А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Ты перед ним в долгу, никчемный болван, и если ты сам не поедешь, клянусь Богом, я зашью тебя в саван, взвалю на кобылу и доставлю домой!
Домой. Для Дерби домом был салун «Голубая подвязка», его матерью – проститутка из публичного дома. Единственное, чего ему не хватало здесь, так это образа девушки, которую он видел в зеркале на стене бара. Долгое время он думал, что она ангел с большими нежными глазами и блестящими белокурыми волосами; теперь он считал, что это была иллюзия, плод воображения одинокого ребенка. Но все равно он скучал по ней.
– Ты имеешь в виду Трипл Кей? – спросил он подчеркнуто сухо.
Название ранчо всегда задевало его: оно подразумевало троих Каванагов – Ангуса, Уилла и Саймона. Там не было места для сына проститутки.
Саймон испустил громкий вздох и запустил руку в волосы. Его черная шляпа лежала на столе для покера.
– Да, – сказал он с преувеличенным спокойствием, – именно это я имею в виду.
Уилл стоял с опущенной головой.
– Он умирает, – произнес Уилл голосом, тронувшим Дерби.
Но эти слова не могли ничего изменить. Ангус был высокий широкоплечий мужчина с гривой седых волос и с выносливостью буйвола, но людям свойственно стареть.
– Ты бы лучше сказал ему остальное, – добавил Уилл, обращаясь к Саймону.
– Что остальное? – насторожился Дерби, сощурив глаза и тыча пальцем в грудь брату.
Саймон снова провел рукой по волосам.
– То, что касается твоей матери, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду?
Но ответил не Саймон, а Уилл.
– Она умерла, Дерби. Это случилось как раз перед тем, как слег отец. Умерла от какой-то лихорадки, – он замолчал, задержал дыхание и громко вздохнул. – Мне жаль.
Ярость и еще какое-то чувство, похожее на горе, нахлынули на Дерби, полностью очистив сознание от хмеля. Он толкнул Саймона в грудь, едва не сбив его с ног. Саймон не пытался защититься.
– Почему ты сразу не сказал мне, что Хармони умерла?
– Успокойся, – виновато пробормотал Уилл. – Такие новости нелегко сообщать.
Дерби опустил руки и отвернулся. Хармони Элдер была проституткой, хозяйкой борделя, не было смысла отрицать это. Но все же она по-своему была хорошей матерью и гордой женщиной. Ее бизнес процветал, и она держалась за него.
– Нужно что-то делать с «Голубой подвязкой», – тихо сказал Саймон. – Даже если ты не поедешь на ранчо к отцу, ты должен уладить дела матери.
У Дерби защипало глаза; наверное, от сигарного дыма, наполнившего маленькую комнату, решил он. Он выругался про себя себя, но не потому что ему нужно было возвращаться в Редемпшн. Дерби обещал Хармони, что когда придет время, он выполнит ее волю, хотя и не знал, что она подразумевала под этим, да его это никогда и не интересовало. И вот время пришло.
– Хорошо, – ответил он. – Только дайте мне собрать вещи и уплатить по счетам.
– Подождем до завтра, – сказал Саймон непривычно мягко для него.
Он положил руку на плечо Дерби, потом подумал и убрал.
– Кажется, дождь собирается, – предположил Уилл.
Он, в отличие от Саймона, никогда не стремился на восток и не учился замысловато выражаться. Младший из двух законнорожденных сыновей Ангуса Каванага слишком любил ранчо, чтобы покинуть его. И Дерби вполне понимал Уилла – Трипл Кей было чудесным местом: почти семьдесят тысяч акров леса и пастбищ, включая два действующих серебряных прииска. Главный дом ранчо был большой, настоящий особняк по редемпшнским масштабам, но Саймон и Уилл уже давно жили каждый под своей собственной крышей. Уилл был женат, Саймон же был вдовцом и жил со своей маленькой дочкой. Дерби завидовал тому, что у них были собственные дома и семьи гораздо больше, чем их деньгам или отеческой любви старика Каванага.
– Да, – запоздало согласился Дерби. – Наверное, будет дождь. Можете переночевать в отеле, ниже по улице. Там достаточно чисто и прилично кормят.
– Утром отправимся на север, – сказал Саймон.
Хотя это было сказано как утверждение, Дерби знал, что на самом деле это вопрос. Он кивнул.
– Можешь поесть с нами, – неуверенно предложил Уилл.
Уилл всегда был миролюбивым человеком и нравился Дерби, хотя он никогда не признавался себе в этом.
– Я не нуждаюсь в вашей благотворительности, – огрызнулся Дерби.
