— Это же… неприлично! — она почти задыхалась, когда, наконец, его ноги оказались между ее ног, он обхватил ее бедра и резко притянул ее к себе до полной близости. Она смотрела прямо в его глаза, когда он делал это. Они стали совершенно темными.
— Да, — задыхаясь, сказал он. Его глаза медленно скользили вдоль ее тела, к тому месту, где их тела соединялись. — Посмотри, Трилби, — прошептал он.
Она машинально посмотрела, и у нее перехватило дыхание, он замер, давая ей возможность увидеть полноту их близости. Он поднял глаза, встретившись с ее потрясенным взглядом. Не отрывая взгляда от ее лица, он медленно, как движение летнего ветерка в листве деревьев, начал осторожно входить в ее ждущее тело.
— Как это прекрасно, — прошептал он, глядя в ее лицо, наслаждение пронзало его тело. — С тобой это что-то очень глубокое, гораздо глубже, чем простое похотливое соединение тел.
Его неожиданная нежность тронула ее. Трилби расслабилась, а он продолжил обладать ею. Она подняла руки, чтобы погладить его лицо, лаская его твердые губы, когда у него перехватило дыхание, и он начал содрогаться.
Ее тело, как и его, приближалось к экстазу. Она дрожала от каждого медленного глубокого движения. Она не прятала глаза и позволяла смотреть на себя. Казалось, это усиливало наслаждение, потому что он стонал при каждом нежном движении.
— Прими меня, — нетвердо выдохнул он и начал резкими сильными движениями пронзать ее, достигая высшего наслаждения, ее тело оторвалось от постели в потрясающем экстазе.
Далее она уже ничего не понимала, за исключением нежного взрыва цвета, жара и забвения, она кричала от того наслаждения, которое он дал ей. Он завершил это. Это было так же просто, как и глубоко.
Наконец он откинулся на спину, глядя в потолок. Ему внезапно пришла в голову мысль, что он любит ее. Только любовью можно объяснить то волнение, которое она возбуждала не только в его теле, но и в его мыслях, в его сердце и даже в душе. То, как он обладал ею, не имело ничего общего с обычной потребностью. Сейчас это было еще более невероятно, чем в первый раз. Он едва мог поверить, что наслаждение может быть таким полным.
Трилби лежала рядом, обнаженная, медленно приходя в себя. Она чувствовала некоторую усталость и расслабленность, ей казалось, что она все еще его часть. Он взглянул на нее, но на этот раз она не сделала никакой попытки прикрыть себя — она принадлежала ему.
Он медленно разглядывал ее всю, замечая покрасневшие следы страсти, которые оставили на ее теле жадные, изголодавшиеся губы и руки.
— У тебя будут синяки, — тихо сказал он. — Извини, я не хотел быть грубым с тобой.
— В конце едва ли возможно быть нежным, — она покраснела и отвела глаза.
— Я доставил тебе наслаждение, да? — тихо спросил он, читая ответ на ее лице и в тихом стоне, вырвавшемся у нее. — Тебя ведь учили, что женщина не должна испытывать наслаждение во время интимных отношений с мужчиной?
— Да, — призналась Трилби. — Говорили, что только плохие женщины испытывают наслаждение с мужчинами.
— Ты едва ли плохая женщина, — Торн взял ее руку и нежно поцеловал ладонь. — Спасибо тебе за наслаждение, которое ты мне дала.
— Торн…
Он наклонился и поцеловал ее в закрытые веки.
— Я хочу тебя снова, — прошептал он, приближаясь к ее губам.
— Но это неправильно! — воскликнула она неистово.
— Почему нет?
Его губы медленно прижались к ее губам, и пока она соображала, что значат его слова, он снова проник в ее тело и овладел ею с искусным умением. И когда ее ум снова начал работать, она уже лежала рядом с ним, удовлетворенная во второй раз.
— Я даже мечтать не мог, что это может быть так хорошо, — он чувствовал себя, как в тумане.
Торн положил ее рядом с собой, прижал к себе, укрыл.
— А теперь поспи, маленькая моя.
— А моя одежда, — запротестовала она.
Перед тем как погасить лампу, он повернул ее лицо к себе и заглянул ей в глаза.
— Утром мы захотим друг друга снова, даже сильнее, чем сейчас. Без одежды это будет сделать легче.
Она покраснела и слегка задрожала от ожидания.
— Это совсем не грех, хотеть заниматься со мной любовью, — прошептал он, улыбаясь. — Бог дал нам наслаждение, чтобы увеличить радость брака, и это приносит нам детей. Наслаждайся мной, Трилби, и позволь мне насладиться тобой. Никакого стыда в этом нет.
