ее ноги.
Он почувствовал, что она уже была готова принять его и стал ласкать пальцами ее влагалище. По прежнему опыту он уже знал, что эта ласка особенно возбуждает ее — так, что она начинает стонать и извиваться. Сегодня он намеревался довести ее до экстаза прежде, чем она почувствует боль, прежде, чем станет женщиной.
Признаки нарастающего экстаза уже появились у Пичи. Она была счастлива. Но она хотела такого же экстаза и с его стороны.
— Сенека! Я не хочу, чтобы все было так, как той ночью. Я хочу, чтобы мы вместе с тобою ощутили блаженство, — прошептала она.
Ее наивность тронула его до глубины души.
— Я только хочу подготовить тебя, — произнес он.
— Я не боюсь, Сенека! Возьми мою невинность! Осчастливь меня! — просила она. — Я хочу, чтобы это произошло здесь и сейчас же.
— Да, моя дорогая, — прошептал он. — Это случится сегодня.
Он читал в ее глазах каждое ее желание. Он донимал все без слов. Сенека лег сверху и… вошел в нее. Медленными, вращательными движениями он дошел до ее невинности и остановился. Тем временем она сама обвила ногами его за талию, и он резким толчком вошел в нее еще глубже…
— Сенека?! — воскликнула она.
— Жена… — ответил он. — Моя жена! У Пичи скатилась слезинка по щеке, и он слизал ее своим языком. Он понимал, что причинил ей боль, что она почувствовала ее, но ничего больше так и не сказал.
Но он продолжал двигаться внутри нее… Он знал, что на смену боли придет блаженство.
— Ты был прав, Сенека, — прошептала она ему на ухо. — Я не поняла, как все это случилось и, действительно было больно…
— Жена? — спросил Сенека.
— Что, мой муж? — переспросила она.
— Еще не все, — произнес он.
— Как не все? — улыбаясь спросила она. — Ты еще не закончил эти вращения.
— Пичи, — прошептал он, надавливая всем своим телом на нее. — Ты так описываешь все это своим языком, что у меня даже в голове не умещается. Любовь — это не «вращения».
Она поцеловала его в щеку и спросила:
— А тогда что же это? — вновь спросила она.
— Подожди, моя дорогая, — ответил он.
— Сенека, ты сказал, что еще не все закончено, ты сказал…
— Я знаю, что я сказал, Пичи, — засмеялся он. Он никогда не испытывал такого блаженства, как сейчас.
— Как мне тебя научить чему-то, если ты меня постоянно останавливаешь? — спросил ее поддразнивая Сенека.
— Прости, больше не буду, — прошептала она.
— Ты только обещаешь, — вновь поддразнил ее он.
Он ласкал ее тело, ее грудь, а затем вновь глубоко вошел в нее. На этот раз он любил ее сильно, упорными ударами, не снижая темпа и не прерываясь. Пичи уловила этот ритм и стала двигаться с ним в такт. Обхватив его руками за шею, она глубоко вдыхала его мускусный запах и сосредоточилась на удовольствии, которое вдруг вспыхнуло в ней. По ее телу начала разливаться сладкая истома и ее самочувствие сейчас исключительно зависело от Сенеки. А Пичи ничего подобного в своей жизни не испытывала!
— Чудовище!!! — произнесла она, так как больше ничего не могла произнести. Она начала глубоко дышать, застонала. С ним происходило то же самое… Пичи вошла в экстаз… Сенека — тоже! О, Боже! Она испытывала блаженство вместе со своим мужем, который любил ее!
— Пичи! Я люблю тебя, моя принцесса! — прошептал он.
— И я люблю тебя, Сенекерс, всем своим сердцем и душой, всем своим телом и даже глазами, и даже ногтями. А еще знаешь что? — спросила она.
— Что? — переспросил он. Она сказала, чуть улыбаясь.
— Ты тяжеленный медведь.
