– Продолжай!
Паллиадис судорожно вздохнул.
– В порядке? Продолжать? – он выругался и закрыл глаза, погруженный в нее, не в силах сдвинуться с места.
Элис была полна решимости довести начатое до конца. Она стиснула зубы и намеренно расслабилась под ним так, что он глубже вошел в нее. Когда она приподнялась, чтобы обвить тело Николаса ногами, последние остатки самообладания оставили его. Казалось, даже воздух вокруг них воспламенился.
Все было кончено через несколько секунд, полных неистовства. Николас глухо застонал и опустился на нее, покрывая поцелуями ее лицо и губы, содрогаясь в мощном оргазме. Потом он, тяжело дыша, откинулся в сторону на сбившиеся простыни.
Но через секунду Паллиадис уже соскочил с кровати.
– Девственница! Проклятая девственница! – Ему удалось придать этому слову смысл отвратительного обвинения.
Элис растерянно приподнялась на приведенной в беспорядок постели, прикрываясь простыней. Николас умудрился вознести ее до таких вершин наслаждения, что она дрожала и чувствовала себя почти удовлетворенной, хотя тело, перенесшее грубое вмешательство, болело. Если бы она знала, как все произойдет, лихорадочно подумала она, то никогда бы не затеяла эту историю!
Она смотрела, как Николас, совершенно голый, вышагивает взад-вперед по спальне.
– Черт возьми, что за шутки? – он перешел на французский, потом снова заговорил на английском. – Чего я не понимаю, так это почему ты не попыталась сторговаться со мной до того, как мы начали?
Охваченная ужасом, Элис смотрела на него, подтянув простыню до подбородка.
– Ну давай! – завопил он. – Ты же знаешь, что за девственность заламывают большую цену!
Элис не задумывалась об этом. Она чувствовала себя абсолютно беззащитной перед гневом этого человека. Губы ее, казалось, распухли от поцелуев; на лицо упали пряди растрепанных рыжих волос.
– Я не собираюсь с тобой торговаться, – возразила она.
Николас не обратил на ее слова никакого внимания.
– Девственница! Боже, я же грек, как ты не понимаешь! – в его голосе звучала едва сдерживаемая ярость. – Девственницы предназначены для замужества! – Он развернулся и стремительно пересек комнату. – За всю жизнь у меня ни разу не было девственницы. И я никогда не жалел об этом. – Он разъяренно накинулся на нее. – И я, черт возьми, не собираюсь на тебе жениться! Если ты надеялась заманить меня в ловушку, то ты проиграла!
Морщась от болезненного ощущения, Элис постаралась лечь удобнее. Ей так хотелось, чтобы он перестал кричать. Когда она приподняла простыню, почувствовав что-то теплое и липкое под собой, то обнаружила большое темно-красное пятно крови. Чувство вины и отчаяния охватило ее, такое острое, что она чуть не разрыдалась. «Что я с собой сделала?» Ее всегда укоряли за опрометчивость и легкомысленное пренебрежение неизбежными последствиями. О Боже, теперь она видела справедливость этих обвинений.
Николас Паллиадис, разъяренный, как тигр, кружил вокруг нее.
– Это была западня! И я сам кинулся прямо в нее. Мне следовало пошевелить мозгами, прежде чем снимать штаны. – Его лицо исказила дикая ярость. – Это все часть какой-то грязной интриги, какого-то дьявольского плана, так?
Элис испуганно посмотрела на него.
– Как ты только…
– Как я что? – Он наклонился над кроватью, чтобы схватить ее за обнаженную руку. – Как я догадался? Думаешь, я глуп? У меня могущественные враги, которые жаждут уничтожить мою семью. – В его глазах блеснуло бешенство. – Они пойдут на все, чтобы насладиться победой.
– Я вовсе не это имела в виду!
– Неужели? – Николас кинул на кровать какой-то маленький сморщенный предмет. – Он порвался, – взревел он. – Тебе и кому-то еще, кто участвует в этом грязном деле, сегодня здорово повезло. Презерватив порвался.
Элис соскользнула с противоположной стороны кровати, стараясь вспомнить, где оставила свою одежду.
– Я не имею к этому никакого отношения, что бы там ни… – она украдкой перевела взгляд на предмет, лежавший на постели, – …случилось.
– Не имеешь, черт возьми?! Он порвался, потому что ты оказалась девственницей! На это вы и рассчитывали.
Николас внезапно поставил колено на край кровати, схватил Элис за плечи и грубо встряхнул ее.
