А, ты опять краснеешь, Арабелла? Какое счастье, что ни один мужчина, кроме меня, не узнает глубин твоей страсти, и будь уверена, я никогда не позволю тебе это забыть!
Будущее. Она вдруг поняла, что хочет связать свое будущее с этим мужчиной, не важно почему. Только так, и никак иначе.
— Как прекрасна эта земля! — прошептала она. — Дикая и непокоренная! Весь день я чувствовала себя такой одинокой и испуганной.
— А сейчас?
Арабелла глубоко вздохнула.
— Сейчас, — улыбнулась она, — мне тепло, уютно, спокойно.
Камал скептически оглядел маленький лагерь.
— Тебе легко угодить, любимая.
Она понимала, что должна немедленно узнать о его намерениях, но не хотела обрывать тонкую нить дружеского тепла, протянувшуюся между ними. Завтра у нее будет для этого достаточно времени.
— Я знаю тебя всего неделю, — начала она.
— А мне кажется, прошло не меньше года, — шутливо охнул Камал, опускаясь на землю рядом с ней. — Понимаешь, жизнь здесь совсем другая. Мне трудно к ней привыкнуть, хотя я до шестнадцати лет жил в этой стране.
— Лелла сказала, что ты учился в Европе. Как отец отпустил тебя?
— Ты забываешь, что моя мать итальянка. Она хотела, чтобы сын получил образование в Италии, и Хамил помог мне убедить отца. Я провел десять лет в Риме и Флоренции. В этом, дорогая, нам повезло.
— Что ты имеешь в виду?
Камал, не отвечая, встал и принес из шатра толстое шерстяное одеяло. Расстелив его перед огнем, он уселся и скрестил ноги.
— Может, перенесешь одеяло и сядешь рядом? Становится холодно, и мы сможем согревать друг друга теплом наших тел.
Арабелла молча повиновалась. Высохшие волосы струились по спине медовым каскадом. Почувствовав его взгляд, она быстро повернулась к нему лицом.
— Ты не ответил мне, Камал.
Камал поднял руку и стал наматывать на пальцы густые душистые пряди.
— Когда моя мать впервые рассказала о предательстве твоего отца… нет, не перебивай меня, — я спросил ее, есть ли у графа дети. И поскольку вы с братом не отвечаете за преступления родителей, велел ей ни в коем случае не причинять вам зла. Узнав, кто ты, я решил обращаться с тобой, как с английской леди, и держаться на почтительном расстоянии. Но ты была чертовски высокомерна и сыпала оскорблениями, а мать написала, что ты ничем не лучше уличной шлюхи. Наверное, я считал, что любая юная леди, перенесшая подобные испытания, упала бы в обморок или билась в истерике и умоляла о милосердии. Но слышать, как тебя называют дикарем, варваром, животным… нет, как я уже сказал, дорогая, ты пробуждаешь во мне худшие инстинкты.
Арабелла удивленно пожала плечами:
— Я никогда не падаю в обморок и в жизни не билась в истерике.
Он наматывал ее волосы на руку до тех пор, пока лицо Арабеллы не оказалось совсем близко, и нежно припал к полураскрытым губам.
— Я всегда восхищался отвагой и мужеством, но не подозревал, что женщина способна обладать такими качествами. И… не ожидал встретить подобную страсть.
Арабелла смущенно потупилась, но не отстранилась.
— Я тоже, — призналась она так искренне, что Камал тихо засмеялся. — Ты знал многих европейских женщин?
— Да, конечно. В Италии я прожил десять лет. Там я стал мужчиной, и не одна дама горела желанием оказаться моей наставницей в искусстве любви. Пойми, Арабелла, когда я вернулся в Оран, чтобы заменить погибшего брата, пришлось следовать обычаям и традициям моего народа — именно этого ожидали от меня подданные и алжирский дей.
— Лелла так и сказала. И еще твердила, что ты несчастлив здесь.
— Но каждый должен исполнять свой долг. Между нами многое произошло, Арабелла, но я не хотел унижать тебя, когда приказал высечь. Другого выхода не было, но Елена не виновата, она просто капризный испорченный ребенок, не более того. На твоем месте я не смог бы выносить так долго злобу и ненависть. Правда, хорошо нацеленный удар в самую уязвимую часть моего тела стал на несколько часов довольно болезненным напоминанием о твоей ярости.
— Ты рисуешь меня какой-то амазонкой с мужским нравом. Но это не так, Камал. У меня не хватило храбрости принять смерть ради спасения родителей. Когда я бросилась на тебя с кинжалом, моя рука дрогнула. Твоя гибель означала мою, и я испугалась. Даже сегодня я поняла, что не хочу умирать, что жизнь слишком драгоценна. Я жалкая трусиха!
