— Готов поспорить, что Амайя съест этот ваш перец и не поморщится.
Mapa изумленно воззрилась на брата, но в глазах у него горел азарт и уверенность, что она его не подведет.
— Пусть решает Амайя. Если она решит, что это ей не под силу, тогда… что ж… — снисходительно улыбнулся дон Луис.
— Нет, я не могу этого допустить, — смеясь, вмешался дон Андрес, не уловив потаенного противостояния между доном Луисом и О'Флиннами. — Донья Амайя моя гостья, и я не хочу, чтобы она подумала о нас бог знает что.
— Конечно. Девочка не привыкла к нашей пище. — Донья Исидора бросила на дона Луиса изумленный взгляд.
— Мне бы не хотелось ударить в грязь лицом перед дядей и его друзьями, — с улыбкой ответила Mapa, взяла с блюда зеленый стручок и невозмутимо отправила в рот.
Она сразу очутилась в центре внимания и почувствовала, как над верхней губой у нее выступила испарина. Гортань горела огнем, в глазах стояли слезы, но по ее лицу никто не догадался, какие муки она терпит. Вдоль стола прокатился одобрительный ропот.
— А вы не хотите попробовать, дядя Луис? — предложила Mapa, прежде чем сделала глоток вина.
Дон Луис молча поднял бокал и кивнул ей, давая понять, что пьет за нее, причем в глазах его сверкнуло неподдельное восхищение.
Брендан прищурился и победоносно взглянул на испанца.
— Я прожил в Калифорнии всю жизнь. Отец привез меня сюда еще младенцем. И до сих пор я не привык к здешней пище. Мне приходится запивать ее, — с улыбкой заявил Джереми Дэвис. — Вы блистательно доказали, что вы одна из них, а я по-прежнему остаюсь чужаком, хотя провел в этой стране двадцать лет, — добавил он, причем в его тоне проскользнули стальные нотки.
— Позвольте узнать, все ли ваши слуги в добром здравии, дон Андрес? — с издевкой поинтересовался дон Луис, которому надоело ждать, пока у него заберут пустую тарелку.
Дон Андрес нахмурился, a Mapa бросила обеспокоенный взгляд на донью Исидору, которая сидела с непроницаемым лицом.
— Вы правы, в некотором смысле они больны. Их болезнь зовется «золотой лихорадкой».
— Просыпаясь каждое утро, мы не знаем, сколько еще слуг застанем в доме. Они просто помешались на золоте и перестали бояться хозяйского кнута. У людей не осталось ничего святого! — зло добавила донья Исидора.
— Я потерял уже тысячу голов скота, потому что пастухи разбегаются и стада некому охранять, — сказал дон Андрес.
— В то, что теперь творится, невозможно поверить! — с жаром воскликнул седой калифорниец с загорелым, обветренным лицом и сильными руками, привыкшими крепко сжимать поводья. — В прежние времена никому и в голову не приходило бояться воров. Стада паслись вольно, их никто не охранял. У нас не было заборов и решеток на окнах. Я помню, что в юности, когда мы жили на ранчо в Санта-Барбаре, для нас не было большей радости, чем увидеть иноземный корабль, входящий в гавань. Помню, к концу лета подрастало молодое поголовье, и его готовили к отправке на бойню. Это время мы очень любили, поскольку забой скота всегда сопровождался народными гуляньями. Тогда у подножия холмов ставили огромные тенты для мясников, которые свежевали туши и выкладывали их на солнце, давая крови стечь. А потом мясо на телегах везли в порт и меняли на самые разнообразные товары. Тогда корабли представлялись нам настоящим кладезем сокровищ. Чужестранцы привозили на них шелк и бархат, чай и кофе, вина и специи, и разные диковинки из-за океана, — печально вспоминал старик. — Тогда очень многое приходилось покупать. Взять хотя бы эту мебель в столовой. Ее привезли на таком вот корабле. Да что там мебель! Кухонную посуду и ботинки приходилось везти сюда из Европы вокруг мыса Горн! — Он рассмеялся. — А после торгов начинались празднества с песнями и танцами, которые длились по две недели кряду. Мы с друзьями предпочитали родео. Раскрыв рот от восхищения, мальчишки наблюдали, как ловкие наездники управляются с лошадьми. Крестьяне по случаю праздника надевали свои лучшие куртки и повязывали голову разноцветными платками. Бог мой, а какие трюки они выделывали, соревнуясь друг с другом в храбрости и мастерстве! Помнится, мы сутками пропадали на родео и боях быков, а то утром отправлялись куда-нибудь на пикник, протанцевав до рассвета на балу. До чего приятно было, как следует подкрепившись и выпив вина, лениво валяться на траве и смотреть в ясное небо до тех пор, пока не подкрадется сладкая дрема! Тогда плясали не только молодые, но и старики, ведь только опытным танцорам под силу замысловатые па хоты. Вы бы видели, как они выстраивались в два ряда, напевая и хлопая в ладоши в такт музыке, менялись партнерами, выделывая ногами вязь танца… Мне лично всегда больше нравился харабе, и скажу без ложной скромности: в свое время меня считали одним из лучших танцоров. Когда распорядитель объявляет, какой паре танцевать, а все остальные становятся в круг, кабальеро подходит к сеньорите и сопровождает ее в центр круга. Сначала они вместе кружатся, потом расходятся, кабальеро срывает с головы сомбреро и бросает под ноги партнерше. Сеньорита начинает танцевать на широких полях шляпы под одобрительные возгласы и овации зрителей.
