Сельские звери?
– Я не говорила, что мне не нравятся утки. Я сказала, что побаиваюсь животных, которые превосходят меня в весе. Обе ваши утки, если вы заметили, гораздо меньше меня.
– Где вы взяли хлеб?
– В столовой.
– Понятно. То есть вы украли еду из моего дома и пытались подкупить моих уток ворованным угощением, да?
Виктория прикинулась виноватой, но Натан вдруг понял, что она пришла подружиться с его подопечными.
Через секунду, отбросив смущение, она уверенно заявила:
– Я бы, конечно, более деликатно описала ситуацию, но в общих чертах примерно так и случилось. Кроме того, мы с утками прекрасно поладили.
Ее негодование и растрепанный вид вызвали у Натана усмешку, которую он не успел спрятать. Заметив это, Виктория сердито спросила:
– Вам смешно?
Он кашлянул, чтобы не выдать себя.
– Что вы, нет, конечно.
– Хорошо. Иначе вам бы это дорого обошлось!
– Да? И что бы вы сделали? Отлупили бы меня тем, что осталось от вашего платка?
– Это, конечно, неплохая идея. Но план мести нельзя раскрывать, особенно тому, кому месть предназначена. Шпиону это должно быть известно.
– Ах да! Это, кажется, упоминалось в «Настольной книге шпиона».
Пробормотав что-то вроде «невыносимый человек», Виктория попыталась встать. Натан кинулся помогать, но получил резкий отказ. Поднявшись, она торжественно указала на Петунию, мирно отдыхавшую под ближайшим вязом, и провозгласила:
– Это опасное животное!
– Наоборот, она очень мила. Единственный недостаток ее в том, что она чересчур любопытна.
– Нет, не только в этом. С вкусовыми предпочтениями у нее тоже проблемы.
– Согласен.
Виктория осмотрела его одежду.
– А почему у вас все пуговицы на месте и нигде нет отпечатков зубов?
– Я просто сумел найти выход: потеряв не одну, а целых две пуговицы от жилета, я вспомнил, что наряду с одеждой любимое лакомство Петунии – морковь и яблоки. В той же «Настольной книге шпиона» говорится, что с врагом проще всего поладить, зная, чего он хочет.
– То есть вы спасли свою одежду...
– Да, именно яблоками и морковью.
Она отряхнула пыль с юбки и промолвила:
– Могли бы рассказать мне заранее об этом маневре.
– Но вы не просили. Кроме того, мне и в голову не пришло, что вы окажетесь здесь раньше меня.
– Мера предосторожности, чтобы вы не удрали в одиночку.
Натана будто ледяной водой окатили. Он ответил жестко:
– Мы заключили сделку, а я всегда держу слово.
Наступило молчание. Виктория убрала под шляпку выбившиеся локоны и сказала:
– Полагаю, мне нужно извиниться.
Он кивнул и продолжал стоять молча. Через несколько минут Виктория все-таки нарушила тишину:
– Состояние моего платка оставляет желать лучшего.
Натан в замешательстве посмотрел на нее и ответил:
– Худшее извинение, какое я когда-либо слышал.
– О чем вы? Я же согласилась с тем, что должна извиниться!
– Нет, вы сказали «полагаю».
– Да, именно. Чего вы еще хотите?
– Когда извиняются, произносят определенные слова, Виктория. – Он скрестил руки на груди.
Она еще несколько секунд смотрела на него, затем, откашлявшись, сказала:
– Простите меня, Натан. У нас соглашение, и я не должна была сомневаться в вашей честности.
Договорив, Виктория плотно сжала губы, отчего он усмехнулся:
– Очень постарались, чтобы не произнести «пока что я вам доверяю», да?
– Да, мне это стоило некоторых усилий.
– Что ж, извинения приняты. И справедливости ради хочу попросить у вас прощения за то, что моя коза так обошлась с вашим платком. Я понимаю, это не очень возместит, но... – Он залез в карман жилета и, достав красивый льняной квадратик, преподнес его ей. – Возьмите мой в качестве замены.
– Не нужно...
– Я настаиваю, – сказал Натан, вкладывая платок ей в руку, – и давайте поблагодарим Петунию за то, что она не позарилась на ваши туфли. Моя нога гораздо больше вашей.
– Хм, да уж, действительно. Тем более у вас уже есть одно животное, которому нравится обувь.
Он пожал Виктории руку, но не смог сдержаться и поднес ее к губам. Одного прикосновения к тонким пальчикам оказалось мало. Продолжая смотреть в глаза Виктории, Натан поцеловал запястье, в участок между рукавом и перчаткой, о чем он тут же пожалел: тонкий запах роз заставил желать этой руки и вдыхать волшебный аромат вечно.