– Сколько вы хотите? В чем суть вашего шантажа? Сколько стоит твоя девственность? Или ты выставишь это как сексуальное домогательство? – Он еще раз с силой тряхнул Элис. – Я не собираюсь на тебе жениться, сучка!
– Ты сумасшедший! – Она оттолкнула его руки. – Я хочу уйти отсюда как можно скорее.
Но он удерживал ее.
– Что у тебя и твоих дружков на уме? В чем вы станете меня обвинять?
Элис вырвалась из его рук, пытаясь собрать свою одежду. Паллиадис неотступно следовал за ней.
– Или вы собираетесь подождать, – прокричал он ей в ухо, – и взвинтить цену, когда через несколько недель ты объявишь, что беременна? Я угадал?
Элис вновь оттолкнула его, но он проворно схватил ее за плечи и снова энергично тряхнул.
Элис подумала, что с безумием этого ужасного вечера ничто не может сравниться. Она вытерпела болезненный, унизительный половой акт, а теперь боролась с психом, который вбил себе в голову, что она станет шантажировать его! Она чувствовала себя оскверненной и мечтала только о том, чтобы поскорее оказаться подальше отсюда. Она так надеялась обрести безопасность, идя на такую жертву. А этот тип думает, что угрожают именно ему!
– Лучше позволь мне уйти, – произнесла Элис, едва не плача. – Кое-кто сейчас наблюдает за нами, уж они-то позаботятся, чтобы я не пострадала!
Он отдернул от нее руки, как от прокаженной.
– Вот мы и подошли к сути дела. – Мускулы на его обнаженной груди перекатывались, когда он сжимал и разжимал кулаки. – Значит, у тебя есть дружки, которые за всем наблюдали. Люди, которые «позаботятся, чтобы ты не пострадала»? – Его губы искривились в насмешке. – А ты пока подождешь до тех пор, пока не выяснишь, забеременела от меня или нет?
– Ты в своем уме?
Она поморщилась, обнаружив, что нуждается в прокладке: у нее все еще шла кровь. Это была последняя капля в чаше унижений. Элис чуть не разрыдалась.
Она понимала, что совершила ужасную ошибку. Она не желала становиться любовницей Николаса Паллиадиса, вообще чьей-либо любовницей! Что, ради всего святого, ее заставило пойти на такое? Элис инстинктивно избегала секса, а теперь убедилась, что он действительно омерзителен!
Ее план обернулся против нее же самой. Что бы ни вытворял Роберт, он не может желать ей зла. Ей еще повезло, что не произошло нечто более ужасное! Элис подавила подступившие к горлу рыдания.
Ей надо побыстрее одеться и бежать отсюда! Она устремилась в гостиную.
– Ты никуда не пойдешь! – Паллиадис метнулся за ней, быстрый, как хищник. – После того, что случилось, я не могу тебя так просто отпустить!
Элис, не обращая на него внимания, собирала свою одежду. В тусклом свете гостиная показалась ей унылой и необычайно пустой. Девушка подхватила туфли и загадочно мерцающее платье, небрежно брошенное у окна. Пальто висело на спинке кресла.
Николас Паллиадис стремительно приближался к ней, застегивая на ходу брюки.
– Слышишь меня? Ты никуда не пойдешь до тех пор, пока я не вызову своих адвокатов!
Элис торопливо натянула изумрудное платье Мортесьера, ощутив холодное прикосновение тяжелой ткани. Незастегнутые края его распахнулись, когда она нагибалась, чтобы взять пальто.
В ту же секунду перед ней возникла мрачная фигура Паллиадиса.
– Я хочу, чтобы завтра мои адвокаты отвезли тебя на осмотр к гинекологу. – Он замолчал, глядя на нее. – Черт… я сам отвезу тебя в больницу. Сегодня же!
Элис проскользнула мимо него. Какой смысл объяснять этому глупому и упрямому миллионеру, что произошла ужасная ошибка? Все равно он ничего не поймет.
– Выпусти меня отсюда! – Одной рукой она старалась застегнуть «молнию» на спине, другой удерживала зеленое атласное пальто.
У самых дверей Паллиадис преградил ей дорогу.
– Дьявол! – бушевал он. – Возвращайся в постель. Я хочу сполна получить то, что мне причитается за мои деньги.
Элис продолжала отступать к выходу.
– Не прикасайся ко мне. Иначе тебе придется сильно пожалеть об этом!
– Кто эти типы, что стоят за тобой? Назови их имена. – Он снова устремился на нее. – Прежде чем ты выудишь из меня деньги, я упрячу этих сукиных детей за решетку!
