Так что возможно еще, что Бомарэ переживет старую сикомору, которой бог знает сколько лет!
— Вы больше не боитесь наводнения? — поинтересовалась Mapa.
— Нет, почему же, боюсь. Но знаете, моя милая, ко всему со временем привыкаешь. Когда я переехала сюда из Честертона, здешние топкие болота и близость реки произвели на меня удручающее впечатление. Иногда по ночам мне, снились кошмары: казалось, я бегу, но не могу сдвинуться с места, болото наступает мне на пятки и, в конце концов, засасывает. Я думаю, что только родившийся здесь может считать Бомарэ своим домом, остальные же всегда будут чужаками, — с тяжелым вздохом ответила Селеста.
Mapa вздрогнула, поскольку хозяйка словесно выразила те чувства и мысли, которые одолевали ее саму.
— Белла сказала мне, что Пэдди, мой племянник, куда-то вышел. Вы не знаете, где он может быть? — Mapa решительно переменила тему разговора.
— Наверное, он вместе с Дамарис. Хотя, думаю, долго он отсутствовать не будет. Как только она обнаружит, что… — Селеста прислушалась к отчетливо доносившимся с заднего двора крикам ярости. — Так и есть, Дамарис очень недовольна, — пояснила она за секунду до того, как в гостиную ворвалась ее запыхавшаяся от бега дочь.
— Мама, он уехал на Сорсьере! Он взял мою лошадь! Как он посмел?! — кричала Дамарис, не владея собой, и лицо ее побелело от гнева. Пэдди тихонько вошел за ней следом и, остановившись у двери, молча слушал гневную тираду своей новой подружки, обращенную против Николя.
— Успокойся, это я разрешила Николя взять Сорсьера. И тебе прекрасно известно, Дамарис, что лошадь эта не твоя. Отец купил его для себя, а достался он тебе лишь потому, что никто другой не смог с ним справиться. Кстати, если бы отец был жив, он и близко не подпустил бы тебя к такому норовистому коню — это очень опасно.
— Но ведь только я могу ездить на нем, — не унималась Дамарис. — Он никого не любит, кроме меня.
— Вот именно. А между тем это дьявольски опасное животное, злобное и неуправляемое. Я недаром собиралась продать его еще несколько месяцев назад. Если же Николя он придется по нраву, я подарю ему его. Только сомневаюсь, что кому-нибудь может понравиться Сорсьер.
— Нет, вы этого не сделаете! Я не позволю! — воскликнула Дамарис, и из ее глаз неудержимо хлынули слезы. — Хорошо бы он сбросил Николя! Он не имел права брать мою лошадь. Зачем он только вернулся! — С этими словами она выбежала из гостиной, и через миг громко хлопнула входная дверь.
— Извините, мадемуазель. Поведение моей дочери непростительно. — Селеста поджала губы — это означало, что она не в духе. — Иногда она бывает просто неуправляема, чем доставляет мне много хлопот. Дамарис с детства отличалась вздорным характером. Как жаль, что она совсем не похожа на Николу которая уж скорее полдня проведет в раздумьях о том, ленту какого цвета выбрать к платью, чем будет носиться сломя голову верхом неизвестно где!
Mapa задумчиво усмехнулась. Из двух сестер ей гораздо более приятной и милой казалась неугомонная Дамарис.
— Пэдди! — Mapa остановила мальчика, который собирался последовать за Дамарис. — Думаю, ее сейчас лучше оставить одну. Почему бы тебе не заняться пока солдатиками? — предложила она. Пэдди разочарованно, но послушно кивнул и отправился к себе в комнату, на ходу разрабатывая стратегию предстоящего боя.
— Николя говорил мне, что у малыша никого не осталось, кроме вас, после того как его отец умер. Как это замечательно, что вы взяли на себя заботу о нем, мадемуазель! Еще Николя рассказывал, что вы собирались возвращаться из Сан-Франциско в Лондон и он предложил проводить вас до Нового Орлеана. Жаль, что вы не приехали весной. Тогда было жарко, и ваш племянник мог бы скорее поправиться. И все же вы поступили мудро, решив передохнуть здесь перед дальним путешествием. — Селеста помолчала, глядя в глаза Маре, и потом продолжила: — Может быть, вы захотите остаться в… Впрочем, не буду вмешиваться. Простите, мадемуазель, это меня совсем не касается.
