Они сверкали и переливались, словно воды, питаемые глубокими тайными течениями. А потом зажглась его улыбка. Джорджиана почувствовала, что ее душа открывается ему навстречу, что теперь она находится целиком в его власти.
— Расстанься с ним, Джорджи. У нее по телу пробежала дрожь.
— Я не могу освободиться. Пока — не могу. Сначала я должна кое-что сделать.
— Открыто поговорить с ним? — В его голосе зазвучали нотки гнева.
Ах, как ей хотелось откровенно рассказать обо всем! Это было бы так легко! Теперь Джорджиана видела, насколько это было бы просто. Максим знаком с опасностями, но их создавала не она, и впредь ничто не будет ему угрожать, если в ее силах будет помешать этому.
Она взяла в ладони его лицо, наслаждаясь ощущением небритых щек, легко царапавших ей кожу.
— Я люблю тебя, Максим. Я люблю тебя. Пожалуйста, подожди немного — и я все расскажу тебе.
Он отстранился.
— Сколько мне ждать?
— Несколько месяцев.
Его пальцы нежно скользнули по ее щеке.
— Ты мне нужна, Джорджи. Ты мне очень, очень нужна.
Джорджиана едва могла выдержать его жаркий взгляд.
— Прямо сейчас? — смело спросила она. Его улыбка заставила затрепетать ее сердце.
— Когда в дом в любую минуту может войти Кора Уолтон? — Он погладил ей виски, ощутив биение пульса под нежной кожей. — Мы куда-нибудь уедем. У меня краткосрочный отпуск. Поедем в Вермонт. Там у нас, Дехупов, есть домик у подножия гор.
Он наклонился и коснулся уже не пальцами, а губами.
— Там тихо. Никого нет… Идеальное место.
— Кора уезжает на День благодарения в Манхэттен, — взволнованно прошептала Джорджиана, когда его руки распустили пояс ее халата. — Она собиралась уехать уже сегодня. Если мы уедем после нее, то у нас будет целых три дня!
Его пальцы безошибочно нашли под тонкой тканью рубашки очертания ее груди.
— Я представлял себе, как все будет, когда я привезу тебя домой, как я сам раздену тебя… Мне очень хотелось насладиться этим.
Джорджиана была не в состоянии отвечать. Все ее существо сосредоточилось на нежных движениях его рук. Когда он заметил, как налились желанием ее соски, он прихватил их двумя пальцами и легонько сжал. Страстный стон вырвался у нее из груди, а голова упала ему на грудь.
— В Вермонте будет чудесно.
— Я поеду! — почти простонала она.
Его руки легли ей на плечи, заставив чуть отодвинуться.
— А ты не хочешь узнать?
— Что? — ошеломленно спросила она.
— Как сильно я тебя люблю.
Глава 12
Джорджиана не отрывала взгляда от красных огней машины, которая ехала впереди. Зарядили снегопады, как два дня назад, а ей не хотелось задерживаться. Она поморщилась, когда неудачное движение руки отдалось болью. Она не стала пить ничего сильнее аспирина, потому что ей предстояло сесть за руль.
Накануне Максим сомневался, сможет ли она вести машину. Ей пришлось долго с ним спорить, когда он захотел отменить их уик-энд. В конце концов он сдался — неутоленное желание звучало в его голосе столь же отчетливо, как и в ее собственном.
Ей до сих пор не верилось, что Максим способен на такие чувства Его тревога за ее репутацию была бы забавной, не будь она настолько трогательной. В конце концов, в начале их знакомства он преследовал ее, пугающе пренебрегая ее собственными чувствами! Но теперь все обстояло иначе.
«Он меня любит!»
Джорджиана улыбнулась. Она была готова осуществить любой план, который принес бы им несколько дней тишины и одиночества. И потом, им предстояло ехать совсем недалеко — всего десять миль. Максим распланировал все настолько тщательно, что она почувствовала почти благоговейный восторг. Она оставит свою машину в соседнем городе. Владелец гаража оповещен, что за машиной они вернутся в воскресенье днем.
Через пятнадцать минут после отъезда из Плаудена Джорджиана остановила машину перед автомагазином в городе Дэнбери, штат Коннектикут.
Максим дожидался ее, как она и предвидела. На сердце у нее потеплело. Он стоял на тротуаре, одетый в джинсы, поношенные туристские ботинки, ярко-синий свитер, ворот которого был виден из-под замшевой куртки, и был само воплощение всех ее грез и желаний. Он не стал дожидаться, пока она выйдет, а стремительно распахнул дверцу и нагнулся.
— Ты в порядке?