Лифт оказался как раз перед ней. Элис засунула туфли под мышку и другой рукой сорвала с ушей серьги.
– Мне ничего от тебя не надо! – Она швырнула в него сверкнувшие на лету бриллиантами серьги. – Забирай свои поганые стекляшки.
Серьги ударились о его голую грудь и упали на пол.
Элис ринулась к двери лифта. Николас Паллиадис протянул руку, чтобы остановить ее, и схватился за край распахнутого на спине платья. Он дернул ткань на себя. Нейлоновые нитки, использованные Руди Мортесьером для пригонки сложных зеленых деталей кроя, порвались с протяжным треском, и россыпи стеклянных бисеринок полетели в разные стороны, как брызги фонтана.
Элис впрыгнула в кабинку лифта, придерживая перед платья, готового свалиться с нее.
Паллиадис выругался на смеси разных языков. Он ринулся было за ней, но двери лифта неумолимо закрылись под мелодичный звон колокольчиков.
Элис принялась нажимать на кнопки внутренней панели. Пока лифт спускался, она слышала громкий топот – это Паллиадис мчался вслед за ней по лестнице.
Ей удалось надеть туфли и натянуть на порванное платье атласное вечернее пальто. При каждом движении маленькие каскады бисера проливались на пол кабины лифта. Как только лифт остановился и створки двери поползли в стороны, Элис устремилась наружу, пробежала мимо охранника в холле и выскочила на авеню Фош.
Тротуары были белы от выпавшего снега. Проваливаясь в снег и поскальзываясь, Элис ринулась вниз по улице, в любую минуту ожидая услышать голос Николаса Паллиадиса, приказывающего ей остановиться.
Неожиданно из темноты вынырнули автомобильные фары. Машина притормозила, стекло на двери со стороны водителя поползло вниз.
– Что случилось? – Мужчина говорил по-английски. Машина медленно катила рядом с Элис, невольно ускорившей шаги. – Могу ли я чем-нибудь помочь? – У него были правильные черты лица и обезоруживающая улыбка. Говорил он с американским акцентом. Тут как тут. Будто поджидал ее.
Элис остановилась, дрожа на холодном ветру. Мужчина в машине наклонился над передним сиденьем и в следующую минуту протянул ей бумажник с удостоверением личности. Его проницательные голубые глаза разглядывали растрепанные волосы Элис, усыпанную бисером кайму вечернего платья, выглядывавшего из-под пальто, ноги без чулок в промокших атласных туфельках.
– Меня зовут Кристофер Форбс, – проговорил он спокойно. – Корреспондент американского журнала «Форчун». Послушайте, если вы не побоитесь сесть в машину, я отвезу вас, куда пожелаете.
Элис одной рукой отвела от лица развевающиеся волосы и наклонилась над документом. На авеню Фош было темно, но она смогла рассмотреть на карточке прессы изображение решительного, приятного лица. Еще одна фотография была на американских водительских правах. Он не лгал ей.
Элис дрожала, кутаясь в атласное пальто, но зубы ее выбивали дрожь не только от холода.
– Я не боюсь, – сказала она и скользнула в распахнутую дверцу машины.
5
Персонал Дома моды Мортесьера во время дневного перерыва собрался в комнате отдыха и сидел перед телевизором: из Лезоль транслировали шоу мод Тьери Мюгле. Весенние фасоны этого кутюрье производили очень неплохое впечатление, то и дело раздавались восторженные аплодисменты зрителей, наблюдавших за шоу с ротонды гигантского парижского комплекса, которые подхватывались швеями Мортесьера.
Жиль работал с манекенщицами Айрис и Элис в своей комнате.
– Кто там теперь? – прошептала Айрис, обращаясь к Элис, когда до них донеслись восторженные возгласы из комнаты для отдыха.
Эфиопской манекенщице не терпелось присоединиться к числу зрителей; Айрис следила за показами парижских кутюрье с таким же энтузиазмом, с каким смотрела международные матчи по футболу.
Элис украдкой бросила взгляд на Жиля. Настроение молодого дизайнера оставляло желать лучшего. В той или иной степени они все еще не оправились от эмоционального взрыва, происшедшего за день до этого, когда Жиль осторожно сообщил Руди Мортесьеру о своем уходе.
Когда Айрис вновь зашептала что-то, Элис предостерегающе подняла руку. Им обеим не помешал бы перерыв, но сейчас лучше не выводить из себя Жиля.
На обеих манекенщицах были практически идентичные версии белого легкого костюма из весенней коллекции Мортесьера. Жиль дорабатывал мелкие детали.
