— мелькнуло у нее в голове.
— Ну? Что? Пришла глаза таращить? — спросил он грубо.
— Нет, — ответила Энэлайз, судорожно переведя дыхание. «Сейчас, похоже, он стал еще более невыносимым и вредным! Неужели ему мало было своей боли?» — подумала она, а вслух сказала:
— Я пришла сюда потому, что меня попросил твой отец. Он хочет, чтобы мы опять жили вместе, как муж и жена.
Губы Марка опять злобно скривились.
— Надеюсь, ты не настолько глупа, чтобы согласиться?!
Эти слова, сказанные таким тоном, больно ранили ее. Она очень пожалела, что согласилась прийти в дом Шэфферов. Ясно, что он по-прежнему ненавидит ее, и больше ей незачем здесь оставаться.
— Я согласилась только потому, что хотела еще раз попытаться спасти нашу любовь, — произнесла Энэлайз.
Марк сухо рассмеялся.
— Спасти нашу любовь?! Зачем? Чтобы ты опять мне изменяла? Тем более у тебя теперь при муже-инвалиде будут все права!
Энэлайз вскочила с кресла, щеки ее запылали от гнева.
— Как ты смеешь так со мной говорить! Раз так, то позволь и мне высказать все, что я думаю. Ты подлый, бессердечный обманщик. Это ты изменял мне! Жить вместе с тобой может только последняя дура, да и то, рискуя получить каждую минуту сердечный удар. А я совсем не дура, я не желаю возвращаться к тебе, а тем более, в твой дом!
Гневно сверкая глазами, Энэлайз выпалила эту тираду, но не успокоилась, а продолжила:
— Это ты, Марк, последний дурак, самый большой дурак из всех, которых я знала! Я так любила тебя, а ты все разбивал и разбивал мое сердце! Но больше я не позволю тебе этого делать! Я стала умнее, и теперь я освободила себя от той любви и желания, что питала к тебе. Я не хочу больше быть с тобою. Я хочу сейчас только развода, и когда я получу его, я выйду замуж за Курта Миллера! А теперь, прощай, Марк!
Глава 15
Энэлайз повернулась и быстро вышла, с силой захлопнув за собой двери.
Марк мрачно посмотрел ей вслед, а Джексон, совершенно ошеломленный случившимся, вскочил с кресла и закричал, обращаясь к полковнику:
— О Боже! Что вы наделали?! Ведь она хотела вернуться к вам, а вы отвергли ее! Ведь вы два года только ею и бредите! Почему?!
— Ты думаешь, Джексон, мне было легко отказаться от того, что желаешь больше всего на свете? — ответил Марк дрожащим голосом. Трясущимися руками он схватил бутылку с виски и жадно глотнул прямо из горла. — А что мне еще оставалось делать? Посмотри на меня! Как бы дальше я смог держать ее? Я теперь беспомощный инвалид с лицом, которого даже дети боятся. Она осталась бы, конечно, но только из жалости. Но я не могу обречь ее, такую полную сил, на жизнь с калекой!
Джексон понял насколько полковник любит Энэлайз. В его глазах была такая печаль и боль. Теперь он уже налил себе виски в бокал, залпом осушил его, а потом язвительно усмехнулся:
— И почему я такой дурак, черт побери! Она сказала, что любила меня, и что я убил эту любовь. Я думаю, что она права. Я действительно причинил ей много боли. Я шантажировал ее, чтобы она стала жить со мной, я подверг ее позору в обществе, и я унижал ее. Стоит ли удивляться после всего этого, что она покинула меня ради другого мужчины? Знаешь, Джексон, я решил, когда мы поженились, что она будет искренне меня любить, но теперь ясно, что этого не произошло. Она вышла за меня замуж, чтобы дать ребенку имя, да еще отомстить мне за прежние унижения. Она добилась своей цели. И раз так, мне она тоже больше не нужна. Если бы она вернулась ко мне, только из жалости, или опять затеяла какую-то нечистую игру. У меня не осталось силы, чтобы удовлетворить женщину, а на жалости ее долго не удержишь. Она станет изменять мне с Миллером, а может быть, и с другим мужчиной или многими. И я ничего не смогу с ней поделать. Это будет так унизительно для меня, но Бог свидетель, что я не приму ее жалости и не дам ей возможность снова мстить мне, — закончил свою исповедь Марк.
Джексон вздохнул. Ему было так тяжело это слушать. Полковник верил в то, что его жена бессердечна и лжива, и не хотел снова страдать от ее неверности.
Ведь на фронте он не получил от нее ни единого письма, а сестра полковника сообщила, что Энэлайз связалась с богатым торговцем и ушла из дома.