А иногда мы делали вот что: брали пустую яичную скорлупу и набивали разноцветной мишурой и серпантином. Следовало изловчиться и разбить ее о голову понравившейся тебе сеньориты, тогда можно было получить в награду поцелуй. Ох и нелегко украсть такой поцелуй под бдительным взглядом строгой дуэньи! — Дон Игнасио вздохнул, и воспоминания об ушедшей безвозвратно юности застлали его глаза влажной пеленой. — Кто бы мог подумать, что все так изменится? Мои дети живут кто в Санта-Барбаре, кто в Монтеррее, и ни один из них не знает, как выглядит корова. От иностранцев житья нет! Старый и любимый мной Йерба Буэна превратился в огромный порт Сан-Франциско. Вы видели, сколько там теперь кораблей? — Старик огляделся, ища поддержки у остальных гостей.
Mapa сидела ближе всех к Джереми Дэвису, поэтому смогла расслышать, как тот презрительно хмыкнул по окончании рассказа дона Игнасио о жизни в Калифорнии в прежние времена. В отношении Джереми к кадифорнийцам чувствовалась изрядная доля высокомерия, искусно скрытого под маской вежливой угодливости.
— Да, вы правы, дон Игнасио, — ответил дон Андрес, устремив мрачный взгляд на Праздничный стол, за которым беспечно беседовали и смеялись его гости. — Многое изменилось за последние несколько лет.
— Меня поразило то, что постоялый двор Масиаса заброшен, — сказал дон Луис. — Что стало с хозяином? Куда он подевался? Его заведение полностью пришло в упадок и кем-то разграблено. Крыша местами прохудилась, нет ни окон, ни дверей.
— Вас это удивляет? — спросил дон Андрес. — А между тем это лишь одно из немногих изменений, произошедших за время вашего отсутствия. Сначала Хуана Масиаса ограбили, потом слуги разбежались по золотым приискам, и, наконец, часть его земли незаконно захватили какие-то бродяги. Хуан устал бороться и подался отсюда в Сонору. Я слышал, он теперь владелец табачной лавки. Торговля там должна идти неплохо, поскольку его покупатели по большей части мексиканцы и южноамериканцы, а гринго там почти нет. Хотя иногда мне кажется, что они теперь есть повсюду. Как только вы уехали, дон Луис, в наши горы началось настоящее паломничество одержимых манией золота. Они отказываются признавать частную собственность на землю и ведут себя, как захватчики. Поначалу я относился к ним с подобающим гостеприимством и даже впускал в свой дом. — Лицо дона Андреса потемнело от гнева. — И что же получил взамен? Я не услышал ни слова благодарности. Они принесли мне лишь унижения и неудобства.
За столом неожиданно стало тихо. Гости перестали разговаривать и с состраданием слушали дона Андреса.
— Скажите откровенно, кто-нибудь из вас мог помыслить, что наступит день, когда Калифорниец перестанет быть хозяином своей страны, той земли, на которой родился и вырос? — продолжал он. — Вы улыбаетесь, дон Хосе, а между тем я говорю правду. Теперь мое право на это ранчо, унаследованное от отца, оспаривается инородцами. Почему я должен доказывать кому-то, что владею этой землей по праву? Теперь тот факт, что мой дед получил ее в дар от короля Испании, никого не интересует. Получается, что в новой Калифорнии я — никто. Пустое место!