Виктория реагировала безмолвно, но желание Натана было так велико, что он все чувствовал без слов. Она вздохнула, потом медленно облизала полураскрытые губы; ее взгляд менялся каждую секунду. На щеках проступил румянец, она была взволнована, и... черт возьми, эта женщина фантастически возбуждала его!
Ей не нужны уловки: Натану хотелось встать перед ней на колени из-за одного только взгляда. Лучше бы она все еще сердилась на него, не желала общаться – это сохраняло бы дистанцию между ними. Не было бы вызовов, на которые он регулярно попадался, колдовства этих больших синих глаз... Единственный способ не смотреть и не видеть – накрыть Викторию каким-нибудь мешком!
Еще целый день Натану придется провести в ее компании, на том самом месте, где он прожил худшую ночь в своей жизни.
Он не знал, чего стоило бояться больше – начала дня или его окончания.
Глава 13
Любая современная женщина заслуживает величайшей страсти, но, к сожалению, не всегда удается найти Его, вдохновителя. Но если все-таки попадается человек, от которого дрожь бежит по всему телу, подгибаются колени и бешено колотится сердце, нельзя упускать такой шанс – хватайтесь обеими руками, ничто не должно вас останавливать!
«Дамский путеводитель к счастью и душевному комфорту»
Чарлза Брайтмора
Приближаясь к повороту, Натан придержал коня.
– Мы приехали? – спросила Виктория, следовавшая за ним на Фиалке.
– Да, осталось только повернуть вместе с этой тропинкой.
Он попытался расслабиться, но тщетно. Выйдя на роковой поворот, он получил тяжелейший удар: воспоминания, с которыми в течение трех лет усиленно боролся. В один момент разрушились преграды, которые он соорудил внутри себя, чтобы освободиться от гнета вины. Он знал, что когда-нибудь вернется сюда, но надеялся, молился, чтобы это было не так тяжко. Но перед глазами четко всплыла каждая деталь, и больнее мог быть только удар ножом. Натан остановил коня и огляделся вокруг. Вот здесь он наткнулся на Гордона, а у той изгороди лежал Колин. Он зажмурился, все эпизоды промчались перед ним. Вспомнилась боль, пережитая ими из-за него. Ожившее минувшее было невыносимо, оно, как плетью, хлестало по зарубцевавшимся ранам. В груди и в горле все сжалось. Натан открыл глаза и посмотрел на землю.
Дожди давно смыли следы крови Колина и Гордона. Если бы только можно было так же легко смыть все из памяти! Он почувствовал прикосновение и обернулся. Виктория осторожно дотронулась до его рукава – с явным сочувствием и заботой.
– Натан, что-то случилось?
«Конечно! Все, что было дорого мне, я потерял прямо здесь. И мне некого винить в этом, кроме себя самого».
– Все нормально.
– Глядя на вас, этого не скажешь.
Он натужно усмехнулся:
– Благодарю вас, но предупреждаю, что внимание мне вредно.
Виктория оставалась серьезной и задумчивой.
– Вам больно здесь находиться.
Натан не смог ответить и только кивнул.
– Расскажите мне, что тут произошло.
Он собрался уже выпалить категорическое «нет», но ее голос и глаза выражали искреннее сострадание. Это смягчило его. Он уже не видел причин скрывать что-либо от нее.
– Мне было дано задание: забрать драгоценности с корабля, остановившегося в Маунтс-Бей.
– А как вы это сделали?
Натан пожал плечами:
– Ну, скажем так, я хорошо плаваю и владею ножом.
У Виктории расширились глаза.
– В ту ночь я должен был доставить мешок сюда, но как только я тут очутился, прогремели выстрелы. На тропе я увидел раненого Гордона и кинулся к нему. Тут меня ударили сзади, и я выронил драгоценности. Прежде чем я смог прийти в себя, неизвестный схватил их и скрылся в лесу.
– И вы не погнались за ним?
– Нет.
– Почему же?
Еще одно воспоминание, полное вины.
– Потому что мне было важнее, чтобы Гордон остался в живых. Кроме того, оказалось, что и Колина подстрелили.
– А кому вы должны были доставить драгоценности?
Натан заколебался. Он никогда не говорил про это, несмотря на то что был в отставке и избавился от обязанности хранить тайны. Он чувствовал, что надо быть осторожным, но в то же время внутренний голос подсказывал, что этой женщине можно доверять. Она имела право знать.
