вард окажется замечательным актером, но реакция семьи на его игру обрадовала и ее. Поэтому, как только ей удалось отловить Тронга, бредущего куда-то по своим делам, она подбежала к нему.
– Дедушка?
Великан подпрыгнул и уставился на нее так, словно видит впервые. Потом опустился на одно колено и – к ее изрядному удивлению – крепко обнял ее. Его борода щекоталась. Только сейчас она заметила, как от грима загрубело и покрылось морщинами его лицо.
– Внучка, милая! Как я скучал по тебе! Так здорово, что ты вернулась к нам.
Да ну! Нет бы ему сказать это два дня назад!
– Я по тебе тоже скучала. И как-нибудь ты расскажешь мне все о моей матери.
Он отвернулся с выражением боли на лице:
– Это трагическая история, детка.
– Я не сомневаюсь, но сейчас нам не до этого. У меня есть к тебе одно предложение.
– Правда? – Его удивление казалось немного неестественным.
– Правда! – сказала Элиэль. – Мне кажется, Д’вард будет гораздо лучшим Тионом в «Трастосе», чем Гольфрен Трубач.
Она боялась, что он отметет эту идею с самого начала, но он всерьез задумался над этим.
– Очень уж у него странное произношение, Элиэль.
– Но у Тиона там всего несколько строчек, и я знаю, что Д’вард сможет заучить их, как надо. И потом, какая разница? Ты думаешь, публика заметит? Он будет таким убедительным!
Тронг улыбнулся – что делал крайне редко. Если припомнить, так он вообще еще ни разу не улыбался ей так.
– Возможно, ты и права! Но это вряд ли справедливо по отношению к Гольфрену.
– Но если ему все равно, ты не будешь против?
– Ну, не знаю. Тиона всегда изображают со светлыми волосами, а Д’вард – брюнет. И Юноша обычно носит только набедренную повязку. У Д’варда может быть очень волосатая грудь, и это будет плохо смотреться.
– Он наденет парик. А его грудь вовсе и не волосатая. Правда, ресницы у него длинные-длинные.
– О… – уклончиво протянул Тронг. – Ладно, я подумаю.
– Спасибо, дедушка! – сказала Элиэль и поцеловала его. Он так и остался стоять на колене, глядя ей вслед.
Девочка думала, что жрецы Оис забрали ее мешок, но оказалось, Амбрия сберегла его. Так что, когда труппа отправилась к амфитеатру, его привычная тяжесть снова давила ей на плечи. Зато на ногах опять были родные башмаки, благодаря которым шагалось гораздо легче. Она пристроилась к Гольфрену, дожидаясь удобного момента.
– Гольфрен!
– Элиэль? Снова твои штучки?
– Ясное дело, нет. Какие еще штучки? Я просто хотела спросить тебя кое о чем.
Он улыбнулся ей, хитро прищурившись. Славные глаза у Гольфрена, хотя далеко не такие яркие и голубые, как у Д’варда. Да и вообще Д’вард куда красивее.
– Ох, чую я подвох. Ладно, давай спрашивай.
– Тебе не кажется, что будет очень мило, – осторожно предположила Элиэль, – если мы сможем дать Д’варду маленькую роль в одной из пьес? Чтобы он чувствовал себя не чужим в труппе?
Гольфрен откашлялся.
– Ну, это смотря как. Какую роль ты имеешь в виду?
– О, мне просто казалось, что из него вышел бы очень хороший Тион, если, конечно, пьеса подойдет.
– Ты так считаешь? Ну, может, и вышел бы – если пьеса подойдет.
– Я так и знала, что ты со мной согласишься, – сказала Элиэль.
Пиол всю дорогу разговаривал с Д’вардом, и Элиэль никак не могла улучить момент и переговорить с ним. Наконец они дошли до амфитеатра. Она быстро облачилась в свой костюм герольда. Поскольку играть им предстояло не в холодном Нарше, ей не требовалось дополнительных одежд. Затем она отправилась на поиски Пиола и обнаружила его среди сваленного на траве реквизита.
– Пиол Поэт!
– Да? – пробормотал тот с отсутствующим видом. С Пиолом вообще было непросто общаться – он слишком часто думал о совершенно посторонних вещах.
– Тебе не кажется, что Д’вард – замечательный актер?