Когда швеи у телевизора, работавшего на первом этаже, в очередной раз ахнули, Айрис не выдержала.
– В этом году Тьери, должно быть, просто фантастичен, – простонала она. – Я обожаю его модели. Он на голову выше Кристиана Лакруа, Унгаро… всех их.
Болтовня Айрис переполнила чашу терпения Жиля. Он бросил карандаш и опустил голову в ладони.
– Извини, что отрываю тебя от интересного зрелища, Айрис, – произнес он с уничтожающим сарказмом. – Разумеется, у тебя есть дела поважнее. Ступай и сиди перед телевизором до тех пор, пока шоу Мюгле не закончится и ты не присохнешь к спинке стула!
Айрис еще колебалась, однако снизу донесся новый взрыв аплодисментов. Она приняла виноватый вид, показала Жилю язык у него за спиной и выскользнула из комнаты.
Жиль утомленно протер глаза.
– Они просидели там все утро, убивая время. Как типично для этого проклятого места!
Он говорил правду – служащие ателье устроили необычайно длинный перерыв, что никогда не позволили бы себе, будь Руди на работе. Однако босс находился дома, сказавшись больным, и, по последним сведениям, обзванивал своих парижских кутюрье, сообщая им об ужасном предательстве Жиля.
Подперев голову руками, Жиль без всякого выражения смотрел на свой заваленный бумагами чертежный стол. Скорбные вопли Руди разносились вчера по всему зданию, когда он наконец сообщил боссу о своем решении перейти на работу в новоявленный Дом моды Лувель, приобретенный недавно американцем Джексоном Стормом.
– Я всегда знал, что ты собираешься покинуть меня!
Совсем обезумев от горя, Руди не мог сам вести машину и отправился домой на такси. На следующее утро в девять часов его слуга позвонил, чтобы сообщить, что господин Мортесьер не явится на работу. В сущности, он мог отсутствовать целую неделю. Жилю передали, чтобы он в отсутствие Руди завершил и так задержавшуюся весеннюю коллекцию. Благородный жест, но никто не знал, причастен ли к нему Руди. Неизвестно даже, проявил ли он к этому сколько-нибудь значительный интерес.
– Айрис скоро вернется. Она не может пропустить ни одного показа мод. – Элис действительно сожалела о ветреном поведении Айрис, однако считала, что Жиль слишком близко к сердцу принимает такие пустяки. А после объявления о своем уходе стал еще чувствительнее.
– Теперь мне уже все равно. Я знал, что оставаться здесь будет невыносимо. – Жиль поднял голову и в отчаянии огляделся вокруг. – Здесь невозможно работать! Только Руди все это по душе.
Он задумчиво посмотрел на белый костюм, в котором была Элис. Пора было возвращаться к работе; кажется, Элис говорила что-то о том, что отправляется на фортепьянный концерт в Центр Помпиду. В эту минуту на ней был минимум косметики, чтобы случайно не испортить костюм. Рыжие волосы она собрала сзади в узел, что подчеркивало изысканные линии ее шеи и горделивый разворот плеч.
Жиль неожиданно вспомнил об одном важном моменте в переговорах с Домом мод Лувель.
– Как твои дела? – довольно бесцеремонно спросил Жиль. Как и все у Мортесьера, он знал об испорченном вечернем платье. Это было главным предметом сплетен до тех пор, пока он не сообщил новость о своем уходе. – Ты в порядке?
– Да, разумеется. – Элис взглянула на него с недоумением.
– Что ж, только не благодаря Руди Мортесьеру. Если бы не он, тебе бы не пришлось идти на ужин с этим… этим… – Жиль поборол вспыхнувшее было в нем презрение. – Этим греком.
Элис удалось изобразить на лице унылую улыбку. Жиль был так молод, так категоричен в своих суждениях; хотя она всего на год или два старше, но чувствует себя умудренной опытом женщиной рядом с ним.
– Жиль, Руди ни в чем не виноват. – Теперь, когда молодой дизайнер покидал их, ей не хотелось быть замешанной в его ссору с боссом. – Он и слова не сказал по поводу платья.
Жиль фыркнул.
– С чего бы он стал говорить? Грек заплатил за него сполна.
Даже Элис удивилась, узнав стоимость украшенного бисером вечернего платья: восемнадцать тысяч долларов! И это не была безумная цена, некоторые платья парижских кутюрье шли по пятьдесят тысяч долларов. Однако она была уверена, что Николас Паллиадис, постоянный клиент второразрядных ночных клубов и щедрый покупатель драгоценностей, заплатил за свое вечернее увеселение гораздо больше, чем собирался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Паллиадис судорожно вздохнул.