– Обещайте, что никому не скажете.
– Хорошо.
– Я должен был доставить драгоценности вашему отцу.
Она убрала руку с его рукава и нахмурилась.
– Моему отцу? – переспросила она с непониманием. – Он был здесь, в Корнуолле?
– Да. Когда я услышал выстрелы, то подумал, что его подстерегли в засаде. Я был поражен, увидев, что подстрелили Колина и Гордона.
– Почему?
– Потому что им ничего не было известно об операции, знали только я и ваш отец. Кстати, ни Колин, ни Гордон до сих пор не догадываются, с кем я должен был встретиться. И пока что нужно оставить это в секрете.
– Но почему их не включили в это задание? Что же они делали здесь той ночью, если не участвовали?
– Ваш отец отвечал за миссию и хотел, чтобы в деле был только один человек, кроме него самого. А когда дошло до выбора между мной, Колином и Гордоном, то все решили деньги. Тому, кто отыщет и вернет драгоценности, обещали огромное вознаграждение. Будучи наследниками, Колин и Гордон не нуждались в этом, у меня же была другая ситуация. Поэтому дело доверили мне, давая тем самым возможность обрести финансовую независимость.
– Да, я... поняла, – сказала Виктория, очевидно, желая засыпать Натана вопросами. – А что случилось с моим отцом в ту ночь? Его тоже ранили?
– Я, конечно, очень беспокоился за него. Вылечив Колина и Гордона, я через некоторое время получил зашифрованное письмо от вашего отца. В нем он сообщал, что попал в засаду, едва выйдя из трактира, в котором остановился. Отправив ему письмо с рассказом о том, что произошло, я получил ответ, что он собирается вернуться в Лондон и просит меня сделать так, чтобы Колин и Гордон как можно меньше узнали о миссии. Он настоял, чтобы его участие осталось тайной. Все вопросы, которые задавали мне Колин с Гордоном, пока я их лечил, мне удалось предугадать, но я понимал, что долго скрытничать не смогу. Однажды они просто приперли меня к стене, и неопределенность моих ответов их уже не устраивала. Слухи о пропавших драгоценностях и моем участии в этом деле моментально распространились, и я уверен, что благодарить за это прежде всего нужно прислугу. Немного погодя меня уже официально расспрашивали. Доказательств никаких, но было совершенно ясно, что в мою невиновность верили единицы. Каждый день появлялись новые сплетни, вся деревня шепталась и косо смотрела в мою сторону. Дома было то же самое.
– Ваша семья считала вас виновным?
– Ни Колин, ни отец не обвиняли меня в открытую, но ни один из них не верил в мою невиновность. Даже слепой разглядел бы сомнение в их глазах.
В памяти Натана всплыло лицо Колина, лежавшего на земле, и его обвиняющий взгляд. Это вспоминание было как яркая вспышка, кольнувшая в самое сердце. Скорее пытаясь забыть, он продолжал:
– А мой лучший друг, Гордон, не стеснялся в выражениях.
– Какие у него были доказательства?
– Никаких. Только беспочвенные предположения и догадки. Гордону, как и многим другим, не давал покоя тот факт, что я единственный в ту ночь вышел сухим из воды, меня не ранили.
– А как вы на это отвечали?
– Никак. Он все равно не поверил бы ни единому слову.
Да, и это было больно, как и сомнения Колина. Он посмотрел на Викторию. Она глубоко задумалась. Натан будто видел ее мысли. Давно ли она поняла, что если он и ее отец единственные знали тайну, то Натан невиновен?
– Вы сказали, ваши отец и брат не заявляли о вашей невиновности. А вы сами?
Посмотрев в сторону леса, Натан ответил:
– Я говорил им, что не способен предать страну, но это было как разговоры с глухими. Колин становился все более подозрительным, его настораживала моя скрытность. Отец, для которого было ударом узнать, что его сыновья служат короне, тут же обвинил меня в ранении Колина. Он заявил мне, что брат мог погибнуть. Будто я и сам не знал этого. Что чувство вины перед братом будет преследовать меня всю жизнь, я тоже догадался без посторонней помощи. Затем была ужасная ссора, злые, болезненные слова. Они чувствовали себя обманутыми, их предали, а я... – Натан замолчал.
– Что? Какое у вас было ощущение? – спросила она мягко.
– Вины, угрызений совести, пустоты и ничтожности. Отец велел мне уехать, что я и сделал.
– Это было очень больно, да?
Натан искал осуждения в ее глазах, но его там не было – только сочувствие. От этого ему почему-то стало еще хуже, будто она его критиковала.