— Нет, дорогая, напротив. Ты полна жизни и внутреннего света. Наоборот, именно трус постарался бы скорее приблизить свой конец. И не бойся, шрамов не останется, — заверил он, легонько коснувшись ее спины.
— Ты сидел около меня, пока я была без сознания, правда?
Камал осторожно пригладил ее тонкие изогнутые брови.
— Да, — кивнул он. — Едва ты очнулась, я ушел, боясь, что тебе станет хуже при виде твоего палача, но понял, что не могу жить без тебя. Когда вчера ночью твой побег обнаружился, я испытал такой страх за тебя, что готов был выть и кидаться на людей.
Темные ресницы медленно опустились, скрывая выражение глаз девушки. Камал неспешно подался вперед и нежно поцеловал ее мягкий рот. Девушка удивленно вздрогнула, и губы ее сами собой раскрылись. Несколько мгновений Камал наслаждался вкусом розовых лепестков, но потом отстранился и, увидев в ее глазах разочарование, улыбнулся.
— Нет, дорогая. Я поступил с тобой жестоко, и, вероятно, ты еще не оправилась. Не хочу причинять тебе новой боли.
— Это очень странно, — хрипловато пробормотала Арабелла, — но когда ты прикасаешься ко мне и целуешь, я хочу только одного — чтобы это никогда не кончалось. И ты всегда в точности знаешь, что делать.
— Один лишь звук твоего голоса наполняет меня потребностью любить тебя, заставить кричать от наслаждения!
— Но я такая неловкая и ничего не знаю! Ты, должно быть, смеешься над моей неопытностью!
— Арабелла, — заявил он, отодвигаясь подальше, — не желаю больше это обсуждать. В конце концов я не каменный!
— В таком случае, почему ты поцеловал меня? — возразила она.
— Потому что ты рядом, ты прекрасна, и я люблю тебя. Его слова прозвучали как гром среди ясного неба. У Арабеллы перехватило дыхание; она беспомощно смотрела на Камала. Бешеный стук сердца отдавался в ней барабанной дробью. Судорожно сглотнув, она тихо охнула.
Камал, проклиная себя, быстро встал. Но теперь ничего не поделаешь, он проговорился, и сказанного не вернешь.
— Уже поздно, — резко сказал он, — и ты, должно быть, устала. Пора спать.
Но Арабелле было не до сна. Она смотрела, как Камал идет к шатру и опускает за собой занавеску. В ушах все еще звучало ошеломляющее признание. Девушка засыпала песком умирающий огонь, подхватила одеяла и медленно направилась к шатру. Внутри было темно.
— Камал…
— Что?
— Я принесла одеяла.
— Хорошо. В горах по ночам холодно. Они нам понадобятся.
Арабелла долго стояла, не шевелясь, пока глаза не привыкли к полумраку. Наконец она разглядела его силуэт. Камал лежал на спине, подложив руки под голову. Текли минуты, но Арабелла думала лишь о нем и сознавала, что лихорадочный стук сердца не унимается. Понимая, что Камал старается защитить ее от самой себя и собственных чувств, чувств, которые, как считал он, присущи ему одному, она все-таки снова окликнула:
— Камал?
— Что? — нетерпеливо, почти рассерженно отозвался он.
— Ты согреешь меня лучше одеял.
Почему она продолжает дразнить его, черт бы ее побрал!
Камал порывисто привстал, жалея, что не может отчетливо видеть ее лицо.
— Ложись и постарайся заснуть.
— Хорошо.
Она опустилась на меха, поближе к нему, так что он невольно прислушался к ее дыханию и, в конце концов, был вынужден повернуться на другой бок.
— Ты вправду любишь меня? — неожиданно спросила она.
— Нет, черт возьми! Я говорю всем своим женщинам именно то, что они хотят слышать!
Наступила гробовая тишина. Потом раздалось сдавленное рыдание. На щеке Камала задергалась жилка.
— Клянусь Аллахом, — процедил он, — ты решила окончательно лишить меня гордости?
— Нет, — прошептала она, всхлипнув.
— Прекрати плакать!
— Нет… не могу.
— Ты утверждала, что никогда не падаешь в обморок и не закатываешь истерик!
— Это не истерика! — выкрикнула она и заплакала еще громче.
Камал выпалил длинное арабское ругательство и рывком привлек ее к себе.
— Тише, родная, не плачь. Я не вынесу твоих слез. Он, сам не сознавая того, нежно погладил ее по голове и поцеловал в висок. Она слегка повернула голову, и его губы коснулись ее соленой щеки.