Сенека громко расхохотался и повалился на матрасы, которые под ним провалились. Пичи легла ему на грудь, положила свою ладошку на левый сосок и почувствовала, как сильно бьется его сердце.
— О чем ты думаешь, принцесса? — спросил он. Она наклонила свою лицо к нему и прошептала:
— Я думаю о том, как же не прав был мой батюшка?! Ведь возможно же два раза войти в одну реку!!!
Сенека вновь громко рассмеялся. А затем, когда его веселье прошло, он заглянул Пичи в глаза и спросил:
— Ты сейчас пронзишь мое сердце, жена?
Пичи рассмеялась и ответила:
— Муж, я сделаю это тогда и столько раз, сколько ты захочешь, — ответила она.
Он страстно поцеловал ее. Он вновь желал ее, свою жену, и он знал, что никогда не перестанет желать ее.
— Пичи! — произнес он и улыбнулся снова.
— Что, Сенека? Что здесь смешного? — удивилась она.
Перебирая пальцами ее прекрасные локоны, он вспомнил, как однажды пообещал ей доставить чудо-удовольстие. «Какую жгучую страсть она возбуждает во мне — один ее взгляд — и я на небесах!» — подумал он про себя.
Продолжалась чудесная и бесконечная ночь. Наследный принц и его апалачская горная жена наполнили каждую секунду этой ночи любовью и смехом. И когда забрезжил рассвет, Сенека обнял свою спящую и полностью удовлетворенную жену и прижал к себе. Она была так хороша! Он прошептал слова, захлестнувшие его душу.
— Я люблю тебя. Ты — мой ангел, мой друг, самый лучший из тех, что были у меня…
Часы пробили три часа дня. Пичи проснулась совсем недавно в своей комнате. Шатающейся походкой она подошла к окну, остановилась и уселась в ярко-красное атласное кресло. Белка спрыгнула ей на руки.
Нет, она не будет плакать. С чего бы это? Слишком много хорошего было вокруг. И она не собиралась рыдать. Ее ноги перестали дрожать, но руки все еще дрожали. Одна горячая слезинка соскользнула по щеке на руку.
Дрожащие конечности… Это был еще один типичный признак «типинозиса». И ни одна травинка на этой грешной земле не поможет ей избавиться от этой чудовищной болезни!? Она сама так много помогала людям и животным, а перед своей болезнью была беспомощна. Она повернулась к окну, так как хотела, чтобы солнечные лучи, которые согревали ее лицо, смогли также согреть сильную боль, которая росла внутри нее.
Она вспоминала прошедшую ночь, ее ночь с Сенекой, полную страсти и любви, смеха и веселья.
— Мне не так уже много отведено таких ночей, дружище, — обратилась она к своей белке. — Не так много мне осталось слышать его признаний в любви, и что я — лучший его друг. И это тогда, когда в жизни складывается все так чудесно?!
«Боже праведный! Она вскоре попадет в чистилище». В мыслях она уже была готова ко всему худшему. Ей, конечно же, придется оплатить все по счетам: она ужасно вела себя с Виридис (за это ей дадут несколько миллионов лет в чистилище), она чуть было не ударила короля (за это, по крайней мере — «миллион» лет) и крестьяне… Она игнорировала их жалобы и просьбы целых три недели, пока училась манерам. Нет более тяжкого греха на свете, чем оставлять без помощи нуждающихся людей. Нет, она не будет жариться в чистилище, она сгорит там ярким пламенем за свои грехи. Очень скоро она окажется там. И это сейчас-то, когда ее жизнь похожа на рай, ей придется уйти из жизни.
Она всхлипнула и была готова разрыдаться, когда на пороге ее комнаты внезапно появился Сенека. Он был чем-то расстроен, глаза его лихорадочно бегали. Она бросилась к нему и спросила:
— Сенека! Что случилось?..
— Отец… — только и произнес он. Его голос дрожал.
— Твой отец? Что с ним? — переспросила она.