– М-м? – произнес старик, теребя бороду. – Гм? Да, пожалуй. – Он бросил взгляд на список, который держал в руке, и оглянулся по сторонам.
– Отлично! Тебе не кажется, что вполне разумно было бы дать ему маленькую роль в одной из пьес?
– М-м-м? Но какую роль?
– По-моему, из него получился бы отличный Тион в «Трастосе»! Гольфрен тоже так думает, да и Тронг не против.
– Слушай, ты нигде не видела меч Карзона?
Элиэль вздохнула и подобрала меч, лежавший прямо у нее под ногами. Она потыкала тупым острием в живот Пиолу.
– Почему бы не дать Д’варду Тиона в «Трастосе»?
– Что? Кто? – удивился Пиол, не отрываясь от листа. – Но Тиону положено играть на флейте!
Суссиане предпочитали пьесы, в которых Тион представлялся самым важным богом в Пентатеоне, но в этот год Пиол проигнорировал традицию – он вообще часто это делал. Он писал роль Тиона под Гольфрена. Гольфрен замечательно смотрелся в набедренной повязке, но играть не мог. Поэтому, пока остальные боги спорили, Тион по большей части стоял на месте. Уж это-то Д’вард сможет делать ничуть не хуже Гольфрена, пусть у него даже и не такие золотые кудри!
В самом конце спектакля, когда Трастос Тиран впадает в отчаяние и призывает на помощь Тиона – когда зрители ожидают, что Тион будет произносить длинную речь, – Гольфрен выступал вперед и вместо всего этого играл на своей флейте. Это был большой сюрприз. Его вполне неплохо приняли в Мапвейле и пристойно – в Лаппинвейле. То, что думали на этот счет нарсианцы, никого не интересовало.
– Нет, не обязательно! – упрямо возразила Элиэль. – Ты просто написал так потому, что не доверяешь Гольфрену читать текст.
– Мы обсудим это в другой раз. А теперь возьми-ка фляжку и наполни ее в ручье, слышишь? И прекрати тыкать в меня этим мечом!
– Нет, ты послушай! – Элиэль ткнула еще. – Тион воодушевляет Трастоса идти и сражаться, зная, что он обречен. Ясное дело, ты можешь дать Тиону несколько строк текста вместо этого дурацкого дудения, чтобы зрители понимали, о чем речь. Яркую речь вроде той, что Д’вард читал сегодня, только на джоалийском, конечно… и чего это ты смеешься?
– Я? Смеюсь? Вовсе я не смеюсь! Я думал о солдате в «Варилианце».
Это была другая роль Гольфрена Флейтиста, и в ней он смотрелся еще ужаснее.
– Ну и что с ней?
– Мы можем сделать его генералом.
– Д’вард отлично справился бы и с этим, – сказала девочка. – Но мы не можем менять «Варилианца» сейчас, в разгар сезона. И будет несправедливо отбирать у Гольфрена все его роли. Нет, мне кажется, Д’варду лучше играть Тиона в «Трастосе».
– Я подумаю об этом. – Пиол опустился на колени проверить ящичек с гримом. – Может, Гольфрену и не жаль своей роли, но он любит играть на свирели. И принеси мне наконец воды.
К счастью, у Элиэль имелась запасная струна для этой лиры.
– Мы же говорим о трагедии, а не о комедии масок! Нет, признай – Тион у тебя играет на флейте, чтобы ободрить Тирана, только потому, что Гольфрен не может играть. Так почему Тион не может играть на ней, чтобы поддержать Джинуу?
Пиол пересчитал краски и закрыл ящичек. Он потянулся к реквизиту… Поднял глаза.
– Кого?
– Джинуу, бога отваги, – как ни в чем не бывало отвечала Элиэль. – Аватару Юноши. Конечно, в этих краях его знают не так хорошо, ведь храм Джинуу расположен в Ринуленде или где-то там еще. И многие до сих пор спорят насчет его места в Пентатеоне. – Утром она отловила на улице пару жриц и дотошно расспросила их про Джинуу, так что на данный момент знала про него гораздо больше, чем Пиол Поэт.
– Какие еще споры? – Пиол наконец заинтересовался.
– Ну, одна из школ считает его аватарой Астины, раз уж она покровительствует воинам. Но только не в Суссе. Так вот, Тион играет на флейте, а Джинуу выходит на сцену и говорит! Бог может поручать такое своей аватаре, верно ведь?