Mapa медленно обвела взглядом лица людей, сидевших за столом. Они с каждой минутой становились все мрачнее.
— Если я не прав, так возразите мне! — горячился дон Андрес. — Когда-то название ранчо Виллареаль внушало окружающим уважение. А для этих голодранцев нет никакой разницы — калифорниец, чилиец или мексиканец. Если у тебя смуглая кожа и ты говоришь с акцентом, то ты не человек. Знаете, что происходит с моими слугами, убегающими на золотые прииски? Многие из них потом возвращаются обратно. Это в буквальном смысле униженные, забитые люди. Их спины хранят следы кнута. Они опускаются и теряют человеческий облик, превращаясь в покорных скотов.
— Андрес, сын мой, перестань, пожалуйста, — взмолилась донья Исидора. — Не забывай, что здесь дамы. Твои слова могут их расстроить и испугать. — Она подлила вина в бокал донье Хасинте, которая тут же поднесла его к дрожащим губам.
— Простите, друзья, что я помешал вашему веселью, — извинился хозяин дома. — Но вы знаете, как нелегко спрятать гордость в карман и хранить молчание, когда твою землю попирают чужаки.
— Это правда, — воинственно отозвался дон Игнасио. — Неужели вы забыли, как погибли Хосе де лос Рейес Беррейеса и его племянники, Франциско и Рамон де Харо? Их пристрелили у бухты Суисан. А они всего лишь защищали свою землю. Вспомните, как во время войны с Мексикой по лживому обвинению арестовали и много месяцев продержали в тюрьме дона Мариано Вальехо и его брата Сальвадора! А бандиты между тем грабили наши дома, уводили скот! Все может повториться снова!
— Что же нам делать в этой ситуации? Ума не приложу. По-видимому, ничего, — продолжал дон Андрес. — Я очень рад, что мой отец умер и не увидит, как изменился мир.
— Замолчи сейчас же, Андрес! Ты заходишь слишком далеко! — решительно прервала сына донья Исидора.
В зале повисло неловкое молчание. Но донья Исидора дала знак слуге, и в дверях показались музыканты. Они сгрудились у входа и заиграли какую-то мелодию. Звуки скрипки и гитары вывели гостей из оцепенения, и они снова с жаром набросились на еду. Все, кроме Мары и Брендана, у которых начисто пропал аппетит.
Брат с сестрой переглянулись. Их шокировала речь хозяина, они не могли в отличие от калифорнийцев постичь всей глубины и важности его слов. Брендан пожал плечами, давая Маре понять, что не желает вмешиваться в чужие дела, и обратил свое внимание к донье Хасинте, открыто восхищавшейся молодым обходительным ирландцем.
Наконец гости отставили тарелки и отдали должное вину. Рауль достал из кармана сигару и закурил, пуская сизый дым в потолок. По столовой поплыл резкий запах крепкого табака.
— Рауль, ты забыл попросить разрешения закурить! — набросился на сына дон Луис, и лицо его вновь стало покрываться бурыми пятнами.
— «Рауль, сделай это, Рауль, не делай то…» Сколько можно! Я не намерен ни у кого спрашивать разрешения, если захочу выпить или покурить. Я взрослый мужчина, а не ребенок! И нечего мной понукать! — яростно выпалил Рауль.
— Тогда будь добр вести себя, как подобает взрослому мужчине, и не позорить славное имя Кинтеро! В противном случае тебе придется выйти из-за стола. Невежам не место в приличном обществе!
Рауль вскочил, раздраженно оглядел присутствующих и удалился из комнаты, не вынимая изо рта сигары. Донья Хасинта тяжело вздохнула и, взволнованно кусая губы, посмотрела сначала на мужа, потом на опустевшее место за столом.
— Не понимаю, что нашло на мальчишку. Никогда прежде он не позволял себе так непочтительно разговаривать с отцом. Хасинта, почему ты допускаешь, чтобы он нас позорил? — тут же обвинил жену дон Луис.
— Рауль еще дитя. Придет время, и он поймет, как важно быть терпимым и знать свое место, — утешила донья Исидора несчастную мать, которая была готова расплакаться. — Пойдемте в гостиную, будем веселиться и танцевать, и позабудем о всяких глупостях.
Вечер закончился не скоро. Только около полуночи Mapa с заснувшим у нее на руках Пэдди и Брендан смогли откланяться. Они шли через двор, Брендан беспечно насвистывал какую-то песенку и глядел на звезды, a Mapa думала о том, что скажет им Джэми.