Она радостно улыбнулась. В его голосе прозвучало трогательное беспокойство.
— Я тебя люблю.
Он быстро оглянулся, а потом заключил ее в крепкие объятия, запечатлев жадный поцелуй на подставленных ею губах.
— Ты замерзла! — укоризненно проговорил он, не выпуская ее.
Она рассмеялась:
— А ты не боишься, что нас кто-то увидит?
Он нахмурился, вспомнив о своих предосторожностях.
— Мне не стыдно появляться с тобой на людях.
Она кивнула:
— Знаю. Ты просто меня оберегаешь. — Она приложила руку в перчатке к его щеке. — Ну, нам уже можно ехать?
Он улыбнулся:
— Только попробуй нас остановить!
Она удобно устроилась в его машине. Он упаковал ее вещи еще накануне вечером, замаскировав пакетами из бакалеи. Вспомнив об этом, Джорджиана засмеялась.
— Что тебя насмешило? — Он бросил на нее теплый взгляд.
— О, я просто вспомнила последние сутки. В этой поездке много шпионского.
— И это не дает тебе покоя, — сказал он, дотрагиваясь до ее руки, которую она ему протянула. — Ты не любишь ложь и обман. Извини.
«Если бы ты знал, любимый!»
В ней снова проснулись угрызения совести. Максим извиняется перед ней за обман, на который она сама согласилась, а она опутала его сетями лжи помимо его воли!
— Дело не в этом, — медленно проговорила она. — Я знаю, что иногда без обмана не обойтись. По правде говоря, — тут она сжала ему руку, — пока все планы и правила устанавливал ты. У меня тоже есть кое-какие условия.
Он посмотрел на нее, вопросительно подняв брови. Джорджиана смотрела на дорогу, крепко ухватив его за руку.
— Ты не должен задавать мне вопросы, которые бы относились к Плаудену и вообще к моему положению.
— Ты имеешь в виду Эдварда, — сухо заметил он.
— Отчасти, — согласилась она. — Обещай мне: что бы между нами ни произошло, ты не станешь меня расспрашивать. Пожалуйста!
Он вздохнул:
— Хорошо. Я хочу, чтобы этот уик-энд принадлежал только нам двоим.
— И про Алана тоже не спрашивай.
Его пальцы разжались, но Джорджиана его руку не отпустила. Она поднесла его затянутую в перчатку ладонь к своей щеке.
— Пожалуйста! — умоляюще повторила она и, повернув голову, прикоснулась губами к обнаженному запястью.
Его рука снова сжалась вокруг ее пальцев, и он притянул ее руку к себе, чтобы ответить на нежную ласку такой же, прибавив чувственное прикосновение языка.
— Джорджи, я изо всех сил стараюсь сделать так, как ты хочешь, — тихо проговорил он, — но я готов лопнуть от любопытства, и ты не можешь меня за это винить.
— Конечно, — негромко согласилась она. — Мне не следует требовать от тебя доверия, когда я не могу быть с тобой откровенна.
В течение десяти ударов сердца в машине было слышно лишь ровное гудение мотора.
— Ты хочешь быть со мной? — спросил он наконец.
— Больше всего на свете! — ответила она. Сердце ее отчаянно колотилось.
— Тогда все остальное не важно, правда?
— Алан мне не любовник, — шепотом призналась она.
Максим резко повернулся к ней, и машина вильнула, заставив его всецело сосредоточиться на дороге. Он вывел автомобиль на обочину и, поставив на ручной тормоз, снова повернулся к ней всем телом:
— Нам следует закончить этот разговор, пока мы не попали в аварию.
Джорджиана прикоснулась к глубоким морщинам, которые обозначились у него на лбу.
— Ты именно так думал, Макси-миллионер?
Он не ответил на этот вопрос, а задал свой собственный:
— Я давно думаю о прозвище, которое ты мне дала. Мое богатство тебя смущает?
— Конечно. — Она провела пальцем по вертикальной морщинке между его бровями. — Не думаю, чтобы мне хотелось жить настолько богато. Я бы чувствовала себя виноватой, потому что не заработала таких денег.
— Но ты бы вышла за меня замуж. — Морщины у него на лбу наконец начали разглаживаться.
— Ну, это не утешает, — резонно заметила она, прижав палец к кончику его носа. — Это сделает меня жадной авантюристкой, дармоедкой и…
Он остановил ее, зажав ей рот ладонью, и договорил:
— … и моей женой.
Стать женой Максима! Этого ей хотелось так сильно! Он прижался к ее губам, и в следующее мгновение их языки соприкоснулись.