Она чувствовала слабость от того, что желала его так сильно. Это было не очень-то благоразумно. Конечно, где-то внутри она возражала против того, как Торн привел ее к замужеству. Но, когда он держал ее в своих объятиях, Трилби чувствовала удовлетворение всех своих чувств, своего тела. Он был для нее всем, чего она желала, как только он приближался к ней.
Со слабым вздохом она прижалась к нему, уткнувшись в его широкое теплое плечо, и закрыла глаза.
— Да, так хорошо, — прошептал он. — Засыпай. Я тебя измучил, да?
Она подумала, что это было самым замечательным мучением, которое она когда-либо испытывала.
Она прошептала это ему на ухо, когда он погасил лампу, и, наконец, уснула.
Далеко от ранчо Вэнса два человека, укрывшись одним пончо, наблюдали, как поднимается луна. Один человек был очень высокого роста, он играл на флейте. Другой была женщина, тонкая и женственная. Ее голова лежала у него на груди. Она наслаждалась последним вечером с человеком, которого любила.
— О чем была последняя песня? — спросила она, когда он закончил.
— Это одна из многих песен о любви, — сухо ответил Наки. — У нас их бесчисленное множество. Мужчины всегда стараются уговорить женщин в своих вигвамах развести огонь, приготовить еду и родить детей.
Дети. У нее никогда их не будет, потому что дети двух разных рас нежелательны в этом мире. Эта мысль опечалила ее.
— Если бы я была женщиной-апачи, я могла бы жить с тобой.
— Мне нужно было бы заплатить за тебя несколько лошадей, — напомнил он ей, — а твой брат никогда бы не согласился.
— Мой брат ужасный человек.
— А твой отец похож на него?
Она вздохнула.
— Боюсь, что да. Но моя мама похожа на меня. Она противница старых взглядов. Она считает, что у женщин есть ум и что женщинам должны разрешить голосовать, — добавила Сисси.
— Апачи тоже не голосуют, — он коротко рассмеялся — Это наша земля, наша страна, а нам отказали в праве голоса.
— Многие несправедливости следует исправить.
— Да, действительно так.
Сисси спокойно стояла в его объятиях, между ними царил мир и спокойствие.
— Я должна уехать завтра.
— Мудрое решение. Мне становится все труднее уходить от тебя, когда мы расстаемся.
— Для меня это так же трудно.
Он приподнял ее подбородок, чтобы видеть ее глаза при свете луны.
— Ты бы хотела спать со мной, да? — прошептал он.
— Да, — честно ответила она.
— И я тоже, — Наки вздохнул. — Как было бы хорошо, если бы ты была апачи.
— Или если бы ты был белым, — она потянулась к нему и поцеловала в уголок губ. — Наки, не мог бы ты поехать в Луизиану со мной?
Он приложил палец к ее губам.
— Никогда не произноси мое имя. Это табу у нас. Имя имеет власть.
Сисси улыбнулась.
— Ты слишком суеверен.
— Это досталось мне по наследству, — он погладил ее длинные волосы. — Я не могу уехать отсюда. Я не смогу жить на Востоке. Это невозможно. Я принадлежу этой земле.
— Тогда бы могла остаться я, — храбро сказала она.
— И жить в примитивной лачуге в резервации? — грустно спросил он. — Где к тебе относились бы, как к заразной больной? У нас ненавидят белых.
Сисси застонала.
— Почему все так получается?
Он пожал плечами.
— Кто может ответить? — голос его был печальным. — Мы с тобой похожи, ты и я. Как мы нашли дорогу друг к другу, не знаю. Но моя жизнь будет пустой без тебя.
— Как и моя без тебя.
Наки наклонился к ее губам, нежно целуя ее.
— О, не так, — умоляла она, — потянув его за густые длинные волосы.
Он разжал ее пальцы.
— Только так, чтобы мы смогли расстаться, не рискуя переступить черту договора.
— Я готова рискнуть всем…
— Платить придется ребенку, который появится потом, — напомнил он ей. — Это будет слишком высокая цена.
Она уступила.
— Ты, конечно, прав. Почему ты всегда прав?
— Потому что я очень умный, умнее всех.
Сисси засмеялась и шутя ударила его кулаком в грудь.
— Ты слишком самонадеян.
— Это неизбежный результат того, что прекрасная и умная женщина бросается на меня, — прошептал он в ответ.