— Медики… Они сказали… Они не знают, что делать… — сказал он и в сердцах схватился за голову. — Они осматривают его…
— Осматривают? — переспросила Пичи. — А что с ним случилось? Сенека, скажи мне.
Он пожал плечами.
— Я знаю, что ты ненавидишь его. Я знаю, что он жестоко обращался с тобой с тех пор, как…
— Забудь все, Сенека, что, черт побери, с ним случилось?
Сенека тяжело вздохнул:
— Сердце… Его сердце едва прослушивается… Пичи… Дорогая… помоги ему!
Когда Пичи вошла в королевские покои, то увидела, как Тиблок накладывал компресс на голову короля. Руки Тиблока тряслись. Он причитал:
— Его величество всегда был доволен мной. Что он будет делать без меня? Он никогда не сможет так взбить подушки, как это делаю я, — сказал он и поправил ему подушку.
Пичи заметила, что лицо Тиблока было таким же белым, как и у короля.
— С тобой все хорошо, Тиблок?
— Я заботился о нем двадцать один год, — продолжал Тиблок. — Его величество — это моя семья.
— С тобой, действительно, все в порядке? — переспросила его Пичи.
— Да, — наконец-таки ответил Тиблок. — Все в порядке. Король был бледен и слаб, слаб настолько, что не мог ничего говорить.
Пичи вливала королю лекарства по капельке. Это был сбор из листьев наперстянки и сердечного листа. Через небольшой промежуток времени она повторяла все вновь. Сенека стоял рядом, наблюдая за тем, не стало ли его отцу лучше. Но признаков улучшения не наступало. Лицо отца было бледно как чистая простынь, его дыхание было едва слышно. Но Сенека не терял надежды, ведь Пичи оказывала ему помощь.
Король вдруг тяжело вздохнул, его массивное тело содрогнулось, а лицо — передернулось. Тиблок едва не упал, ухватившись за кровать:
— О, Боже! Он умер…
Пичи подняла голову и посмотрела на слугу, который чуть было не упал в обморок, переживая за короля.
— Он не умер, — сказала Пичи. — Он придет в себя через несколько минут, он чувствует боль в суставах. Он не лечил их так, как я ему велела, да?
Тиблок покачал головой.
— Он… Он сказал, что они не будут ходить, если воспользуется вашим лекарством.. — сказал он и весь затрясся.
— Слушай, что я тебе скажу. Сходи и принеси те лекарства, слышишь? Сейчас самое время втереть ему растирку, и он настолько слаб, что не сможет помешать нам.
Слуга скоро вернулся с растиркой и по приказу Пичи начал очень осторожно втирать лекарство в ноги и суставы. Король судорожно задергался, а у Тиблока чуть было не началась истерика.
— Тиблок, — сказала Пичи, — если ты не успокоишься, то мы вынуждены будем дать тебе сердечные капли.
— Я не вынесу этого, — сказал Тиблок. — Когда я дотрагиваюсь до него, то я причиняю ему сильную боль. Я просто не могу делать ему больно, — сказал Тиблок и отвернулся.
Пичи видела, как на глазах у него выступили слезы. Она дала сердечные капли Сенеке и сказала:
— Давай эти капли своему отцу, а я помогу Тиблоку с растиранием.
Наступил вечер. Сенека уже закончил давать отцу лекарство, а Пичи с Тиблоком — растирания. Слуги принесли подносы с едой.
— Ешь, Пичи, — предложил Сенека.
— Не хочу, — ответила она.
— А ты, Тиблок? — предложил Сенека слуге.
— Я не голоден. Ваше Высочество, — ответил тот. Пища осталась нетронутой. Лунный свет осветил комнату. Тиблок уснул в кресле перед кроватью короля. В полночь Сенека настоял на том, чтобы Пичи прилегла на диване в гостиной. Она поспала всего несколько часов, а затем встала для того, чтобы продолжить лечение короля. Сенека не отдыхал совсем. Его единственный родитель лежал и умирал. Этот человек всегда уделял сыну мало внимания, но это был его отец. И, глядя на него, он вспоминал себя маленьким мальчишкой и страстное желание назвать своего отца папой. Сенека наклонился к отцу и произнес:
— Всегда… Всегда я хотел назвать тебя папой. Но… если ты… если ты умрешь, мой шанс назвать тебя так умрет тоже.
