А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я не могу судить тебя за прошлое.
– Люди не меняются в Мере, – пробормотал он.
Снова молчание.
– Ариадна? – позвал негромкий голос – ее собственный голос, исходящий из обители Оракула. Ее сердце отчаянно забилось, и она сделала шаг… и Джерри тоже.
– Меня позвали, – сказала она.
– Меня тоже. – Он побледнел.
Они поднялись по ступеням, держась за руки. Навстречу спускался Грэм – он не заметил их и направился к пустому участку балюстрады, не обращая внимания и на Мейзи. Вот и еще любопытный разговор, которого они не слышали, – Грэм Гиллис, рассказывающий правду о себе? Действительно мощная магия!
Колонны вблизи оказались отполированными до зеркального блеска; розовые и черные вкрапления сияли на солнце. Внутри было просторно, куда просторнее, чем казалось снаружи. Все так же, рука об руку, они шли по мраморному полу, нагретому солнцем. Она не заметила, когда ее одежда исчезла. Ладонь Джерри вспотела, и он сильно, почти до боли сжал ее руку.
Как и говорил Джерри, они шли к зеркалу – большому прямоугольному зеркалу в золотой раме. Перед ним стоял низкий, длинный стол, напоминающий журнальный, только больше. В Мере не бывает черного и белого, но стол был зеркально-черный, а лежавшие на нем жезлы – несколько дюжин жезлов – ослепительно белые. Зеркальное стекло казалось толстым, и в нем шагала ей навстречу другая, обнаженная, она. Два посетителя и одно отражение – вот вам и еще одна демонстрация магии. Когда Ариадна и ее отражение сблизились, она увидела, что отражение не совсем верно: грудь выше, никаких растяжек, тугой живот. Вот, значит, как она будет выглядеть, если останется в Мере? Ее подкупают – кто, зачем? Неожиданно ее охватили гнев и подозрительность.
Они с Джерри подошли к столу и остановились.
Джерри, заметила она, смотрел на точку, расположенную выше глаз ее отражения – значит, он видит себя, а не ее. С минуту два человека и одно отражение молча смотрели друг на друга, затем отражение неожиданно сложило руки, и она вздрогнула от неожиданности.
– Ариадна, – произнесло отражение. – Я – Мера. Я буду задавать вопросы, и тебе придется ответить на все. Все, что произносится здесь вслух – мной ли, тобой ли, – истина. Но если ты не в силах высказать мысль вслух, это вовсе не означает, что мысль обязательно неверна, ибо есть истины, знать которые тебе не дано. Ты поняла?
Она кивнула.
Изображение перевело взгляд на Джерри.
– Гиллис рассказал тебе о ее грехах, но ты не рассказал ей о своих. Тем не менее ты предложил ей стать твоей женой. Это справедливо?
Джерри беззвучно пошевелил губами, потом произнес:
– Нет.
Его рука дрожала.
Она попыталась сказать, что это не важно – и не смогла.
Похоже, отражение знало это; оно довольно посмотрело на нее, потом вновь обратилось к Джерри, ничуть не смутившись его наготой.
– Так сказать ей? – спросило отражение.
Джерри пожал плечами и кивнул. Ариадна попыталась сказать, что она не хочет знать этого, и слова снова застряли у нее в горле – значит, она хотела знать.
В глубине зеркала, за женщиной возникла еще одна фигура, принявшая облик молодого человека – среднего роста, темноволосого, с пышными усами.
Он был одет в летный комбинезон времен второй мировой войны: очки, сдвинутые на шлем. Джерри уставился в стол с жезлами.
– Представь меня даме, старина, – насмешливо сказал летчик.
Джерри, на мгновение поднял взгляд – словно для того, чтобы подтвердить свои страхи, – и снова опустил.
– Лейтенант Смит-Вильямс, – пробормотал он. – Кевин Смит-Вильямс.
– Очень приятно, – сказал летчик, восхищенно любуясь Ариадной. Она почувствовала, что краснеет, но ее отражение оставалось совершенно невозмутимым. – И кем я был, Джерри? Уж договаривай.
– Ты был моим хвостовым стрелком, – ответил Джерри, уставившись в пол.
– Ну давай, давай, старина! – торопил его Кевин. – Я понимаю, что нам торопиться некуда, но леди может ужасно надоесть стоять тут годами, пока ты тянешь резину. Кончай с этим, парень!
– Не надо! – сказала Ариадна.
– Пусть говорит, – возразило ее отражение.
– Мы попали под сильный зенитный обстрел, – сказал Джерри, так и не поднимая глаз. – У нас почти не было шансов дотянуть до Ла-Манша, не то чтобы перелететь через него. Я еле держал машину в воздухе… Я приказал всем прыгать. Ки… Кевина ранило. Его зажало… проткнуло ногу лонжероном. Он не мог выбраться. Я пытался дотянуть машину, но так получилось, что я едва удерживал ее в воздухе, мы теряли высоту, и… и я выпрыгнул, оставив его.