Сисси приподнялась на цыпочки и нежно поцеловала его.
— Так и есть.
Сиси прижалась к нему, стараясь сдержать слезы. Ей казалось, что сердце разрывается у нее в груди. Наки, очень чувствительный к ее эмоциям, ощутил такую же боль. Отказ от нее — это единственный благоразумный выход. Но от этого не легче. Он никогда не знал раньше, что такое одиночество. Он никогда не ощущал его так сильно. Даже после смерти Кончиты. Но теперь он понял, что это такое. Жизнь без этой женщины будет сплошной болью.
Через минуту он поднес флейту к губам. На этот раз песня, которую он играл, была не о любви. Теперь он играл песню, которую его соплеменники исполняли после смерти любимого человека.
Глава 15
На следующий день Сисси уезжала. Ей хотелось плакать, но она сдерживала себя. Торн и Трилби отвезли ее на вокзал на своей машине. Наки нигде не было видно, но Трилби была готова поклясться, что он где-то рядом.
И действительно, едва поезд отошел от станции, как на холме недалеко от железной дороги возникла фигура всадника. Он неподвижно сидел на лошади, говоря последнее «прощай» женщине, которую любил всем сердцем.
— Посмотрите, это не индеец? — воскликнула одна из женщин в вагоне, указывая на всадника.
— Да, — мужчина, едущий с ней, не проявил никакого интереса. — Здесь их полно. Отвратительные, безграмотные дикари! Когда их отсюда уберут, станет гораздо лучше.
Сисси судорожно сжимала в руках сумочку, стараясь сдержать гнев. Она терпеть не могла слепое невежество, но такие взгляды были слишком распространены. Этот мужчина, произнесший оскорбительные слова, представления не имел о том, что за человек этот всадник, ни о культуре, которая существовала задолго до того, как первый человек появился на американской земле. Когда-нибудь, обещала она себе, это отношение изменится. Когда люди узнают больше о коренных американцах, они научатся уважать их.
Ее глаза провожали удаляющуюся одинокую фигуру всадника, и она посылала ему молчаливое «прощай». Фигура становилась все меньше и меньше, пока не превратилась в едва видимый силуэт в ее наполненных слезами глазах. И, наконец, он остался видимым только в сердце Сисси, яркое воспоминание о любви, которое будет с ней всю жизнь.
Торн отвез Трилби на ранчо и, оставив ее с Самантой, снова переоделся в рабочую одежду. Они все еще чувствовали себя неловко днем, несмотря на то, что предыдущей ночью испытали вместе волшебное блаженство.
— Мне нужно все же приниматься за работу, — сказал он, вскакивая на своего гнедого и взглянув на Трилби слегка нетерпеливым взглядом. — Я постараюсь вернуться побыстрее.
— Это было бы очень хорошо.
Трилби не смотрела на него. Он нежно приподнял ее лицо.
— Почему ты продолжаешь относиться ко мне, как к чужому? — спросил Торн, это был полувопрос, полумольба. — Ведь ты же не можешь отрицать, что испытала блаженство в моих объятиях прошлой ночью.
Выражение ее лица изменилось, она покраснела.
— Это едва ли подходящая тема для обсуждения, — запинаясь, сказала она.
— Нет, наоборот, — тихо возразил он. — Мы женаты.
— Все равно…
— Маленькая пуританка, — он вздохнул. — Ну, хорошо. Храни в себе свои секреты. Когда-нибудь они будут мне известны, — его темные глаза сузились. — Ты скучаешь по своей подруге, не так ли?
— Сисси и я были близки много лет. Я всегда считала, что она станет моей золовкой.
Последние слова вырвались у нее непроизвольно, ей хотелось бы взять их обратно. Она поднесла руку к губам, ей стало почти плохо, когда она увидела, как изменилось лицо Торна.
— Итак, ты грустишь по нему, а не по его сестре. Мне надо было бы знать это, — горько заметил Торн. Он отвернулся, стараясь скрыть, как уязвлена его гордость и как ему больно. Через минуту, когда он заговорил снова, голос его звучал сдержанно.
— Кажется, похоть совсем не заменяет любовь, даже если я старался убедить себя, что это возможно, — он взглянул на Трилби, легкая усмешка тронула его губы. — Что ж, мечтай о своей потерянной любви, если тебе это так нужно. Но только не шепчи его имя в моей постели.
— Это отвратительно, Торн.
— И я отплачу тебе тем же, — продолжал он, обезумев от гнева и желая причинить ей боль. — Я постараюсь не шептать имя Сэлли, когда буду лежать в твоих объятиях. Бог свидетель, хотя ты тоже хороша, но все же не сможешь заменить мне Сэлли.