Вероятно, Николя скрыл от мачехи то, что она была актрисой. Вряд ли Селеста была бы так мила и обходительна с ней, если бы знала, кто она по профессии. Mapa испытывала большую признательность к Николя за то, что он позаботился о ее репутации. С другой стороны, представив ее как актрису, он рисковал бы и своим положением в Бомарэ, поскольку тогда никто не сомневался бы в том, что они любовники. Естественно, что молодая женщина, воспитывающая племянника, который так рано остался сиротой, будет принята в доме с почетом и уважением. Mapa иронически усмехнулась, подумав о том, что мир людей устроен странно и нелогично: когда-то она действительно заслуживала уважения, но не имела его, а теперь, когда они с Николя стали любовниками…
— Мадемуазель, простите, я не ослышалась? — вдруг спросила Селеста, прислушиваясь. — Мне показалось, что подъехал экипаж.
— Сейчас я посмотрю, — ответила Mapa и подошла к окну, которое выходило к подъезду.
И действительно, к дому подкатил экипаж — элегантное ландо с откидывающимся кожаным верхом и ливрейным кучером-негром в белых перчатках, который старался сдержать рвущихся вперед коней. Молодой лакей сбежал с крыльца и, откинув ступеньку и распахнув дверцу, поклонился даме, сидящей в экипаже. На гостье был великолепный жакет с воротником из чернобурки, но лица Маре разглядеть не удалось из-за темной вуали, свисающей с края маленькой шляпки в тон жакета. Женщина вышла из экипажа и, перекинув через плечо ремень сумочки, быстрым шагом направилась к двери. Вскоре Mapa потеряла ее из виду.
— Приехала какая-то женщина, — сообщила Mapa Селесте и вернулась на свое место за столиком.
— А-а… — протянула Селеста в ответ.
— Мадам Сент-Лоренс, — объявил лакей глубоким грудным голосом.
— Селеста, вы прекрасно выглядите сегодня, — приветствовала хозяйку гостья, стремительно ворвавшись в гостиную в благоухающем облаке тончайших духов. Она подняла вуаль, и перед Марой предстала настоящая красавица с точеными чертами и огромными выразительными глазами. Однако, несмотря на очевидное благообразие, во внешности гостьи было что-то неуловимо неприятное. Маре не понравился ни панибратский тон, которым она говорила с Селестой, ни то, что она по-хозяйски вела себя в чужом доме.
Гостья расположилась за столиком, не дожидаясь приглашения, налила себе чаю и вопросительно посмотрела на Мару, словно ждала от нее объяснения своего присутствия здесь, причем ее голубые глаза неприязненно сощурились и превратились в щелочки. Селеста заметила этот ее взгляд и улыбнулась с очевидным самодовольством.
— Амариллис, мадам Сент-Лоренс. А это наша гостья, мадемуазель Mapa О'Флинн, — представила она их друг другу.
— Мадемуазель, — надменно кивнула Амариллис Маре и тут же демонстративно отвернулась, словно забыла о ее существовании.
«Так вот она какая! Значит, это та самая Амариллис, которая когда-то разбила сердце Николя!» — думала Mapa, украдкой разглядывая гостью.
— У вас ко мне какое-то дело, Амариллис? — вежливо поинтересовалась Селеста, отводя глаза, чтобы не встретиться с ее колючим взглядом.
— Мне странно слышать от вас этот вопрос, — ответила Амариллис, ожидавшая найти другой прием и удивленная внезапной переменой Селесты в отношении к себе. — Может быть, мы поговорим с глазу на глаз?
— Не стоит. У меня ни от кого нет секретов, — возразила Селеста. — Так что же вам угодно?
— Вы что же, надеетесь набить цену, притворяясь, что не понимаете цели моего визита? Так вот, я не намерена дольше тянуть. — В ее голосе слышались металлические нотки — Или вы сейчас же принимаете мое предложение относительно Бомарэ, или завтра ваш дом начнут осаждать кредиторы, и поместье пойдет с молотка. Много от этого вы не выиграете, потому что никто, кроме меня, не захочет купить Бомарэ. — Она сделала глоток чая. — Надеюсь, мы хорошо понимаем друг друга. — Амариллис деловито открыла сумочку и вытащила из нее объемистый бумажный конверт. — Все документы уже подготовлены. Вам осталось только поставить под ними свою подпись. — С трудом скрывая волнение и нетерпение, она положила конверт перед Селестой.