— Ну, похоже, эта проблема решена, — удовлетворенно проговорил он, задыхаясь, когда их поцелуй наконец оборвался.
— Но остается еще одно, — решилась сказать Джорджиана. — Самое важное. — Он застонал, но она все-таки закончила: — После этого уик-энда ты не должен пытаться со мной увидеться. Я это серьезно. Ты не должен появляться у дома Роудсов и даже звонить.
— У нашей встречи условий больше, чем у Женевской конвенции! — пробормотал он. Его руки судорожно стиснули руль. — А я могу осведомиться, почему необходима такая оговорка?
Джорджиана смотрела на хлопья снега, которые начали собираться на ветровом стекле.
— Мне уже недолго осталось жить в Плаудене. — Краем глаза она увидела, что Максим снова к ней повернулся. — Как только я буду свободна, я тебе позвоню, если ты все еще будешь этого хотеть.
— И сколько я должен буду ждать твоего звонка? Она пожала плечами. Совсем недавно ей было так тепло, что она боялась вспыхнуть ярким пламенем. А сейчас похолодела настолько, что с трудом могла вспомнить прежние ощущения.
— Не знаю. Наверное, несколько недель.
— Или месяцев? — с раздражением предположил он.
— Надеюсь, что нет!
Она не почувствовала, что у нее по щекам заструились слезы, ее лицо оцепенело. Но Максим их увидел — и ее страдание было для него невыносимым, пусть даже ему приходилось смириться, отказаться от собственных желаний.
Когда его руки обхватили ее, она удивленно подумала, что стоит Максиму прикоснуться к ней — и она перестает ощущать холод.
— Ты — настоящая загадка, Джорджиана, а я не привык, чтобы мои желания оставались неутоленными, — признался он, и его руки сжались теснее, так что она оказалась практически у него на коленях.
Ветровое стекло почти целиком скрылось под снегом, и она отстранилась от него с хитрым выражением.
— Но ты ведь не хочешь, чтобы я утолила твое желание прямо здесь, правда?
— А ты бы это сделала?
За эти минуты его руки незаметно расстегнули ее куртку и легли на обтянутую свитерком грудь.
— Таково твое желание? — спросила она, в свою очередь, не отводя от него пристального взгляда.
— Мое желание — чтобы ты оказалась обнаженной у меня в постели, а твои волосы разметались бы по моей подушке. И чтобы твои ноги раздвинулись, приглашая меня.
Джорджиана оглянулась назад:
— Заднее сиденье у тебя маловато.
— Ты покраснела! — радостно восхитился он. — Джорджи, до чего я рад, что в тот день вышел в бухту Фэрфилд!
Обменявшись быстрым поцелуем, они отодвинулись друг от друга, словно по обоюдному согласию, и пристегнули ремни безопасности.
— А что ты тогда делал в бухте? — спросила она, когда он снова вывел машину на шоссе.
— Фотографировал. — Что?
— Людей, но главным образом, — тут он широко улыбнулся, — тебя!
Она села прямее.
— Меня? Правда? Почему?
На его лице появилась лукавая таинственность.
— У тебя свои тайны, а у меня — свои. Если ты будешь хорошо себя вести, то, может быть, по возвращении в Плауден тебя будет ждать сюрприз.
Она возмущенно посмотрела на него:
— Ты ведешь себя нечестно! Он пожал плечами:
— Мне нельзя говорить о тебе и даже задавать вопросы. Это создает проблемы. О чем мы будем разговаривать в дороге?
— О тебе, конечно. Я практически ничего не знаю о тебе.
— А что бы ты хотела знать?
Джорджиана села удобнее. Максим умеет быть необычайно добрым и милым!
— Расскажи мне про свою жизнь. Тебе нравилось быть фотожурналистом?
— И да, и нет.
— У нас будет игра в угадайку?
Он рассмеялся:
— Ладно. Я решил стать фотожурналистом с той минуты, когда впервые взял в руки фотокамеру. Мне было лет восемь. На Рождество мне подарили дешевенький аппарат для любительских съемок. Да-да, далеко не все подарки, которые я получал, были дорогими. Родители учили меня ценить деньги. Я сам зарабатывал их, чтобы учиться в колледже: работал официантом на летних курортах и все такое прочее.
— Но могу поспорить, курорты были самые шикарные, — откликнулась она.
— Так ты хочешь услышать мой рассказ или нет?
Она с удовольствием заключила:
— Так оно и есть, самые шикарные!
Он застонал.
— Я работал, и это главное. У меня есть два младших брата, Гас и Ник. Ник — иностранный корреспондент «Таймс», а Гас с женой и детьми разводит скаковых лошадей в Кентукки.