— Нет, любимая, — пробормотал он, прижимая ее к себе, — не плачь.
— Хорошо, — согласилась Арабелла, шмыгая носом. Камал улыбнулся, но тут же застыл, ощутив, как тонкие пальчики осторожно обводят контуры его лица.
— Камал, пожалуйста, люби меня.
— Но я не хочу делать тебе больно!
— Мое тело изнывает от одиночества.
Его рука словно сама собой скользнула в вырез халата и начала ласкать ее груди. Арабелла инстинктивно выгнулась и притянула его голову вниз. Прикосновение ее затвердевшего соска наполнило его исступленным желанием.
— Скажи мне, что делать. Я хочу подарить тебе такое же блаженство.
— Ощущать, как ты прижимаешься ко мне, слышать тихие стоны, пить твою сладость — большего наслаждения мне никто не может дать.
Но Арабелла не поверила и, чтобы доказать свою правоту, провела ладонью по его груди и животу. Камал шумно втянул в себя воздух, и Арабелла лукаво усмехнулась.
— Ты еще одет, — шепнула она, пытаясь развязать тесемку его шальвар. Камал тихо застонал и в мгновение ока сбросил с себя все, оставшись обнаженным. Ему казалось, что еще немного, и он потеряет рассудок. Она была такой теплой и нежной, что он затрепетал.
— Можно я тоже коснусь тебя? Тебе это понравится?
— Да, — с трудом выдавил он.
— Твое прекрасное тело… словно изваяно скульптором и так не похоже на мое.
— Благодарение Богу и Аллаху.
Но все шутки были тотчас забыты, когда ее пальцы сомкнулись вокруг его плоти, сначала нерешительно, потом, как только она почувствовала ответный трепет, все смелее. Камал снова застонал, поднимая бедра, и в самый последний момент схватил ее руку и отвел.
— Не спеши, иначе все слишком быстро кончится.
— Но мне совсем этого не хочется, — засмеялась Арабелла. Камал прижал ее к земле, раздвигая бедром стройные ноги.
— Вот как, миледи?
В эту минуту он понял, как безгранично ее доверие, как безоглядно отдается ему эта женщина, и, потершись щекой о камешек соска, положил руку ей на живот.
— Пожалуйста, поцелуй меня, — взмолилась Арабелла.
Камал поднял голову.
— Куда именно, дорогая? — И, приложив палец к разгоряченной щеке девушки, весело хмыкнул: — Кажется, твой нос опять покраснел?
— Хочу, чтобы ты целовал меня всю.
— В этом Арабелла, у нас всегда будет царить полнейшее согласие.
Его губы дразнили ее, терзали, соблазняли, пока ей не захотелось кричать и извиваться, чтобы освободиться от пульсирующего тепла внизу живота.
— Ты такая нежная и открытая, дорогая.
— Прошу тебя, Камал, — простонала она, вцепившись ему в волосы.
— Да, — выдохнул он.
Сейчас для Арабеллы не существовало ничего, кроме этого человека и наслаждения, которое он дарил ей. Она снова и снова умирала и возрождалась в его объятиях, парила в недосягаемой выси, издавая жалобные прерывистые крики, сливалась с возлюбленным в единое существо.
Потом они долго лежали молча, все еще соединенные, нежно, бережно целуя друг друга. Услышав свое имя из уст Камала, девушка пришла в себя и припала губами к его шее.
— Арабелла! Ты правду сказала?
— Да.
Камал на мгновение сжался, но Арабелла даже в темноте заметила, как блеснули его зубы в улыбке.
— А ты помнишь, что выкрикнула?
— Хочу… чтобы ты был еще… глубже. Камал стиснул ее так, что Арабелла взвизгнула.
— Я люблю тебя, — прошептала она и неожиданно поняла, что эти три простых слова сняли с ее плеч огромную тяжесть. — Люблю.
Камал, не выпуская Арабеллу, лег на спину, увлекая ее за собой.
— Я никогда не позволю вам забыть это, мадам, — сказал он, целуя ее.
— Камал, — спросила она немного погодя, наконец отдышавшись, — почему ты любишь меня?
— Потому что ты ведьма и околдовала меня. Арабелла долго молчала, прежде чем пробормотать:
— Знаешь, я не всегда бываю милой и славной.
— Верно, но зато никогда меня не утомляешь и не даешь скучать.
— Вот как.
Она прильнула к нему всем телом и с восторгом почувствовала, как его отвердевшая плоть упирается ей в живот.
— Я заставлю вас жестоко страдать, сэр, если честно не признаетесь во всем!
Его руки скользнули по ее волосам, опустились ниже, стали терзать бедра.
— Потому что ты так чертовски искренна, — выдохнул он. — И преданна.