– Да не очень... Проскитавшись почти два года, я отыскал Литл-Лонгстоун, где все воспринимают меня просто как доктора Натана Оливера. Никто ничего не знает ни о моей семье, ни о шпионском прошлом, ни о порванной в клочья репутации. Я целиком посвятил себя любимому делу и живу так, как мне хочется. Как мне удобнее и проще всего – в полном покое!
– Возможно, это так, но покоя вы не обрели.
Он хотел возразить ей, но не смог, Виктория нежно и с пониманием смотрела на него.
– Я вижу это в ваших глазах, Натан, – сказала она мягко. – Тень, боль. В первую же минуту, как только увидела вас снова, я поняла, что вы совсем не тот, что были три года назад.
Черт возьми, как ей так просто удалось проникнуть в его внутренний мир? Виктория заставляла его чувствовать себя... уязвимым и беззащитным. Ему это было совсем не по нраву.
– Вы, конечно, имели в виду перемены в лучшую сторону? – осведомился он.
– Нет, я хотела сказать, в вас что-то изменилось, и я сразу заметила это. Теперь мне известна причина, и мне жаль, что с вами произошло такое.
– Это потому, что я вам очень приглянулся в нашу первую встречу.
Он произнес эту фразу с явным сарказмом, но Виктория, к его удивлению, ответила серьезно:
– Да. Не заметить этого было сложно, тем более профессиональному шпиону вроде вас. Но я ведь вам тоже пришлась по вкусу.
Господи, ну конечно! Ее блестящие глаза, обольстительная улыбка. Абсолютная невинность и озорство, чистая красота. Как она нервничала, много и быстро говорила! Что и подтолкнуло его к поцелую. Ее сладкие губы, неповторимый аромат роз... никому ни до, ни после этого момента не удавалось так сильно разжечь его чувства, как это сделала она.
– Да, Виктория, – ответил он, – вы мне понравились.
И с тех пор симпатия только возросла, он не мог отрицать этого.
Виктория зарумянилась, и Натан сжал поводья, чтобы не дотронуться до нее.
– Вы... в тот вечер... знаете, это был мой первый поцелуй, – сказала она.
Внутри у Натана как будто цветок распустился, и он ответил:
– Я не знал наверняка, но догадывался.
Она покраснела еще больше и отвела глаза.
– Моя неопытность, наверно, утомила вас.
Интересное предположение. Натан молча смотрел на нее.
Она, видимо, шутила. Утомила? Его? Что вы, леди! Но яркий румянец на щеках Виктории и стыдливое выражение лица показывали, что она говорила искренне. Совесть никак не позволяла ему мириться с таким недоразумением. Вытянувшись немного вперед, он приподнял двумя пальцами ее подбородок. Даже такое незначительное прикосновение к ее мягкой коже обжигало.
– Вы не утомили меня, Виктория. Вы...
«Опьянили, обворожили, очаровали меня! Пленили, сделали себя незабываемой с помощью одного лишь поцелуя...»
– ...были восхитительны.
Такой ответ ее успокоил, он прочел это в ее глазах, светло-голубых, как море. Виктория улыбнулась:
– Я могла бы то же сказать о вас.
– Могли бы? Или просто скажете? – Натан задал вопрос, подтрунивая над ней, но вдруг осознал, что действительно хочет услышать ответ.
– Вы уверены, что хотите услышать это, Натан? – спросила она таким же тоном, копируя его тон и мимику.
Убрав пальцы с ее подбородка, он усмехнулся.
– Честно говоря, будучи профессиональным шпионом, ответ я уже знаю. Наша встреча была вам приятна так же, как и мне.
Виктория кивнула, соглашаясь, затем пожала плечами и сказала:
– Я уже поняла, что мужчины, прекрасно владеющие искусством поцелуя, привыкли видеть такую реакцию.
Он прищурился, но она не заметила этого, отвернувшись, чтобы полюбоваться на двух птичек, танцевавших неподалеку на ветке. Что она хотела этим сказать? Ревность беспощадно вцепилась в него.
Почему это должно его волновать? Ну да, конечно, возыметь такой опыт она могла только целуясь. С мужчинами. Другими!
Черт возьми, у него была бессонница прошлой ночью из-за этих мыслей. Ну, мучился он не всю ночь, а только часть. В остальное время он предавался эротическим фантазиям: как прикасался к ней, целовал, как они занимались любовью дюжиной разных способов и он ласкал каждый дюйм ее мягкой бархатистой кожи губами и языком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Я не говорила, что мне не нравятся утки. Я сказала, что побаиваюсь животных, которые превосходят меня в весе. Обе ваши утки, если вы заметили, гораздо меньше меня.