— А внешне они на тебя похожи?
Он посмотрел на нее:
— Хочешь, чтобы у тебя был выбор?
— Ник — это сокращение от какого имени?
— Николас, в честь моей прабабушки, которая была гречанкой.
— А Гас?
— Густав.
— Он блондин, — проницательно заметила Джорджиана. — А Ник наверняка высокий, смуглый и очень страстный.
— Я, конечно, не ревную, но как бы ты описала меня?
Она сделала вид, будто пристально его рассматривает.
— Будучи старшим, ты работал усерднее всех, старался оправдать надежды старших. Ты серьезный, даже чересчур, и всегда стремился к самым трудным и высоким целям. А теперь тебе кажется, что ты связан обстоятельствами.
После недолгого молчания он сказал:
— Не будь ты на моей стороне, я бы встревожился. Ты умеешь читать мои мысли, Джорджи.
— К сожалению, нет, — ответила она. — Просто то же самое я могла бы сказать о себе. Я ведь тоже старшая в семье. У меня есть брат и сестра.
— Про Алана мне говорили. — Он подмигнул ей. — Расскажи мне о младшей сестренке. Она такая же милая, как ты?
— Марис шестнадцать, и сейчас она в Индонезии с моими родителями. Моему брату двадцать один, и он работает в электронной фирме на западном побережье. — Она сделала паузу и добавила: — Его зовут Джеймс.
— Марис светленькая или темная?
Джорджиана с облегчением вздохнула: Максим не спросил ее про Алана!
— Она — роскошная блондинка, настоящая приморская девушка, которая проводит почти все свое время в бикини на пляже. Папа говорит, что она сводит с ума индонезийских мужчин.
Максим улыбнулся:
— Кажется, мне твоя семья понравится.
— Тебе очень не хватает поездок по всему миру?
— Хочешь, чтобы я не отвлекался, а? Честно говоря, нет. По крайней мере я не скучаю по тому, чем занимался в прошлом году. Когда-то мне казалось, что моя работа будет значимой только в том случае, если она будет отражать все, что в мире происходит не так, если она будет заставлять людей замечать это и задумываться. Пусть это будет вызывать отвращение или слезы, но по крайней мере не оставит их равнодушными к горю и страданиям, которые их окружают. Теперь я понимаю, что это было наивно. Люди могут быть и выше этого, и ниже. Есть такие, которые выплачут себе глаза, глядя на труп трехлетнего ребенка на первой полосе газеты, а потом перевернут страницу и начнут ворчать на то, сколько денег мы тратим на помощь странам третьего мира. А есть и другие, множество порядочных людей, которые стараются помогать, где это возможно. Они не нацеливаются менять что-то в мировом масштабе, но мир вокруг себя они меняют. Именно их скромные дела помогают людям жить.
Джорджиана улыбнулась. Максим говорил с ней как с другом! Он говорил так, словно ему легко быть с ней откровенным.
— Ты очень хороший человек. Он нежно сжал ее колено:
— Именно поэтому ты любишь меня? Потому что мной можно крутить как хочешь?
— Я люблю тебя потому, что у тебя голова реалиста и сердце романтика.
— А ты уверена, что не наоборот?
Джорджиана пожала плечами:
— В любом случае мне это нравится. И что ты намерен делать? Тебя вынуждают оставить фотожурналистику, чтобы управлять семейным делом?
— Я уже искал повод уйти, — признался он. — И мне только жаль, что им стала смерть отца.
Она кивнула:
— Мне тоже жаль.
Он бросил на нее быстрый пытливый взгляд, который она ощутила всем телом.
— Мне все еще не верится, что ты со мной! — Его хрипловатый голос не мог скрыть его чувств. А потом он уже веселее добавил: — Тебя, похоже, не удивило, что я умею оказывать первую помощь. Хочешь узнать, как я этому научился?
Джорджиана приняла новую тональность разговора:
— Я хочу знать о тебе все!
За разговором дорога пролетела незаметно. Рассказы Максима о поездках в раздираемые войной уголки земли позволили ей увидеть ужасающие картины, которые трудно было себе представить. Но все же, помимо страданий, он видел и отвагу людей, которым приходилось выносить невыносимое.
Когда они остановились, чтобы поесть в гостинице, Джорджиана больше не могла сдерживать свой энтузиазм:
— А ты не думал о том, чтобы оформить свои рассказы в книгу? Ты так хорошо рассказываешь, Максим! Я уверена, что ты нашел бы для нее издателя. Вместе со своими фотографиями — теми, которые, как ты говоришь, откладывал, потому что они были слишком экспрессивными или забавными для информационных агентств, — ты смог бы создать убедительную и трогательную картину изнанки войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Расстанься с ним, Джорджи. У нее по телу пробежала дрожь.