Летчик засмеялся.
– Одним словом, меня, пришпиленного к месту, словно в бочке спустили в водопад, в то время как он приземлился в Мере и решил, что джентльмену в этом славном месте будет очень приятно жить. Куда приятнее, чем драться в этой зверской войне. Куда приятнее, чем возвращаться, чтобы видеть лица ребят из экипажа, когда их освободят из концлагеря.
– Он мог посадить этот самолет? – сердито спросила Ариадна.
– Ответь этой милой леди, Джерри, – сказал Кевин Смит-Вильямс.
– Я вел его, – ответил Джерри. – Возможно, я мог дотянуть. Я не знаю.
Не знаю!
Его рука бессильно повисла, и она встряхнула ее.
– Там, на месте, тебе виднее было, какое решение принять. Ты сделал все, что мог…
– Не все, – сказал он. – Мы ведь еще летели.
– Вот так! – Призрак в зеркале улыбнулся и пригладил усы. – Ты бросил машину и сиганул с парашютом, оставив меня. Некрасиво, Джерри! И ты не сказал леди, как меня звали еще. Ребята ведь не звали меня. Кевином, правда? И не Смит-Вильямсом. У меня была другая кличка – та, что дал мне ты. Ты ведь завидовал моим успехам тогда, не правда ли, Джерри? Так какую кличку ты мне прилепил, а, старина?
– Мы называли тебя Убийцей Женщин, Ледикиллером, – прошептал Джерри.
– А короче?
– Киллером.
Призрак довольно кивнул.
– Ну что ж, на пока достаточно, верно? Разве что хорошо тебе известные мои последние слова?
– Нет! – вскричал Джерри, в ужасе глядя на зеркало. Изображение хохотнуло и начало таять, но голос продолжал звучать – слабее, как бы искаженный переговорным устройством, сквозь треск помех; «Джерри! Не бросай меня, Джерри! Ты еще здесь? Меня зажало, старина!.. Ради Бога, Джерри!..»
Эти ужасные мольбы продолжались, казалось, бесконечно, а потом в зеркале осталось только ее отражение. Джерри упал на колени, съежившись и рыдая как дитя. Она хотела наклониться, но решила, что лучше не напоминать ему о своем присутствии. В жестокие, однако, игры играет этот Оракул, подумала она. Интересно, с какой целью?
– Встань, сопляк! – презрительно фыркнуло ее отражение, и он медленно встал, дрожа и сердито вытирая лицо.
– Ладно! – произнесло отражение. – Задание, с которым ты был послан, – зачем ты отправил Ахиллеса с жезлом обратно?
Джерри сглотнул и пошевелил губами.
– Мне казалось, что я могу спасти Киллера, и что я обойдусь…
– Значит, ты надеялся искупить вину? Перед тем, первым Киллером, которого ты бросил?
– Да. Да. Да!
Отражение покачало головой.
– Ты сказал, что надеялся на это. Но истинная причина ведь не в этом, правда?
Нет, это было слишком жестоко. Джерри каким-то образом ухитрился сделаться еще бледнее. Он снова не нашел слов для ответа.
– Ну, давай же! – сердито сказало отражение, голос которого доносился почему-то слабее, как у исчезнувшего призрака. – Тебе было сказано взять одежду на одного: детей в Мере нет. Совершенно ясно, что тебе полагалось захватить женщину и никого больше. Так почему ты отослал Киллера, а сам с ним не вернулся?
Джерри давился и заикался; ему потребовалось довольно много времени, чтобы найти правильный ответ:
– Она бы не согласилась. А я не хотел ее оставлять.
– Продолжай, – настаивало отражение.
– Мне было жаль ее.
– А еще?
Джерри покраснел аж до плеч.
– Секс! Я хотел затащить ее в постель. Я совсем сошел с ума – я хотел ее до безумия, как ни одну женщину раньше.
Отражение это, судя по всему, позабавило.
– И хочешь до сих пор! Что ж, это правда, но не вся правда.
Джерри казался удивленным. Он открыл рот, чтобы говорить, поколебался, потом выпалил:
– Она восхищает меня как личность. Я люблю ее. – Он вздохнул и быстро, застенчиво улыбнулся Ариадне. – Спасибо, – сказал он зеркалу.
– Не за что, – буркнуло отражение. – Так ты считал, что Киллер настоит на том, чтобы тебя вернули. Ты пытался шантажировать меня через Киллера!
Джерри снова поперхнулся и признался:
– Да, пытался.
Отражение сердито кивнуло.
– А почему ты так измордовал Карло? За то, что он сделал с Киллером?