Арабелла спрятала лицо у него на груди.
— Что нам теперь делать? — прерывисто прошептала она.
— Поговорим об этом утром, — предложил он, продолжая ласкать ее.
Глава 27
Камал положил кусочек лепешки в рот улыбающейся Арабеллы и чмокнул ее в кончик носа.
— Черствый!
— Если бы ты, дорогая, выпустила меня из своих объятий хотя бы на полчаса, я смог бы поохотиться.
Арабелла расстроено вздохнула и наморщила лоб.
— Нет, — решила она наконец, — предпочитаю обойтись без еды, чем без тебя.
— Бессовестная девчонка! Ты загонишь меня в гроб еще до того, как мне исполнится тридцать!
Арабелла широко улыбнулась.
— Теперь я настоящая женщина, — заявила она, чрезвычайно довольная собой. — Мне двадцать, Камал, и я уже считала себя холодной, безразличной к мужчинам и боялась, что никогда не найду человека, который заставит меня испытать такие… чудесные ощущения.
Камал наклонился и прижался губами к ее шее.
— Это не так чудесно, — хихикнула она, — но для начала неплохо!
Она бросилась ему на грудь и оба упали, причем Арабелла ухитрилась свалиться на Камала и чувственно потереться о него, нескрываемо наслаждаясь прикосновениями к его мускулистому телу.
— Как ты могла считать себя холодной? Арабелла подняла голову.
— Ну… до сих пор меня целовал лишь один мужчина, и мне это совсем не понравилось. Честно говоря, я пнула его в коленку.
— Уж лучше в коленку, чем туда, куда ты ударила меня.
— Прости, — прошептала она, — я так боялась и не помнила себя от гнева.
Камал осторожно откинул волосы у нее со лба и заправил волнистые прядки за маленькие ушки.
— Арабелла, ты поклянешься мне в верности?
Он спросил так серьезно, что девушка оцепенела, не находя ответа. Перед глазами вереницей пронеслись образы — ее родители, Адам, мать Камала.
— Но как я могу? — вскричала она, пытаясь отстраниться.
Камал удержал ее.
— Я не позволю тебе убежать, и не вздумай сопротивляться.
Арабелла успокоилась, но он понимал, что внешний мир грубо вторгся в их воздушный замок и от действительности не уйти.
— Я на все пойду, чтобы сберечь тебя, Арабелла.
Веришь?
— Но если ты отомстишь моим родителям, значит, ранишь меня.
— Знаю. Веришь, что я хочу положить конец этому безумию?
— А ты веришь, что мои родители невиновны?
Он судорожно сжал кулаки, но тут же обмяк и нежно погладил ее по спине.
— Если я смогу убедиться в их невиновности, то без сожаления обличу мать, как коварную лгунью.
Камал глубоко вздохнул, жалея, что они не могут отложить этот спор хотя бы на сутки, страстно поцеловал Арабеллу и отстранил ее. Покорность судьбе, так присущая мусульманам, леденила его сердце, мешая хладнокровно мыслить и действовать.
— Дьявол! — воскликнул он наконец, ударив кулаком по ладони, и поспешно поднялся. В глазах Арабеллы он увидел страх и нерешительность и, быстро опустившись на корточки, привлек ее к себе.
— Я люблю тебя и не желаю расставаться с тобой. И мы будем вместе, Арабелла, даю слово.
«Неужели стоит лишь захотеть, и все исполнится?» — вздохнула Арабелла, припав к любимому.
По взаимному безмолвному соглашению остаток дня они не возвращались к этому разговору. Камал отправился поохотиться и принес к ужину еще одного кролика. Они вместе искупались в маленьком озерке, с лихорадочной исступленной поспешностью наслаждаясь друг другом. А когда ночью, насытившиеся ласками, они лежали в шатре, Камал шепнул:
— Ты даришь мне столько радости.
— Да, — тихо ответила она, — ведь ты окутываешь меня солнечным сиянием.
— Ты не только колдунья, но еще и поэтесса, — пробормотал он и, распахнув халат, положил ладонь на ее плоский живот. Она такая маленькая и изящная!
Ему стало страшно при мысли о том, что когда-нибудь в ее утробе будет расти его ребенок.
— Ты сложена, как мать?
Он почти касался средоточия ее женственности, и желание вновь вспыхнуло в Арабелле с такой силой, что она сначала не поняла вопроса.
— Ты похожа на мать? — повторил он.
— Да… кажется.
— Она сильно мучилась, рожая твоего брата?
— Помню, как-то моя старая няня Бекки твердила матери, что той повезло с мужем. Во время родов отец не отходил от нее и помог брату появиться на свет. Но почему ты спрашиваешь?