— Я не могу освободиться. Пока — не могу. Сначала я должна кое-что сделать.
— Открыто поговорить с ним? — В его голосе зазвучали нотки гнева.
Ах, как ей хотелось откровенно рассказать обо всем! Это было бы так легко! Теперь Джорджиана видела, насколько это было бы просто. Максим знаком с опасностями, но их создавала не она, и впредь ничто не будет ему угрожать, если в ее силах будет помешать этому.
Она взяла в ладони его лицо, наслаждаясь ощущением небритых щек, легко царапавших ей кожу.
— Я люблю тебя, Максим. Я люблю тебя. Пожалуйста, подожди немного — и я все расскажу тебе.
Он отстранился.
— Сколько мне ждать?
— Несколько месяцев.
Его пальцы нежно скользнули по ее щеке.
— Ты мне нужна, Джорджи. Ты мне очень, очень нужна.
Джорджиана едва могла выдержать его жаркий взгляд.
— Прямо сейчас? — смело спросила она. Его улыбка заставила затрепетать ее сердце.
— Когда в дом в любую минуту может войти Кора Уолтон? — Он погладил ей виски, ощутив биение пульса под нежной кожей. — Мы куда-нибудь уедем. У меня краткосрочный отпуск. Поедем в Вермонт. Там у нас, Дехупов, есть домик у подножия гор.
Он наклонился и коснулся уже не пальцами, а губами.
— Там тихо. Никого нет… Идеальное место.
— Кора уезжает на День благодарения в Манхэттен, — взволнованно прошептала Джорджиана, когда его руки распустили пояс ее халата. — Она собиралась уехать уже сегодня. Если мы уедем после нее, то у нас будет целых три дня!
Его пальцы безошибочно нашли под тонкой тканью рубашки очертания ее груди.
— Я представлял себе, как все будет, когда я привезу тебя домой, как я сам раздену тебя… Мне очень хотелось насладиться этим.
Джорджиана была не в состоянии отвечать. Все ее существо сосредоточилось на нежных движениях его рук. Когда он заметил, как налились желанием ее соски, он прихватил их двумя пальцами и легонько сжал. Страстный стон вырвался у нее из груди, а голова упала ему на грудь.
— В Вермонте будет чудесно.
— Я поеду! — почти простонала она.
Его руки легли ей на плечи, заставив чуть отодвинуться.
— А ты не хочешь узнать?
— Что? — ошеломленно спросила она.
— Как сильно я тебя люблю.
Глава 12
Джорджиана не отрывала взгляда от красных огней машины, которая ехала впереди. Зарядили снегопады, как два дня назад, а ей не хотелось задерживаться. Она поморщилась, когда неудачное движение руки отдалось болью. Она не стала пить ничего сильнее аспирина, потому что ей предстояло сесть за руль.
Накануне Максим сомневался, сможет ли она вести машину. Ей пришлось долго с ним спорить, когда он захотел отменить их уик-энд. В конце концов он сдался — неутоленное желание звучало в его голосе столь же отчетливо, как и в ее собственном.
Ей до сих пор не верилось, что Максим способен на такие чувства Его тревога за ее репутацию была бы забавной, не будь она настолько трогательной. В конце концов, в начале их знакомства он преследовал ее, пугающе пренебрегая ее собственными чувствами! Но теперь все обстояло иначе.
«Он меня любит!»
Джорджиана улыбнулась. Она была готова осуществить любой план, который принес бы им несколько дней тишины и одиночества. И потом, им предстояло ехать совсем недалеко — всего десять миль. Максим распланировал все настолько тщательно, что она почувствовала почти благоговейный восторг. Она оставит свою машину в соседнем городе. Владелец гаража оповещен, что за машиной они вернутся в воскресенье днем.
Через пятнадцать минут после отъезда из Плаудена Джорджиана остановила машину перед автомагазином в городе Дэнбери, штат Коннектикут.
Максим дожидался ее, как она и предвидела. На сердце у нее потеплело. Он стоял на тротуаре, одетый в джинсы, поношенные туристские ботинки, ярко-синий свитер, ворот которого был виден из-под замшевой куртки, и был само воплощение всех ее грез и желаний. Он не стал дожидаться, пока она выйдет, а стремительно распахнул дверцу и нагнулся.
— Ты в порядке?
Она радостно улыбнулась. В его голосе прозвучало трогательное беспокойство.
— Я тебя люблю.
