– И говорили, что очень скучаете по дому.
На лице Яна заиграл застенчивый румянец: – Это правда. Я действительно так говорил. Но сейчас обнаружилось, что в Париже у меня несколько неотложных дел. Их решение потребует как минимум двух недель. А может быть, и того больше. Мне было бы очень приятно еще раз с вами встретиться.
Мишель была совсем не готова к той тихой нежности, с которой Ян произнес эти слова. Хотя и не могла себе представить, что может уехать и навсегда расстаться с Маклевеном. Поэтому его просьба означала возможность немного отсрочить разлуку. И все же она не решилась открыто обнаружить своих чувств и только утвердительно кивнула головой:
– Почему бы и нет, Ян? Я буду рада видеть вас в Париже. И попрошу мадам Дюбуа пригласить вас в ее салон. Думаю, она не будет возражать.
– Может быть, вы согласитесь пойти со мной в театр? Или поужинать вместе?
– Возможно. Хотя я буду с утра до вечера занята в студии.
– Но все же обещайте выкроить немного времени для меня! – продолжал настаивать Ян.
– Обещаю, – ответила Мишель, не в силах сдержать радостной улыбки.
– Это все, о чем может мечтать мужчина! – облегченно вздохнул Маклевен, склонившись над ее рукой.
И на его лице появилась такая же счастливая улыбка, как та, которая только что озарила лицо Мишель.
После возвращения в Париж жизнь для Мишель потекла, казалось, своим чередом. И все же кое в чем изменилась. Во-первых, стали напряженными ее отношения с Луи. А во-вторых, в ее жизни появился Ян Маклевен.
Луи избегал Мишель. Это ее очень огорчало и порой тревожило. Он перестал подходить к ней в обеденные перерывы, стараясь где-нибудь уединиться. Причем иногда его даже не могли разыскать.
Вначале Мишель и Мари не придали демонстративному поведению Луи серьезного значения. Но когда то же самое произошло в третий раз, Мари подняла глаза на Мишель и озабоченно спросила, что бы это могло означать. Мишель решила не откровенничать и лишь недоуменно пожала плечами, опустив глаза:
– Я не знаю. Он исчез сразу же, как только месье Димпьер объявил перерыв.
Кафе о Лэ придвинул к себе корзинку Мишель с провизией и вытащил оттуда ножку жареного цыпленка. Откусив кусок, он посмотрел на подруг и таинственным голосом сказал:
– С тех пор как мы вернулись из Фонтенбло, Луи ведет себя очень странно. Он чем-то очень встревожен и огорчен. Но ничего не говорит. – Мулат снова взглянул на Мишель: – Ты и впрямь не знаешь, что с ним могло случиться?
Мишель виновато отвела глаза и отрицательно покачала головой:
– Может быть, это что-то глубоко личное, чем он не хочет с нами поделиться.
– Удивительно! – продолжал Кафе о Лэ. – Ведь совсем недавно Луи мог говорить часами и обо всем. Проблема заключалась в том, как закрыть ему рот. И вдруг такое! Просто непонятно!
Мари утвердительно кивнула и сказала озабоченно:
– Да, ты прав. Я бы очень хотела узнать причину этой перемены. Может быть, тогда мы помогли бы ему.
Мишель внимательно посмотрела на подругу и вдруг поняла все. Мари любит Луи! Боже, но Луи любит не Мари, а ее, Мишель! Почему в жизни все происходит не так, как надо?
Видя, что Мари хочет еще что-то сказать, Мишель поспешила переменить тему разговора:
– Вы не знаете, отчего Дениз в последнее время вдруг присмирела? Может быть, она одумалась и решила исправиться?
– Такие люди не меняются, – отрицательно замотала головой Мари. – Так же, как леопард никогда не избавится от пятен на своей шкуре. А если она молчит и старается быть незаметной, то, значит, что-то замышляет. Будь особенно осторожна, Мишель! Ведь теперь Дениз считает своим злейшим врагом именно тебя!
Кафе о Лэ расправился с куриной ножкой и вытащил уже из своей корзинки большой кусок сыра.
– Она права, Мишель, – сказал он, прожевывая курятину. – Дениз никогда не простит тебе первой роли в новом балете. Жди от нее пакостей. И ни на минуту не забывай об этом! Впрочем, да ну ее! Одно воспоминание об этой твари отбивает у меня аппетит. Давайте лучше поговорим о чем-нибудь приятном. Например, о твоем шотландце, Мишель. Он действительно очень мил! И выглядит вполне джентльменом.
Мишель почувствовала, что щеки у нее зарделись ярким румянцем. Она потупила взор и, как бы оправдываясь, сказала:
– Он просто мой старый друг. Мы встретились на корабле, когда плыли во Францию.