— Не хочу, чтобы ты страдала из-за меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Будущее. Она вдруг поняла, что хочет связать свое будущее с этим мужчиной, не важно почему. Только так, и никак иначе.
— Как прекрасна эта земля! — прошептала она. — Дикая и непокоренная! Весь день я чувствовала себя такой одинокой и испуганной.
— А сейчас?
Арабелла глубоко вздохнула.
— Сейчас, — улыбнулась она, — мне тепло, уютно, спокойно.
Камал скептически оглядел маленький лагерь.
— Тебе легко угодить, любимая.
Она понимала, что должна немедленно узнать о его намерениях, но не хотела обрывать тонкую нить дружеского тепла, протянувшуюся между ними. Завтра у нее будет для этого достаточно времени.
— Я знаю тебя всего неделю, — начала она.
— А мне кажется, прошло не меньше года, — шутливо охнул Камал, опускаясь на землю рядом с ней. — Понимаешь, жизнь здесь совсем другая. Мне трудно к ней привыкнуть, хотя я до шестнадцати лет жил в этой стране.
— Лелла сказала, что ты учился в Европе. Как отец отпустил тебя?
— Ты забываешь, что моя мать итальянка. Она хотела, чтобы сын получил образование в Италии, и Хамил помог мне убедить отца. Я провел десять лет в Риме и Флоренции. В этом, дорогая, нам повезло.
— Что ты имеешь в виду?
Камал, не отвечая, встал и принес из шатра толстое шерстяное одеяло. Расстелив его перед огнем, он уселся и скрестил ноги.
— Может, перенесешь одеяло и сядешь рядом? Становится холодно, и мы сможем согревать друг друга теплом наших тел.
Арабелла молча повиновалась. Высохшие волосы струились по спине медовым каскадом. Почувствовав его взгляд, она быстро повернулась к нему лицом.
— Ты не ответил мне, Камал.
Камал поднял руку и стал наматывать на пальцы густые душистые пряди.
— Когда моя мать впервые рассказала о предательстве твоего отца… нет, не перебивай меня, — я спросил ее, есть ли у графа дети. И поскольку вы с братом не отвечаете за преступления родителей, велел ей ни в коем случае не причинять вам зла. Узнав, кто ты, я решил обращаться с тобой, как с английской леди, и держаться на почтительном расстоянии. Но ты была чертовски высокомерна и сыпала оскорблениями, а мать написала, что ты ничем не лучше уличной шлюхи. Наверное, я считал, что любая юная леди, перенесшая подобные испытания, упала бы в обморок или билась в истерике и умоляла о милосердии. Но слышать, как тебя называют дикарем, варваром, животным… нет, как я уже сказал, дорогая, ты пробуждаешь во мне худшие инстинкты.
Арабелла удивленно пожала плечами:
— Я никогда не падаю в обморок и в жизни не билась в истерике.
Он наматывал ее волосы на руку до тех пор, пока лицо Арабеллы не оказалось совсем близко, и нежно припал к полураскрытым губам.
— Я всегда восхищался отвагой и мужеством, но не подозревал, что женщина способна обладать такими качествами. И… не ожидал встретить подобную страсть.
Арабелла смущенно потупилась, но не отстранилась.
— Я тоже, — призналась она так искренне, что Камал тихо засмеялся. — Ты знал многих европейских женщин?
— Да, конечно. В Италии я прожил десять лет. Там я стал мужчиной, и не одна дама горела желанием оказаться моей наставницей в искусстве любви. Пойми, Арабелла, когда я вернулся в Оран, чтобы заменить погибшего брата, пришлось следовать обычаям и традициям моего народа — именно этого ожидали от меня подданные и алжирский дей.
— Лелла так и сказала. И еще твердила, что ты несчастлив здесь.
— Но каждый должен исполнять свой долг. Между нами многое произошло, Арабелла, но я не хотел унижать тебя, когда приказал высечь. Другого выхода не было, но Елена не виновата, она просто капризный испорченный ребенок, не более того. На твоем месте я не смог бы выносить так долго злобу и ненависть. Правда, хорошо нацеленный удар в самую уязвимую часть моего тела стал на несколько часов довольно болезненным напоминанием о твоей ярости.
— Ты рисуешь меня какой-то амазонкой с мужским нравом. Но это не так, Камал. У меня не хватило храбрости принять смерть ради спасения родителей. Когда я бросилась на тебя с кинжалом, моя рука дрогнула. Твоя гибель означала мою, и я испугалась. Даже сегодня я поняла, что не хочу умирать, что жизнь слишком драгоценна. Я жалкая трусиха!