Он быстро оглянулся, а потом заключил ее в крепкие объятия, запечатлев жадный поцелуй на подставленных ею губах.
— Ты замерзла! — укоризненно проговорил он, не выпуская ее.
Она рассмеялась:
— А ты не боишься, что нас кто-то увидит?
Он нахмурился, вспомнив о своих предосторожностях.
— Мне не стыдно появляться с тобой на людях.
Она кивнула:
— Знаю. Ты просто меня оберегаешь. — Она приложила руку в перчатке к его щеке. — Ну, нам уже можно ехать?
Он улыбнулся:
— Только попробуй нас остановить!
Она удобно устроилась в его машине. Он упаковал ее вещи еще накануне вечером, замаскировав пакетами из бакалеи. Вспомнив об этом, Джорджиана засмеялась.
— Что тебя насмешило? — Он бросил на нее теплый взгляд.
— О, я просто вспомнила последние сутки. В этой поездке много шпионского.
— И это не дает тебе покоя, — сказал он, дотрагиваясь до ее руки, которую она ему протянула. — Ты не любишь ложь и обман. Извини.
«Если бы ты знал, любимый!»
В ней снова проснулись угрызения совести. Максим извиняется перед ней за обман, на который она сама согласилась, а она опутала его сетями лжи помимо его воли!
— Дело не в этом, — медленно проговорила она. — Я знаю, что иногда без обмана не обойтись. По правде говоря, — тут она сжала ему руку, — пока все планы и правила устанавливал ты. У меня тоже есть кое-какие условия.
Он посмотрел на нее, вопросительно подняв брови. Джорджиана смотрела на дорогу, крепко ухватив его за руку.
— Ты не должен задавать мне вопросы, которые бы относились к Плаудену и вообще к моему положению.
— Ты имеешь в виду Эдварда, — сухо заметил он.
— Отчасти, — согласилась она. — Обещай мне: что бы между нами ни произошло, ты не станешь меня расспрашивать. Пожалуйста!
Он вздохнул:
— Хорошо. Я хочу, чтобы этот уик-энд принадлежал только нам двоим.
— И про Алана тоже не спрашивай.
Его пальцы разжались, но Джорджиана его руку не отпустила. Она поднесла его затянутую в перчатку ладонь к своей щеке.
— Пожалуйста! — умоляюще повторила она и, повернув голову, прикоснулась губами к обнаженному запястью.
Его рука снова сжалась вокруг ее пальцев, и он притянул ее руку к себе, чтобы ответить на нежную ласку такой же, прибавив чувственное прикосновение языка.
— Джорджи, я изо всех сил стараюсь сделать так, как ты хочешь, — тихо проговорил он, — но я готов лопнуть от любопытства, и ты не можешь меня за это винить.
— Конечно, — негромко согласилась она. — Мне не следует требовать от тебя доверия, когда я не могу быть с тобой откровенна.
В течение десяти ударов сердца в машине было слышно лишь ровное гудение мотора.
— Ты хочешь быть со мной? — спросил он наконец.
— Больше всего на свете! — ответила она. Сердце ее отчаянно колотилось.
— Тогда все остальное не важно, правда?
— Алан мне не любовник, — шепотом призналась она.
Максим резко повернулся к ней, и машина вильнула, заставив его всецело сосредоточиться на дороге. Он вывел автомобиль на обочину и, поставив на ручной тормоз, снова повернулся к ней всем телом:
— Нам следует закончить этот разговор, пока мы не попали в аварию.
Джорджиана прикоснулась к глубоким морщинам, которые обозначились у него на лбу.
— Ты именно так думал, Макси-миллионер?
Он не ответил на этот вопрос, а задал свой собственный:
— Я давно думаю о прозвище, которое ты мне дала. Мое богатство тебя смущает?
— Конечно. — Она провела пальцем по вертикальной морщинке между его бровями. — Не думаю, чтобы мне хотелось жить настолько богато. Я бы чувствовала себя виноватой, потому что не заработала таких денег.
— Но ты бы вышла за меня замуж. — Морщины у него на лбу наконец начали разглаживаться.
— Ну, это не утешает, — резонно заметила она, прижав палец к кончику его носа. — Это сделает меня жадной авантюристкой, дармоедкой и…
Он остановил ее, зажав ей рот ладонью, и договорил:
— … и моей женой.
Стать женой Максима! Этого ей хотелось так сильно! Он прижался к ее губам, и в следующее мгновение их языки соприкоснулись.
— Ну, похоже, эта проблема решена, — удовлетворенно проговорил он, задыхаясь, когда их поцелуй наконец оборвался.