Николя выпустил из рук поводья и предоставил Сорсьеру самому выбирать путь по бездорожью, но внезапно ему в голову пришла мысль, и он направил скакуна вверх по холму. На вершине Николя остановился и стал смотреть на реку, голубой змеей переливающуюся на солнце у подножия холма. Он видел причал, с которого отец упал в воду и утонул, — теперь он был пустынен. Если бы можно было увидеть своими глазами, как произошла эта трагедия! Сурово нахмурившись, Николя пришпорил Сорсьера и помчался вниз по пологому склону холма, а затем вдоль реки вверх по течению, туда, где лежали земли, ранее принадлежавшие Бомарэ. Вскоре путь ему преградил новый забор, разделяющий некогда единую собственность на две. За ним до самого горизонта тянулись хлопковые поля, которые в конце лета превращались в настоящий муравейник — рабы с огромными заплечными мешками сновали между ровными рядами зеленых посадок и собирали коробочки белой ваты, которые потом на телегах отправляли на пристань, грузили на баржи и в трюмы пароходов и везли в Новый Орлеан на продажу.
Поля по эту сторону забора являли собой печальное зрелище: заброшенные и незасеянные, они поросли сорняком. Николя нахмурился и что было сил сжал поводья лошади, с грустью вспоминая былое богатство и славу Бомарэ, когда поместье по праву считалось крупнейшим производителем хлопка в Луизиане. Он развернул Сорсьера и во весь опор помчался назад к дому. Возле бараков, где жили рабы, он задержался, окинув тоскливым взглядом покосившиеся, сгнившие строения. Повсюду царили разор и запустение. Только несколько домиков возле самого дома еще оставались жилыми, там помещалась прислуга. Брошенные жилища рабов означали, что ни в этом, ни в будущем году богатого урожая хлопка ждать не приходилось. Очевидно, что большую часть рабов Селесте пришлось продать, о чем она забыла его предупредить.
Николя в задумчивости подъезжал к дому и только теперь обратил внимание на то, как запущенно он выглядит; штукатурка на фасаде облупилась из-за частых паводков; фундамент в нескольких местах потрескался; хозяйственную пристройку уже много лет не красили и не ремонтировали, отчего вид у нее был жалкий; сад одичал и неумеренно разросся. Заметив двух молодых негров, лениво развалившихся под деревом, Николя пришел в ярость — совсем от рук отбились, бездельники!
На заднем дворе Николя спешился и лично проследил за тем, чтобы Сорсьера тут же расседлали и вычистили. Поднявшись на галерею с бокового входа, он не сразу заметил экипаж, стоящий у подъезда. Вскоре кованые каблуки его ботинок для верховой езды гулко застучали по мраморному полу холла. Николя на ходу пригладил волосы и вошел в гостиную.
— Боюсь, Селеста не сможет продать тебе Бомарэ, Амариллис, — заговорил он с порога, узнав гостью, и на губах у него заиграла насмешливая улыбка. — Теперь я хозяин поместья, и в мои намерения не входит продавать его.
Амариллис вскинула на него глаза и онемела от изумления.
— Николя? — прошептала она, когда тот подошел ближе. Mapa злобно поджала губы, когда заметила, что удивление на лице Амариллис постепенно сменялось восхищением по мере того, как она жадно оглядывала Николя с головы до пят. Он действительно не мог не оказаться чертовски привлекательным в ее глазах, ведь теперь из пылкого юнца Николя превратился в зрелого, сильного мужчину.
— Ну что, ты довольна? — вслед за ней окинув себя взглядом, с беспечной фамильярностью поинтересовался Николя.
— Ты вернулся… — дрогнувшим голосом вымолвила она, и холодной расчетливости в нем как не бывало. — Ты в Бомарэ? Какими судьбами? Я не понимаю… Когда ты приехал? — Амариллис изо всех сил старалась скрыть раздражение по поводу несостоявшейся сделки.
— Вчера вечером, — ответил Николя и встал за креслом Селесты, которая беспокойно следила за поединком двух сильных и решительных противников. — Я решил, что будет лучше, если Бомарэ не перейдет в чужие руки, а останется собственностью нашего рода.
— Вчера вечером? — переспросила Амариллис, бросая на Селесту уничтожающий взгляд. — Боже мой, но ведь вы знали, что сегодня я должна была приехать! И вы продали ему поместье за моей спиной?
— Не стоит думать о нас так плохо, Амариллис, — ответил Николя, и Маре показалось, что в его голосе появились теплые нотки, когда он произнес ее имя. — Согласись, что я имею больше прав на Бомарэ, чем ты. К тому же предложенная тобой цена оказалась до неприличия низкой, и мне ничего не стоило удвоить ее.