— Нет, дорогая, напротив. Ты полна жизни и внутреннего света. Наоборот, именно трус постарался бы скорее приблизить свой конец. И не бойся, шрамов не останется, — заверил он, легонько коснувшись ее спины.
— Ты сидел около меня, пока я была без сознания, правда?
Камал осторожно пригладил ее тонкие изогнутые брови.
— Да, — кивнул он. — Едва ты очнулась, я ушел, боясь, что тебе станет хуже при виде твоего палача, но понял, что не могу жить без тебя. Когда вчера ночью твой побег обнаружился, я испытал такой страх за тебя, что готов был выть и кидаться на людей.
Темные ресницы медленно опустились, скрывая выражение глаз девушки. Камал неспешно подался вперед и нежно поцеловал ее мягкий рот. Девушка удивленно вздрогнула, и губы ее сами собой раскрылись. Несколько мгновений Камал наслаждался вкусом розовых лепестков, но потом отстранился и, увидев в ее глазах разочарование, улыбнулся.
— Нет, дорогая. Я поступил с тобой жестоко, и, вероятно, ты еще не оправилась. Не хочу причинять тебе новой боли.
— Это очень странно, — хрипловато пробормотала Арабелла, — но когда ты прикасаешься ко мне и целуешь, я хочу только одного — чтобы это никогда не кончалось. И ты всегда в точности знаешь, что делать.
— Один лишь звук твоего голоса наполняет меня потребностью любить тебя, заставить кричать от наслаждения!
— Но я такая неловкая и ничего не знаю! Ты, должно быть, смеешься над моей неопытностью!
— Арабелла, — заявил он, отодвигаясь подальше, — не желаю больше это обсуждать. В конце концов я не каменный!
— В таком случае, почему ты поцеловал меня? — возразила она.
— Потому что ты рядом, ты прекрасна, и я люблю тебя. Его слова прозвучали как гром среди ясного неба. У Арабеллы перехватило дыхание; она беспомощно смотрела на Камала. Бешеный стук сердца отдавался в ней барабанной дробью. Судорожно сглотнув, она тихо охнула.
Камал, проклиная себя, быстро встал. Но теперь ничего не поделаешь, он проговорился, и сказанного не вернешь.
— Уже поздно, — резко сказал он, — и ты, должно быть, устала. Пора спать.
Но Арабелле было не до сна. Она смотрела, как Камал идет к шатру и опускает за собой занавеску. В ушах все еще звучало ошеломляющее признание. Девушка засыпала песком умирающий огонь, подхватила одеяла и медленно направилась к шатру. Внутри было темно.
— Камал…
— Что?
— Я принесла одеяла.
— Хорошо. В горах по ночам холодно. Они нам понадобятся.
Арабелла долго стояла, не шевелясь, пока глаза не привыкли к полумраку. Наконец она разглядела его силуэт. Камал лежал на спине, подложив руки под голову. Текли минуты, но Арабелла думала лишь о нем и сознавала, что лихорадочный стук сердца не унимается. Понимая, что Камал старается защитить ее от самой себя и собственных чувств, чувств, которые, как считал он, присущи ему одному, она все-таки снова окликнула:
— Камал?
— Что? — нетерпеливо, почти рассерженно отозвался он.
— Ты согреешь меня лучше одеял.
Почему она продолжает дразнить его, черт бы ее побрал!
Камал порывисто привстал, жалея, что не может отчетливо видеть ее лицо.
— Ложись и постарайся заснуть.
— Хорошо.
Она опустилась на меха, поближе к нему, так что он невольно прислушался к ее дыханию и, в конце концов, был вынужден повернуться на другой бок.
— Ты вправду любишь меня? — неожиданно спросила она.
— Нет, черт возьми! Я говорю всем своим женщинам именно то, что они хотят слышать!
Наступила гробовая тишина. Потом раздалось сдавленное рыдание. На щеке Камала задергалась жилка.
— Клянусь Аллахом, — процедил он, — ты решила окончательно лишить меня гордости?
— Нет, — прошептала она, всхлипнув.
— Прекрати плакать!
— Нет… не могу.
— Ты утверждала, что никогда не падаешь в обморок и не закатываешь истерик!
— Это не истерика! — выкрикнула она и заплакала еще громче.
Камал выпалил длинное арабское ругательство и рывком привлек ее к себе.
— Тише, родная, не плачь. Я не вынесу твоих слез. Он, сам не сознавая того, нежно погладил ее по голове и поцеловал в висок. Она слегка повернула голову, и его губы коснулись ее соленой щеки.
— Нет, любимая, — пробормотал он, прижимая ее к себе, — не плачь.