И сам Джексон со всей силой презирал эту женщину за боль, которую она причиняла его храброму командиру. Но, увидев сегодня ее впервые, Джексон изменил свою точку зрения. Энэлайз совсем не казалась бессердечной, напротив, первый взгляд, брошенный ею на полковника, был так любящ и сострадателен. А когда полковник отказался от нее — сколько боли было в ее глазах, прежде чем она гневно ответила ему. Джексону показалось, что Энэлайз любила полковника много больше, чем тот думал.
Но их опять разделила гордость. Джексон был уверен, что командир режет себя по сердцу, отказываясь от своей жены.
Он видел, что на его печальном лице вспыхнула и любовь, и страсть, и гнев, как только появилась Энэлайз. И сразу исчезли апатия и жалость к себе.
Джексон преклонялся перед командиром и решил, что надо использовать шанс, данный судьбой, чтобы тот вернулся к жизни и стал снова смелым, жизнерадостным и страстным человеком.
Джексон поспешно вышел из комнаты, чтобы догнать Энэлайз, и опасаясь, что она уже давно ушла из дома.
Но, проходя по коридору, он заметил ее в открытую дверь музыкального салона. Она стояла там у окна, и слезы стекали у нее по щекам. Отец Марка с печальным выражением на лице сидел в кресле напротив, а рядом с ним стояла, торжествующе усмехаясь, Фрэнсис Джексону никогда не нравилась сестра Марка — ее высокомерие и постоянные причитания над братом. Видимо, Фрэнсис, явно ненавидя жену командира, распускала о ней сплетни, — понял Джексон. Все это очень подозрительно.
— Миссис Шэффер, — обратился к Энэлайз Джексон.
Она обернулась от окна, и он заметил, что нижняя губа ее была закушена до крови — так она пыталась подавить свои слезы.
Сержант понял, что она была такой же гордой, как и полковник, и теперь молил Бога, чтобы она не оказалась такой же упрямой, как и он.
Восхищаться ими и жалеть их можно было обоих.
— Я хотел бы попросить вас не делать того, о чем вы сказали, а остаться с полковником Шэффером.
— Вы что, с ума сошли? Вы ведь были там и слышали, как он сказал, что я не нужна ему.
— Да, но я также слышал, как полковник говорил матери о том, что ее сын умер героем, а на деле тот был подстрелен, когда бежал с поля боя…
— К чему вы говорите это? — спросила Энэлайз.
— Это значит, что полковник может очень хорошо солгать, если считает это нужным, — ответил Джексон.
— Вы меня не убедили, — сказала сухо Энэлайз, хотя и у нее самой закралась тень сомнения.
— Марк боится, что вы опять разобьете его сердце, — начал Джексон.
— О, его сердце! — закричала Энэлайз. Но Джексон упрямо продолжил:
— Сегодня, когда вы появились, он вдруг ожил. Я не видел его таким с момента его ранения. Миссис Шэффер, он не заботится о себе и его ничто не интересует. Он даже не пытается разрабатывать свои искалеченные конечности, хотя доктора говорят, что возможно частичное восстановление, по крайней мере, руку можно излечить. Но сейчас он только пьет и тем самым сводит себя в могилу. Он махнул рукой на жизнь.
— И почему вы думаете, что я могу что-то изменить? — спросила Энэлайз.
— Мэм, — сказал Джексон. — Я видел его лицо в ту минуту, когда вы появились в двери. А вообще, он махнул рукой на жизнь давным-давно, когда потерял вас.
— Потерял меня!? Почему вы все …. — начала сердито говорить Энэлайз, но Джексон грубо перебил ее.
— Да, когда он вернулся домой из того отпуска, он был мрачнее тучи. Казалось, что он совсем не хочет жить. И он на самом деле не хотел жить, потому что потерял вас, — сказал Джексон.
Сзади за спиной приглушенно вскрикнула Фрэнсис, но сержант даже не взглянул на нее.
— Он ходил на самые опасные задания, всегда рвался в самую гущу боя и все искал своей смерти. И вот, наконец, нашел. Только вот смерть не взяла его, и он остался калекой на всю жизнь. Вы в долгу перед ним, миссис Шэффер. Это из-за вас он попал в такое положение.
— Нет, — вздохнув сказала Энэлайз и отвернулась от сержанта. У нее закружилась голова — все зашло слишком далеко. Она того и гляди упадет в обморок — сначала потрясение от вида Марка и возрождения всех старых чувств, затем — боль и гнев от его отказа. И, наконец, этот сержант, сердито обвиняющий ее в состоянии Марка. Это было слишком жестоко, она больше ни с кем не хотела это обсуждать, но все же она ответила.
— Нет. Это неправда. Марк совсем не любил меня и не любит. Из-за этого он не мог желать и тем более искать смерти.