— Поместье находится в таком убогом состоянии, что Селесте просто повезло, что я захотела купить его. — Амариллис виновато вспыхнула и сделала слабую попытку защититься. — Ничего не скажешь! Большое разочарование постигло меня сегодня. Ну и сюрприз ты мне преподнес! Прости меня за любопытство, Николя, но какого черта ты вернулся?
— Об этом его попросил Филип, — собравшись с духом, ответила вместо него Селеста. — Он написал Николя письмо, в котором сообщил, что нашел настоящего убийцу Франсуа.
— Это правда, Николя? Отец поверил в твою невиновность спустя столько лет? Это более чем странно. А что ему удалось выяснить? — небрежно поинтересовалась Амариллис.
— Это дело семейное, моя дорогая, — отозвался с улыбкой Николя. — В свое время ты обо всем узнаешь. — Он аккуратно забросил удочку, следя за тем, какова будет реакция Амариллис.
— Понятно. Прости мое любопытство, Николя. Знаешь, я до сих пор не могу поверить в то, что говорю с тобой.
— Николя сказочно разбогател за это время. — Селеста не удержалась от того, чтобы сообщить гостье эту приятную подробность о своем пасынке. — Он был в Калифорнии в пору «золотой лихорадки», и ему удалось разработать богатую жилу. — Она с особенным удовольствием выговорила последнюю фразу, смысл которой плохо понимала, но которая явилась предметом всеобщего интереса накануне за обедом.
— Так, так, — пробормотала Амариллис, поднимаясь из-за стола и подходя вплотную к Николя. — Мне легко будет смириться с неудачей, потому что Бомарэ досталось тебе. Это твой дом, и будет справедливо, если владеть им будешь ты, а не я. Господи, сколько времени прошло! Могу я поздравить тебя с возвращением? — прошептала она, кладя руку ему на плечо и приподнимаясь на цыпочки.
Mapa вцепилась в подлокотник софы так, что побелели пальцы. Амариллис прикоснулась губами к губам Николя. При виде того, как они целуются, у Мары потемнело в глазах. Наконец Амариллис отступила на шаг, но рука ее все еще покоилась на плече Николя. Ее томный взгляд из-под полуопущенных ресниц старался проникнуть ему в самое сердце. Николя отвернулся первым, и Амариллис несколько задело то, с какой легкостью он это сделал.
— Ты уже знакома с Марой О'Флинн? — спросил он непринужденно и шагнул к Маре.
— Да, Селеста нас представила друг другу, — с нетерпеливым раздражением ответила она. И тон ее голоса не оставлял сомнений в том, что она считает Мару персоной малозначительной для того, чтобы Николя уделял ей внимание. Но стоило ей увидеть, с какой нежностью он взял Мару за руку, а затем провел кончиками пальцев по ее щеке, как она тут же изменила свое мнение об этой ирландской красавице. — Я подумала, что она гостья Селесты, — вымолвила Амариллис натужно.
— Вот как? Ты ошибалась. Мы с Марой знаем друг друга уже много лет и давно стали близкими друзьями, — ответил Николя, ласково глядя на Мару, чем подтвердил самые худшие подозрения Амариллис.
Глаза женщин встретились, и каждая поняла, что обрела в другой соперницу и смертельного врага. Амариллис была любовницей Николя очень давно, но чувство не прошло бесследно, и Mapa догадывалась, что она не отступится ни от Николя, ни от Бомарэ.
— Ты непременно должен быть на скромной вечеринке, которую я устраиваю в Сандроузе завтра вечером, — вновь обретя самообладание, с приятной улыбкой сказала Амариллис. — Я с радостью введу тебя в наше общество, Николя. Селеста, мадемуазель О'Флинн, — добавила она вежливо, — вы не откажетесь тоже приехать?
— Спасибо, но я еще не знаю, — отозвалась Селеста. — Боюсь, что я слишком слаба, чтобы выезжать в свет. К тому же траур по Филипу еще не закончился.
— Конечно, я понимаю. Тогда передайте мое приглашение Николь и Этьену. Он обещал приехать ко мне еще на прошлой неделе. — Амариллис взяла со стола сумочку и муфту. — Надеюсь увидеть тебя завтра вечером… если не раньше. — Она соблазнительно улыбнулась Николя, и в ее взгляде прочитывалось желание встретиться с ним наедине. — До свидания, — обратилась она ко всем и взяла Николя под руку, таким образом вынуждая его проводить себя до экипажа.