Позже Mapa стояла в своей комнате у окна и любовалась серебристым диском луны, повисшим над едва различимыми вершинами холмов, на который время от времени набегала легкая тень облаков. Девушка зябко поежилась и стянула концы шали на шее. По спине у нее пробежал неприятный холодок. Что-то не так — но что именно? Ее не покидало смутное предчувствие, но как объяснить Брендану? Брат лишь посмеется над ее детскими страхами. Но что делать, если она не в силах от них избавиться? В отчаянии Mapa прижалась лбом к оконному стеклу и задумалась.
Спустя некоторое время девушка отошла от окна, твердо решив не поддаваться слабости. Зачем ей волноваться? Они с Бренданом просто играют спектакль. Так часто случалось в ее жизни и будет еще не раз. Премьера прошла успешно, удалось убедить всех, что она — Амайя Воган. А это главное. Впрочем, можно ли обвинять в доверчивости этих людей, когда они имеют дело с настоящими профессионалами, для которых лицедейство — образ жизни?
Глава 3
Свершило колесо свой полный оборот — и круг замкнулся.
Шекспир
В долине ранчо Виллареаль дни тянулись медленно и однообразно. Mapa и Брендан легко приняли по-деревенски простой образ жизни калифорнийцев и продолжали играть свои роли в надежде на скорое завершение спектакля. Однако дон Луис не торопился расторгнуть контракт со своей труппой, довольный тем, как она справляется с поставленной задачей, и вовсе не намеревался подгонять события. Что касается Брендана, то тот понемногу терял терпение и все чаще заглядывался на синие вершины гор, страдая оттого, что до золота, к которому он так стремился, теперь рукой подать, но от этого оно не стало ближе.
Ежедневно с восходом солнца обитатели ранчо включались в угнетающий отсутствием новизны и ленивой размеренностью ритм жизни. Mapa каждое утро просыпалась с головной болью, которая с тех пор, как они поселились здесь, стала ее постоянной спутницей. Она выходила в патио и садилась на каменную скамеечку, где изо дня в день наблюдала одну и ту же повторяющуюся сцену: на заднем дворе появлялся дон Андрес в широкополом, с плоским верхом сомбреро, надвинутом по самые брови, и в сапогах со шпорами, которые позвякивали при каждом шаге. Оставаясь незамеченной в тени деревьев, Mapa следила за тем, как он отдавал приказания слугам, кланявшимся ему в пояс, а затем садился на лошадь, которую почтительно придерживал конюх, и выезжал через широкие ворота в долину. Донья Исидора также поднималась с первым лучом солнца, надевала скромное черное платье, покрывала голову кружевной мантильей и отправлялась в сопровождении служанки, несшей за ней маленький коврик, к ранней мессе в часовню у подножия холма. По возвращении она собирала на заднем дворе прислугу и отправляла кого прибирать в доме, кого на кухню готовить завтрак. Вскоре после этого из открытой двери пристройки, в которой размещалась летняя кухня, начинал виться ароматный дымок.
Каждое утро Маре подавали в комнату чашку горячею шоколада, которую девушка выпивала, пока одевалась. Позже, когда дон Андрес возвращался домой после объезда своих владений, все собирались в столовой за завтраком, чтобы обсудить планы на предстоящий день или продолжить беседу, не законченную накануне прошлым вечером. На ранчо любили принимать гостей, и Mapa быстро привыкла к нескончаемой смене лиц за столом. Каждый день приезжал кто-то из знакомых или соседей дона Андреса, поэтому хозяин ранчо всегда был в курсе событий, происходящих в Калифорнии. То до них доходило известие о смерти дальнего родственника в Сан-Диего, то сообщение о свадьбе какой-то красавицы в Санта-Барбаре, то вести от правительства в Монтеррее, древней испанской столице государства.
И это утро не стало исключением из правил. Mapa с удовольствием попивала кофе, вполуха ловя обрывки вяло текущего за столом разговора. Головная боль отпустила, но не прошла совсем, поэтому Mapa позавтракала без аппетита; девушка заставила себя проглотить кусочек тортильи и съела несколько ложечек яйца всмятку. Она прижала к виску прохладные пальцы, стараясь унять пульсирующую жилку. Mapa никогда раньше не страдала подобными недомоганиями и списывала свое нынешнее состояние на перемену обстановки и постоянную напряженность, которой требовала ее роль. Она вдруг обнаружила, что отбивает пальцами по столу какой-то ритм — верный признак того, что нервы ее до предела расшатаны бессонницей и тревожными раздумьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Mapa изумленно воззрилась на брата, но в глазах у него горел азарт и уверенность, что она его не подведет.