Пиол уставился на нее, как на умалишенную.
– Я никогда не слышал… Храни меня Висек! Бок о бок?
– А почему бы и нет? – Элиэль положила меч. – Мне кажется, из Д’варда получился бы отличный бог отваги, разве нет? Он же прирожденный актер!
– А ты прирожденная сценаристка! – Старик уставился в пространство невидящим взором. Увидев все характерные признаки гения за работой, она тихонько улизнула, чтобы не мешать ему сосредоточиться. Ну что ж, это она устроила! Правда, нельзя сказать, чтобы она особенно сомневалась в исходе разговора. Ведь написано же в завете: «И станет Д’вард Тионом, и станет Д’вард отвагой».
Амфитеатр размещался в естественной выемке в утесе сразу за городскими стенами. Он уступал размерами тому, что находился в храме. Однако Элиэль считала, что здесь лучше акустика, и потом здесь имелось две хибарки для переодевания актеров, а у арены при храме – только одна большая уборная.
Зрители еще только тянулись по тропе от городских ворот, а актеры уже совершили обход зала с чашами для денег. Позже она подслушала, как Гэртол Костюмер удивляется, что Д’вард ухитрился собрать вдвое больше, чем он. Спектакль начался на закате, когда Клип протрубил сигнал. Первое действие играли в сумерках. В перерыве зажгли факелы, и актеры снова обошли зал. На этот раз все горели нетерпением узнать, как публика принимает спектакль, и снова Д’вард набрал больше всех.
Во втором действии Элиэль выходила на сцену в костюме герольда и говорила свои реплики. Она играла в Суссе впервые в жизни! Когда она наконец отступила в тень, опираясь на жезл, чтобы не выдать свою хромоту, кто-то захлопал, и ему вторил весь зрительный зал, и это показалось ей самыми бурными аплодисментами за весь вечер. Правда, Элиэль сильно подозревала, что это Д’вард начал хлопать первым, но наверняка она этого не знала, и, конечно же, она была слишком горда, чтобы спросить его.
И после спектакля, когда публика начинала расходиться, актеры в третий раз обошли зал с чашами. Кое-кто бросал в чашу Д’варда настоящие золотые, в точности так, как предсказала Элиэль Певица. Он даже не участвовал в спектакле, но у него была такая славная улыбка!
56
На следующий день труппа переехала в более пристойное помещение, да и еда сделалась заметно лучше.
Правда, еще перед этим Амбрия объявила, что собирается в храм. Выражение ее лица предполагало, что в храм с нею пойдут все. Кое-кто поворчал, но большинство согласилось, что это хорошая мысль. Элиэль знала, что ей надо идти – поблагодарить Тиона за благополучное возвращение в семью. Д’варду тоже, несомненно, стоило бы пойти. Тем не менее он отказался.
– Я не пойду, – твердо заявил он. – И буду очень признателен, если вы не упомянете в своих молитвах Освободителя. И потом, должен же кто-то приглядывать за вещами?
Амбрия насупилась, но так и не смогла затащить его в храм. Даже она не могла устоять против его улыбки. Пиол объявил, что ему нужно поработать, так что он тоже остался. Остальные пошли.
Ничего особого не произошло. Элиэль поблагодарила бога за спасение из Нарша, от Жнецов и за возвращение в семью. Она не упоминала Д’варда. Хотя не думать о нем во время молитвы оказалось делом очень трудным. И ничего не произошло! Уходя из храма, она хромала точно так же, как по дороге в него. Может, она слишком рано начала надеяться, что ее хлопоты будут вознаграждены чудом, – а может, она просто еще не выполнила своей задачи? Ведь она до сих пор не привела Д’варда в храм Тиона.
Позже труппа перебралась в гостиницу Сусса – очень хорошую гостиницу. Пиол Поэт исчез. Элиэль нашла его на чердаке – он что-то торопливо писал. Девочка не сомневалась, что он трудится над новым монологом для «Трастоса». Она не стала ему мешать, а позже, когда его искала Эльма, сказала, что он ушел на рынок.
Вернуться в семью было просто здорово. Все говорили ей, как скучали без нее. Да и она сама, похоже, теперь больше любила их всех. В этот же день, после ленча, Тронг подозвал девочку к себе и усадил рядом. Он рассказал ей все о ее матери, Итерии Импресарио. Это был очень печальный рассказ, и они долго плакали вместе.