— Не любит вас?! — воскликнул сержант Джексон. — Да я видел, каким он возвратился из отпуска! Он был в отчаянии, потому что вы ушли к другому мужчине. Я слышал, как он не мог спать по ночам и уходил в поле. А когда в бреду после ранения он только и говорил о вас и так звал вас… Я все видел и понимал. А когда он не получал от вас письма с почтой, вы бы видели какое разочарование и безнадежность были в его глазах! Вы не писали ему!
— Как я не писала ему?! — закричала Энэлайз. — Какую чушь вы несете. Не могу понять — или вы — лжец, или — сумасшедший?! Только хочу вас заверить, что вы абсолютно не правы. Я очень часто писала Марку — вначале два или три раза в неделю. Это он не писал мне. Я не прекращала писать до тех пор, пока он не приехал сюда и не сказал, что не хочет больше никогда видеть меня. Только тогда я перестала писать совсем. Не думаю, что это было так жестоко с моей стороны после того, что произошло, не так ли?
Джексон изумленно глазел на нее. Боже! Эта женщина действительно лжива! Кому лучше, как не ему, адъютанту полковника, знать — приходили ему письма или нет. Ему писали из дома, но только не жена!
— Нет надобности мне лгать вам, миссис Шэффер. Я знаю, что…
— Сержант, — вдруг вмешался в разговор мистер Шэффер. Голос его дрожал. — Я не позволю оскорблять свою невестку в моем доме!
— Но, сэр…
— Она говорит правду, сержант. Я могу засвидетельствовать, что очень часто видел ее письма Марку, лежащие на столике для корреспонденции, откуда у нас все забирает почтальон.
Теперь Джексон изумленно посмотрел на отца командира — что за сумасшедший дом?!
— Но… но…. сэр! — волнуясь и запинаясь от этого продолжил сержант. — Я точно видел и знаю, что от жены командир не получил ни одного письма. Да вы его самого спросите! Ему-то зачем лгать?
— А зачем лгать мне или мистеру Шэфферу, — опомнившись, уже спокойно сказала Энэлайз.
— Но, может быть, вы адрес неправильно писали? — тихо спросил Джексон.
— Ведь письма ни разу не возвратились домой, ведь переадресовать их неправильно уже не могли …. — задумчиво заметила Энэлайз.
— Знайте же! — вдруг раздался громкий голос Фрэнсис.
Все обернулись к ней. Она стояла вся смертельно бледная, дрожащая, ее глаза горели каким-то безумным блеском.
— Я возненавидела ее сразу, потому что она была так похожа на Талиссию и заполучила моего брата тем же способом, что и моя мать моего отца! Я не хотела, чтобы Марк был так же несчастен всю жизнь, как отец! Я хотела, чтобы он понял, какого сорта эта женщина, и ушел от нее. Я думала, что он поначалу попереживает, а потом — все пройдет. Я любила Марка и не хотела причинять ему зло. Я не думала, что он так ее любит, что станет искать смерти…
— Фрэнсис? — суровым голосом произнес ее отец. — Ты хочешь сказать, что ты перехватывала письма, написанные Марку его женой?!
— Да! Я уничтожала их. Я забирала их со столика перед приходом почтальона и сжигала, — истерично закричала сестра Марка и замахнулась на Энэлайз. — Ты была несчастьем для него! Несчастьем! Я только хотела спасти его! — продолжала она кричать.
Энэлайз побледнела. Она была ошеломлена — так значит Марк никогда не получал ее писем, ее первых страстных писем, где она писала ему о своей любви, тех радостных писем, в которых она писала о рождении их ребенка; тех последних писем, где она умоляла, заклинала его написать хоть строчку! Он ничего не знал о ней, он не знал, как она скучала, как ждала его возвращения, как радовалась, что сын во всем похож на нее!
А Марк думал, что он ее не интересует, и потому она не пишет.
«Боже! Что наделала Фрэнсис! — промелькнуло у нее в голове, и ослабевшая Энэлайз опустилась в кресло.
— Сержант, вы говорили, что Марк писал мне?
— Да, мэм, часто … по крайней мере сначала, — ответил сержант.
— И ты забирала и те письма тоже, Фрэнсис? — спросил мистер Шэффер.
— Да! Да! Да! — прокричала сквозь слезы Фрэнсис. Теперь отец подошел к Фрэнсис и, схватив ее за плечи, затряс ее и грубо спросил:
— А то, что ты говорила мне и Марку, — про Энэлайз и того немца. Это тоже правда?
— Нет! — закричала она вновь и ненавидяще посмотрела на Энэлайз. — А впрочем, я знаю, что у нее с ним был роман. С чего бы она уезжала отсюда?