Мулат лукаво улыбнулся:
– Можешь говорить что угодно, но мы с Мари видели вас вдвоем. И одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, какие чувства этот лорд питает к тебе. А как ты сама смотрела на него! Честно говоря, дружбой там и не пахло! Признайся лучше, что увлечена этим Яном!
Мишель засуетилась, нервно перебирая что-то в корзинке для провизии:
– Если вы сию же секунду не перестанете, то не получите больше ни кусочка! – воскликнула она. – А кроме того, как я могу доверять мнению тех, кто уверял, будто любовница французского короля – писаная красавица!
– Я никогда этого не говорил! – закричал Кафе о Лэ. – Мне бы и в голову не пришло петь подобные дифирамбы женщине, похожей на свинью! – Он бросил взгляд на Мишель и, заметив ее насмешливую улыбку, сам расхохотался: – Ах, наша простушка, невинный младенец Мишель! Ты, оказывается, сама можешь сделать дурачка из кого угодно! Как же тонко сумела перевести разговор на другую тему! Мы сами не заметили, как совсем забыли про твоего шотландца!
Все снова рассмеялись и принялись опустошать корзинку Мишель. На какое-то время о Маклевене действительно все забыли. Даже Мишель. Ей самой хотелось хоть немного отдохнуть от мыслей о Яне. С тех пор как они вернулись из Фонтенбло, он просто не выходил у нее из головы.
Маклевен тоже не терял времени даром. Конечно, в первые же дни по приезде в столицу он нанес визит Мишель в доме мадам Дюбуа. Затем они несколько раз ужинали в фешенебельных ресторанах. В последние дни побывали в лучших парижских театрах.
Мишель чувствовала, что с каждой встречей ее чувства к Яну становятся все глубже. Это не только радовало ее, но и заставляло задуматься, ибо начинало отвлекать от занятий.
А тем временем Арно Димпьер готовил к зимнему сезону новый балет, в котором было несколько очень ответственных ролей. Естественно, это вызвало огромный ажиотаж среди артистов. Каждый надеялся, что одна из главных партий достанется ему. Мишель, станцевав важную роль в «Красавице и Чудовище», никак не желала после своего успеха возвращаться в кордебалет и тоже рассчитывала на одну из первых партий в новом балете. Но для этого надо было упорно работать. Ведь Димпьер никогда не даст ей желанную роль только за прошлые успехи.
Встречи с Яном продолжались. Он каждый раз рассказывал Мишель о Шотландии, о своем родовом замке и о суровой, но изумительной по красоте природе, особенно весной.
Поначалу Мишель думала, что Маклевен просто скучает по дому, точно так же, как она сама тосковала по Виргинии. Но однажды Ян прямо спросил Мишель, не согласилась бы она весной погостить в замке Маклевенов.
Мишель должна была признаться себе, что эта идея ей очень по сердцу. Она уже давно интересовалась Шотландией. А главное – ее неудержимо влекло к Яну. Но ей не давала покоя мысль: а как же балет? Она уже добилась больших успехов и в ближайшем будущем может претендовать на ведущие партии. Разве не для этого она столько училась, не об этом ли мечтала чуть ли не всю свою жизнь? И сейчас цель была совсем рядом! Уехать в такой момент?!
Мишель долго пыталась убедить Яна отказаться от поездки. Но он продолжал настаивать. Вспоминая Виргинию, где ей самой никогда не приходилось принимать каких-либо важных решений, Мишель горестно вздохнула, не зная, как поступить. Здесь она должна была все решать сама…
– О чем ты так сокрушенно вздыхаешь? – спросила Мари.
Мишель невесело рассмеялась:
– Размышляю о сложности и противоречивости жизни. Ян приглашает меня весной в Шотландию. Мне бы очень хотелось принять его приглашение. Но тогда придется покинуть труппу как минимум на месяц или даже на два. Я не могу себе этого позволить.
– Конечно, тебе придется пропустить некоторое количество уроков, репетиций и спектаклей. Но мне кажется, что Димпьер разрешит тебе на время уехать. Потом ты быстро все восполнишь. И он это отлично знает. Или ты боишься упустить какую-нибудь главную роль?
Мишель сначала покраснела, а затем от всего сердца рассмеялась. Мари взяла подругу за руку:
– Не расстраивайся, Мишель! Мы все тут одним миром мазаны. Ведь балет – это наваждение, неизлечимая болезнь. Однажды заболев ею, мы уже не можем выздороветь. Иногда мне кажется, что нас очаровал какой-то волшебник. Может быть, добрый, а возможно, и злой. Ты помнишь старую сказку о девочке, которой подарили волшебные балетные туфли? Она надела их, стала танцевать и уже не могла остановиться. До тех пор, пока не упала замертво. Так вот, мы все уже надели эти туфли. И не снимем их до своего последнего дня.