Mapa молча смотрела им вслед, в ее мозгу смятенным вихрем проносились мысли. Николя стал владельцем Бомарэ и таким образом сделал свой выбор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
— Вы больше не боитесь наводнения? — поинтересовалась Mapa.
— Нет, почему же, боюсь. Но знаете, моя милая, ко всему со временем привыкаешь. Когда я переехала сюда из Честертона, здешние топкие болота и близость реки произвели на меня удручающее впечатление. Иногда по ночам мне, снились кошмары: казалось, я бегу, но не могу сдвинуться с места, болото наступает мне на пятки и, в конце концов, засасывает. Я думаю, что только родившийся здесь может считать Бомарэ своим домом, остальные же всегда будут чужаками, — с тяжелым вздохом ответила Селеста.
Mapa вздрогнула, поскольку хозяйка словесно выразила те чувства и мысли, которые одолевали ее саму.
— Белла сказала мне, что Пэдди, мой племянник, куда-то вышел. Вы не знаете, где он может быть? — Mapa решительно переменила тему разговора.
— Наверное, он вместе с Дамарис. Хотя, думаю, долго он отсутствовать не будет. Как только она обнаружит, что… — Селеста прислушалась к отчетливо доносившимся с заднего двора крикам ярости. — Так и есть, Дамарис очень недовольна, — пояснила она за секунду до того, как в гостиную ворвалась ее запыхавшаяся от бега дочь.
— Мама, он уехал на Сорсьере! Он взял мою лошадь! Как он посмел?! — кричала Дамарис, не владея собой, и лицо ее побелело от гнева. Пэдди тихонько вошел за ней следом и, остановившись у двери, молча слушал гневную тираду своей новой подружки, обращенную против Николя.
— Успокойся, это я разрешила Николя взять Сорсьера. И тебе прекрасно известно, Дамарис, что лошадь эта не твоя. Отец купил его для себя, а достался он тебе лишь потому, что никто другой не смог с ним справиться. Кстати, если бы отец был жив, он и близко не подпустил бы тебя к такому норовистому коню — это очень опасно.
— Но ведь только я могу ездить на нем, — не унималась Дамарис. — Он никого не любит, кроме меня.
— Вот именно. А между тем это дьявольски опасное животное, злобное и неуправляемое. Я недаром собиралась продать его еще несколько месяцев назад. Если же Николя он придется по нраву, я подарю ему его. Только сомневаюсь, что кому-нибудь может понравиться Сорсьер.
— Нет, вы этого не сделаете! Я не позволю! — воскликнула Дамарис, и из ее глаз неудержимо хлынули слезы. — Хорошо бы он сбросил Николя! Он не имел права брать мою лошадь. Зачем он только вернулся! — С этими словами она выбежала из гостиной, и через миг громко хлопнула входная дверь.
— Извините, мадемуазель. Поведение моей дочери непростительно. — Селеста поджала губы — это означало, что она не в духе. — Иногда она бывает просто неуправляема, чем доставляет мне много хлопот. Дамарис с детства отличалась вздорным характером. Как жаль, что она совсем не похожа на Николу которая уж скорее полдня проведет в раздумьях о том, ленту какого цвета выбрать к платью, чем будет носиться сломя голову верхом неизвестно где!
Mapa задумчиво усмехнулась. Из двух сестер ей гораздо более приятной и милой казалась неугомонная Дамарис.
— Пэдди! — Mapa остановила мальчика, который собирался последовать за Дамарис. — Думаю, ее сейчас лучше оставить одну. Почему бы тебе не заняться пока солдатиками? — предложила она. Пэдди разочарованно, но послушно кивнул и отправился к себе в комнату, на ходу разрабатывая стратегию предстоящего боя.
— Николя говорил мне, что у малыша никого не осталось, кроме вас, после того как его отец умер. Как это замечательно, что вы взяли на себя заботу о нем, мадемуазель! Еще Николя рассказывал, что вы собирались возвращаться из Сан-Франциско в Лондон и он предложил проводить вас до Нового Орлеана. Жаль, что вы не приехали весной. Тогда было жарко, и ваш племянник мог бы скорее поправиться. И все же вы поступили мудро, решив передохнуть здесь перед дальним путешествием. — Селеста помолчала, глядя в глаза Маре, и потом продолжила: — Может быть, вы захотите остаться в… Впрочем, не буду вмешиваться. Простите, мадемуазель, это меня совсем не касается.