— Значит, ты лгала нам, когда рассказывала, что шла по пятам за Энэлайз, пока она не вошла в дом немца? — гневно спросил мистер Шэффер и еще больше сжал дочь за плечи.
— Да, — сердито и неохотно ответила Фрэнсис.
— А как насчет детектива, которого ты наняла следить за домом Миллера, где Энэлайз, с твоих слов, проводила ночи напролет? Это правда? — вновь спросил мистер Шэффер.
— Нет, это тоже неправда, — призналась Фрэнсис, но затем опять начала истерически кричать. — Но я знаю, что у них что-то было! Я знаю это! Просто я не смогла ее выследить!
— Боже мой! — как ужаленный отпрянул от Фрэнсис мистер Шэффер. — Я никогда бы не поверил, что ты так зла и вероломна. И это моя собственная дочь!
Энэлайз поднялась. Гнев переполнял ее.
— Я не знаю даже, как назвать то, что ты сделала, — обратилась она к Фрэнсис. — Ты разрушила жизнь своего собственного брата, ты причинила ему такую боль. Но мало этого — ты разрушила мою жизнь и жизнь маленького Джонни. Ты — настоящая гадина! Ты отлично знаешь, если посылала следить за мною детективов, что я не была любовницей Курта Миллера. И из вашего дома я ушла только из-за тебя, из-за твоей ненависти. Это не имело к Марку никакого отношения. Да и не о Марке ты заботилась в первую очередь. Ты думала о себе. У тебя совершенно патологическая любовь к брату, и ты всеми силами хотела, чтобы он принадлежал только тебе. Не сомневаюсь, что ты радовалась, когда он возвратился домой искалеченный, и всю свою жизнь теперь будет зависеть от тебя!
— Нет! Я никогда не хотела, чтобы с Марком что-то случилось? — запротестовала Фрэнсис.
В ответ Энэлайз дала ей сильную пощечину. Какое-то мгновенье они стояли и смотрели, готовые вцепиться друг в друга! Энэлайз, пылающая от гнева и Фрэнсис, бледная как мел. Потом Энэлайз выбежала из комнаты.
Изумленный Прентисс Шэффер сказал, обращаясь к Фрэнсис:
— Теперь пойдем к Марку. Ты сама расскажешь ему всю правду!
Фрэнсис всплеснула руками и запричитала:
— Нет, папа! Пожалуйста, не заставляй меня делать этого.
— Ты сотворила страшное зло, Фрэнсис, и теперь должна расплатиться за него. И, хотя ты никогда и ничем не сможешь искупить его страдания, но ты пойдешь и все ему расскажешь, иначе я никогда не прощу тебя.
Марк принял страшные новости внешне спокойно. Но глаза его стали похожи на глаза израненого зверя, хотя ни один мускул не дрогнул на лице.
— Мои письма ты уничтожала тоже? — спросил он у Фрэнсис, а когда та отрицательно покачала головой, сказал: — Тогда, пожалуйста, сделай это сейчас.
— Нет, подожди, — вмешался в разговор отец. — Марк, ты не можешь так распорядиться ими. Энэлайз имеет право прочитать их. Она должна узнать, что ты не бросил ее, а любил и ждал встречи. С каким горьким чувством она жила здесь все эти месяцы, думая, что тебе безразличны как она, так и ваш ребенок.
— Я не хочу ее знать! Я не хочу, чтобы она читала те несправедливые вещи, что я написал в последних письмах. Я не хочу, чтобы она узнала из писем, как сильно я любил ее. Прошло больше года, и у нее было много времени, чтобы забыть меня. Энэлайз больше не любит меня. Она уже решила выйти замуж за Миллера. Пусть так и будет. Так лучше. Если она прочтет письма, где я писал о своей любви, она может из жалости вернуться ко мне, — сказал Марк.
— Но она вернется туда, где ей и положено быть, к своему очагу, — сказал отец.
— Нет! — неистово закричал Марк. — К черту! Разве ты не понимаешь? Я все еще люблю ее и не хочу, чтобы она связалась с беспомощным калекой. Я отказываюсь это делать. Я не вынесу отвращения и страха в ее глазах, когда ей придется лечь в постель рядом со мной.
— Дай ей шанс, Марк. Откуда ты знаешь, что она тебя не любит? Откуда ты знаешь, что она отвернется? — спросил мистер Шэффер.
— Только посмотри на меня! Мужчина, которого она любила, был сильным, здоровым и красивым, а не таким беспомощным как я. Подумай только, что ей придется взглянуть на мое голое тело, увидеть мои искалеченные ногу и руку! Она увидит множество багровых, скрученных шрамов, множество глубоких отметин от шрапнели…
Его прервал сдавленный крик Фрэнсис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Ну? Что? Пришла глаза таращить? — спросил он грубо.