– Где вы взяли хлеб?
– В столовой.
– Понятно. То есть вы украли еду из моего дома и пытались подкупить моих уток ворованным угощением, да?
Виктория прикинулась виноватой, но Натан вдруг понял, что она пришла подружиться с его подопечными.
Через секунду, отбросив смущение, она уверенно заявила:
– Я бы, конечно, более деликатно описала ситуацию, но в общих чертах примерно так и случилось. Кроме того, мы с утками прекрасно поладили.
Ее негодование и растрепанный вид вызвали у Натана усмешку, которую он не успел спрятать. Заметив это, Виктория сердито спросила:
– Вам смешно?
Он кашлянул, чтобы не выдать себя.
– Что вы, нет, конечно.
– Хорошо. Иначе вам бы это дорого обошлось!
– Да? И что бы вы сделали? Отлупили бы меня тем, что осталось от вашего платка?
– Это, конечно, неплохая идея. Но план мести нельзя раскрывать, особенно тому, кому месть предназначена. Шпиону это должно быть известно.
– Ах да! Это, кажется, упоминалось в «Настольной книге шпиона».
Пробормотав что-то вроде «невыносимый человек», Виктория попыталась встать. Натан кинулся помогать, но получил резкий отказ. Поднявшись, она торжественно указала на Петунию, мирно отдыхавшую под ближайшим вязом, и провозгласила:
– Это опасное животное!
– Наоборот, она очень мила. Единственный недостаток ее в том, что она чересчур любопытна.
– Нет, не только в этом. С вкусовыми предпочтениями у нее тоже проблемы.
– Согласен.
Виктория осмотрела его одежду.
– А почему у вас все пуговицы на месте и нигде нет отпечатков зубов?
– Я просто сумел найти выход: потеряв не одну, а целых две пуговицы от жилета, я вспомнил, что наряду с одеждой любимое лакомство Петунии – морковь и яблоки. В той же «Настольной книге шпиона» говорится, что с врагом проще всего поладить, зная, чего он хочет.
– То есть вы спасли свою одежду...
– Да, именно яблоками и морковью.
Она отряхнула пыль с юбки и промолвила:
– Могли бы рассказать мне заранее об этом маневре.
– Но вы не просили. Кроме того, мне и в голову не пришло, что вы окажетесь здесь раньше меня.
– Мера предосторожности, чтобы вы не удрали в одиночку.
Натана будто ледяной водой окатили. Он ответил жестко:
– Мы заключили сделку, а я всегда держу слово.
Наступило молчание. Виктория убрала под шляпку выбившиеся локоны и сказала:
– Полагаю, мне нужно извиниться.
Он кивнул и продолжал стоять молча. Через несколько минут Виктория все-таки нарушила тишину:
– Состояние моего платка оставляет желать лучшего.
Натан в замешательстве посмотрел на нее и ответил:
– Худшее извинение, какое я когда-либо слышал.
– О чем вы? Я же согласилась с тем, что должна извиниться!
– Нет, вы сказали «полагаю».
– Да, именно. Чего вы еще хотите?
– Когда извиняются, произносят определенные слова, Виктория. – Он скрестил руки на груди.
Она еще несколько секунд смотрела на него, затем, откашлявшись, сказала:
– Простите меня, Натан. У нас соглашение, и я не должна была сомневаться в вашей честности.
Договорив, Виктория плотно сжала губы, отчего он усмехнулся:
– Очень постарались, чтобы не произнести «пока что я вам доверяю», да?
– Да, мне это стоило некоторых усилий.
– Что ж, извинения приняты. И справедливости ради хочу попросить у вас прощения за то, что моя коза так обошлась с вашим платком. Я понимаю, это не очень возместит, но... – Он залез в карман жилета и, достав красивый льняной квадратик, преподнес его ей. – Возьмите мой в качестве замены.
– Не нужно...
– Я настаиваю, – сказал Натан, вкладывая платок ей в руку, – и давайте поблагодарим Петунию за то, что она не позарилась на ваши туфли. Моя нога гораздо больше вашей.
– Хм, да уж, действительно. Тем более у вас уже есть одно животное, которому нравится обувь.
Он пожал Виктории руку, но не смог сдержаться и поднес ее к губам. Одного прикосновения к тонким пальчикам оказалось мало. Продолжая смотреть в глаза Виктории, Натан поцеловал запястье, в участок между рукавом и перчаткой, о чем он тут же пожалел: тонкий запах роз заставил желать этой руки и вдыхать волшебный аромат вечно.