– А мы надеялись, ты заплатишь, – ухмыльнулся Саймон.– Я только что отдал почти все мои деньги той проститутке, кстати, она жульничала. А жену Уилла, Бетси, ты знаешь – она никогда не выпустит его из поля зрения больше чем с двумя монетами в кармане.
При других обстоятельствах Дерби улыбнулся бы. Единственное, чего ему безумно хотелось, так это снова увидеть в зеркале Кейли Бэрроу, когда он вернется в «Голубую подвязку». Будучи ребенком, он видел ее время от времени, но вот уже несколько лет, как Кейли не показывалась. Фактически с тех пор, как он связался с братьями Шинглер. Она была его фантазией и не более того, но он жаждал увидеть ее снова, где-то в глубине своего сердца Дерби испытывал мучительную тоску по ней. Сейчас, когда он узнал о том, что умерла его мать и что человек, который произвел его на свет, тоже скоро сойдет в могилу, именно в Кейли он хотел найти утешение.
Подключение света и воды к старому дому заняло три дня. Кейли спала в бальном зале на раскладушке. Она давно не чувствовала себя такой счастливой. Мир и покой казались блаженством, и она с удовольствием отключила бы телефон, если бы не боялась, что Джулиан очень расстроится, если не дозвонится до нее. Он тогда послал бы в Редемпшн поисковую группу или примчался сам.
Ей не хотелось никуда ехать, ну разве что в Лас-Вегас, ближайший крупный город, чтобы купить глину и новый набор инструментов для ваяния. Ее руки чесались от желания работать, создать что-то новое, воплотить то, что рождалось у нее в душе.
Надвигалась буря, извещая о себе громом и грандиозными вспышками молний. Кейли стояла у стеклянных дверей в дальнем углу бального зала, ела чили из картонной коробки и наблюдала приход грозы, когда зазвонил телефон. Она взяла трубку. Связь была очень плохая, и голос Джулиана а это, конечно, был он – звучал глухо и прерывисто, будто он звонил с другой планеты, а не из соседнего штата.
– Алло, – сказала Кейли, прижав телефон плечом к уху.
– Я тебя плохо слышу! – закричал Джулиан.
Кейли вздрогнула и заставила себя улыбнуться.
– Гроза, – сказала она, откусив чили.
– Что ты сказала?
Кейли торопливо прожевала и проглотила.
– Я сказала, здесь гроза!
– Когда ты вернешься?
– Не знаю, – ответила Кейли. – Мне нужно остаться здесь на какое-то время, Джулиан. Я не могу это объяснить, но мне нужно остаться.
Джулиан долго не отвечал. Кейли уже подумала, что прервалась связь. Потом он сказал ровным голосом: – Я приеду к тебе!
– Нет! – выпалила Кейли с решительностью и твердостью, которую обычно приберегала для наглых клерков и грубых официантов.
– Что ты сказала?
Молния рассекла небо и наполнила светом бальный зал. Арфа напевала нежную мелодию, а люстра аккомпанировала ей, наигрывая тихую хрустальную музыку. Потом комната опять погрузилась в темноту.
– Я не хочу, чтобы ты приезжал сюда, Джулиан, – пояснила Кейли.
Дом был большой и пустой, но даже при выключенном свете он не был пугающим. Но вдруг у Кейли засосало под ложечкой. Ею овладело странное чувство, словно должно было произойти что-то важное. Она подошла к зеркалу, но не увидела в нем ни Дерби, ни салуна.
– Кейли, что происходит? – В голосе Джулиана звучало недоумение. – Ты хочешь сказать, что не желаешь больше видеть меня?
– Нет! – крикнула Кейли так резко и страстно, что сама смутилась.
Без Джулиана не получилось бы ни семьи, ни детей, ни дома, наполненного смехом, суетой и светом, – ничего, о чем Кейли так мечтала.
– Нет, – повторила она спокойнее. – Я этого вовсе не говорю. Просто здесь так тихо, понимаешь? А в Лос-Анджелесе ужасная суматоха. Хорошо немного отдохнуть от смога и автострад.
– И от меня, – добавил Джулиан с безнадежностью в голосе.
– Нет, – настойчиво повторила Кейли, хотя уже не так уверенно. Она знала, что Джулиан был достаточно проницательным человеком, чтобы не заметить этого, несмотря на плохую связь.
– Возможно, так будет лучше для нас обоих. – Его голос звучал холодно и сухо.
Кейли обидела его и ненавидела себя за это.
– Это не значит, что я с кем-то встречаюсь, – попыталась она оправдаться.