Он развернулся и поскакал прочь, ранив ее до глубины души. Это просто невероятно, думала она, как в тумане. Хотя он вел себя так, будто влюблен в нее, он по-прежнему любил свою первую жену, а Трилби заменила ее в постели. Она тяжело опустилась в кресло и зарыдала.
Торн владел землями в Мексике и очень волновался за них. Кавалерии из Форта Хуачука еще в ноябре было приказано контролировать границу, а 8-й кавалерийский полк расположился в загонах для скота в Дугласе. Источники воды пересохли, реки обмелели, их течение замедлилось. Торн был благодарен Джеку Лэнгу за то, что тот сразу после его помолвки с Трилби разрешил пользоваться своей водой. Он размышлял о том, что доходы, конечно, уменьшатся, и нужно бы продать свои мексиканские земли.
Мексиканские революционеры пытались избавиться от иностранцев, которые владели большей частью их земель, их не интересовало, были ли инвесторы, или как они их называли hacendados, хорошими или плохими, они хотели, чтобы Мексика снова принадлежала их народу. Возможно, революционеры предполагают, что нападение на ранчо Торна заставит его все бросить. В Мексике у него было большое поголовье скота и лошади. Два работника были убиты. Торн не рассказывал об этом Трилби, рассказал мексиканец Джордж. Переехав на ранчо Лос Сантос, она узнавала все больше и больше о делах Торна, а Джордж был ходячей энциклопедией всех его дел.
— Он очень хорошо относится к нашему народу, сеньора, — с чувством говорил он ей. — Он для нас el jefe, patron. Он кормит голодных и следит за тем, чтобы у наших семей было хоть немного земли, чтобы вести хозяйство. Когда правительство забрало у нас землю, мы не могли накормить даже наших маленьких детей. Многие ушли жить в города, но и там нет работы, и они вынуждены просить милостыню, — его лицо потемнело. — Я вам скажу точно, сеньора, ветер дует из Мексики, он разрушит власть Диаса. Мадеро залечит все раны, когда придет к власти. Я знаю это точно!
— Ради блага вашего народа я тоже надеюсь на это, Джордж, — спокойно сказала Трилби. — Но если Торн добр к людям, работающим на его землях в Мексике, почему тогда мексиканцы нападают на него?
— Это были Federates u rurales, сеньора, — холодно заметил Джордж. — Это крестьяне, которые работают на Диаса и его приближенных. Это наши враги. Убийцы! Matadores!
Она удивилась.
— Я думала, что матадор — это человек, который сражается с быками.
— У испанцев не было слова для борца с быками, senora, — терпеливо объяснил он. Matador означает «убийца».
Трилби вздохнула.
— Понимаю.
— У нас многие ненавидят испанцев и американцев. Все они белые люди, все они имеют власть над нами. Но Мадеро, пусть благословит его Святая Дева, сказал, что мы их прогоним из Мексики и вернем себе нашу страну, которую у нас украли. Богатые гринго, владельцы наших ископаемых богатств и богатые промышленники превратили нас в рабов.
— В Луизиане, — неуверенно сказала Трилби, тоже есть фермеры, которые работают у богатых людей. Их называют издольщиками. Но почти всегда получается так, что издольщик еще больше влезает в долг, потому что оплата за его труд оказывается слишком незначительной.
— Да, — кивнул Джордж, — повсюду так получается, что бедные становятся рабами богатых. Богатые вынуждают нас голодать и делают еще больше зависимыми от них. Эти… издольщики. Почему они не восстанут, как мы, и не перестреляют богатых землевладельцев?
Трилби попыталась представить подобные военные действия в своем родном штате и слабо улыбнулась.
— Я не думаю, что это может прийти им в голову, — честно ответила она. — Я надеюсь, что ваши соотечественники завоюют независимость, Джордж.
— Я тоже, senora. Так много погибло людей. А сколько еще погибнет! — плечи его опустились. — Это неправильно, что люди должны убивать и погибать сами за небольшое количество муки и бобов.
В течение дня она размышляла над тем, что сказал Джордж. Газеты сообщали о том, что борьба в Мексике разгоралась. Паскуаль Ороцо, лидер восставших мятежников в западном Чихуахуа, призвал всех патриотически настроенных мексиканцев подняться с оружием против Диаса.
Служащие Мексиканской Северо-западной железной дороги не могли найти машинистов, чтобы водить поезда в своем округе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33