Джерри поколебался.
– Месть! Он чуть не отдал меня демонам.
Отражение снова кивнуло, на этот раз с удовлетворенным видом.
– Ты был когда-нибудь близок с мужчиной?
– Нет! Меня воспитали… я привык… я не могу… – Он выдохся и смолк, снова уставившись в стол.
– Но ты дал слово Киллеру. Ты намерен сдержать его? И как ты себя чувствуешь в этой связи?
Джерри скривился.
– Сдержу. Надеюсь, меня не стошнит.
Отражение засмеялось – смехом Ариадны.
– Не зарекайся. Лучше позволь мне уладить это. Тем более что, как тебе известно, это не в первый раз. Завтра на закате, так ты ему обещал?
Джерри снова вспыхнул, уставившись на ноги.
– Но…
– Твоя верность слову делает тебе честь, – заявил Оракул, откровенно наслаждаясь. – Но поверь, я смогу ублажить Киллера куда лучше, чем ты.
Джерри вдруг рассмеялся.
– Спасибо, – повторил он с явным облегчением.
На этом шутки кончились. Оракул повернулся к Ариадне, и та съежилась в ожидании чего-то страшного.
– Почему ты похитила Лейси у Грэма и Мейзи? – с невинным видом спросило отражение.
Ну, на этот вопрос ответить легко – потому что она любила дочь. Она открыла рот – и не смогла произнести ни звука.
Совсем ничего? Но это же правда, разве нет? Лейси – ее дочь. Она любит Лейси, но даже этого не может сказать. Молчание затягивалось, и Джерри, наверное, ждал, но она не могла взглянуть даже на зеркало, не то что на него. И не могла выдавить из себя ни звука. Должно быть, это искусство – говорить с Оракулом, знать, где она – истина, ибо что бы она ни хотела произнести, у нее не выходило ничего.
Отражение вздохнуло.
– Ладно, к этому мы можем вернуться и позже. Ты была алкоголичкой?
– Да.
– И сейчас?
Нет.
– Да.
Почему она ответила так?
– Ты хорошая мать?
– Когда я не пьяна, – ей не стоило говорить этого…
– Смотри на меня! – приказало отражение и начало меняться. Теперь на нем было голубое платье. Она помнила это платье – два года назад. И отражение росло, увеличивалось, становясь больше Минотавра – целых десять футов. И оно гневно смотрело на нее сверху вниз.
– СКОЛЬКО РАЗ Я ТЕБЕ ГОВОРИЛА НЕ МЕШАТЬ МАТЕРИ, КОГДА ОНА РЕПЕТИРУЕТ!
Господи! Это такой ее видела Лейси?
И тут же изображение снова сделалось маленьким и обнаженным – и она нашла в себе силы спорить:
– Многие родители строги со своими детьми. Я не думаю, что это честно.
– Так честно или нет?
– Да.
– Ну? – произнесло отражение. – Немного усилий, и мы докапываемся до истины. А теперь скажи Джерри, что ты увидела, когда Минотавр ворвался в коттедж.
Боже! И все же она смогла относительно внятно, изложить историю про Грэма в том, другом домике – Грэма пьяного, рогатого и в ковбойской шляпе.
Джерри сочувственно взял ее за руку, но она даже не посмотрела на него.
– Значит, Минотавр напомнил тебе твоего бывшего мужа? – ехидно спросило отражение. – Почему ты стреляла в его гениталии?
– Это самое уязвимое место у мужчины, у самца, – ответила она. – Даже если серебряные пули и не пробили бы шкуру, они бы причинили ему боль. И это сработало, черт подери!
Отражение улыбнулось.
– Ты была хорошей женой адвоката. Ты дала правдивые ответы, но не до конца ответила на поставленный вопрос. Ладно, ответь на другой: опиши Мейзи Гиллис.
Она попробовала, и это оказалось не так трудно. Дни, проведенные с ней в темнице, помогли ей узнать Мейзи как славную девочку, не слишком далекую, но, несомненно, добрую.
– Она любит детей? – продолжало допытываться изображение.
– Да! – быстро ответила Ариадна. – И Лейси любит ее, я должна признать.
– Здесь тебе бы пришлось признать это, хочешь ты этого или нет. Так кто из вас двоих лучшая мать – добрая девочка, которую любят и которой помогает муж, или одинокая алкоголичка?
Выбор был невелик – всего два имени, и свое она произнести не смогла.
– Мейзи. Но…
– Что?
– Но я сомневаюсь в том, что Грэм – хороший отец!
– Ага! – торжествующе произнесло отражение. – Вот как раз вернемся к первому вопросу. Так почему ты украла у него Лейси?
Она разозлилась, заметив, что плачет так же, как только что плакал Джерри. Она вытерла глаза и сделала несколько глубоких вдохов-выдохов.