— Хорошо, — согласилась Арабелла, шмыгая носом. Камал улыбнулся, но тут же застыл, ощутив, как тонкие пальчики осторожно обводят контуры его лица.
— Камал, пожалуйста, люби меня.
— Но я не хочу делать тебе больно!
— Мое тело изнывает от одиночества.
Его рука словно сама собой скользнула в вырез халата и начала ласкать ее груди. Арабелла инстинктивно выгнулась и притянула его голову вниз. Прикосновение ее затвердевшего соска наполнило его исступленным желанием.
— Скажи мне, что делать. Я хочу подарить тебе такое же блаженство.
— Ощущать, как ты прижимаешься ко мне, слышать тихие стоны, пить твою сладость — большего наслаждения мне никто не может дать.
Но Арабелла не поверила и, чтобы доказать свою правоту, провела ладонью по его груди и животу. Камал шумно втянул в себя воздух, и Арабелла лукаво усмехнулась.
— Ты еще одет, — шепнула она, пытаясь развязать тесемку его шальвар. Камал тихо застонал и в мгновение ока сбросил с себя все, оставшись обнаженным. Ему казалось, что еще немного, и он потеряет рассудок. Она была такой теплой и нежной, что он затрепетал.
— Можно я тоже коснусь тебя? Тебе это понравится?
— Да, — с трудом выдавил он.
— Твое прекрасное тело… словно изваяно скульптором и так не похоже на мое.
— Благодарение Богу и Аллаху.
Но все шутки были тотчас забыты, когда ее пальцы сомкнулись вокруг его плоти, сначала нерешительно, потом, как только она почувствовала ответный трепет, все смелее. Камал снова застонал, поднимая бедра, и в самый последний момент схватил ее руку и отвел.
— Не спеши, иначе все слишком быстро кончится.
— Но мне совсем этого не хочется, — засмеялась Арабелла. Камал прижал ее к земле, раздвигая бедром стройные ноги.
— Вот как, миледи?
В эту минуту он понял, как безгранично ее доверие, как безоглядно отдается ему эта женщина, и, потершись щекой о камешек соска, положил руку ей на живот.
— Пожалуйста, поцелуй меня, — взмолилась Арабелла.
Камал поднял голову.
— Куда именно, дорогая? — И, приложив палец к разгоряченной щеке девушки, весело хмыкнул: — Кажется, твой нос опять покраснел?
— Хочу, чтобы ты целовал меня всю.
— В этом Арабелла, у нас всегда будет царить полнейшее согласие.
Его губы дразнили ее, терзали, соблазняли, пока ей не захотелось кричать и извиваться, чтобы освободиться от пульсирующего тепла внизу живота.
— Ты такая нежная и открытая, дорогая.
— Прошу тебя, Камал, — простонала она, вцепившись ему в волосы.
— Да, — выдохнул он.
Сейчас для Арабеллы не существовало ничего, кроме этого человека и наслаждения, которое он дарил ей. Она снова и снова умирала и возрождалась в его объятиях, парила в недосягаемой выси, издавая жалобные прерывистые крики, сливалась с возлюбленным в единое существо.
Потом они долго лежали молча, все еще соединенные, нежно, бережно целуя друг друга. Услышав свое имя из уст Камала, девушка пришла в себя и припала губами к его шее.
— Арабелла! Ты правду сказала?
— Да.
Камал на мгновение сжался, но Арабелла даже в темноте заметила, как блеснули его зубы в улыбке.
— А ты помнишь, что выкрикнула?
— Хочу… чтобы ты был еще… глубже. Камал стиснул ее так, что Арабелла взвизгнула.
— Я люблю тебя, — прошептала она и неожиданно поняла, что эти три простых слова сняли с ее плеч огромную тяжесть. — Люблю.
Камал, не выпуская Арабеллу, лег на спину, увлекая ее за собой.
— Я никогда не позволю вам забыть это, мадам, — сказал он, целуя ее.
— Камал, — спросила она немного погодя, наконец отдышавшись, — почему ты любишь меня?
— Потому что ты ведьма и околдовала меня. Арабелла долго молчала, прежде чем пробормотать:
— Знаешь, я не всегда бываю милой и славной.
— Верно, но зато никогда меня не утомляешь и не даешь скучать.
— Вот как.
Она прильнула к нему всем телом и с восторгом почувствовала, как его отвердевшая плоть упирается ей в живот.
— Я заставлю вас жестоко страдать, сэр, если честно не признаетесь во всем!
Его руки скользнули по ее волосам, опустились ниже, стали терзать бедра.
— Потому что ты так чертовски искренна, — выдохнул он. — И преданна.
Арабелла спрятала лицо у него на груди.