– В порядке? Продолжать? – он выругался и закрыл глаза, погруженный в нее, не в силах сдвинуться с места.
Элис была полна решимости довести начатое до конца. Она стиснула зубы и намеренно расслабилась под ним так, что он глубже вошел в нее. Когда она приподнялась, чтобы обвить тело Николаса ногами, последние остатки самообладания оставили его. Казалось, даже воздух вокруг них воспламенился.
Все было кончено через несколько секунд, полных неистовства. Николас глухо застонал и опустился на нее, покрывая поцелуями ее лицо и губы, содрогаясь в мощном оргазме. Потом он, тяжело дыша, откинулся в сторону на сбившиеся простыни.
Но через секунду Паллиадис уже соскочил с кровати.
– Девственница! Проклятая девственница! – Ему удалось придать этому слову смысл отвратительного обвинения.
Элис растерянно приподнялась на приведенной в беспорядок постели, прикрываясь простыней. Николас умудрился вознести ее до таких вершин наслаждения, что она дрожала и чувствовала себя почти удовлетворенной, хотя тело, перенесшее грубое вмешательство, болело. Если бы она знала, как все произойдет, лихорадочно подумала она, то никогда бы не затеяла эту историю!
Она смотрела, как Николас, совершенно голый, вышагивает взад-вперед по спальне.
– Черт возьми, что за шутки? – он перешел на французский, потом снова заговорил на английском. – Чего я не понимаю, так это почему ты не попыталась сторговаться со мной до того, как мы начали?
Охваченная ужасом, Элис смотрела на него, подтянув простыню до подбородка.
– Ну давай! – завопил он. – Ты же знаешь, что за девственность заламывают большую цену!
Элис не задумывалась об этом. Она чувствовала себя абсолютно беззащитной перед гневом этого человека. Губы ее, казалось, распухли от поцелуев; на лицо упали пряди растрепанных рыжих волос.
– Я не собираюсь с тобой торговаться, – возразила она.
Николас не обратил на ее слова никакого внимания.
– Девственница! Боже, я же грек, как ты не понимаешь! – в его голосе звучала едва сдерживаемая ярость. – Девственницы предназначены для замужества! – Он развернулся и стремительно пересек комнату. – За всю жизнь у меня ни разу не было девственницы. И я никогда не жалел об этом. – Он разъяренно накинулся на нее. – И я, черт возьми, не собираюсь на тебе жениться! Если ты надеялась заманить меня в ловушку, то ты проиграла!
Морщась от болезненного ощущения, Элис постаралась лечь удобнее. Ей так хотелось, чтобы он перестал кричать. Когда она приподняла простыню, почувствовав что-то теплое и липкое под собой, то обнаружила большое темно-красное пятно крови. Чувство вины и отчаяния охватило ее, такое острое, что она чуть не разрыдалась. «Что я с собой сделала?» Ее всегда укоряли за опрометчивость и легкомысленное пренебрежение неизбежными последствиями. О Боже, теперь она видела справедливость этих обвинений.
Николас Паллиадис, разъяренный, как тигр, кружил вокруг нее.
– Это была западня! И я сам кинулся прямо в нее. Мне следовало пошевелить мозгами, прежде чем снимать штаны. – Его лицо исказила дикая ярость. – Это все часть какой-то грязной интриги, какого-то дьявольского плана, так?
Элис испуганно посмотрела на него.
– Как ты только…
– Как я что? – Он наклонился над кроватью, чтобы схватить ее за обнаженную руку. – Как я догадался? Думаешь, я глуп? У меня могущественные враги, которые жаждут уничтожить мою семью. – В его глазах блеснуло бешенство. – Они пойдут на все, чтобы насладиться победой.
– Я вовсе не это имела в виду!
– Неужели? – Николас кинул на кровать какой-то маленький сморщенный предмет. – Он порвался, – взревел он. – Тебе и кому-то еще, кто участвует в этом грязном деле, сегодня здорово повезло. Презерватив порвался.
Элис соскользнула с противоположной стороны кровати, стараясь вспомнить, где оставила свою одежду.
– Я не имею к этому никакого отношения, что бы там ни… – она украдкой перевела взгляд на предмет, лежавший на постели, – …случилось.
– Не имеешь, черт возьми?! Он порвался, потому что ты оказалась девственницей! На это вы и рассчитывали.
Николас внезапно поставил колено на край кровати, схватил Элис за плечи и грубо встряхнул ее.