— Пусть решает Амайя. Если она решит, что это ей не под силу, тогда… что ж… — снисходительно улыбнулся дон Луис.
— Нет, я не могу этого допустить, — смеясь, вмешался дон Андрес, не уловив потаенного противостояния между доном Луисом и О'Флиннами. — Донья Амайя моя гостья, и я не хочу, чтобы она подумала о нас бог знает что.
— Конечно. Девочка не привыкла к нашей пище. — Донья Исидора бросила на дона Луиса изумленный взгляд.
— Мне бы не хотелось ударить в грязь лицом перед дядей и его друзьями, — с улыбкой ответила Mapa, взяла с блюда зеленый стручок и невозмутимо отправила в рот.
Она сразу очутилась в центре внимания и почувствовала, как над верхней губой у нее выступила испарина. Гортань горела огнем, в глазах стояли слезы, но по ее лицу никто не догадался, какие муки она терпит. Вдоль стола прокатился одобрительный ропот.
— А вы не хотите попробовать, дядя Луис? — предложила Mapa, прежде чем сделала глоток вина.
Дон Луис молча поднял бокал и кивнул ей, давая понять, что пьет за нее, причем в глазах его сверкнуло неподдельное восхищение.
Брендан прищурился и победоносно взглянул на испанца.
— Я прожил в Калифорнии всю жизнь. Отец привез меня сюда еще младенцем. И до сих пор я не привык к здешней пище. Мне приходится запивать ее, — с улыбкой заявил Джереми Дэвис. — Вы блистательно доказали, что вы одна из них, а я по-прежнему остаюсь чужаком, хотя провел в этой стране двадцать лет, — добавил он, причем в его тоне проскользнули стальные нотки.
— Позвольте узнать, все ли ваши слуги в добром здравии, дон Андрес? — с издевкой поинтересовался дон Луис, которому надоело ждать, пока у него заберут пустую тарелку.
Дон Андрес нахмурился, a Mapa бросила обеспокоенный взгляд на донью Исидору, которая сидела с непроницаемым лицом.
— Вы правы, в некотором смысле они больны. Их болезнь зовется «золотой лихорадкой».
— Просыпаясь каждое утро, мы не знаем, сколько еще слуг застанем в доме. Они просто помешались на золоте и перестали бояться хозяйского кнута. У людей не осталось ничего святого! — зло добавила донья Исидора.
— Я потерял уже тысячу голов скота, потому что пастухи разбегаются и стада некому охранять, — сказал дон Андрес.
— В то, что теперь творится, невозможно поверить! — с жаром воскликнул седой калифорниец с загорелым, обветренным лицом и сильными руками, привыкшими крепко сжимать поводья. — В прежние времена никому и в голову не приходило бояться воров. Стада паслись вольно, их никто не охранял. У нас не было заборов и решеток на окнах. Я помню, что в юности, когда мы жили на ранчо в Санта-Барбаре, для нас не было большей радости, чем увидеть иноземный корабль, входящий в гавань. Помню, к концу лета подрастало молодое поголовье, и его готовили к отправке на бойню. Это время мы очень любили, поскольку забой скота всегда сопровождался народными гуляньями. Тогда у подножия холмов ставили огромные тенты для мясников, которые свежевали туши и выкладывали их на солнце, давая крови стечь. А потом мясо на телегах везли в порт и меняли на самые разнообразные товары. Тогда корабли представлялись нам настоящим кладезем сокровищ. Чужестранцы привозили на них шелк и бархат, чай и кофе, вина и специи, и разные диковинки из-за океана, — печально вспоминал старик. — Тогда очень многое приходилось покупать. Взять хотя бы эту мебель в столовой. Ее привезли на таком вот корабле. Да что там мебель! Кухонную посуду и ботинки приходилось везти сюда из Европы вокруг мыса Горн! — Он рассмеялся. — А после торгов начинались празднества с песнями и танцами, которые длились по две недели кряду. Мы с друзьями предпочитали родео. Раскрыв рот от восхищения, мальчишки наблюдали, как ловкие наездники управляются с лошадьми. Крестьяне по случаю праздника надевали свои лучшие куртки и повязывали голову разноцветными платками. Бог мой, а какие трюки они выделывали, соревнуясь друг с другом в храбрости и мастерстве! Помнится, мы сутками пропадали на родео и боях быков, а то утром отправлялись куда-нибудь на пикник, протанцевав до рассвета на балу. До чего приятно было, как следует подкрепившись и выпив вина, лениво валяться на траве и смотреть в ясное небо до тех пор, пока не подкрадется сладкая дрема! Тогда плясали не только молодые, но и старики, ведь только опытным танцорам под силу замысловатые па хоты. Вы бы видели, как они выстраивались в два ряда, напевая и хлопая в ладоши в такт музыке, менялись партнерами, выделывая ногами вязь танца… Мне лично всегда больше нравился харабе, и скажу без ложной скромности: в свое время меня считали одним из лучших танцоров. Когда распорядитель объявляет, какой паре танцевать, а все остальные становятся в круг, кабальеро подходит к сеньорите и сопровождает ее в центр круга. Сначала они вместе кружатся, потом расходятся, кабальеро срывает с головы сомбреро и бросает под ноги партнерше. Сеньорита начинает танцевать на широких полях шляпы под одобрительные возгласы и овации зрителей.