— Что нам теперь делать? — прерывисто прошептала она.
— Поговорим об этом утром, — предложил он, продолжая ласкать ее.
Глава 27
Камал положил кусочек лепешки в рот улыбающейся Арабеллы и чмокнул ее в кончик носа.
— Черствый!
— Если бы ты, дорогая, выпустила меня из своих объятий хотя бы на полчаса, я смог бы поохотиться.
Арабелла расстроено вздохнула и наморщила лоб.
— Нет, — решила она наконец, — предпочитаю обойтись без еды, чем без тебя.
— Бессовестная девчонка! Ты загонишь меня в гроб еще до того, как мне исполнится тридцать!
Арабелла широко улыбнулась.
— Теперь я настоящая женщина, — заявила она, чрезвычайно довольная собой. — Мне двадцать, Камал, и я уже считала себя холодной, безразличной к мужчинам и боялась, что никогда не найду человека, который заставит меня испытать такие… чудесные ощущения.
Камал наклонился и прижался губами к ее шее.
— Это не так чудесно, — хихикнула она, — но для начала неплохо!
Она бросилась ему на грудь и оба упали, причем Арабелла ухитрилась свалиться на Камала и чувственно потереться о него, нескрываемо наслаждаясь прикосновениями к его мускулистому телу.
— Как ты могла считать себя холодной? Арабелла подняла голову.
— Ну… до сих пор меня целовал лишь один мужчина, и мне это совсем не понравилось. Честно говоря, я пнула его в коленку.
— Уж лучше в коленку, чем туда, куда ты ударила меня.
— Прости, — прошептала она, — я так боялась и не помнила себя от гнева.
Камал осторожно откинул волосы у нее со лба и заправил волнистые прядки за маленькие ушки.
— Арабелла, ты поклянешься мне в верности?
Он спросил так серьезно, что девушка оцепенела, не находя ответа. Перед глазами вереницей пронеслись образы — ее родители, Адам, мать Камала.
— Но как я могу? — вскричала она, пытаясь отстраниться.
Камал удержал ее.
— Я не позволю тебе убежать, и не вздумай сопротивляться.
Арабелла успокоилась, но он понимал, что внешний мир грубо вторгся в их воздушный замок и от действительности не уйти.
— Я на все пойду, чтобы сберечь тебя, Арабелла.
Веришь?
— Но если ты отомстишь моим родителям, значит, ранишь меня.
— Знаю. Веришь, что я хочу положить конец этому безумию?
— А ты веришь, что мои родители невиновны?
Он судорожно сжал кулаки, но тут же обмяк и нежно погладил ее по спине.
— Если я смогу убедиться в их невиновности, то без сожаления обличу мать, как коварную лгунью.
Камал глубоко вздохнул, жалея, что они не могут отложить этот спор хотя бы на сутки, страстно поцеловал Арабеллу и отстранил ее. Покорность судьбе, так присущая мусульманам, леденила его сердце, мешая хладнокровно мыслить и действовать.
— Дьявол! — воскликнул он наконец, ударив кулаком по ладони, и поспешно поднялся. В глазах Арабеллы он увидел страх и нерешительность и, быстро опустившись на корточки, привлек ее к себе.
— Я люблю тебя и не желаю расставаться с тобой. И мы будем вместе, Арабелла, даю слово.
«Неужели стоит лишь захотеть, и все исполнится?» — вздохнула Арабелла, припав к любимому.
По взаимному безмолвному соглашению остаток дня они не возвращались к этому разговору. Камал отправился поохотиться и принес к ужину еще одного кролика. Они вместе искупались в маленьком озерке, с лихорадочной исступленной поспешностью наслаждаясь друг другом. А когда ночью, насытившиеся ласками, они лежали в шатре, Камал шепнул:
— Ты даришь мне столько радости.
— Да, — тихо ответила она, — ведь ты окутываешь меня солнечным сиянием.
— Ты не только колдунья, но еще и поэтесса, — пробормотал он и, распахнув халат, положил ладонь на ее плоский живот. Она такая маленькая и изящная!
Ему стало страшно при мысли о том, что когда-нибудь в ее утробе будет расти его ребенок.
— Ты сложена, как мать?
Он почти касался средоточия ее женственности, и желание вновь вспыхнуло в Арабелле с такой силой, что она сначала не поняла вопроса.
— Ты похожа на мать? — повторил он.
— Да… кажется.
— Она сильно мучилась, рожая твоего брата?
— Помню, как-то моя старая няня Бекки твердила матери, что той повезло с мужем. Во время родов отец не отходил от нее и помог брату появиться на свет. Но почему ты спрашиваешь?
— Не хочу, чтобы ты страдала из-за меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38