Виктория реагировала безмолвно, но желание Натана было так велико, что он все чувствовал без слов. Она вздохнула, потом медленно облизала полураскрытые губы; ее взгляд менялся каждую секунду. На щеках проступил румянец, она была взволнована, и... черт возьми, эта женщина фантастически возбуждала его!
Ей не нужны уловки: Натану хотелось встать перед ней на колени из-за одного только взгляда. Лучше бы она все еще сердилась на него, не желала общаться – это сохраняло бы дистанцию между ними. Не было бы вызовов, на которые он регулярно попадался, колдовства этих больших синих глаз... Единственный способ не смотреть и не видеть – накрыть Викторию каким-нибудь мешком!
Еще целый день Натану придется провести в ее компании, на том самом месте, где он прожил худшую ночь в своей жизни.
Он не знал, чего стоило бояться больше – начала дня или его окончания.
Глава 13
Любая современная женщина заслуживает величайшей страсти, но, к сожалению, не всегда удается найти Его, вдохновителя. Но если все-таки попадается человек, от которого дрожь бежит по всему телу, подгибаются колени и бешено колотится сердце, нельзя упускать такой шанс – хватайтесь обеими руками, ничто не должно вас останавливать!
«Дамский путеводитель к счастью и душевному комфорту»
Чарлза Брайтмора
Приближаясь к повороту, Натан придержал коня.
– Мы приехали? – спросила Виктория, следовавшая за ним на Фиалке.
– Да, осталось только повернуть вместе с этой тропинкой.
Он попытался расслабиться, но тщетно. Выйдя на роковой поворот, он получил тяжелейший удар: воспоминания, с которыми в течение трех лет усиленно боролся. В один момент разрушились преграды, которые он соорудил внутри себя, чтобы освободиться от гнета вины. Он знал, что когда-нибудь вернется сюда, но надеялся, молился, чтобы это было не так тяжко. Но перед глазами четко всплыла каждая деталь, и больнее мог быть только удар ножом. Натан остановил коня и огляделся вокруг. Вот здесь он наткнулся на Гордона, а у той изгороди лежал Колин. Он зажмурился, все эпизоды промчались перед ним. Вспомнилась боль, пережитая ими из-за него. Ожившее минувшее было невыносимо, оно, как плетью, хлестало по зарубцевавшимся ранам. В груди и в горле все сжалось. Натан открыл глаза и посмотрел на землю.
Дожди давно смыли следы крови Колина и Гордона. Если бы только можно было так же легко смыть все из памяти! Он почувствовал прикосновение и обернулся. Виктория осторожно дотронулась до его рукава – с явным сочувствием и заботой.
– Натан, что-то случилось?
«Конечно! Все, что было дорого мне, я потерял прямо здесь. И мне некого винить в этом, кроме себя самого».
– Все нормально.
– Глядя на вас, этого не скажешь.
Он натужно усмехнулся:
– Благодарю вас, но предупреждаю, что внимание мне вредно.
Виктория оставалась серьезной и задумчивой.
– Вам больно здесь находиться.
Натан не смог ответить и только кивнул.
– Расскажите мне, что тут произошло.
Он собрался уже выпалить категорическое «нет», но ее голос и глаза выражали искреннее сострадание. Это смягчило его. Он уже не видел причин скрывать что-либо от нее.
– Мне было дано задание: забрать драгоценности с корабля, остановившегося в Маунтс-Бей.
– А как вы это сделали?
Натан пожал плечами:
– Ну, скажем так, я хорошо плаваю и владею ножом.
У Виктории расширились глаза.
– В ту ночь я должен был доставить мешок сюда, но как только я тут очутился, прогремели выстрелы. На тропе я увидел раненого Гордона и кинулся к нему. Тут меня ударили сзади, и я выронил драгоценности. Прежде чем я смог прийти в себя, неизвестный схватил их и скрылся в лесу.
– И вы не погнались за ним?
– Нет.
– Почему же?
Еще одно воспоминание, полное вины.
– Потому что мне было важнее, чтобы Гордон остался в живых. Кроме того, оказалось, что и Колина подстрелили.
– А кому вы должны были доставить драгоценности?
Натан заколебался. Он никогда не говорил про это, несмотря на то что был в отставке и избавился от обязанности хранить тайны. Он чувствовал, что надо быть осторожным, но в то же время внутренний голос подсказывал, что этой женщине можно доверять. Она имела право знать.