Еще через час, когда Элиэль помогала Амбрии развешивать белье, та спросила, не говорил ли с ней Тронг.
Элиэль кивнула. Интересно, чья это все-таки была идея?
– Не будь к нему слишком строга, – по обыкновению чуть грубовато сказала Амбрия, поднимаясь на цыпочках, чтобы дотянуться до верхней веревки. – Он до сих пор не может простить себе, что ты выпала из окна, когда его оставили смотреть за тобой.
– Это как-то связано с моей мамой?
– Ну, думаю, никак. Зря он заставлял нас держать это в тайне от тебя. Ему до сих пор слишком трудно говорить об этом.
– Но, – осторожно спросила Элиэль, чувствуя, как глаза ее начинает предательски щипать, – это ведь был бог, который… ну… я имела в виду, если она влюбилась в бога, это ведь не ее вина, верно?
– Ты хочешь сказать, что виноват бог?
Гм!
– Ну… да. Наверное.
– Вот поэтому Тронгу так тяжело говорить об этом. Поосторожнее с этой рубахой, ладно?
Д’вард начинал вполне сносно понимать джоалийский. Все старались говорить с ним как можно медленнее и четче, так что опасность подцепить этот ужасный местный говор ему не угрожала. Он попросил Элиэль поучить его чтению, и она – так уж и быть! – согласилась уделить ему некоторое время. Он хотел найти экземпляр «Филобийского Завета», чтобы попрактиковаться на нем, но девочка объяснила, что завет написан на суссианском, а читать по-суссиански для него вредно.
– А как тогда насчет пьес Пиола? – спросил он.
– Нет! – отрезала она. – Они написаны на классическом джоалийском. Если ты попробуешь заговорить так на улице, все решат, что ты спятил.
– Та речь из «Королягарри», которую я вам читал, тоже написана таким образом.
Поэтому они с Утиам отправились к местному букинисту. Элиэль выбрала было знаменитый любовный роман, но Д’вард отверг его, остановив свой выбор на исключительно скучной книге о лунах и звездах. Учить его читать по этой жуткой скучище оказалось далеко не так интересно, как она ожидала. Он почему-то удивился, узнав, что Трумб проходит свои фазы всего за четыре с половиной дня, и с совершенно серьезным видом заявил, что Трумб вовсе не большая луна, а просто расположен ближе к Земле. Он удивился даже тому, что недели отсчитывались по Иш, а между ее полнолуниями проходило ровно четырнадцать дней. Он мог часами читать про Кирб’ла, так что в конце концов с ним почти невозможно стало общаться. Он заявлял даже, будто не знал, что в году триста шестьдесят четыре дня! Нет, порой Освободитель казался ей решительно странным.
Оказалось, что не она одна обращает внимание на его улыбку. Олиммиар Танцовщица вела себя дура дурой, вертясь вокруг него ручной киской и краснея всякий раз, как он глядел на нее. Элиэль готова была ей глаза выцарапать. Да и замужние женщины тоже были не лучше. Если их мужья и замечали что-то, они молчали. Все знали, что на Д’варда можно положиться.
Пиол написал-таки оду отваге, и Тронг начал репетиции «Трастоса», хотя и «Варилианец» собирал каждый вечер полный зал.
Элиэль помогала Д’варду выучить его монолог. Конечно, он с трудом понимал смысл отдельных фраз и сильно сокрушался по этому поводу.
– Это же все… ну… как ты назовешь то, что все другие и так давно знают?
Элиэль никак не могла отыскать нужное слово, поэтому они обратились к Гольфрену который сказал, что это называется «банальность».
– Ну да, здесь сплошные банальности, – заявил Д’вард.
Гольфрен пробежал глазами его монолог.
– Конечно. Но разве не вся поэзия такова? Не так важно то, о чем она, как то, как она об этом говорит.
Д’вард подумал, потом рассмеялся и кивнул.
Зато он пришел в совершеннейший ужас, когда Гэртол Костюмер продемонстрировал его наряд.
– Вы хотите сказать, я должен выходить к сотням людей только в этом? Но там же будут дамы!
– Это традиционный наряд, – возразил старый костюмер, – и дамам понравится.