— Нет, — ответила Энэлайз, судорожно переведя дыхание. «Сейчас, похоже, он стал еще более невыносимым и вредным! Неужели ему мало было своей боли?» — подумала она, а вслух сказала:
— Я пришла сюда потому, что меня попросил твой отец. Он хочет, чтобы мы опять жили вместе, как муж и жена.
Губы Марка опять злобно скривились.
— Надеюсь, ты не настолько глупа, чтобы согласиться?!
Эти слова, сказанные таким тоном, больно ранили ее. Она очень пожалела, что согласилась прийти в дом Шэфферов. Ясно, что он по-прежнему ненавидит ее, и больше ей незачем здесь оставаться.
— Я согласилась только потому, что хотела еще раз попытаться спасти нашу любовь, — произнесла Энэлайз.
Марк сухо рассмеялся.
— Спасти нашу любовь?! Зачем? Чтобы ты опять мне изменяла? Тем более у тебя теперь при муже-инвалиде будут все права!
Энэлайз вскочила с кресла, щеки ее запылали от гнева.
— Как ты смеешь так со мной говорить! Раз так, то позволь и мне высказать все, что я думаю. Ты подлый, бессердечный обманщик. Это ты изменял мне! Жить вместе с тобой может только последняя дура, да и то, рискуя получить каждую минуту сердечный удар. А я совсем не дура, я не желаю возвращаться к тебе, а тем более, в твой дом!
Гневно сверкая глазами, Энэлайз выпалила эту тираду, но не успокоилась, а продолжила:
— Это ты, Марк, последний дурак, самый большой дурак из всех, которых я знала! Я так любила тебя, а ты все разбивал и разбивал мое сердце! Но больше я не позволю тебе этого делать! Я стала умнее, и теперь я освободила себя от той любви и желания, что питала к тебе. Я не хочу больше быть с тобою. Я хочу сейчас только развода, и когда я получу его, я выйду замуж за Курта Миллера! А теперь, прощай, Марк!
Глава 15
Энэлайз повернулась и быстро вышла, с силой захлопнув за собой двери.
Марк мрачно посмотрел ей вслед, а Джексон, совершенно ошеломленный случившимся, вскочил с кресла и закричал, обращаясь к полковнику:
— О Боже! Что вы наделали?! Ведь она хотела вернуться к вам, а вы отвергли ее! Ведь вы два года только ею и бредите! Почему?!
— Ты думаешь, Джексон, мне было легко отказаться от того, что желаешь больше всего на свете? — ответил Марк дрожащим голосом. Трясущимися руками он схватил бутылку с виски и жадно глотнул прямо из горла. — А что мне еще оставалось делать? Посмотри на меня! Как бы дальше я смог держать ее? Я теперь беспомощный инвалид с лицом, которого даже дети боятся. Она осталась бы, конечно, но только из жалости. Но я не могу обречь ее, такую полную сил, на жизнь с калекой!
Джексон понял насколько полковник любит Энэлайз. В его глазах была такая печаль и боль. Теперь он уже налил себе виски в бокал, залпом осушил его, а потом язвительно усмехнулся:
— И почему я такой дурак, черт побери! Она сказала, что любила меня, и что я убил эту любовь. Я думаю, что она права. Я действительно причинил ей много боли. Я шантажировал ее, чтобы она стала жить со мной, я подверг ее позору в обществе, и я унижал ее. Стоит ли удивляться после всего этого, что она покинула меня ради другого мужчины? Знаешь, Джексон, я решил, когда мы поженились, что она будет искренне меня любить, но теперь ясно, что этого не произошло. Она вышла за меня замуж, чтобы дать ребенку имя, да еще отомстить мне за прежние унижения. Она добилась своей цели. И раз так, мне она тоже больше не нужна. Если бы она вернулась ко мне, только из жалости, или опять затеяла какую-то нечистую игру. У меня не осталось силы, чтобы удовлетворить женщину, а на жалости ее долго не удержишь. Она станет изменять мне с Миллером, а может быть, и с другим мужчиной или многими. И я ничего не смогу с ней поделать. Это будет так унизительно для меня, но Бог свидетель, что я не приму ее жалости и не дам ей возможность снова мстить мне, — закончил свою исповедь Марк.
Джексон вздохнул. Ему было так тяжело это слушать. Полковник верил в то, что его жена бессердечна и лжива, и не хотел снова страдать от ее неверности.
Ведь на фронте он не получил от нее ни единого письма, а сестра полковника сообщила, что Энэлайз связалась с богатым торговцем и ушла из дома.