— Но остается еще одно, — решилась сказать Джорджиана. — Самое важное. — Он застонал, но она все-таки закончила: — После этого уик-энда ты не должен пытаться со мной увидеться. Я это серьезно. Ты не должен появляться у дома Роудсов и даже звонить.
— У нашей встречи условий больше, чем у Женевской конвенции! — пробормотал он. Его руки судорожно стиснули руль. — А я могу осведомиться, почему необходима такая оговорка?
Джорджиана смотрела на хлопья снега, которые начали собираться на ветровом стекле.
— Мне уже недолго осталось жить в Плаудене. — Краем глаза она увидела, что Максим снова к ней повернулся. — Как только я буду свободна, я тебе позвоню, если ты все еще будешь этого хотеть.
— И сколько я должен буду ждать твоего звонка? Она пожала плечами. Совсем недавно ей было так тепло, что она боялась вспыхнуть ярким пламенем. А сейчас похолодела настолько, что с трудом могла вспомнить прежние ощущения.
— Не знаю. Наверное, несколько недель.
— Или месяцев? — с раздражением предположил он.
— Надеюсь, что нет!
Она не почувствовала, что у нее по щекам заструились слезы, ее лицо оцепенело. Но Максим их увидел — и ее страдание было для него невыносимым, пусть даже ему приходилось смириться, отказаться от собственных желаний.
Когда его руки обхватили ее, она удивленно подумала, что стоит Максиму прикоснуться к ней — и она перестает ощущать холод.
— Ты — настоящая загадка, Джорджиана, а я не привык, чтобы мои желания оставались неутоленными, — признался он, и его руки сжались теснее, так что она оказалась практически у него на коленях.
Ветровое стекло почти целиком скрылось под снегом, и она отстранилась от него с хитрым выражением.
— Но ты ведь не хочешь, чтобы я утолила твое желание прямо здесь, правда?
— А ты бы это сделала?
За эти минуты его руки незаметно расстегнули ее куртку и легли на обтянутую свитерком грудь.
— Таково твое желание? — спросила она, в свою очередь, не отводя от него пристального взгляда.
— Мое желание — чтобы ты оказалась обнаженной у меня в постели, а твои волосы разметались бы по моей подушке. И чтобы твои ноги раздвинулись, приглашая меня.
Джорджиана оглянулась назад:
— Заднее сиденье у тебя маловато.
— Ты покраснела! — радостно восхитился он. — Джорджи, до чего я рад, что в тот день вышел в бухту Фэрфилд!
Обменявшись быстрым поцелуем, они отодвинулись друг от друга, словно по обоюдному согласию, и пристегнули ремни безопасности.
— А что ты тогда делал в бухте? — спросила она, когда он снова вывел машину на шоссе.
— Фотографировал. — Что?
— Людей, но главным образом, — тут он широко улыбнулся, — тебя!
Она села прямее.
— Меня? Правда? Почему?
На его лице появилась лукавая таинственность.
— У тебя свои тайны, а у меня — свои. Если ты будешь хорошо себя вести, то, может быть, по возвращении в Плауден тебя будет ждать сюрприз.
Она возмущенно посмотрела на него:
— Ты ведешь себя нечестно! Он пожал плечами:
— Мне нельзя говорить о тебе и даже задавать вопросы. Это создает проблемы. О чем мы будем разговаривать в дороге?
— О тебе, конечно. Я практически ничего не знаю о тебе.
— А что бы ты хотела знать?
Джорджиана села удобнее. Максим умеет быть необычайно добрым и милым!
— Расскажи мне про свою жизнь. Тебе нравилось быть фотожурналистом?
— И да, и нет.
— У нас будет игра в угадайку?
Он рассмеялся:
— Ладно. Я решил стать фотожурналистом с той минуты, когда впервые взял в руки фотокамеру. Мне было лет восемь. На Рождество мне подарили дешевенький аппарат для любительских съемок. Да-да, далеко не все подарки, которые я получал, были дорогими. Родители учили меня ценить деньги. Я сам зарабатывал их, чтобы учиться в колледже: работал официантом на летних курортах и все такое прочее.
— Но могу поспорить, курорты были самые шикарные, — откликнулась она.
— Так ты хочешь услышать мой рассказ или нет?
Она с удовольствием заключила:
— Так оно и есть, самые шикарные!
Он застонал.
— Я работал, и это главное. У меня есть два младших брата, Гас и Ник. Ник — иностранный корреспондент «Таймс», а Гас с женой и детьми разводит скаковых лошадей в Кентукки.
— А внешне они на тебя похожи?
Он посмотрел на нее:
— Хочешь, чтобы у тебя был выбор?