– Уж очень мрачно то, что ты говоришь, Мари!
– Любое принуждение всегда мрачно, – отозвался мулат. – В балете мы принуждаем самих себя. Причем помимо собственной воли. Но хватит философствовать! Димпьер вот-вот позовет всех в зал…
Оставшись одна, Мишель задумалась о том, что услышала. Все рассуждения ее друзей были заманчивыми и вместе с тем внушали страх…
Глава 17
Анна стояла под навесом, растерянно оглядываясь по сторонам. На ее глазах были слезы радости. Хлопок вернулся!
Фургоны начали подъезжать незадолго до полудня. Чернокожие возницы разгружали тюки с хлопком и водворяли их на прежнее место под навесом. Все упорно молчали, не отвечая ни на какие вопросы. Как Анна ни пыталась дознаться, кто украл хлопок и кто распорядился его вернуть, успеха она не имела. Лишь под конец разгрузки один из негров, видимо, старший, сказал:
– Не пытайтесь что-либо узнать, мадам. Нам приказано молчать. Если же кто-либо обмолвится хоть словом, мы не получим ни цента за перевозку и разгрузку.
От Кортни не было никаких вестей. Но Анна не сомневалась, что хлопок возвращен его усилиями.
И еще раз возблагодарила Бога за то, что в ее жизни появился Кортни Уэйн.
Она тут же послала Джона в Уильямсберг известить скупщиков хлопка о том, что аукцион состоится в назначенный день. Когда тот уехал, Анна вновь подошла к навесу и вдруг увидела стоявшего там… Натаниэля Биллса. От негодования у нее перехватило дыхание.
– Что вы тут делаете? – процедила она сквозь зубы.
– Я приехал получить деньги за работу на вашей плантации, – холодно ответил Биллс.
– Деньги? Вы украли у меня хлопок и еще имеете наглость требовать денег?
– Я не крал вашего хлопка. Во всяком случае, у вас нет никаких доказательств.
– Тогда почему вы ночью тайком сбежали?
– Все это выдумки. А вы мне должны. Уговор был, что я получу расчет сразу же после уборки урожая. Хлопок убран. Что с ним случилось потом, меня не касается.
– У меня нет никаких обязательств перед вами, мистер Биллс, после того что вы сделали. Пусть вам заплатит Жюль Дейд.
– Он отказал мне. Все эти месяцы я работал у вас на плантации. И должен получить за свой труд в том или ином виде.
– Если вы сейчас же не уберетесь отсюда, я позову слуг и они вышвырнут вас вон! – повысила голос Анна, теряя терпение.
– Кого вы собираетесь позвать, мадам? Ваших верзил чернокожих? Так они боятся меня как огня и пальцем не тронут.
– Увидим!
Анна сделала шаг вперед, но Биллс схватил ее за руку и рванул на себя.
– О нет! Вы заплатите мне! Если я не получу денег, то вам придется расплатиться еще кое-чем!
Анна попыталась вырваться, но не смогла.
– Что вы имеете в виду? – прошептала она, задыхаясь от ярости.
– Помните наш разговор у вас в кабинете? Конечно, это не покроет всего вашего долга мне. Но я согласен и на такое возмещение!
– Вы не посмеете! Кругом люди. И стоит мне закричать, как…
Она кляла себя за то, что послала Джона в Уильямсберг. Будь он здесь, этот мерзавец никогда бы не позволил себе ничего подобного.
– Кричите, – усмехнулся Биллс, поднимая хлыст. – Сейчас я заставлю вас ползать передо мной на коленях. А этот хлыст бьет очень больно. И вы посчитаете за счастье отдаться мне!
Анна бешено сопротивлялась. Но Биллс изо всей силы ударил ее хлыстом. На шее у Анны вздулся кровавый след. От страшной боли она вскрикнула. Второй удар хлыста заставил Анну упасть на колени.
– Ниже, мадам, – издевательски прошипел Биллс. – Мне давно хотелось заставить вас пресмыкаться передо мной! Спесивая сука!
На этот раз удар пришелся по спине. Тонкая одежда не смогла смягчить его. И кровавая полоса выступила уже на ткани.
– Скажите, что согласны, и я перестану вас хлестать. Мы пойдем в ваш кабинет, на тот самый диван, где вы обычно занимаетесь любовью со своим хлыщом из Уильямсберга. Думаете, я не знаю, что именно там ваше гнездышко?