Вероятно, Николя скрыл от мачехи то, что она была актрисой. Вряд ли Селеста была бы так мила и обходительна с ней, если бы знала, кто она по профессии. Mapa испытывала большую признательность к Николя за то, что он позаботился о ее репутации. С другой стороны, представив ее как актрису, он рисковал бы и своим положением в Бомарэ, поскольку тогда никто не сомневался бы в том, что они любовники. Естественно, что молодая женщина, воспитывающая племянника, который так рано остался сиротой, будет принята в доме с почетом и уважением. Mapa иронически усмехнулась, подумав о том, что мир людей устроен странно и нелогично: когда-то она действительно заслуживала уважения, но не имела его, а теперь, когда они с Николя стали любовниками…
— Мадемуазель, простите, я не ослышалась? — вдруг спросила Селеста, прислушиваясь. — Мне показалось, что подъехал экипаж.
— Сейчас я посмотрю, — ответила Mapa и подошла к окну, которое выходило к подъезду.
И действительно, к дому подкатил экипаж — элегантное ландо с откидывающимся кожаным верхом и ливрейным кучером-негром в белых перчатках, который старался сдержать рвущихся вперед коней. Молодой лакей сбежал с крыльца и, откинув ступеньку и распахнув дверцу, поклонился даме, сидящей в экипаже. На гостье был великолепный жакет с воротником из чернобурки, но лица Маре разглядеть не удалось из-за темной вуали, свисающей с края маленькой шляпки в тон жакета. Женщина вышла из экипажа и, перекинув через плечо ремень сумочки, быстрым шагом направилась к двери. Вскоре Mapa потеряла ее из виду.
— Приехала какая-то женщина, — сообщила Mapa Селесте и вернулась на свое место за столиком.
— А-а… — протянула Селеста в ответ.
— Мадам Сент-Лоренс, — объявил лакей глубоким грудным голосом.
— Селеста, вы прекрасно выглядите сегодня, — приветствовала хозяйку гостья, стремительно ворвавшись в гостиную в благоухающем облаке тончайших духов. Она подняла вуаль, и перед Марой предстала настоящая красавица с точеными чертами и огромными выразительными глазами. Однако, несмотря на очевидное благообразие, во внешности гостьи было что-то неуловимо неприятное. Маре не понравился ни панибратский тон, которым она говорила с Селестой, ни то, что она по-хозяйски вела себя в чужом доме.
Гостья расположилась за столиком, не дожидаясь приглашения, налила себе чаю и вопросительно посмотрела на Мару, словно ждала от нее объяснения своего присутствия здесь, причем ее голубые глаза неприязненно сощурились и превратились в щелочки. Селеста заметила этот ее взгляд и улыбнулась с очевидным самодовольством.
— Амариллис, мадам Сент-Лоренс. А это наша гостья, мадемуазель Mapa О'Флинн, — представила она их друг другу.
— Мадемуазель, — надменно кивнула Амариллис Маре и тут же демонстративно отвернулась, словно забыла о ее существовании.
«Так вот она какая! Значит, это та самая Амариллис, которая когда-то разбила сердце Николя!» — думала Mapa, украдкой разглядывая гостью.
— У вас ко мне какое-то дело, Амариллис? — вежливо поинтересовалась Селеста, отводя глаза, чтобы не встретиться с ее колючим взглядом.
— Мне странно слышать от вас этот вопрос, — ответила Амариллис, ожидавшая найти другой прием и удивленная внезапной переменой Селесты в отношении к себе. — Может быть, мы поговорим с глазу на глаз?
— Не стоит. У меня ни от кого нет секретов, — возразила Селеста. — Так что же вам угодно?
— Вы что же, надеетесь набить цену, притворяясь, что не понимаете цели моего визита? Так вот, я не намерена дольше тянуть. — В ее голосе слышались металлические нотки — Или вы сейчас же принимаете мое предложение относительно Бомарэ, или завтра ваш дом начнут осаждать кредиторы, и поместье пойдет с молотка. Много от этого вы не выиграете, потому что никто, кроме меня, не захочет купить Бомарэ. — Она сделала глоток чая. — Надеюсь, мы хорошо понимаем друг друга. — Амариллис деловито открыла сумочку и вытащила из нее объемистый бумажный конверт. — Все документы уже подготовлены. Вам осталось только поставить под ними свою подпись. — С трудом скрывая волнение и нетерпение, она положила конверт перед Селестой.