И сам Джексон со всей силой презирал эту женщину за боль, которую она причиняла его храброму командиру. Но, увидев сегодня ее впервые, Джексон изменил свою точку зрения. Энэлайз совсем не казалась бессердечной, напротив, первый взгляд, брошенный ею на полковника, был так любящ и сострадателен. А когда полковник отказался от нее — сколько боли было в ее глазах, прежде чем она гневно ответила ему. Джексону показалось, что Энэлайз любила полковника много больше, чем тот думал.
Но их опять разделила гордость. Джексон был уверен, что командир режет себя по сердцу, отказываясь от своей жены.
Он видел, что на его печальном лице вспыхнула и любовь, и страсть, и гнев, как только появилась Энэлайз. И сразу исчезли апатия и жалость к себе.
Джексон преклонялся перед командиром и решил, что надо использовать шанс, данный судьбой, чтобы тот вернулся к жизни и стал снова смелым, жизнерадостным и страстным человеком.
Джексон поспешно вышел из комнаты, чтобы догнать Энэлайз, и опасаясь, что она уже давно ушла из дома.
Но, проходя по коридору, он заметил ее в открытую дверь музыкального салона. Она стояла там у окна, и слезы стекали у нее по щекам. Отец Марка с печальным выражением на лице сидел в кресле напротив, а рядом с ним стояла, торжествующе усмехаясь, Фрэнсис Джексону никогда не нравилась сестра Марка — ее высокомерие и постоянные причитания над братом. Видимо, Фрэнсис, явно ненавидя жену командира, распускала о ней сплетни, — понял Джексон. Все это очень подозрительно.
— Миссис Шэффер, — обратился к Энэлайз Джексон.
Она обернулась от окна, и он заметил, что нижняя губа ее была закушена до крови — так она пыталась подавить свои слезы.
Сержант понял, что она была такой же гордой, как и полковник, и теперь молил Бога, чтобы она не оказалась такой же упрямой, как и он.
Восхищаться ими и жалеть их можно было обоих.
— Я хотел бы попросить вас не делать того, о чем вы сказали, а остаться с полковником Шэффером.
— Вы что, с ума сошли? Вы ведь были там и слышали, как он сказал, что я не нужна ему.
— Да, но я также слышал, как полковник говорил матери о том, что ее сын умер героем, а на деле тот был подстрелен, когда бежал с поля боя…
— К чему вы говорите это? — спросила Энэлайз.
— Это значит, что полковник может очень хорошо солгать, если считает это нужным, — ответил Джексон.
— Вы меня не убедили, — сказала сухо Энэлайз, хотя и у нее самой закралась тень сомнения.
— Марк боится, что вы опять разобьете его сердце, — начал Джексон.
— О, его сердце! — закричала Энэлайз. Но Джексон упрямо продолжил:
— Сегодня, когда вы появились, он вдруг ожил. Я не видел его таким с момента его ранения. Миссис Шэффер, он не заботится о себе и его ничто не интересует. Он даже не пытается разрабатывать свои искалеченные конечности, хотя доктора говорят, что возможно частичное восстановление, по крайней мере, руку можно излечить. Но сейчас он только пьет и тем самым сводит себя в могилу. Он махнул рукой на жизнь.
— И почему вы думаете, что я могу что-то изменить? — спросила Энэлайз.
— Мэм, — сказал Джексон. — Я видел его лицо в ту минуту, когда вы появились в двери. А вообще, он махнул рукой на жизнь давным-давно, когда потерял вас.
— Потерял меня!? Почему вы все …. — начала сердито говорить Энэлайз, но Джексон грубо перебил ее.
— Да, когда он вернулся домой из того отпуска, он был мрачнее тучи. Казалось, что он совсем не хочет жить. И он на самом деле не хотел жить, потому что потерял вас, — сказал Джексон.
Сзади за спиной приглушенно вскрикнула Фрэнсис, но сержант даже не взглянул на нее.
— Он ходил на самые опасные задания, всегда рвался в самую гущу боя и все искал своей смерти. И вот, наконец, нашел. Только вот смерть не взяла его, и он остался калекой на всю жизнь. Вы в долгу перед ним, миссис Шэффер. Это из-за вас он попал в такое положение.
— Нет, — вздохнув сказала Энэлайз и отвернулась от сержанта. У нее закружилась голова — все зашло слишком далеко. Она того и гляди упадет в обморок — сначала потрясение от вида Марка и возрождения всех старых чувств, затем — боль и гнев от его отказа. И, наконец, этот сержант, сердито обвиняющий ее в состоянии Марка. Это было слишком жестоко, она больше ни с кем не хотела это обсуждать, но все же она ответила.
— Нет. Это неправда. Марк совсем не любил меня и не любит. Из-за этого он не мог желать и тем более искать смерти.