Ярость заставила Анну забыть о боли. Она подняла голову и с нескрываемым презрением бросила в лицо своему мучителю:
– Вы грязное, мерзкое животное! И получите за все сполна… Так что будете помнить до могилы!
– Ах, вам мало? Ну что же, получите еще!
И он снова поднял хлыст. Но суровый голос за спиной заставил Биллса окаменеть:
– Еще один удар, Биллс, и вы без промедления отправитесь на тот свет.
Несколько секунд Натаниэль стоял с высоко поднятым хлыстом. Потом медленно повернул голову к говорившему. Анна воспользовалась этим и вскочила на ноги. Кортни Уэйн стоял в двух шагах от Биллса, наставив пистолет на него.
– Корт, дорогой! – воскликнула Анна, бросаясь к нему.
– Отойди, Анна, – остановил ее Кортни, продолжая держать на мушке Натаниэля.
Биллс медленно опустил хлыст и, презрительно скривив губы, проговорил:
– А, хлыщ госпожи Вернер из Уильямсберга!
– Здесь вам нечего делать, Биллс, убирайтесь! Откровенно говоря, я мог бы сразу же пристрелить вас за все пакости и мерзости, причиненные Анне.
Натаниэль сунул руку в карман куртки и, с ненавистью глядя на Уэйна, сказал:
– У меня нет оружия! Вы не посмеете стрелять в безоружного!
– За все, что вы натворили, я без колебания пустил бы вам пулю в лоб. Но если вы немедленно покинете поместье, я не стану препятствовать. Хотя, возможно, потом пожалею об этом.
– Я требую денег за свою работу! – ответил Натаниэль, не двигаясь с места.
– Здесь вам ничего не выгорит. Идите к Дейду. Он, возможно, вам заплатит за услугу.
– Он отказался это сделать.
– Так же поступит и Анна. И я буду на ее стороне. Вы не только украли хлопок, но и посмели избить ее хлыстом и после всего этого имеете наглость требовать оплаты за труд? Не испытывайте больше моего терпения и убирайтесь отсюда. – Уэйн, прищурив левый глаз, прицелился прямо в грудь Биллса. – Я никогда не стал бы стрелять в безоружного человека, будь он джентльменом. В вас же нет ни капли не только благородства, но даже простой честности. Повторяю: уходите! Иначе я не отвечаю за последствия.
Натаниэль вздрогнул, бросил на Анну полный звериной ненависти взгляд и, круто повернувшись на каблуках, вышел из-под навеса. Кортни подождал, пока он сел на лошадь и, пустив ее в галоп, скрылся за деревьями. Только после этого Уэйн опустил пистолет.
Анна вновь почувствовала острую боль от ран, нанесенных хлыстом. Кортни осторожно дотронулся до ее спины. Анна негромко вскрикнула.
– Сукин сын! – проворчал он. – Надо было пристрелить его! Пойдемте в дом, Анна. Надо осмотреть ваши раны, промыть их и перевязать.
Он на руках перенес Анну в дом и предоставил заботам слуг, подробно объяснив, что надо делать.
– Я буду ждать в гостиной, – сказал он Анне, – за рюмочкой коньяка.
Слуги сняли с Анны одежду, тщательно промыли раны и приготовили горячую ванну. Потом смазали больные места целебными снадобьями и перевязали.
Через час с небольшим Анна появилась в гостиной.
– Вам лучше? – спросил Кортни, поднимаясь ей навстречу.
– Во всяком случае, раны уже почти не болят. Но не дает покоя уязвленное самолюбие.
Она взяла из рук Кортни бокал с красным вином и, отпив пару глотков, нежно посмотрела ему в глаза:
– Просто не знаю, как вас благодарить, дорогой! Вы не только спасли меня от этого зверя, но даже сумели вернуть хлопок. Кстати, я уверена, что эта кража – дело рук Жюля Дейда.
– Нет никакого сомнения. Я пригрозил ему и велел вернуть тюки сегодня к полудню. Как видите, хлопок на месте. Значит, он замыслил это грязное дело и вовлек в него вашего надсмотрщика Натаниэля Биллса.
– Скажите, Корт, почему Дейд испугался ваших угроз? Очевидно, у него есть причины бояться вас?
– Не расспрашивайте меня ни о чем, Анна. Это очень неприятная история. Честное слово, вам совершенно незачем ее знать. Очень жаль, что этот мерзавец причинил вам боль. В какой-то степени и я виноват в происшедшем, поскольку чувствовал, что это мерзкий тип. Надо было уже давно его уволить.