Николя выпустил из рук поводья и предоставил Сорсьеру самому выбирать путь по бездорожью, но внезапно ему в голову пришла мысль, и он направил скакуна вверх по холму. На вершине Николя остановился и стал смотреть на реку, голубой змеей переливающуюся на солнце у подножия холма. Он видел причал, с которого отец упал в воду и утонул, — теперь он был пустынен. Если бы можно было увидеть своими глазами, как произошла эта трагедия! Сурово нахмурившись, Николя пришпорил Сорсьера и помчался вниз по пологому склону холма, а затем вдоль реки вверх по течению, туда, где лежали земли, ранее принадлежавшие Бомарэ. Вскоре путь ему преградил новый забор, разделяющий некогда единую собственность на две. За ним до самого горизонта тянулись хлопковые поля, которые в конце лета превращались в настоящий муравейник — рабы с огромными заплечными мешками сновали между ровными рядами зеленых посадок и собирали коробочки белой ваты, которые потом на телегах отправляли на пристань, грузили на баржи и в трюмы пароходов и везли в Новый Орлеан на продажу.
Поля по эту сторону забора являли собой печальное зрелище: заброшенные и незасеянные, они поросли сорняком. Николя нахмурился и что было сил сжал поводья лошади, с грустью вспоминая былое богатство и славу Бомарэ, когда поместье по праву считалось крупнейшим производителем хлопка в Луизиане. Он развернул Сорсьера и во весь опор помчался назад к дому. Возле бараков, где жили рабы, он задержался, окинув тоскливым взглядом покосившиеся, сгнившие строения. Повсюду царили разор и запустение. Только несколько домиков возле самого дома еще оставались жилыми, там помещалась прислуга. Брошенные жилища рабов означали, что ни в этом, ни в будущем году богатого урожая хлопка ждать не приходилось. Очевидно, что большую часть рабов Селесте пришлось продать, о чем она забыла его предупредить.
Николя в задумчивости подъезжал к дому и только теперь обратил внимание на то, как запущенно он выглядит; штукатурка на фасаде облупилась из-за частых паводков; фундамент в нескольких местах потрескался; хозяйственную пристройку уже много лет не красили и не ремонтировали, отчего вид у нее был жалкий; сад одичал и неумеренно разросся. Заметив двух молодых негров, лениво развалившихся под деревом, Николя пришел в ярость — совсем от рук отбились, бездельники!
На заднем дворе Николя спешился и лично проследил за тем, чтобы Сорсьера тут же расседлали и вычистили. Поднявшись на галерею с бокового входа, он не сразу заметил экипаж, стоящий у подъезда. Вскоре кованые каблуки его ботинок для верховой езды гулко застучали по мраморному полу холла. Николя на ходу пригладил волосы и вошел в гостиную.
— Боюсь, Селеста не сможет продать тебе Бомарэ, Амариллис, — заговорил он с порога, узнав гостью, и на губах у него заиграла насмешливая улыбка. — Теперь я хозяин поместья, и в мои намерения не входит продавать его.
Амариллис вскинула на него глаза и онемела от изумления.
— Николя? — прошептала она, когда тот подошел ближе. Mapa злобно поджала губы, когда заметила, что удивление на лице Амариллис постепенно сменялось восхищением по мере того, как она жадно оглядывала Николя с головы до пят. Он действительно не мог не оказаться чертовски привлекательным в ее глазах, ведь теперь из пылкого юнца Николя превратился в зрелого, сильного мужчину.
— Ну что, ты довольна? — вслед за ней окинув себя взглядом, с беспечной фамильярностью поинтересовался Николя.
— Ты вернулся… — дрогнувшим голосом вымолвила она, и холодной расчетливости в нем как не бывало. — Ты в Бомарэ? Какими судьбами? Я не понимаю… Когда ты приехал? — Амариллис изо всех сил старалась скрыть раздражение по поводу несостоявшейся сделки.
— Вчера вечером, — ответил Николя и встал за креслом Селесты, которая беспокойно следила за поединком двух сильных и решительных противников. — Я решил, что будет лучше, если Бомарэ не перейдет в чужие руки, а останется собственностью нашего рода.
— Вчера вечером? — переспросила Амариллис, бросая на Селесту уничтожающий взгляд. — Боже мой, но ведь вы знали, что сегодня я должна была приехать! И вы продали ему поместье за моей спиной?
— Не стоит думать о нас так плохо, Амариллис, — ответил Николя, и Маре показалось, что в его голосе появились теплые нотки, когда он произнес ее имя. — Согласись, что я имею больше прав на Бомарэ, чем ты. К тому же предложенная тобой цена оказалась до неприличия низкой, и мне ничего не стоило удвоить ее.