А иногда мы делали вот что: брали пустую яичную скорлупу и набивали разноцветной мишурой и серпантином. Следовало изловчиться и разбить ее о голову понравившейся тебе сеньориты, тогда можно было получить в награду поцелуй. Ох и нелегко украсть такой поцелуй под бдительным взглядом строгой дуэньи! — Дон Игнасио вздохнул, и воспоминания об ушедшей безвозвратно юности застлали его глаза влажной пеленой. — Кто бы мог подумать, что все так изменится? Мои дети живут кто в Санта-Барбаре, кто в Монтеррее, и ни один из них не знает, как выглядит корова. От иностранцев житья нет! Старый и любимый мной Йерба Буэна превратился в огромный порт Сан-Франциско. Вы видели, сколько там теперь кораблей? — Старик огляделся, ища поддержки у остальных гостей.
Mapa сидела ближе всех к Джереми Дэвису, поэтому смогла расслышать, как тот презрительно хмыкнул по окончании рассказа дона Игнасио о жизни в Калифорнии в прежние времена. В отношении Джереми к кадифорнийцам чувствовалась изрядная доля высокомерия, искусно скрытого под маской вежливой угодливости.
— Да, вы правы, дон Игнасио, — ответил дон Андрес, устремив мрачный взгляд на Праздничный стол, за которым беспечно беседовали и смеялись его гости. — Многое изменилось за последние несколько лет.
— Меня поразило то, что постоялый двор Масиаса заброшен, — сказал дон Луис. — Что стало с хозяином? Куда он подевался? Его заведение полностью пришло в упадок и кем-то разграблено. Крыша местами прохудилась, нет ни окон, ни дверей.
— Вас это удивляет? — спросил дон Андрес. — А между тем это лишь одно из немногих изменений, произошедших за время вашего отсутствия. Сначала Хуана Масиаса ограбили, потом слуги разбежались по золотым приискам, и, наконец, часть его земли незаконно захватили какие-то бродяги. Хуан устал бороться и подался отсюда в Сонору. Я слышал, он теперь владелец табачной лавки. Торговля там должна идти неплохо, поскольку его покупатели по большей части мексиканцы и южноамериканцы, а гринго там почти нет. Хотя иногда мне кажется, что они теперь есть повсюду. Как только вы уехали, дон Луис, в наши горы началось настоящее паломничество одержимых манией золота. Они отказываются признавать частную собственность на землю и ведут себя, как захватчики. Поначалу я относился к ним с подобающим гостеприимством и даже впускал в свой дом. — Лицо дона Андреса потемнело от гнева. — И что же получил взамен? Я не услышал ни слова благодарности. Они принесли мне лишь унижения и неудобства.
За столом неожиданно стало тихо. Гости перестали разговаривать и с состраданием слушали дона Андреса.
— Скажите откровенно, кто-нибудь из вас мог помыслить, что наступит день, когда Калифорниец перестанет быть хозяином своей страны, той земли, на которой родился и вырос? — продолжал он. — Вы улыбаетесь, дон Хосе, а между тем я говорю правду. Теперь мое право на это ранчо, унаследованное от отца, оспаривается инородцами. Почему я должен доказывать кому-то, что владею этой землей по праву? Теперь тот факт, что мой дед получил ее в дар от короля Испании, никого не интересует. Получается, что в новой Калифорнии я — никто. Пустое место!
Mapa медленно обвела взглядом лица людей, сидевших за столом. Они с каждой минутой становились все мрачнее.