– Корт, милый! Виновата во всем только я. Вы же предупреждали меня. Но присущее мне упрямство не позволило с вами согласиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
На лице Яна заиграл застенчивый румянец: – Это правда. Я действительно так говорил. Но сейчас обнаружилось, что в Париже у меня несколько неотложных дел. Их решение потребует как минимум двух недель. А может быть, и того больше. Мне было бы очень приятно еще раз с вами встретиться.
Мишель была совсем не готова к той тихой нежности, с которой Ян произнес эти слова. Хотя и не могла себе представить, что может уехать и навсегда расстаться с Маклевеном. Поэтому его просьба означала возможность немного отсрочить разлуку. И все же она не решилась открыто обнаружить своих чувств и только утвердительно кивнула головой:
– Почему бы и нет, Ян? Я буду рада видеть вас в Париже. И попрошу мадам Дюбуа пригласить вас в ее салон. Думаю, она не будет возражать.
– Может быть, вы согласитесь пойти со мной в театр? Или поужинать вместе?
– Возможно. Хотя я буду с утра до вечера занята в студии.
– Но все же обещайте выкроить немного времени для меня! – продолжал настаивать Ян.
– Обещаю, – ответила Мишель, не в силах сдержать радостной улыбки.
– Это все, о чем может мечтать мужчина! – облегченно вздохнул Маклевен, склонившись над ее рукой.
И на его лице появилась такая же счастливая улыбка, как та, которая только что озарила лицо Мишель.
После возвращения в Париж жизнь для Мишель потекла, казалось, своим чередом. И все же кое в чем изменилась. Во-первых, стали напряженными ее отношения с Луи. А во-вторых, в ее жизни появился Ян Маклевен.
Луи избегал Мишель. Это ее очень огорчало и порой тревожило. Он перестал подходить к ней в обеденные перерывы, стараясь где-нибудь уединиться. Причем иногда его даже не могли разыскать.
Вначале Мишель и Мари не придали демонстративному поведению Луи серьезного значения. Но когда то же самое произошло в третий раз, Мари подняла глаза на Мишель и озабоченно спросила, что бы это могло означать. Мишель решила не откровенничать и лишь недоуменно пожала плечами, опустив глаза:
– Я не знаю. Он исчез сразу же, как только месье Димпьер объявил перерыв.
Кафе о Лэ придвинул к себе корзинку Мишель с провизией и вытащил оттуда ножку жареного цыпленка. Откусив кусок, он посмотрел на подруг и таинственным голосом сказал:
– С тех пор как мы вернулись из Фонтенбло, Луи ведет себя очень странно. Он чем-то очень встревожен и огорчен. Но ничего не говорит. – Мулат снова взглянул на Мишель: – Ты и впрямь не знаешь, что с ним могло случиться?
Мишель виновато отвела глаза и отрицательно покачала головой:
– Может быть, это что-то глубоко личное, чем он не хочет с нами поделиться.
– Удивительно! – продолжал Кафе о Лэ. – Ведь совсем недавно Луи мог говорить часами и обо всем. Проблема заключалась в том, как закрыть ему рот. И вдруг такое! Просто непонятно!
Мари утвердительно кивнула и сказала озабоченно:
– Да, ты прав. Я бы очень хотела узнать причину этой перемены. Может быть, тогда мы помогли бы ему.
Мишель внимательно посмотрела на подругу и вдруг поняла все. Мари любит Луи! Боже, но Луи любит не Мари, а ее, Мишель! Почему в жизни все происходит не так, как надо?
Видя, что Мари хочет еще что-то сказать, Мишель поспешила переменить тему разговора:
– Вы не знаете, отчего Дениз в последнее время вдруг присмирела? Может быть, она одумалась и решила исправиться?
– Такие люди не меняются, – отрицательно замотала головой Мари. – Так же, как леопард никогда не избавится от пятен на своей шкуре. А если она молчит и старается быть незаметной, то, значит, что-то замышляет. Будь особенно осторожна, Мишель! Ведь теперь Дениз считает своим злейшим врагом именно тебя!
Кафе о Лэ расправился с куриной ножкой и вытащил уже из своей корзинки большой кусок сыра.
– Она права, Мишель, – сказал он, прожевывая курятину. – Дениз никогда не простит тебе первой роли в новом балете. Жди от нее пакостей. И ни на минуту не забывай об этом! Впрочем, да ну ее! Одно воспоминание об этой твари отбивает у меня аппетит. Давайте лучше поговорим о чем-нибудь приятном. Например, о твоем шотландце, Мишель. Он действительно очень мил! И выглядит вполне джентльменом.
Мишель почувствовала, что щеки у нее зарделись ярким румянцем. Она потупила взор и, как бы оправдываясь, сказала:
– Он просто мой старый друг. Мы встретились на корабле, когда плыли во Францию.