— Поместье находится в таком убогом состоянии, что Селесте просто повезло, что я захотела купить его. — Амариллис виновато вспыхнула и сделала слабую попытку защититься. — Ничего не скажешь! Большое разочарование постигло меня сегодня. Ну и сюрприз ты мне преподнес! Прости меня за любопытство, Николя, но какого черта ты вернулся?
— Об этом его попросил Филип, — собравшись с духом, ответила вместо него Селеста. — Он написал Николя письмо, в котором сообщил, что нашел настоящего убийцу Франсуа.
— Это правда, Николя? Отец поверил в твою невиновность спустя столько лет? Это более чем странно. А что ему удалось выяснить? — небрежно поинтересовалась Амариллис.
— Это дело семейное, моя дорогая, — отозвался с улыбкой Николя. — В свое время ты обо всем узнаешь. — Он аккуратно забросил удочку, следя за тем, какова будет реакция Амариллис.
— Понятно. Прости мое любопытство, Николя. Знаешь, я до сих пор не могу поверить в то, что говорю с тобой.
— Николя сказочно разбогател за это время. — Селеста не удержалась от того, чтобы сообщить гостье эту приятную подробность о своем пасынке. — Он был в Калифорнии в пору «золотой лихорадки», и ему удалось разработать богатую жилу. — Она с особенным удовольствием выговорила последнюю фразу, смысл которой плохо понимала, но которая явилась предметом всеобщего интереса накануне за обедом.
— Так, так, — пробормотала Амариллис, поднимаясь из-за стола и подходя вплотную к Николя. — Мне легко будет смириться с неудачей, потому что Бомарэ досталось тебе. Это твой дом, и будет справедливо, если владеть им будешь ты, а не я. Господи, сколько времени прошло! Могу я поздравить тебя с возвращением? — прошептала она, кладя руку ему на плечо и приподнимаясь на цыпочки.
Mapa вцепилась в подлокотник софы так, что побелели пальцы. Амариллис прикоснулась губами к губам Николя. При виде того, как они целуются, у Мары потемнело в глазах. Наконец Амариллис отступила на шаг, но рука ее все еще покоилась на плече Николя. Ее томный взгляд из-под полуопущенных ресниц старался проникнуть ему в самое сердце. Николя отвернулся первым, и Амариллис несколько задело то, с какой легкостью он это сделал.
— Ты уже знакома с Марой О'Флинн? — спросил он непринужденно и шагнул к Маре.
— Да, Селеста нас представила друг другу, — с нетерпеливым раздражением ответила она. И тон ее голоса не оставлял сомнений в том, что она считает Мару персоной малозначительной для того, чтобы Николя уделял ей внимание. Но стоило ей увидеть, с какой нежностью он взял Мару за руку, а затем провел кончиками пальцев по ее щеке, как она тут же изменила свое мнение об этой ирландской красавице. — Я подумала, что она гостья Селесты, — вымолвила Амариллис натужно.
— Вот как? Ты ошибалась. Мы с Марой знаем друг друга уже много лет и давно стали близкими друзьями, — ответил Николя, ласково глядя на Мару, чем подтвердил самые худшие подозрения Амариллис.
Глаза женщин встретились, и каждая поняла, что обрела в другой соперницу и смертельного врага. Амариллис была любовницей Николя очень давно, но чувство не прошло бесследно, и Mapa догадывалась, что она не отступится ни от Николя, ни от Бомарэ.
— Ты непременно должен быть на скромной вечеринке, которую я устраиваю в Сандроузе завтра вечером, — вновь обретя самообладание, с приятной улыбкой сказала Амариллис. — Я с радостью введу тебя в наше общество, Николя. Селеста, мадемуазель О'Флинн, — добавила она вежливо, — вы не откажетесь тоже приехать?
— Спасибо, но я еще не знаю, — отозвалась Селеста. — Боюсь, что я слишком слаба, чтобы выезжать в свет. К тому же траур по Филипу еще не закончился.
— Конечно, я понимаю. Тогда передайте мое приглашение Николь и Этьену. Он обещал приехать ко мне еще на прошлой неделе. — Амариллис взяла со стола сумочку и муфту. — Надеюсь увидеть тебя завтра вечером… если не раньше. — Она соблазнительно улыбнулась Николя, и в ее взгляде прочитывалось желание встретиться с ним наедине. — До свидания, — обратилась она ко всем и взяла Николя под руку, таким образом вынуждая его проводить себя до экипажа.
Mapa молча смотрела им вслед, в ее мозгу смятенным вихрем проносились мысли. Николя стал владельцем Бомарэ и таким образом сделал свой выбор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63