Д’вард казался потрясенным и сильно покраснел.
Его интересовало абсолютно все: политика и местные обычаи, география и торговля. Но больше всего, впрочем, его интересовали боги. Как-то раз Элиэль – случайно! – подслушала, как он спрашивал у Тронга, какие боги хорошие, а какие – плохие.
Тронг, ясное дело, пришел в ужас.
– Боги все добры и не ведают зла, сын мой, – пророкотал он, что на самом деле было строкой из «Суда Афароса», хотя Д’вард и не знал этого.
– Тогда откуда берется зло?
– Зло идет от смертных, если они не повинуются богам.
– Значит, вы одобряете то, что приходится делать женщинам в храме Нарша? – Голос Д’варда звучал скорее удивленно, чем возмущенно.
– Разумеется! – буркнул Тронг и поспешил уйти.
На следующий же день Д’вард отловил Пиола Поэта за обеденным столом и начал что-то записывать. Так уж случилось, что Элиэль как раз помогала Утиам искать потерянную сережку, и, шаря под соседним столом, она услышала часть разговора. Пиол, судя по всему, перечислял всех богов и богинь, каких только мог вспомнить. А Д’вард записывал, но не всех. Потом он ушел, оставив листок лежать так, что всякий мог подойти и прочитать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Дедушка?
Великан подпрыгнул и уставился на нее так, словно видит впервые. Потом опустился на одно колено и – к ее изрядному удивлению – крепко обнял ее. Его борода щекоталась. Только сейчас она заметила, как от грима загрубело и покрылось морщинами его лицо.
– Внучка, милая! Как я скучал по тебе! Так здорово, что ты вернулась к нам.
Да ну! Нет бы ему сказать это два дня назад!
– Я по тебе тоже скучала. И как-нибудь ты расскажешь мне все о моей матери.
Он отвернулся с выражением боли на лице:
– Это трагическая история, детка.
– Я не сомневаюсь, но сейчас нам не до этого. У меня есть к тебе одно предложение.
– Правда? – Его удивление казалось немного неестественным.
– Правда! – сказала Элиэль. – Мне кажется, Д’вард будет гораздо лучшим Тионом в «Трастосе», чем Гольфрен Трубач.
Она боялась, что он отметет эту идею с самого начала, но он всерьез задумался над этим.
– Очень уж у него странное произношение, Элиэль.
– Но у Тиона там всего несколько строчек, и я знаю, что Д’вард сможет заучить их, как надо. И потом, какая разница? Ты думаешь, публика заметит? Он будет таким убедительным!
Тронг улыбнулся – что делал крайне редко. Если припомнить, так он вообще еще ни разу не улыбался ей так.
– Возможно, ты и права! Но это вряд ли справедливо по отношению к Гольфрену.
– Но если ему все равно, ты не будешь против?
– Ну, не знаю. Тиона всегда изображают со светлыми волосами, а Д’вард – брюнет. И Юноша обычно носит только набедренную повязку. У Д’варда может быть очень волосатая грудь, и это будет плохо смотреться.
– Он наденет парик. А его грудь вовсе и не волосатая. Правда, ресницы у него длинные-длинные.
– О… – уклончиво протянул Тронг. – Ладно, я подумаю.
– Спасибо, дедушка! – сказала Элиэль и поцеловала его. Он так и остался стоять на колене, глядя ей вслед.
Девочка думала, что жрецы Оис забрали ее мешок, но оказалось, Амбрия сберегла его. Так что, когда труппа отправилась к амфитеатру, его привычная тяжесть снова давила ей на плечи. Зато на ногах опять были родные башмаки, благодаря которым шагалось гораздо легче. Она пристроилась к Гольфрену, дожидаясь удобного момента.
– Гольфрен!
– Элиэль? Снова твои штучки?
– Ясное дело, нет. Какие еще штучки? Я просто хотела спросить тебя кое о чем.
Он улыбнулся ей, хитро прищурившись. Славные глаза у Гольфрена, хотя далеко не такие яркие и голубые, как у Д’варда. Да и вообще Д’вард куда красивее.
– Ох, чую я подвох. Ладно, давай спрашивай.
– Тебе не кажется, что будет очень мило, – осторожно предположила Элиэль, – если мы сможем дать Д’варду маленькую роль в одной из пьес? Чтобы он чувствовал себя не чужим в труппе?