— Если я не прав, так возразите мне! — горячился дон Андрес. — Когда-то название ранчо Виллареаль внушало окружающим уважение. А для этих голодранцев нет никакой разницы — калифорниец, чилиец или мексиканец. Если у тебя смуглая кожа и ты говоришь с акцентом, то ты не человек. Знаете, что происходит с моими слугами, убегающими на золотые прииски? Многие из них потом возвращаются обратно. Это в буквальном смысле униженные, забитые люди. Их спины хранят следы кнута. Они опускаются и теряют человеческий облик, превращаясь в покорных скотов.
— Андрес, сын мой, перестань, пожалуйста, — взмолилась донья Исидора. — Не забывай, что здесь дамы. Твои слова могут их расстроить и испугать. — Она подлила вина в бокал донье Хасинте, которая тут же поднесла его к дрожащим губам.
— Простите, друзья, что я помешал вашему веселью, — извинился хозяин дома. — Но вы знаете, как нелегко спрятать гордость в карман и хранить молчание, когда твою землю попирают чужаки.
— Это правда, — воинственно отозвался дон Игнасио. — Неужели вы забыли, как погибли Хосе де лос Рейес Беррейеса и его племянники, Франциско и Рамон де Харо? Их пристрелили у бухты Суисан. А они всего лишь защищали свою землю. Вспомните, как во время войны с Мексикой по лживому обвинению арестовали и много месяцев продержали в тюрьме дона Мариано Вальехо и его брата Сальвадора! А бандиты между тем грабили наши дома, уводили скот! Все может повториться снова!
— Что же нам делать в этой ситуации? Ума не приложу. По-видимому, ничего, — продолжал дон Андрес. — Я очень рад, что мой отец умер и не увидит, как изменился мир.
— Замолчи сейчас же, Андрес! Ты заходишь слишком далеко! — решительно прервала сына донья Исидора.
В зале повисло неловкое молчание. Но донья Исидора дала знак слуге, и в дверях показались музыканты. Они сгрудились у входа и заиграли какую-то мелодию. Звуки скрипки и гитары вывели гостей из оцепенения, и они снова с жаром набросились на еду. Все, кроме Мары и Брендана, у которых начисто пропал аппетит.
Брат с сестрой переглянулись. Их шокировала речь хозяина, они не могли в отличие от калифорнийцев постичь всей глубины и важности его слов. Брендан пожал плечами, давая Маре понять, что не желает вмешиваться в чужие дела, и обратил свое внимание к донье Хасинте, открыто восхищавшейся молодым обходительным ирландцем.
Наконец гости отставили тарелки и отдали должное вину. Рауль достал из кармана сигару и закурил, пуская сизый дым в потолок. По столовой поплыл резкий запах крепкого табака.
— Рауль, ты забыл попросить разрешения закурить! — набросился на сына дон Луис, и лицо его вновь стало покрываться бурыми пятнами.
— «Рауль, сделай это, Рауль, не делай то…» Сколько можно! Я не намерен ни у кого спрашивать разрешения, если захочу выпить или покурить. Я взрослый мужчина, а не ребенок! И нечего мной понукать! — яростно выпалил Рауль.
— Тогда будь добр вести себя, как подобает взрослому мужчине, и не позорить славное имя Кинтеро! В противном случае тебе придется выйти из-за стола. Невежам не место в приличном обществе!
Рауль вскочил, раздраженно оглядел присутствующих и удалился из комнаты, не вынимая изо рта сигары. Донья Хасинта тяжело вздохнула и, взволнованно кусая губы, посмотрела сначала на мужа, потом на опустевшее место за столом.
— Не понимаю, что нашло на мальчишку. Никогда прежде он не позволял себе так непочтительно разговаривать с отцом. Хасинта, почему ты допускаешь, чтобы он нас позорил? — тут же обвинил жену дон Луис.
— Рауль еще дитя. Придет время, и он поймет, как важно быть терпимым и знать свое место, — утешила донья Исидора несчастную мать, которая была готова расплакаться. — Пойдемте в гостиную, будем веселиться и танцевать, и позабудем о всяких глупостях.
Вечер закончился не скоро. Только около полуночи Mapa с заснувшим у нее на руках Пэдди и Брендан смогли откланяться. Они шли через двор, Брендан беспечно насвистывал какую-то песенку и глядел на звезды, a Mapa думала о том, что скажет им Джэми.