— Не любит вас?! — воскликнул сержант Джексон. — Да я видел, каким он возвратился из отпуска! Он был в отчаянии, потому что вы ушли к другому мужчине. Я слышал, как он не мог спать по ночам и уходил в поле. А когда в бреду после ранения он только и говорил о вас и так звал вас… Я все видел и понимал. А когда он не получал от вас письма с почтой, вы бы видели какое разочарование и безнадежность были в его глазах! Вы не писали ему!
— Как я не писала ему?! — закричала Энэлайз. — Какую чушь вы несете. Не могу понять — или вы — лжец, или — сумасшедший?! Только хочу вас заверить, что вы абсолютно не правы. Я очень часто писала Марку — вначале два или три раза в неделю. Это он не писал мне. Я не прекращала писать до тех пор, пока он не приехал сюда и не сказал, что не хочет больше никогда видеть меня. Только тогда я перестала писать совсем. Не думаю, что это было так жестоко с моей стороны после того, что произошло, не так ли?
Джексон изумленно глазел на нее. Боже! Эта женщина действительно лжива! Кому лучше, как не ему, адъютанту полковника, знать — приходили ему письма или нет. Ему писали из дома, но только не жена!
— Нет надобности мне лгать вам, миссис Шэффер. Я знаю, что…
— Сержант, — вдруг вмешался в разговор мистер Шэффер. Голос его дрожал. — Я не позволю оскорблять свою невестку в моем доме!
— Но, сэр…
— Она говорит правду, сержант. Я могу засвидетельствовать, что очень часто видел ее письма Марку, лежащие на столике для корреспонденции, откуда у нас все забирает почтальон.
Теперь Джексон изумленно посмотрел на отца командира — что за сумасшедший дом?!
— Но… но…. сэр! — волнуясь и запинаясь от этого продолжил сержант. — Я точно видел и знаю, что от жены командир не получил ни одного письма. Да вы его самого спросите! Ему-то зачем лгать?
— А зачем лгать мне или мистеру Шэфферу, — опомнившись, уже спокойно сказала Энэлайз.
— Но, может быть, вы адрес неправильно писали? — тихо спросил Джексон.
— Ведь письма ни разу не возвратились домой, ведь переадресовать их неправильно уже не могли …. — задумчиво заметила Энэлайз.
— Знайте же! — вдруг раздался громкий голос Фрэнсис.
Все обернулись к ней. Она стояла вся смертельно бледная, дрожащая, ее глаза горели каким-то безумным блеском.
— Я возненавидела ее сразу, потому что она была так похожа на Талиссию и заполучила моего брата тем же способом, что и моя мать моего отца! Я не хотела, чтобы Марк был так же несчастен всю жизнь, как отец! Я хотела, чтобы он понял, какого сорта эта женщина, и ушел от нее. Я думала, что он поначалу попереживает, а потом — все пройдет. Я любила Марка и не хотела причинять ему зло. Я не думала, что он так ее любит, что станет искать смерти…
— Фрэнсис? — суровым голосом произнес ее отец. — Ты хочешь сказать, что ты перехватывала письма, написанные Марку его женой?!
— Да! Я уничтожала их. Я забирала их со столика перед приходом почтальона и сжигала, — истерично закричала сестра Марка и замахнулась на Энэлайз. — Ты была несчастьем для него! Несчастьем! Я только хотела спасти его! — продолжала она кричать.
Энэлайз побледнела. Она была ошеломлена — так значит Марк никогда не получал ее писем, ее первых страстных писем, где она писала ему о своей любви, тех радостных писем, в которых она писала о рождении их ребенка; тех последних писем, где она умоляла, заклинала его написать хоть строчку! Он ничего не знал о ней, он не знал, как она скучала, как ждала его возвращения, как радовалась, что сын во всем похож на нее!
А Марк думал, что он ее не интересует, и потому она не пишет.
«Боже! Что наделала Фрэнсис! — промелькнуло у нее в голове, и ослабевшая Энэлайз опустилась в кресло.
— Сержант, вы говорили, что Марк писал мне?
— Да, мэм, часто … по крайней мере сначала, — ответил сержант.
— И ты забирала и те письма тоже, Фрэнсис? — спросил мистер Шэффер.
— Да! Да! Да! — прокричала сквозь слезы Фрэнсис. Теперь отец подошел к Фрэнсис и, схватив ее за плечи, затряс ее и грубо спросил:
— А то, что ты говорила мне и Марку, — про Энэлайз и того немца. Это тоже правда?
— Нет! — закричала она вновь и ненавидяще посмотрела на Энэлайз. — А впрочем, я знаю, что у нее с ним был роман. С чего бы она уезжала отсюда?