Гольфрен откашлялся.
– Ну, это смотря как. Какую роль ты имеешь в виду?
– О, мне просто казалось, что из него вышел бы очень хороший Тион, если, конечно, пьеса подойдет.
– Ты так считаешь? Ну, может, и вышел бы – если пьеса подойдет.
– Я так и знала, что ты со мной согласишься, – сказала Элиэль.
Пиол всю дорогу разговаривал с Д’вардом, и Элиэль никак не могла улучить момент и переговорить с ним. Наконец они дошли до амфитеатра. Она быстро облачилась в свой костюм герольда. Поскольку играть им предстояло не в холодном Нарше, ей не требовалось дополнительных одежд. Затем она отправилась на поиски Пиола и обнаружила его среди сваленного на траве реквизита.
– Пиол Поэт!
– Да? – пробормотал тот с отсутствующим видом. С Пиолом вообще было непросто общаться – он слишком часто думал о совершенно посторонних вещах.
– Тебе не кажется, что Д’вард – замечательный актер?
– М-м? – произнес старик, теребя бороду. – Гм? Да, пожалуй. – Он бросил взгляд на список, который держал в руке, и оглянулся по сторонам.
– Отлично! Тебе не кажется, что вполне разумно было бы дать ему маленькую роль в одной из пьес?
– М-м-м? Но какую роль?
– По-моему, из него получился бы отличный Тион в «Трастосе»! Гольфрен тоже так думает, да и Тронг не против.
– Слушай, ты нигде не видела меч Карзона?
Элиэль вздохнула и подобрала меч, лежавший прямо у нее под ногами. Она потыкала тупым острием в живот Пиолу.
– Почему бы не дать Д’варду Тиона в «Трастосе»?
– Что? Кто? – удивился Пиол, не отрываясь от листа. – Но Тиону положено играть на флейте!
Суссиане предпочитали пьесы, в которых Тион представлялся самым важным богом в Пентатеоне, но в этот год Пиол проигнорировал традицию – он вообще часто это делал. Он писал роль Тиона под Гольфрена. Гольфрен замечательно смотрелся в набедренной повязке, но играть не мог. Поэтому, пока остальные боги спорили, Тион по большей части стоял на месте. Уж это-то Д’вард сможет делать ничуть не хуже Гольфрена, пусть у него даже и не такие золотые кудри!
В самом конце спектакля, когда Трастос Тиран впадает в отчаяние и призывает на помощь Тиона – когда зрители ожидают, что Тион будет произносить длинную речь, – Гольфрен выступал вперед и вместо всего этого играл на своей флейте. Это был большой сюрприз. Его вполне неплохо приняли в Мапвейле и пристойно – в Лаппинвейле. То, что думали на этот счет нарсианцы, никого не интересовало.
– Нет, не обязательно! – упрямо возразила Элиэль. – Ты просто написал так потому, что не доверяешь Гольфрену читать текст.
– Мы обсудим это в другой раз. А теперь возьми-ка фляжку и наполни ее в ручье, слышишь? И прекрати тыкать в меня этим мечом!
– Нет, ты послушай! – Элиэль ткнула еще. – Тион воодушевляет Трастоса идти и сражаться, зная, что он обречен. Ясное дело, ты можешь дать Тиону несколько строк текста вместо этого дурацкого дудения, чтобы зрители понимали, о чем речь. Яркую речь вроде той, что Д’вард читал сегодня, только на джоалийском, конечно… и чего это ты смеешься?
– Я? Смеюсь? Вовсе я не смеюсь! Я думал о солдате в «Варилианце».
Это была другая роль Гольфрена Флейтиста, и в ней он смотрелся еще ужаснее.
– Ну и что с ней?
– Мы можем сделать его генералом.
– Д’вард отлично справился бы и с этим, – сказала девочка. – Но мы не можем менять «Варилианца» сейчас, в разгар сезона. И будет несправедливо отбирать у Гольфрена все его роли. Нет, мне кажется, Д’варду лучше играть Тиона в «Трастосе».
– Я подумаю об этом. – Пиол опустился на колени проверить ящичек с гримом. – Может, Гольфрену и не жаль своей роли, но он любит играть на свирели. И принеси мне наконец воды.
К счастью, у Элиэль имелась запасная струна для этой лиры.