– Обещайте, что никому не скажете.
– Хорошо.
– Я должен был доставить драгоценности вашему отцу.
Она убрала руку с его рукава и нахмурилась.
– Моему отцу? – переспросила она с непониманием. – Он был здесь, в Корнуолле?
– Да. Когда я услышал выстрелы, то подумал, что его подстерегли в засаде. Я был поражен, увидев, что подстрелили Колина и Гордона.
– Почему?
– Потому что им ничего не было известно об операции, знали только я и ваш отец. Кстати, ни Колин, ни Гордон до сих пор не догадываются, с кем я должен был встретиться. И пока что нужно оставить это в секрете.
– Но почему их не включили в это задание? Что же они делали здесь той ночью, если не участвовали?
– Ваш отец отвечал за миссию и хотел, чтобы в деле был только один человек, кроме него самого. А когда дошло до выбора между мной, Колином и Гордоном, то все решили деньги. Тому, кто отыщет и вернет драгоценности, обещали огромное вознаграждение. Будучи наследниками, Колин и Гордон не нуждались в этом, у меня же была другая ситуация. Поэтому дело доверили мне, давая тем самым возможность обрести финансовую независимость.
– Да, я... поняла, – сказала Виктория, очевидно, желая засыпать Натана вопросами. – А что случилось с моим отцом в ту ночь? Его тоже ранили?
– Я, конечно, очень беспокоился за него. Вылечив Колина и Гордона, я через некоторое время получил зашифрованное письмо от вашего отца. В нем он сообщал, что попал в засаду, едва выйдя из трактира, в котором остановился. Отправив ему письмо с рассказом о том, что произошло, я получил ответ, что он собирается вернуться в Лондон и просит меня сделать так, чтобы Колин и Гордон как можно меньше узнали о миссии. Он настоял, чтобы его участие осталось тайной. Все вопросы, которые задавали мне Колин с Гордоном, пока я их лечил, мне удалось предугадать, но я понимал, что долго скрытничать не смогу. Однажды они просто приперли меня к стене, и неопределенность моих ответов их уже не устраивала. Слухи о пропавших драгоценностях и моем участии в этом деле моментально распространились, и я уверен, что благодарить за это прежде всего нужно прислугу. Немного погодя меня уже официально расспрашивали. Доказательств никаких, но было совершенно ясно, что в мою невиновность верили единицы. Каждый день появлялись новые сплетни, вся деревня шепталась и косо смотрела в мою сторону. Дома было то же самое.
– Ваша семья считала вас виновным?
– Ни Колин, ни отец не обвиняли меня в открытую, но ни один из них не верил в мою невиновность. Даже слепой разглядел бы сомнение в их глазах.
В памяти Натана всплыло лицо Колина, лежавшего на земле, и его обвиняющий взгляд. Это вспоминание было как яркая вспышка, кольнувшая в самое сердце. Скорее пытаясь забыть, он продолжал:
– А мой лучший друг, Гордон, не стеснялся в выражениях.
– Какие у него были доказательства?
– Никаких. Только беспочвенные предположения и догадки. Гордону, как и многим другим, не давал покоя тот факт, что я единственный в ту ночь вышел сухим из воды, меня не ранили.
– А как вы на это отвечали?
– Никак. Он все равно не поверил бы ни единому слову.
Да, и это было больно, как и сомнения Колина. Он посмотрел на Викторию. Она глубоко задумалась. Натан будто видел ее мысли. Давно ли она поняла, что если он и ее отец единственные знали тайну, то Натан невиновен?
– Вы сказали, ваши отец и брат не заявляли о вашей невиновности. А вы сами?
Посмотрев в сторону леса, Натан ответил:
– Я говорил им, что не способен предать страну, но это было как разговоры с глухими. Колин становился все более подозрительным, его настораживала моя скрытность. Отец, для которого было ударом узнать, что его сыновья служат короне, тут же обвинил меня в ранении Колина. Он заявил мне, что брат мог погибнуть. Будто я и сам не знал этого. Что чувство вины перед братом будет преследовать меня всю жизнь, я тоже догадался без посторонней помощи. Затем была ужасная ссора, злые, болезненные слова. Они чувствовали себя обманутыми, их предали, а я... – Натан замолчал.
– Что? Какое у вас было ощущение? – спросила она мягко.
– Вины, угрызений совести, пустоты и ничтожности. Отец велел мне уехать, что я и сделал.
– Это было очень больно, да?
Натан искал осуждения в ее глазах, но его там не было – только сочувствие. От этого ему почему-то стало еще хуже, будто она его критиковала.