Мулат лукаво улыбнулся:
– Можешь говорить что угодно, но мы с Мари видели вас вдвоем. И одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, какие чувства этот лорд питает к тебе. А как ты сама смотрела на него! Честно говоря, дружбой там и не пахло! Признайся лучше, что увлечена этим Яном!
Мишель засуетилась, нервно перебирая что-то в корзинке для провизии:
– Если вы сию же секунду не перестанете, то не получите больше ни кусочка! – воскликнула она. – А кроме того, как я могу доверять мнению тех, кто уверял, будто любовница французского короля – писаная красавица!
– Я никогда этого не говорил! – закричал Кафе о Лэ. – Мне бы и в голову не пришло петь подобные дифирамбы женщине, похожей на свинью! – Он бросил взгляд на Мишель и, заметив ее насмешливую улыбку, сам расхохотался: – Ах, наша простушка, невинный младенец Мишель! Ты, оказывается, сама можешь сделать дурачка из кого угодно! Как же тонко сумела перевести разговор на другую тему! Мы сами не заметили, как совсем забыли про твоего шотландца!
Все снова рассмеялись и принялись опустошать корзинку Мишель. На какое-то время о Маклевене действительно все забыли. Даже Мишель. Ей самой хотелось хоть немного отдохнуть от мыслей о Яне. С тех пор как они вернулись из Фонтенбло, он просто не выходил у нее из головы.
Маклевен тоже не терял времени даром. Конечно, в первые же дни по приезде в столицу он нанес визит Мишель в доме мадам Дюбуа. Затем они несколько раз ужинали в фешенебельных ресторанах. В последние дни побывали в лучших парижских театрах.
Мишель чувствовала, что с каждой встречей ее чувства к Яну становятся все глубже. Это не только радовало ее, но и заставляло задуматься, ибо начинало отвлекать от занятий.
А тем временем Арно Димпьер готовил к зимнему сезону новый балет, в котором было несколько очень ответственных ролей. Естественно, это вызвало огромный ажиотаж среди артистов. Каждый надеялся, что одна из главных партий достанется ему. Мишель, станцевав важную роль в «Красавице и Чудовище», никак не желала после своего успеха возвращаться в кордебалет и тоже рассчитывала на одну из первых партий в новом балете. Но для этого надо было упорно работать. Ведь Димпьер никогда не даст ей желанную роль только за прошлые успехи.
Встречи с Яном продолжались. Он каждый раз рассказывал Мишель о Шотландии, о своем родовом замке и о суровой, но изумительной по красоте природе, особенно весной.
Поначалу Мишель думала, что Маклевен просто скучает по дому, точно так же, как она сама тосковала по Виргинии. Но однажды Ян прямо спросил Мишель, не согласилась бы она весной погостить в замке Маклевенов.
Мишель должна была признаться себе, что эта идея ей очень по сердцу. Она уже давно интересовалась Шотландией. А главное – ее неудержимо влекло к Яну. Но ей не давала покоя мысль: а как же балет? Она уже добилась больших успехов и в ближайшем будущем может претендовать на ведущие партии. Разве не для этого она столько училась, не об этом ли мечтала чуть ли не всю свою жизнь? И сейчас цель была совсем рядом! Уехать в такой момент?!
Мишель долго пыталась убедить Яна отказаться от поездки. Но он продолжал настаивать. Вспоминая Виргинию, где ей самой никогда не приходилось принимать каких-либо важных решений, Мишель горестно вздохнула, не зная, как поступить. Здесь она должна была все решать сама…
– О чем ты так сокрушенно вздыхаешь? – спросила Мари.
Мишель невесело рассмеялась:
– Размышляю о сложности и противоречивости жизни. Ян приглашает меня весной в Шотландию. Мне бы очень хотелось принять его приглашение. Но тогда придется покинуть труппу как минимум на месяц или даже на два. Я не могу себе этого позволить.
– Конечно, тебе придется пропустить некоторое количество уроков, репетиций и спектаклей. Но мне кажется, что Димпьер разрешит тебе на время уехать. Потом ты быстро все восполнишь. И он это отлично знает. Или ты боишься упустить какую-нибудь главную роль?
Мишель сначала покраснела, а затем от всего сердца рассмеялась. Мари взяла подругу за руку:
– Не расстраивайся, Мишель! Мы все тут одним миром мазаны. Ведь балет – это наваждение, неизлечимая болезнь. Однажды заболев ею, мы уже не можем выздороветь. Иногда мне кажется, что нас очаровал какой-то волшебник. Может быть, добрый, а возможно, и злой. Ты помнишь старую сказку о девочке, которой подарили волшебные балетные туфли? Она надела их, стала танцевать и уже не могла остановиться. До тех пор, пока не упала замертво. Так вот, мы все уже надели эти туфли. И не снимем их до своего последнего дня.