– Мы же говорим о трагедии, а не о комедии масок! Нет, признай – Тион у тебя играет на флейте, чтобы ободрить Тирана, только потому, что Гольфрен не может играть. Так почему Тион не может играть на ней, чтобы поддержать Джинуу?
Пиол пересчитал краски и закрыл ящичек. Он потянулся к реквизиту… Поднял глаза.
– Кого?
– Джинуу, бога отваги, – как ни в чем не бывало отвечала Элиэль. – Аватару Юноши. Конечно, в этих краях его знают не так хорошо, ведь храм Джинуу расположен в Ринуленде или где-то там еще. И многие до сих пор спорят насчет его места в Пентатеоне. – Утром она отловила на улице пару жриц и дотошно расспросила их про Джинуу, так что на данный момент знала про него гораздо больше, чем Пиол Поэт.
– Какие еще споры? – Пиол наконец заинтересовался.
– Ну, одна из школ считает его аватарой Астины, раз уж она покровительствует воинам. Но только не в Суссе. Так вот, Тион играет на флейте, а Джинуу выходит на сцену и говорит! Бог может поручать такое своей аватаре, верно ведь?
Пиол уставился на нее, как на умалишенную.
– Я никогда не слышал… Храни меня Висек! Бок о бок?
– А почему бы и нет? – Элиэль положила меч. – Мне кажется, из Д’варда получился бы отличный бог отваги, разве нет? Он же прирожденный актер!
– А ты прирожденная сценаристка! – Старик уставился в пространство невидящим взором. Увидев все характерные признаки гения за работой, она тихонько улизнула, чтобы не мешать ему сосредоточиться. Ну что ж, это она устроила! Правда, нельзя сказать, чтобы она особенно сомневалась в исходе разговора. Ведь написано же в завете: «И станет Д’вард Тионом, и станет Д’вард отвагой».
Амфитеатр размещался в естественной выемке в утесе сразу за городскими стенами. Он уступал размерами тому, что находился в храме. Однако Элиэль считала, что здесь лучше акустика, и потом здесь имелось две хибарки для переодевания актеров, а у арены при храме – только одна большая уборная.
Зрители еще только тянулись по тропе от городских ворот, а актеры уже совершили обход зала с чашами для денег. Позже она подслушала, как Гэртол Костюмер удивляется, что Д’вард ухитрился собрать вдвое больше, чем он. Спектакль начался на закате, когда Клип протрубил сигнал. Первое действие играли в сумерках. В перерыве зажгли факелы, и актеры снова обошли зал. На этот раз все горели нетерпением узнать, как публика принимает спектакль, и снова Д’вард набрал больше всех.
Во втором действии Элиэль выходила на сцену в костюме герольда и говорила свои реплики. Она играла в Суссе впервые в жизни! Когда она наконец отступила в тень, опираясь на жезл, чтобы не выдать свою хромоту, кто-то захлопал, и ему вторил весь зрительный зал, и это показалось ей самыми бурными аплодисментами за весь вечер. Правда, Элиэль сильно подозревала, что это Д’вард начал хлопать первым, но наверняка она этого не знала, и, конечно же, она была слишком горда, чтобы спросить его.
И после спектакля, когда публика начинала расходиться, актеры в третий раз обошли зал с чашами. Кое-кто бросал в чашу Д’варда настоящие золотые, в точности так, как предсказала Элиэль Певица. Он даже не участвовал в спектакле, но у него была такая славная улыбка!
56
На следующий день труппа переехала в более пристойное помещение, да и еда сделалась заметно лучше.
Правда, еще перед этим Амбрия объявила, что собирается в храм. Выражение ее лица предполагало, что в храм с нею пойдут все. Кое-кто поворчал, но большинство согласилось, что это хорошая мысль. Элиэль знала, что ей надо идти – поблагодарить Тиона за благополучное возвращение в семью. Д’варду тоже, несомненно, стоило бы пойти. Тем не менее он отказался.
– Я не пойду, – твердо заявил он. – И буду очень признателен, если вы не упомянете в своих молитвах Освободителя. И потом, должен же кто-то приглядывать за вещами?
Амбрия насупилась, но так и не смогла затащить его в храм. Даже она не могла устоять против его улыбки. Пиол объявил, что ему нужно поработать, так что он тоже остался. Остальные пошли.