— Значит, ты лгала нам, когда рассказывала, что шла по пятам за Энэлайз, пока она не вошла в дом немца? — гневно спросил мистер Шэффер и еще больше сжал дочь за плечи.
— Да, — сердито и неохотно ответила Фрэнсис.
— А как насчет детектива, которого ты наняла следить за домом Миллера, где Энэлайз, с твоих слов, проводила ночи напролет? Это правда? — вновь спросил мистер Шэффер.
— Нет, это тоже неправда, — призналась Фрэнсис, но затем опять начала истерически кричать. — Но я знаю, что у них что-то было! Я знаю это! Просто я не смогла ее выследить!
— Боже мой! — как ужаленный отпрянул от Фрэнсис мистер Шэффер. — Я никогда бы не поверил, что ты так зла и вероломна. И это моя собственная дочь!
Энэлайз поднялась. Гнев переполнял ее.
— Я не знаю даже, как назвать то, что ты сделала, — обратилась она к Фрэнсис. — Ты разрушила жизнь своего собственного брата, ты причинила ему такую боль. Но мало этого — ты разрушила мою жизнь и жизнь маленького Джонни. Ты — настоящая гадина! Ты отлично знаешь, если посылала следить за мною детективов, что я не была любовницей Курта Миллера. И из вашего дома я ушла только из-за тебя, из-за твоей ненависти. Это не имело к Марку никакого отношения. Да и не о Марке ты заботилась в первую очередь. Ты думала о себе. У тебя совершенно патологическая любовь к брату, и ты всеми силами хотела, чтобы он принадлежал только тебе. Не сомневаюсь, что ты радовалась, когда он возвратился домой искалеченный, и всю свою жизнь теперь будет зависеть от тебя!
— Нет! Я никогда не хотела, чтобы с Марком что-то случилось? — запротестовала Фрэнсис.
В ответ Энэлайз дала ей сильную пощечину. Какое-то мгновенье они стояли и смотрели, готовые вцепиться друг в друга! Энэлайз, пылающая от гнева и Фрэнсис, бледная как мел. Потом Энэлайз выбежала из комнаты.
Изумленный Прентисс Шэффер сказал, обращаясь к Фрэнсис:
— Теперь пойдем к Марку. Ты сама расскажешь ему всю правду!
Фрэнсис всплеснула руками и запричитала:
— Нет, папа! Пожалуйста, не заставляй меня делать этого.
— Ты сотворила страшное зло, Фрэнсис, и теперь должна расплатиться за него. И, хотя ты никогда и ничем не сможешь искупить его страдания, но ты пойдешь и все ему расскажешь, иначе я никогда не прощу тебя.
Марк принял страшные новости внешне спокойно. Но глаза его стали похожи на глаза израненого зверя, хотя ни один мускул не дрогнул на лице.
— Мои письма ты уничтожала тоже? — спросил он у Фрэнсис, а когда та отрицательно покачала головой, сказал: — Тогда, пожалуйста, сделай это сейчас.
— Нет, подожди, — вмешался в разговор отец. — Марк, ты не можешь так распорядиться ими. Энэлайз имеет право прочитать их. Она должна узнать, что ты не бросил ее, а любил и ждал встречи. С каким горьким чувством она жила здесь все эти месяцы, думая, что тебе безразличны как она, так и ваш ребенок.
— Я не хочу ее знать! Я не хочу, чтобы она читала те несправедливые вещи, что я написал в последних письмах. Я не хочу, чтобы она узнала из писем, как сильно я любил ее. Прошло больше года, и у нее было много времени, чтобы забыть меня. Энэлайз больше не любит меня. Она уже решила выйти замуж за Миллера. Пусть так и будет. Так лучше. Если она прочтет письма, где я писал о своей любви, она может из жалости вернуться ко мне, — сказал Марк.
— Но она вернется туда, где ей и положено быть, к своему очагу, — сказал отец.
— Нет! — неистово закричал Марк. — К черту! Разве ты не понимаешь? Я все еще люблю ее и не хочу, чтобы она связалась с беспомощным калекой. Я отказываюсь это делать. Я не вынесу отвращения и страха в ее глазах, когда ей придется лечь в постель рядом со мной.
— Дай ей шанс, Марк. Откуда ты знаешь, что она тебя не любит? Откуда ты знаешь, что она отвернется? — спросил мистер Шэффер.
— Только посмотри на меня! Мужчина, которого она любила, был сильным, здоровым и красивым, а не таким беспомощным как я. Подумай только, что ей придется взглянуть на мое голое тело, увидеть мои искалеченные ногу и руку! Она увидит множество багровых, скрученных шрамов, множество глубоких отметин от шрапнели…
Его прервал сдавленный крик Фрэнсис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34