– Да не очень... Проскитавшись почти два года, я отыскал Литл-Лонгстоун, где все воспринимают меня просто как доктора Натана Оливера. Никто ничего не знает ни о моей семье, ни о шпионском прошлом, ни о порванной в клочья репутации. Я целиком посвятил себя любимому делу и живу так, как мне хочется. Как мне удобнее и проще всего – в полном покое!
– Возможно, это так, но покоя вы не обрели.
Он хотел возразить ей, но не смог, Виктория нежно и с пониманием смотрела на него.
– Я вижу это в ваших глазах, Натан, – сказала она мягко. – Тень, боль. В первую же минуту, как только увидела вас снова, я поняла, что вы совсем не тот, что были три года назад.
Черт возьми, как ей так просто удалось проникнуть в его внутренний мир? Виктория заставляла его чувствовать себя... уязвимым и беззащитным. Ему это было совсем не по нраву.
– Вы, конечно, имели в виду перемены в лучшую сторону? – осведомился он.
– Нет, я хотела сказать, в вас что-то изменилось, и я сразу заметила это. Теперь мне известна причина, и мне жаль, что с вами произошло такое.
– Это потому, что я вам очень приглянулся в нашу первую встречу.
Он произнес эту фразу с явным сарказмом, но Виктория, к его удивлению, ответила серьезно:
– Да. Не заметить этого было сложно, тем более профессиональному шпиону вроде вас. Но я ведь вам тоже пришлась по вкусу.
Господи, ну конечно! Ее блестящие глаза, обольстительная улыбка. Абсолютная невинность и озорство, чистая красота. Как она нервничала, много и быстро говорила! Что и подтолкнуло его к поцелую. Ее сладкие губы, неповторимый аромат роз... никому ни до, ни после этого момента не удавалось так сильно разжечь его чувства, как это сделала она.
– Да, Виктория, – ответил он, – вы мне понравились.
И с тех пор симпатия только возросла, он не мог отрицать этого.
Виктория зарумянилась, и Натан сжал поводья, чтобы не дотронуться до нее.
– Вы... в тот вечер... знаете, это был мой первый поцелуй, – сказала она.
Внутри у Натана как будто цветок распустился, и он ответил:
– Я не знал наверняка, но догадывался.
Она покраснела еще больше и отвела глаза.
– Моя неопытность, наверно, утомила вас.
Интересное предположение. Натан молча смотрел на нее.
Она, видимо, шутила. Утомила? Его? Что вы, леди! Но яркий румянец на щеках Виктории и стыдливое выражение лица показывали, что она говорила искренне. Совесть никак не позволяла ему мириться с таким недоразумением. Вытянувшись немного вперед, он приподнял двумя пальцами ее подбородок. Даже такое незначительное прикосновение к ее мягкой коже обжигало.
– Вы не утомили меня, Виктория. Вы...
«Опьянили, обворожили, очаровали меня! Пленили, сделали себя незабываемой с помощью одного лишь поцелуя...»
– ...были восхитительны.
Такой ответ ее успокоил, он прочел это в ее глазах, светло-голубых, как море. Виктория улыбнулась:
– Я могла бы то же сказать о вас.
– Могли бы? Или просто скажете? – Натан задал вопрос, подтрунивая над ней, но вдруг осознал, что действительно хочет услышать ответ.
– Вы уверены, что хотите услышать это, Натан? – спросила она таким же тоном, копируя его тон и мимику.
Убрав пальцы с ее подбородка, он усмехнулся.
– Честно говоря, будучи профессиональным шпионом, ответ я уже знаю. Наша встреча была вам приятна так же, как и мне.
Виктория кивнула, соглашаясь, затем пожала плечами и сказала:
– Я уже поняла, что мужчины, прекрасно владеющие искусством поцелуя, привыкли видеть такую реакцию.
Он прищурился, но она не заметила этого, отвернувшись, чтобы полюбоваться на двух птичек, танцевавших неподалеку на ветке. Что она хотела этим сказать? Ревность беспощадно вцепилась в него.
Почему это должно его волновать? Ну да, конечно, возыметь такой опыт она могла только целуясь. С мужчинами. Другими!
Черт возьми, у него была бессонница прошлой ночью из-за этих мыслей. Ну, мучился он не всю ночь, а только часть. В остальное время он предавался эротическим фантазиям: как прикасался к ней, целовал, как они занимались любовью дюжиной разных способов и он ласкал каждый дюйм ее мягкой бархатистой кожи губами и языком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29