– Сколько вы хотите? В чем суть вашего шантажа? Сколько стоит твоя девственность? Или ты выставишь это как сексуальное домогательство? – Он еще раз с силой тряхнул Элис. – Я не собираюсь на тебе жениться, сучка!
– Ты сумасшедший! – Она оттолкнула его руки. – Я хочу уйти отсюда как можно скорее.
Но он удерживал ее.
– Что у тебя и твоих дружков на уме? В чем вы станете меня обвинять?
Элис вырвалась из его рук, пытаясь собрать свою одежду. Паллиадис неотступно следовал за ней.
– Или вы собираетесь подождать, – прокричал он ей в ухо, – и взвинтить цену, когда через несколько недель ты объявишь, что беременна? Я угадал?
Элис вновь оттолкнула его, но он проворно схватил ее за плечи и снова энергично тряхнул.
Элис подумала, что с безумием этого ужасного вечера ничто не может сравниться. Она вытерпела болезненный, унизительный половой акт, а теперь боролась с психом, который вбил себе в голову, что она станет шантажировать его! Она чувствовала себя оскверненной и мечтала только о том, чтобы поскорее оказаться подальше отсюда. Она так надеялась обрести безопасность, идя на такую жертву. А этот тип думает, что угрожают именно ему!
– Лучше позволь мне уйти, – произнесла Элис, едва не плача. – Кое-кто сейчас наблюдает за нами, уж они-то позаботятся, чтобы я не пострадала!
Он отдернул от нее руки, как от прокаженной.
– Вот мы и подошли к сути дела. – Мускулы на его обнаженной груди перекатывались, когда он сжимал и разжимал кулаки. – Значит, у тебя есть дружки, которые за всем наблюдали. Люди, которые «позаботятся, чтобы ты не пострадала»? – Его губы искривились в насмешке. – А ты пока подождешь до тех пор, пока не выяснишь, забеременела от меня или нет?
– Ты в своем уме?
Она поморщилась, обнаружив, что нуждается в прокладке: у нее все еще шла кровь. Это была последняя капля в чаше унижений. Элис чуть не разрыдалась.
Она понимала, что совершила ужасную ошибку. Она не желала становиться любовницей Николаса Паллиадиса, вообще чьей-либо любовницей! Что, ради всего святого, ее заставило пойти на такое? Элис инстинктивно избегала секса, а теперь убедилась, что он действительно омерзителен!
Ее план обернулся против нее же самой. Что бы ни вытворял Роберт, он не может желать ей зла. Ей еще повезло, что не произошло нечто более ужасное! Элис подавила подступившие к горлу рыдания.
Ей надо побыстрее одеться и бежать отсюда! Она устремилась в гостиную.
– Ты никуда не пойдешь! – Паллиадис метнулся за ней, быстрый, как хищник. – После того, что случилось, я не могу тебя так просто отпустить!
Элис, не обращая на него внимания, собирала свою одежду. В тусклом свете гостиная показалась ей унылой и необычайно пустой. Девушка подхватила туфли и загадочно мерцающее платье, небрежно брошенное у окна. Пальто висело на спинке кресла.
Николас Паллиадис стремительно приближался к ней, застегивая на ходу брюки.
– Слышишь меня? Ты никуда не пойдешь до тех пор, пока я не вызову своих адвокатов!
Элис торопливо натянула изумрудное платье Мортесьера, ощутив холодное прикосновение тяжелой ткани. Незастегнутые края его распахнулись, когда она нагибалась, чтобы взять пальто.
В ту же секунду перед ней возникла мрачная фигура Паллиадиса.
– Я хочу, чтобы завтра мои адвокаты отвезли тебя на осмотр к гинекологу. – Он замолчал, глядя на нее. – Черт… я сам отвезу тебя в больницу. Сегодня же!
Элис проскользнула мимо него. Какой смысл объяснять этому глупому и упрямому миллионеру, что произошла ужасная ошибка? Все равно он ничего не поймет.
– Выпусти меня отсюда! – Одной рукой она старалась застегнуть «молнию» на спине, другой удерживала зеленое атласное пальто.
У самых дверей Паллиадис преградил ей дорогу.
– Дьявол! – бушевал он. – Возвращайся в постель. Я хочу сполна получить то, что мне причитается за мои деньги.
Элис продолжала отступать к выходу.
– Не прикасайся ко мне. Иначе тебе придется сильно пожалеть об этом!
– Кто эти типы, что стоят за тобой? Назови их имена. – Он снова устремился на нее. – Прежде чем ты выудишь из меня деньги, я упрячу этих сукиных детей за решетку!