– Чтобы она не досталась ему.
Теперь она и сама поняла это.
– А почему ты нападала на Минотавра именно таким образом?
– Потому, что он напомнил мне Грэма! – выкрикнула она. – Из-за той ночи, когда он изнасиловал меня! Потому, что мне хотелось сделать ему больно! Я его ненавижу! – Она могла продолжать и дальше, но вот она была – истина. Она не раскаивалась.
Джерри обнял ее за плечи.
– Ариадна, – произнесло ее отражение, – ты можешь остаться в Мере, если хочешь. Здесь ты никогда не состаришься, не умрешь и не заболеешь. Как ты могла бы уже заметить, нездоровая тяга к спиртному тебе здесь не угрожает.
Если ты не захочешь остаться здесь, ты будешь возвращена в свою машину в то мгновение, когда сворачивала в Надежду, Северная Дакота, словно ничего и не происходило.
Значит, вот оно.
– Но я сказала правду: я все еще алкоголичка; – грустно сказала она. – Что со мной будет?
Отражение молчало, и Джерри пробормотал:
– На такие вопросы он не отвечает.
– А что Грэм и остальные?
Отражение, казалось, колебалось.
– Твое решение влияет на твой поток реальности. Их решения – не влияют.
А твое решение не влияет на их потоки.
Ариадна попыталась сказать, что хочет вернуться домой, и промолчала.
Она попыталась сказать, что хочет остаться – тоже безуспешно. Выходит, она сама не знает, чего хочет… Она в отчаянии покосилась на Джерри.
– Сколько времени у меня на размышление? – спросила она.
– Сколько хочешь, но ты не можешь покинуть Меру, пока не примешь решение. Я помню случаи, когда люди оставались здесь на пару дней.
– А я могу остаться и передумать потом?
– Да, – отозвалось зеркало ее голосом. – Но после этого тебе никогда уже не удастся вернуться в Меру, а пожив в Мере, ты нигде уже не будешь счастлива – и демоны наверняка одолеют тебя.
Она откинула голову и в упор посмотрела на зеркало.
– Это что, намек? – спросила она – и не получила ответа. Она попыталась поэкспериментировать с предположениями – то, что, судя по всему, делал Джерри. – Моим демоном было фортепиано. – Верно! – Я надеялась… – Нет, если честно, она не надеялась всерьез возобновить концертную карьеру. – Мне уже слишком поздно было рассчитывать на успешную карьеру музыканта. – Снова верно! Так кто же она, алкоголичка, не имеющая никаких шансов на успех, на долгие овации, на гастроли по кругу: Париж – Москва – Лондон?
Она снова рыдала. Слишком поздно! Демон фортепиано лишил ее материнства, и она сдалась демону алкоголизма – и это разрушило все.
Но Лейси… у Лейси же талант, правда?
Нет. Слова не выходили.
– У Лейси всего лишь способности к музыке.
Она только обманывала себя в надежде на то, что Лейси удастся сделать карьеру, какую не удалось сделать ей самой. О Боже! Как же она мучила Лейси, заставляя заниматься музыкой?
Стоявший рядом Джерри кусал в тишине губы.
– Я сказал правду: я люблю тебя, Ариадна. Ты любишь меня?
– Я… я не знаю. Я не могу сказать так быстро. Я очень привязалась к тебе. Я… я восхищаюсь тобой. Это верное выражение?
Это прозвучало так вяло в сравнении с его словами! Она ободряюще улыбнулась ему, вдруг осознав, насколько зависят люди от лжи, как горька может быть эта неразбавленная правда.
– Джерри, – произнесла она, – это не из-за того Смит-Вильямса.
– Правда?
– Ты не трус, Джерри.
– Я… не… – Он был поражен.
– Глупый! – сказала она. – Ты не приказал бы остальным прыгать над вражеской территорией, если бы надеялся довести самолет домой. Сколько ты летел еще после этого?
– Часа два… больше…
– Ты не трус, – повторила она. – Ты просчитал шансы. Ведь ты пришел бы сегодня на помощь Киллеру, если бы Тиглат не помешал, правда?
– Да! – ответил он – и был удивлен и одновременно счастлив оттого, что смог произнести это здесь, в обители Оракула.
– Значит, ты не трус, вот и все.
На лице его вспыхнула радость… вспыхнула и тут же погасла.
– Ты любишь Киллера?
Она отвернулась.
– Я…
– Ну?
– Я не знаю, как я отношусь к Киллеру, – ну, по крайней мере это не надо больше таить.
– Он может предложить гораздо больше, чем я, – произнес Джерри с убитым видом.
Этого она уже не вынесла.
– Если я поняла тебя правильно, ты… это гадко! – крикнула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26