Прошло три дня, прежде чем король поддался лечению с помощью лекарств Пичи. Прищурившись, он старался рассмотреть трех человек, стоящих у его кровати. Сенека первым понял, что отцу становится лучше.
— Отец! — позвал он и радостно улыбнулся, когда король взглянул на него.
Тиблок совсем потерял голову: он упал на мраморный пол и запричитал:
— Ваше Величество! Она смогла, смогла…
— Бога ради, Тиблок, прекрати причитать! — прошептал король. — Что ты делаешь на полу? Тиблок, не медля, вскочил на ноги.
— Ваше Величество! Я глубоко сомневался, что она сможет, но она смогла. О, Боже! Она и вправду смогла.
Пичи озабоченно посмотрела на лицо короля. Она была удовлетворена осмотром: цвет лица возвращался к королю.
— Как Вы себя чувствуете? Вы голодны? — спросила она у короля. Король уставился на нее:
— Что ты делаешь здесь?
— Три дня назад твое сердце почти совсем перестало биться, — пояснил Сенека. Твои медики старались помочь тебе. Пичи приготовила тебе лекарства. Она спасла тебе жизнь, отец!
Сенека взял Пичи за руку. Он ждал, как прореагирует на новость король.
— Что? — громко воскликнул король. — Ты позволил ей давать мне те противные лекарства из трав?
Сенека сказал твердым голосом:
— Лекарства помогли. Отец… Ты остался жив благодаря ей. У тебя нет слов благодарности? Король взглянул на Пичи и скомандовал:
— Убирайся отсюда вон! И немедленно!
Пичи собралась уйти, но Сенека перехватил ее за руку .
— Если я не уйду отсюда, он разволнуется и его сердце не выдержит, — сказала она Сенеке.
Еще раз взглянув на порозовевшие щеки короля, она отошла от кровати и сказала Тиблоку:
— Ему нужно давать больше сердечного лекарства. Каждые два часа по столовой ложке. Да, и принесите ему что-нибудь поесть. Можно и супа. И еще, не забудьте про те другие лекарства, что я приготовила для него. Я думаю, что травы ему помогут.
Тиблок послушно закивал головой и дружелюбно дотронулся до нее рукой, а потом боязливо отдернул. Пичи поняла, что означал этот жест: он по-своему благодарил ее. Она улыбнулась и вышла из комнаты.
Дождавшись, когда она закроет дверь, Сенека повернулся к своему отцу и сказал:
— Отец…
— Ты что, думаешь, что я ничего не понимаю? — прошептал чуть слышно король. — Я прекрасно понимаю, что ты собираешься сделать, Сенека. Наш договор… Ты проиграл. Вот ты и выдумал план, как что-нибудь изменить в договоре. Ты…
— Я ничего не задумал. Пичи…
— Ты стараешься заставить меня поверить в то, что я чуть-чуть не умер. Но я не болен! Она… она дала мне такие лекарства, которые свалили меня, а теперь ты пытаешься убедить меня, что, если бы не она, то я не выжил бы.
Сенека разозлился.
— Твоя болезнь никем не подстроена! Пичи действительно спасла тебе жизнь! — сказал он. Король только махнул рукой.
— Она ровным счетом не сделала ничего, — слабо проговорил он.
— Да ты же умирал! — сказал раздраженно Сенека. — Тиблок, — обратился Сенека к слуге, — скажи, как он себя чувствовал, прежде чем ему Пичи дала свои лекарства.
Тиблок подбежал к кровати короля. — Ваше Величество, — произнес он. — Вы были очень больны. Принцесса…
— Пошел вон, Тиблок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37