Джулиан ничего не ответил. Во время последних размолвок он обвинял ее в том, что она что-то утаивала от него, ее сердце не было полностью открыто, и Кейли знала, что сейчас он думал об этом.
– Позвони мне, когда будешь, готова к разговору, – ответил Джулиан после паузы. – У тебя есть номер моего пейджера.
На этом он прервал связь. Кейли несколько секунд смотрела на телефон, который все еще держала в руке. Дети, которых нарисовало ее воображение, исчезли один за другим с семейных фотографий. Она хотела, было перезвонить Джулиану, сказать, что собирает вещи и немедленно возвращается в Лос-Анджелес, но что-то остановило ее. Это был отдаленный звук паровозного гудка.
Наморщив лоб, Кейли положила телефон на подоконник рядом с пластмассовой ложкой и недоеденным ужином. Она ждала, внимательно прислушиваясь, и между раскатами грома опять уловила жалобный звук гудка. Потрясенная, она подошла к раскладушке, подвинула ее поближе к стене, на которой висело зеркало, и села, ожидая чего-то. Не было ничего странного в том, что она услышала паровозный гудок, размышляла она, а ее сердце бешено колотилось, если, конечно, не знать, что старое депо сгорело в 1952 году, и в радиусе тридцати миль не было никаких железнодорожных путей.
ГЛАВА 2
Хотя Кейли собиралась бодрствовать всю ночь, сон незаметно подкрался к ней. Она уснула на раскладушке в бальном зале как была – в джинсах, рубашке и ботинках. Проснулась она так же неожиданно, как и уснула. До нее донеслись раскаты грома. Кейли посмотрела в зеркало и увидела Дерби.
Дерби, который был нескладным мальчишкой, когда она видела его последний раз, теперь стал мужчиной во всех смыслах этого слова, хотя вид у него был такой же неряшливый, как и прежде. Ему совсем не помешало бы побриться и принять ванну, чего он, похоже, давно не делал. Его светло-каштановые волосы, длинные и выгоревшие на солнце, были забраны назад как у индейского воина. Крепкая фигура, казалось, излучала спокойствие.
Сердце Кейли отбивало чечетку и едва не выскакивало из груди. Она медленно поднялась с раскладушки, подошла к зеркалу, коснулась стекла правой ладонью. Дерби, в рубашке без ворота, расстегнутой на груди, в жилете и в грязных штанах, сделал то же самое. На правом бедре у него покачивался шестизарядный револьвер. Он бросил мятую шляпу и старый полотняный пыльник на один из стоявших рядом столов. Они долго стояли, как бывало раньше, осязая, и не осязая друг друга. Они молчали, поскольку знали, что слова не способны преодолеть барьер между ними. Только их сердца и их мечты могли преодолеть его.
Для Кейли было достаточно уже того, что теперь она знала: Дерби жив, он вернулся. В его глазах застыла печаль, что заставило Кейли поднять руку в тщетной попытке коснуться его щеки и смущенно отступить. Дерби не хотел, чтобы она отдалялась от него, и прислонил обе ладони к стеклу. Кейли изо всех сил сопротивлялась старому знакомому желанию броситься в зеркало, ей очень хотелось оказаться по ту сторону его. Слезы отчаяния и одиночества наполнили ее глаза; она смахнула рукой первую слезинку, поползшую по щеке.
Вдруг Дерби исчез в один миг вместе с салуном, и все, что Кейли видела теперь, так это только ее собственное жалкое отражение, смотрящее куда-то сквозь себя, в мятой одежде со спутавшимися волосами и припухшими красными глазами. Она уперлась лбом в поверхность зеркала, удивляясь, почему у нее было так пусто на сердце, ведь совершенно очевидно, что они с Джулианом были созданы друг для друга. В конце концов, Джулиан был мужчиной из крови и плоти, способным заниматься любовью, стать отцом ее детей, разделять ее мечты. Дерби же был всего лишь тенью или, может, фигурой из стекла.
Кейли вспомнила о поездке на кладбище. Дерби умер в 1887 году, согласно цифрам на солнечных часах над его последним приютом. Сердцебиение Кейли опять участилось, ей овладел страх за Дерби. Она только что видела его, но какой это был год? Когда он должен был умереть – через неделю, через день, через час?
Вся дрожа, Кейли отвернулась от зеркала и вышла из зала. Она поднялась наверх, приняла ванну, надела ночную сорочку и тщательно почистила зубы. Затем снова легла на раскладушку, закрыла глаза, но сон не возвращался.
Он увидел ее.
Дерби сидел один в салуне своей матери, рядом с ним стоял нетронутый бокал виски. Он мрачно уставился в пустое зеркало и вдруг увидел ее.