– Уж очень мрачно то, что ты говоришь, Мари!
– Любое принуждение всегда мрачно, – отозвался мулат. – В балете мы принуждаем самих себя. Причем помимо собственной воли. Но хватит философствовать! Димпьер вот-вот позовет всех в зал…
Оставшись одна, Мишель задумалась о том, что услышала. Все рассуждения ее друзей были заманчивыми и вместе с тем внушали страх…
Глава 17
Анна стояла под навесом, растерянно оглядываясь по сторонам. На ее глазах были слезы радости. Хлопок вернулся!
Фургоны начали подъезжать незадолго до полудня. Чернокожие возницы разгружали тюки с хлопком и водворяли их на прежнее место под навесом. Все упорно молчали, не отвечая ни на какие вопросы. Как Анна ни пыталась дознаться, кто украл хлопок и кто распорядился его вернуть, успеха она не имела. Лишь под конец разгрузки один из негров, видимо, старший, сказал:
– Не пытайтесь что-либо узнать, мадам. Нам приказано молчать. Если же кто-либо обмолвится хоть словом, мы не получим ни цента за перевозку и разгрузку.
От Кортни не было никаких вестей. Но Анна не сомневалась, что хлопок возвращен его усилиями.
И еще раз возблагодарила Бога за то, что в ее жизни появился Кортни Уэйн.
Она тут же послала Джона в Уильямсберг известить скупщиков хлопка о том, что аукцион состоится в назначенный день. Когда тот уехал, Анна вновь подошла к навесу и вдруг увидела стоявшего там… Натаниэля Биллса. От негодования у нее перехватило дыхание.
– Что вы тут делаете? – процедила она сквозь зубы.
– Я приехал получить деньги за работу на вашей плантации, – холодно ответил Биллс.
– Деньги? Вы украли у меня хлопок и еще имеете наглость требовать денег?
– Я не крал вашего хлопка. Во всяком случае, у вас нет никаких доказательств.
– Тогда почему вы ночью тайком сбежали?
– Все это выдумки. А вы мне должны. Уговор был, что я получу расчет сразу же после уборки урожая. Хлопок убран. Что с ним случилось потом, меня не касается.
– У меня нет никаких обязательств перед вами, мистер Биллс, после того что вы сделали. Пусть вам заплатит Жюль Дейд.
– Он отказал мне. Все эти месяцы я работал у вас на плантации. И должен получить за свой труд в том или ином виде.
– Если вы сейчас же не уберетесь отсюда, я позову слуг и они вышвырнут вас вон! – повысила голос Анна, теряя терпение.
– Кого вы собираетесь позвать, мадам? Ваших верзил чернокожих? Так они боятся меня как огня и пальцем не тронут.
– Увидим!
Анна сделала шаг вперед, но Биллс схватил ее за руку и рванул на себя.
– О нет! Вы заплатите мне! Если я не получу денег, то вам придется расплатиться еще кое-чем!
Анна попыталась вырваться, но не смогла.
– Что вы имеете в виду? – прошептала она, задыхаясь от ярости.
– Помните наш разговор у вас в кабинете? Конечно, это не покроет всего вашего долга мне. Но я согласен и на такое возмещение!
– Вы не посмеете! Кругом люди. И стоит мне закричать, как…
Она кляла себя за то, что послала Джона в Уильямсберг. Будь он здесь, этот мерзавец никогда бы не позволил себе ничего подобного.
– Кричите, – усмехнулся Биллс, поднимая хлыст. – Сейчас я заставлю вас ползать передо мной на коленях. А этот хлыст бьет очень больно. И вы посчитаете за счастье отдаться мне!
Анна бешено сопротивлялась. Но Биллс изо всей силы ударил ее хлыстом. На шее у Анны вздулся кровавый след. От страшной боли она вскрикнула. Второй удар хлыста заставил Анну упасть на колени.
– Ниже, мадам, – издевательски прошипел Биллс. – Мне давно хотелось заставить вас пресмыкаться передо мной! Спесивая сука!
На этот раз удар пришелся по спине. Тонкая одежда не смогла смягчить его. И кровавая полоса выступила уже на ткани.
– Скажите, что согласны, и я перестану вас хлестать. Мы пойдем в ваш кабинет, на тот самый диван, где вы обычно занимаетесь любовью со своим хлыщом из Уильямсберга. Думаете, я не знаю, что именно там ваше гнездышко?