Позже Mapa стояла в своей комнате у окна и любовалась серебристым диском луны, повисшим над едва различимыми вершинами холмов, на который время от времени набегала легкая тень облаков. Девушка зябко поежилась и стянула концы шали на шее. По спине у нее пробежал неприятный холодок. Что-то не так — но что именно? Ее не покидало смутное предчувствие, но как объяснить Брендану? Брат лишь посмеется над ее детскими страхами. Но что делать, если она не в силах от них избавиться? В отчаянии Mapa прижалась лбом к оконному стеклу и задумалась.
Спустя некоторое время девушка отошла от окна, твердо решив не поддаваться слабости. Зачем ей волноваться? Они с Бренданом просто играют спектакль. Так часто случалось в ее жизни и будет еще не раз. Премьера прошла успешно, удалось убедить всех, что она — Амайя Воган. А это главное. Впрочем, можно ли обвинять в доверчивости этих людей, когда они имеют дело с настоящими профессионалами, для которых лицедейство — образ жизни?
Глава 3
Свершило колесо свой полный оборот — и круг замкнулся.
Шекспир
В долине ранчо Виллареаль дни тянулись медленно и однообразно. Mapa и Брендан легко приняли по-деревенски простой образ жизни калифорнийцев и продолжали играть свои роли в надежде на скорое завершение спектакля. Однако дон Луис не торопился расторгнуть контракт со своей труппой, довольный тем, как она справляется с поставленной задачей, и вовсе не намеревался подгонять события. Что касается Брендана, то тот понемногу терял терпение и все чаще заглядывался на синие вершины гор, страдая оттого, что до золота, к которому он так стремился, теперь рукой подать, но от этого оно не стало ближе.
Ежедневно с восходом солнца обитатели ранчо включались в угнетающий отсутствием новизны и ленивой размеренностью ритм жизни. Mapa каждое утро просыпалась с головной болью, которая с тех пор, как они поселились здесь, стала ее постоянной спутницей. Она выходила в патио и садилась на каменную скамеечку, где изо дня в день наблюдала одну и ту же повторяющуюся сцену: на заднем дворе появлялся дон Андрес в широкополом, с плоским верхом сомбреро, надвинутом по самые брови, и в сапогах со шпорами, которые позвякивали при каждом шаге. Оставаясь незамеченной в тени деревьев, Mapa следила за тем, как он отдавал приказания слугам, кланявшимся ему в пояс, а затем садился на лошадь, которую почтительно придерживал конюх, и выезжал через широкие ворота в долину. Донья Исидора также поднималась с первым лучом солнца, надевала скромное черное платье, покрывала голову кружевной мантильей и отправлялась в сопровождении служанки, несшей за ней маленький коврик, к ранней мессе в часовню у подножия холма. По возвращении она собирала на заднем дворе прислугу и отправляла кого прибирать в доме, кого на кухню готовить завтрак. Вскоре после этого из открытой двери пристройки, в которой размещалась летняя кухня, начинал виться ароматный дымок.
Каждое утро Маре подавали в комнату чашку горячею шоколада, которую девушка выпивала, пока одевалась. Позже, когда дон Андрес возвращался домой после объезда своих владений, все собирались в столовой за завтраком, чтобы обсудить планы на предстоящий день или продолжить беседу, не законченную накануне прошлым вечером. На ранчо любили принимать гостей, и Mapa быстро привыкла к нескончаемой смене лиц за столом. Каждый день приезжал кто-то из знакомых или соседей дона Андреса, поэтому хозяин ранчо всегда был в курсе событий, происходящих в Калифорнии. То до них доходило известие о смерти дальнего родственника в Сан-Диего, то сообщение о свадьбе какой-то красавицы в Санта-Барбаре, то вести от правительства в Монтеррее, древней испанской столице государства.
И это утро не стало исключением из правил. Mapa с удовольствием попивала кофе, вполуха ловя обрывки вяло текущего за столом разговора. Головная боль отпустила, но не прошла совсем, поэтому Mapa позавтракала без аппетита; девушка заставила себя проглотить кусочек тортильи и съела несколько ложечек яйца всмятку. Она прижала к виску прохладные пальцы, стараясь унять пульсирующую жилку. Mapa никогда раньше не страдала подобными недомоганиями и списывала свое нынешнее состояние на перемену обстановки и постоянную напряженность, которой требовала ее роль. Она вдруг обнаружила, что отбивает пальцами по столу какой-то ритм — верный признак того, что нервы ее до предела расшатаны бессонницей и тревожными раздумьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63