— Ник — это сокращение от какого имени?
— Николас, в честь моей прабабушки, которая была гречанкой.
— А Гас?
— Густав.
— Он блондин, — проницательно заметила Джорджиана. — А Ник наверняка высокий, смуглый и очень страстный.
— Я, конечно, не ревную, но как бы ты описала меня?
Она сделала вид, будто пристально его рассматривает.
— Будучи старшим, ты работал усерднее всех, старался оправдать надежды старших. Ты серьезный, даже чересчур, и всегда стремился к самым трудным и высоким целям. А теперь тебе кажется, что ты связан обстоятельствами.
После недолгого молчания он сказал:
— Не будь ты на моей стороне, я бы встревожился. Ты умеешь читать мои мысли, Джорджи.
— К сожалению, нет, — ответила она. — Просто то же самое я могла бы сказать о себе. Я ведь тоже старшая в семье. У меня есть брат и сестра.
— Про Алана мне говорили. — Он подмигнул ей. — Расскажи мне о младшей сестренке. Она такая же милая, как ты?
— Марис шестнадцать, и сейчас она в Индонезии с моими родителями. Моему брату двадцать один, и он работает в электронной фирме на западном побережье. — Она сделала паузу и добавила: — Его зовут Джеймс.
— Марис светленькая или темная?
Джорджиана с облегчением вздохнула: Максим не спросил ее про Алана!
— Она — роскошная блондинка, настоящая приморская девушка, которая проводит почти все свое время в бикини на пляже. Папа говорит, что она сводит с ума индонезийских мужчин.
Максим улыбнулся:
— Кажется, мне твоя семья понравится.
— Тебе очень не хватает поездок по всему миру?
— Хочешь, чтобы я не отвлекался, а? Честно говоря, нет. По крайней мере я не скучаю по тому, чем занимался в прошлом году. Когда-то мне казалось, что моя работа будет значимой только в том случае, если она будет отражать все, что в мире происходит не так, если она будет заставлять людей замечать это и задумываться. Пусть это будет вызывать отвращение или слезы, но по крайней мере не оставит их равнодушными к горю и страданиям, которые их окружают. Теперь я понимаю, что это было наивно. Люди могут быть и выше этого, и ниже. Есть такие, которые выплачут себе глаза, глядя на труп трехлетнего ребенка на первой полосе газеты, а потом перевернут страницу и начнут ворчать на то, сколько денег мы тратим на помощь странам третьего мира. А есть и другие, множество порядочных людей, которые стараются помогать, где это возможно. Они не нацеливаются менять что-то в мировом масштабе, но мир вокруг себя они меняют. Именно их скромные дела помогают людям жить.
Джорджиана улыбнулась. Максим говорил с ней как с другом! Он говорил так, словно ему легко быть с ней откровенным.
— Ты очень хороший человек. Он нежно сжал ее колено:
— Именно поэтому ты любишь меня? Потому что мной можно крутить как хочешь?
— Я люблю тебя потому, что у тебя голова реалиста и сердце романтика.
— А ты уверена, что не наоборот?
Джорджиана пожала плечами:
— В любом случае мне это нравится. И что ты намерен делать? Тебя вынуждают оставить фотожурналистику, чтобы управлять семейным делом?
— Я уже искал повод уйти, — признался он. — И мне только жаль, что им стала смерть отца.
Она кивнула:
— Мне тоже жаль.
Он бросил на нее быстрый пытливый взгляд, который она ощутила всем телом.
— Мне все еще не верится, что ты со мной! — Его хрипловатый голос не мог скрыть его чувств. А потом он уже веселее добавил: — Тебя, похоже, не удивило, что я умею оказывать первую помощь. Хочешь узнать, как я этому научился?
Джорджиана приняла новую тональность разговора:
— Я хочу знать о тебе все!
За разговором дорога пролетела незаметно. Рассказы Максима о поездках в раздираемые войной уголки земли позволили ей увидеть ужасающие картины, которые трудно было себе представить. Но все же, помимо страданий, он видел и отвагу людей, которым приходилось выносить невыносимое.
Когда они остановились, чтобы поесть в гостинице, Джорджиана больше не могла сдерживать свой энтузиазм:
— А ты не думал о том, чтобы оформить свои рассказы в книгу? Ты так хорошо рассказываешь, Максим! Я уверена, что ты нашел бы для нее издателя. Вместе со своими фотографиями — теми, которые, как ты говоришь, откладывал, потому что они были слишком экспрессивными или забавными для информационных агентств, — ты смог бы создать убедительную и трогательную картину изнанки войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21