Вспоминая нежный взгляд карих глаз Кейли и ее попытку утешить его, Дерби проглотил подступивший к горлу ком. Его одолевали усталость и печаль, и сейчас он душу отдал бы за то, чтобы преодолеть пропасть между ними и заключить Кейли в свои объятия. Хотя у него было много женщин в свое время, но он никогда не испытывал такой тоски, какую испытывал по Кейли.
Из его груди вырвался печальный вздох. Может, он увидит ее снова, а может быть, и нет. Да это и неважно, ведь они все равно не могли быть вместе. Любовь к тому, с кем никогда не будешь, могла принести только боль, а Дерби и без этого хватало боли. Он поднес к губам бокал, нахмурился и снова поставил его. Этим утром он намеревался отправиться в Трипл Кей, засвидетельствовать свое почтение Ангусу Каванагу. Потом ему предстояла встреча с поверенным его покойной матери, нотариусом Джеком Райерсоном, который, по мнению Дерби, был таким же вором, как Джесси Джеймс или Малыш Билли. Разница между ними была лишь в том, что Райерсону не нужен был револьвер, чтобы грабить людей, он делал это при помощи ручки, чернил и елейной улыбки. Уладив все дела, имевшие отношение к его матери, Дерби собирался покинуть Редемпшн и никогда туда не возвращаться. Он, скорее всего, отправился бы в Мексику играть в покер с Марией, а может, купил бы себе дом с выручки от продажи «Голубой подвязки». Дерби криво усмехнулся. В последнее время они с Хармони были не в лучших отношениях – он связался с дурной компанией, перед тем как покинул город два года тому назад, и она называла его разбойником. Дерби знал, что мать оставила ему в наследство бордель. Господи, ему так не хватало ее, и он чертовски хотел вернуть назад то время, когда им было еще не поздно выяснить отношения. Их последний разговор был горьким, злым, и Дерби понимал, что будет сожалеть о нем до конца своих дней. Наверное, Хармони была права: он был не лучше любого разбойника.
Нежные руки легли на плечи Дерби, он вздрогнул. Кто-то неслышно подошел к нему сзади. Он ожидал, что, подняв глаза, увидит Кейли, но вместо нее увидел Орэли, одну из «девочек» Хармони. Орэли не отличалась красотой, а крашеные желтые волосы и сильно накрашенное лицо не делали ее привлекательнее. У нее были неестественно худые ноги, а бледную кожу обезобразила оспа, но этой девушке была свойственна какая-то особая нежность, и она всегда нравилась Дерби. Орэли начала массировать ему шею.
– Поднимись наверх, Дерби, – ласково прошептала Орэли. – Я обещаю тебе, что ты почувствуешь себя лучше хотя бы сегодняшней ночью.
Дерби похлопал ее по руке. В другое время он не упустил бы случая, но сейчас он слишком устал. Или, по крайней мере, говорил себе, что причина в этом. На самом деле он был потрясен появлением Кейли. Спать после этого с Орэли или с какой-то другой женщиной казалось чем-то вроде предательства.
– Это заманчивое предложение, мисс Орэли, – ответил он, – но из меня сегодня плохой любовник.
Она наклонилась и поцеловала его в затылок. Эта нежная ласка была так приятна, что у Дерби сдавило горло и защипало глаза.
– Твоя мама не держала зла на тебя, когда умирала, – заверила его Орэли. – Она называла тебя разбойником, потому что ты связался с братьями Шинглер и им подобными, но в душе она никогда не считала тебя таким.
В свои лучшие дни Шинглеры грабили поезда, банки и дилижансы. Хотя Дерби никогда не был соучастником их преступлений, он не гордился знакомством с ними. Но у него все равно никогда не было хорошей репутации в Редемпшне, ведь он был сыном проститутки, и знакомство с Дюком и Джарвисом Шинглерами не меняло дела. Оглядываясь назад, он сознавал, что поступал так главным образом назло Ангусу.
Дерби сжал руку Орэли и притянул ее в стоявшее рядом кресло.
– Уилл и Саймон сказали, что Хармони умерла от какой-то лихорадки. – Он вопросительно посмотрел на Орэли.
Хармони, его мать, была похоронена где-то в поместье Трипл Кей. Он собирался посетить ее могилу перед отъездом, сказать последнее «прощай». Дерби опять пожалел о том, что был далеко не лучшим сыном.
– Господь быстро забрал ее, – ответила Орэли, кивая. Она потянулась за забытым Дерби бокалом виски и, сделав глоток, добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31