Лифт оказался как раз перед ней. Элис засунула туфли под мышку и другой рукой сорвала с ушей серьги.
– Мне ничего от тебя не надо! – Она швырнула в него сверкнувшие на лету бриллиантами серьги. – Забирай свои поганые стекляшки.
Серьги ударились о его голую грудь и упали на пол.
Элис ринулась к двери лифта. Николас Паллиадис протянул руку, чтобы остановить ее, и схватился за край распахнутого на спине платья. Он дернул ткань на себя. Нейлоновые нитки, использованные Руди Мортесьером для пригонки сложных зеленых деталей кроя, порвались с протяжным треском, и россыпи стеклянных бисеринок полетели в разные стороны, как брызги фонтана.
Элис впрыгнула в кабинку лифта, придерживая перед платья, готового свалиться с нее.
Паллиадис выругался на смеси разных языков. Он ринулся было за ней, но двери лифта неумолимо закрылись под мелодичный звон колокольчиков.
Элис принялась нажимать на кнопки внутренней панели. Пока лифт спускался, она слышала громкий топот – это Паллиадис мчался вслед за ней по лестнице.
Ей удалось надеть туфли и натянуть на порванное платье атласное вечернее пальто. При каждом движении маленькие каскады бисера проливались на пол кабины лифта. Как только лифт остановился и створки двери поползли в стороны, Элис устремилась наружу, пробежала мимо охранника в холле и выскочила на авеню Фош.
Тротуары были белы от выпавшего снега. Проваливаясь в снег и поскальзываясь, Элис ринулась вниз по улице, в любую минуту ожидая услышать голос Николаса Паллиадиса, приказывающего ей остановиться.
Неожиданно из темноты вынырнули автомобильные фары. Машина притормозила, стекло на двери со стороны водителя поползло вниз.
– Что случилось? – Мужчина говорил по-английски. Машина медленно катила рядом с Элис, невольно ускорившей шаги. – Могу ли я чем-нибудь помочь? – У него были правильные черты лица и обезоруживающая улыбка. Говорил он с американским акцентом. Тут как тут. Будто поджидал ее.
Элис остановилась, дрожа на холодном ветру. Мужчина в машине наклонился над передним сиденьем и в следующую минуту протянул ей бумажник с удостоверением личности. Его проницательные голубые глаза разглядывали растрепанные волосы Элис, усыпанную бисером кайму вечернего платья, выглядывавшего из-под пальто, ноги без чулок в промокших атласных туфельках.
– Меня зовут Кристофер Форбс, – проговорил он спокойно. – Корреспондент американского журнала «Форчун». Послушайте, если вы не побоитесь сесть в машину, я отвезу вас, куда пожелаете.
Элис одной рукой отвела от лица развевающиеся волосы и наклонилась над документом. На авеню Фош было темно, но она смогла рассмотреть на карточке прессы изображение решительного, приятного лица. Еще одна фотография была на американских водительских правах. Он не лгал ей.
Элис дрожала, кутаясь в атласное пальто, но зубы ее выбивали дрожь не только от холода.
– Я не боюсь, – сказала она и скользнула в распахнутую дверцу машины.
5
Персонал Дома моды Мортесьера во время дневного перерыва собрался в комнате отдыха и сидел перед телевизором: из Лезоль транслировали шоу мод Тьери Мюгле. Весенние фасоны этого кутюрье производили очень неплохое впечатление, то и дело раздавались восторженные аплодисменты зрителей, наблюдавших за шоу с ротонды гигантского парижского комплекса, которые подхватывались швеями Мортесьера.
Жиль работал с манекенщицами Айрис и Элис в своей комнате.
– Кто там теперь? – прошептала Айрис, обращаясь к Элис, когда до них донеслись восторженные возгласы из комнаты для отдыха.
Эфиопской манекенщице не терпелось присоединиться к числу зрителей; Айрис следила за показами парижских кутюрье с таким же энтузиазмом, с каким смотрела международные матчи по футболу.
Элис украдкой бросила взгляд на Жиля. Настроение молодого дизайнера оставляло желать лучшего. В той или иной степени они все еще не оправились от эмоционального взрыва, происшедшего за день до этого, когда Жиль осторожно сообщил Руди Мортесьеру о своем уходе.
Когда Айрис вновь зашептала что-то, Элис предостерегающе подняла руку. Им обеим не помешал бы перерыв, но сейчас лучше не выводить из себя Жиля.
На обеих манекенщицах были практически идентичные версии белого легкого костюма из весенней коллекции Мортесьера. Жиль дорабатывал мелкие детали.