Ярость заставила Анну забыть о боли. Она подняла голову и с нескрываемым презрением бросила в лицо своему мучителю:
– Вы грязное, мерзкое животное! И получите за все сполна… Так что будете помнить до могилы!
– Ах, вам мало? Ну что же, получите еще!
И он снова поднял хлыст. Но суровый голос за спиной заставил Биллса окаменеть:
– Еще один удар, Биллс, и вы без промедления отправитесь на тот свет.
Несколько секунд Натаниэль стоял с высоко поднятым хлыстом. Потом медленно повернул голову к говорившему. Анна воспользовалась этим и вскочила на ноги. Кортни Уэйн стоял в двух шагах от Биллса, наставив пистолет на него.
– Корт, дорогой! – воскликнула Анна, бросаясь к нему.
– Отойди, Анна, – остановил ее Кортни, продолжая держать на мушке Натаниэля.
Биллс медленно опустил хлыст и, презрительно скривив губы, проговорил:
– А, хлыщ госпожи Вернер из Уильямсберга!
– Здесь вам нечего делать, Биллс, убирайтесь! Откровенно говоря, я мог бы сразу же пристрелить вас за все пакости и мерзости, причиненные Анне.
Натаниэль сунул руку в карман куртки и, с ненавистью глядя на Уэйна, сказал:
– У меня нет оружия! Вы не посмеете стрелять в безоружного!
– За все, что вы натворили, я без колебания пустил бы вам пулю в лоб. Но если вы немедленно покинете поместье, я не стану препятствовать. Хотя, возможно, потом пожалею об этом.
– Я требую денег за свою работу! – ответил Натаниэль, не двигаясь с места.
– Здесь вам ничего не выгорит. Идите к Дейду. Он, возможно, вам заплатит за услугу.
– Он отказался это сделать.
– Так же поступит и Анна. И я буду на ее стороне. Вы не только украли хлопок, но и посмели избить ее хлыстом и после всего этого имеете наглость требовать оплаты за труд? Не испытывайте больше моего терпения и убирайтесь отсюда. – Уэйн, прищурив левый глаз, прицелился прямо в грудь Биллса. – Я никогда не стал бы стрелять в безоружного человека, будь он джентльменом. В вас же нет ни капли не только благородства, но даже простой честности. Повторяю: уходите! Иначе я не отвечаю за последствия.
Натаниэль вздрогнул, бросил на Анну полный звериной ненависти взгляд и, круто повернувшись на каблуках, вышел из-под навеса. Кортни подождал, пока он сел на лошадь и, пустив ее в галоп, скрылся за деревьями. Только после этого Уэйн опустил пистолет.
Анна вновь почувствовала острую боль от ран, нанесенных хлыстом. Кортни осторожно дотронулся до ее спины. Анна негромко вскрикнула.
– Сукин сын! – проворчал он. – Надо было пристрелить его! Пойдемте в дом, Анна. Надо осмотреть ваши раны, промыть их и перевязать.
Он на руках перенес Анну в дом и предоставил заботам слуг, подробно объяснив, что надо делать.
– Я буду ждать в гостиной, – сказал он Анне, – за рюмочкой коньяка.
Слуги сняли с Анны одежду, тщательно промыли раны и приготовили горячую ванну. Потом смазали больные места целебными снадобьями и перевязали.
Через час с небольшим Анна появилась в гостиной.
– Вам лучше? – спросил Кортни, поднимаясь ей навстречу.
– Во всяком случае, раны уже почти не болят. Но не дает покоя уязвленное самолюбие.
Она взяла из рук Кортни бокал с красным вином и, отпив пару глотков, нежно посмотрела ему в глаза:
– Просто не знаю, как вас благодарить, дорогой! Вы не только спасли меня от этого зверя, но даже сумели вернуть хлопок. Кстати, я уверена, что эта кража – дело рук Жюля Дейда.
– Нет никакого сомнения. Я пригрозил ему и велел вернуть тюки сегодня к полудню. Как видите, хлопок на месте. Значит, он замыслил это грязное дело и вовлек в него вашего надсмотрщика Натаниэля Биллса.
– Скажите, Корт, почему Дейд испугался ваших угроз? Очевидно, у него есть причины бояться вас?
– Не расспрашивайте меня ни о чем, Анна. Это очень неприятная история. Честное слово, вам совершенно незачем ее знать. Очень жаль, что этот мерзавец причинил вам боль. В какой-то степени и я виноват в происшедшем, поскольку чувствовал, что это мерзкий тип. Надо было уже давно его уволить.
– Корт, милый! Виновата во всем только я. Вы же предупреждали меня. Но присущее мне упрямство не позволило с вами согласиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31