Когда швеи у телевизора, работавшего на первом этаже, в очередной раз ахнули, Айрис не выдержала.
– В этом году Тьери, должно быть, просто фантастичен, – простонала она. – Я обожаю его модели. Он на голову выше Кристиана Лакруа, Унгаро… всех их.
Болтовня Айрис переполнила чашу терпения Жиля. Он бросил карандаш и опустил голову в ладони.
– Извини, что отрываю тебя от интересного зрелища, Айрис, – произнес он с уничтожающим сарказмом. – Разумеется, у тебя есть дела поважнее. Ступай и сиди перед телевизором до тех пор, пока шоу Мюгле не закончится и ты не присохнешь к спинке стула!
Айрис еще колебалась, однако снизу донесся новый взрыв аплодисментов. Она приняла виноватый вид, показала Жилю язык у него за спиной и выскользнула из комнаты.
Жиль утомленно протер глаза.
– Они просидели там все утро, убивая время. Как типично для этого проклятого места!
Он говорил правду – служащие ателье устроили необычайно длинный перерыв, что никогда не позволили бы себе, будь Руди на работе. Однако босс находился дома, сказавшись больным, и, по последним сведениям, обзванивал своих парижских кутюрье, сообщая им об ужасном предательстве Жиля.
Подперев голову руками, Жиль без всякого выражения смотрел на свой заваленный бумагами чертежный стол. Скорбные вопли Руди разносились вчера по всему зданию, когда он наконец сообщил боссу о своем решении перейти на работу в новоявленный Дом моды Лувель, приобретенный недавно американцем Джексоном Стормом.
– Я всегда знал, что ты собираешься покинуть меня!
Совсем обезумев от горя, Руди не мог сам вести машину и отправился домой на такси. На следующее утро в девять часов его слуга позвонил, чтобы сообщить, что господин Мортесьер не явится на работу. В сущности, он мог отсутствовать целую неделю. Жилю передали, чтобы он в отсутствие Руди завершил и так задержавшуюся весеннюю коллекцию. Благородный жест, но никто не знал, причастен ли к нему Руди. Неизвестно даже, проявил ли он к этому сколько-нибудь значительный интерес.
– Айрис скоро вернется. Она не может пропустить ни одного показа мод. – Элис действительно сожалела о ветреном поведении Айрис, однако считала, что Жиль слишком близко к сердцу принимает такие пустяки. А после объявления о своем уходе стал еще чувствительнее.
– Теперь мне уже все равно. Я знал, что оставаться здесь будет невыносимо. – Жиль поднял голову и в отчаянии огляделся вокруг. – Здесь невозможно работать! Только Руди все это по душе.
Он задумчиво посмотрел на белый костюм, в котором была Элис. Пора было возвращаться к работе; кажется, Элис говорила что-то о том, что отправляется на фортепьянный концерт в Центр Помпиду. В эту минуту на ней был минимум косметики, чтобы случайно не испортить костюм. Рыжие волосы она собрала сзади в узел, что подчеркивало изысканные линии ее шеи и горделивый разворот плеч.
Жиль неожиданно вспомнил об одном важном моменте в переговорах с Домом мод Лувель.
– Как твои дела? – довольно бесцеремонно спросил Жиль. Как и все у Мортесьера, он знал об испорченном вечернем платье. Это было главным предметом сплетен до тех пор, пока он не сообщил новость о своем уходе. – Ты в порядке?
– Да, разумеется. – Элис взглянула на него с недоумением.
– Что ж, только не благодаря Руди Мортесьеру. Если бы не он, тебе бы не пришлось идти на ужин с этим… этим… – Жиль поборол вспыхнувшее было в нем презрение. – Этим греком.
Элис удалось изобразить на лице унылую улыбку. Жиль был так молод, так категоричен в своих суждениях; хотя она всего на год или два старше, но чувствует себя умудренной опытом женщиной рядом с ним.
– Жиль, Руди ни в чем не виноват. – Теперь, когда молодой дизайнер покидал их, ей не хотелось быть замешанной в его ссору с боссом. – Он и слова не сказал по поводу платья.
Жиль фыркнул.
– С чего бы он стал говорить? Грек заплатил за него сполна.
Даже Элис удивилась, узнав стоимость украшенного бисером вечернего платья: восемнадцать тысяч долларов! И это не была безумная цена, некоторые платья парижских кутюрье шли по пятьдесят тысяч долларов. Однако она была уверена, что Николас Паллиадис, постоянный клиент второразрядных ночных клубов и щедрый покупатель драгоценностей, заплатил за свое вечернее увеселение гораздо больше, чем собирался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31