Ничего особого не произошло. Элиэль поблагодарила бога за спасение из Нарша, от Жнецов и за возвращение в семью. Она не упоминала Д’варда. Хотя не думать о нем во время молитвы оказалось делом очень трудным. И ничего не произошло! Уходя из храма, она хромала точно так же, как по дороге в него. Может, она слишком рано начала надеяться, что ее хлопоты будут вознаграждены чудом, – а может, она просто еще не выполнила своей задачи? Ведь она до сих пор не привела Д’варда в храм Тиона.
Позже труппа перебралась в гостиницу Сусса – очень хорошую гостиницу. Пиол Поэт исчез. Элиэль нашла его на чердаке – он что-то торопливо писал. Девочка не сомневалась, что он трудится над новым монологом для «Трастоса». Она не стала ему мешать, а позже, когда его искала Эльма, сказала, что он ушел на рынок.
Вернуться в семью было просто здорово. Все говорили ей, как скучали без нее. Да и она сама, похоже, теперь больше любила их всех. В этот же день, после ленча, Тронг подозвал девочку к себе и усадил рядом. Он рассказал ей все о ее матери, Итерии Импресарио. Это был очень печальный рассказ, и они долго плакали вместе.
Еще через час, когда Элиэль помогала Амбрии развешивать белье, та спросила, не говорил ли с ней Тронг.
Элиэль кивнула. Интересно, чья это все-таки была идея?
– Не будь к нему слишком строга, – по обыкновению чуть грубовато сказала Амбрия, поднимаясь на цыпочках, чтобы дотянуться до верхней веревки. – Он до сих пор не может простить себе, что ты выпала из окна, когда его оставили смотреть за тобой.
– Это как-то связано с моей мамой?
– Ну, думаю, никак. Зря он заставлял нас держать это в тайне от тебя. Ему до сих пор слишком трудно говорить об этом.
– Но, – осторожно спросила Элиэль, чувствуя, как глаза ее начинает предательски щипать, – это ведь был бог, который… ну… я имела в виду, если она влюбилась в бога, это ведь не ее вина, верно?
– Ты хочешь сказать, что виноват бог?
Гм!
– Ну… да. Наверное.
– Вот поэтому Тронгу так тяжело говорить об этом. Поосторожнее с этой рубахой, ладно?
Д’вард начинал вполне сносно понимать джоалийский. Все старались говорить с ним как можно медленнее и четче, так что опасность подцепить этот ужасный местный говор ему не угрожала. Он попросил Элиэль поучить его чтению, и она – так уж и быть! – согласилась уделить ему некоторое время. Он хотел найти экземпляр «Филобийского Завета», чтобы попрактиковаться на нем, но девочка объяснила, что завет написан на суссианском, а читать по-суссиански для него вредно.
– А как тогда насчет пьес Пиола? – спросил он.
– Нет! – отрезала она. – Они написаны на классическом джоалийском. Если ты попробуешь заговорить так на улице, все решат, что ты спятил.
– Та речь из «Королягарри», которую я вам читал, тоже написана таким образом.
Поэтому они с Утиам отправились к местному букинисту. Элиэль выбрала было знаменитый любовный роман, но Д’вард отверг его, остановив свой выбор на исключительно скучной книге о лунах и звездах. Учить его читать по этой жуткой скучище оказалось далеко не так интересно, как она ожидала. Он почему-то удивился, узнав, что Трумб проходит свои фазы всего за четыре с половиной дня, и с совершенно серьезным видом заявил, что Трумб вовсе не большая луна, а просто расположен ближе к Земле. Он удивился даже тому, что недели отсчитывались по Иш, а между ее полнолуниями проходило ровно четырнадцать дней. Он мог часами читать про Кирб’ла, так что в конце концов с ним почти невозможно стало общаться. Он заявлял даже, будто не знал, что в году триста шестьдесят четыре дня! Нет, порой Освободитель казался ей решительно странным.
Оказалось, что не она одна обращает внимание на его улыбку. Олиммиар Танцовщица вела себя дура дурой, вертясь вокруг него ручной киской и краснея всякий раз, как он глядел на нее. Элиэль готова была ей глаза выцарапать. Да и замужние женщины тоже были не лучше. Если их мужья и замечали что-то, они молчали. Все знали, что на Д’варда можно положиться.
Пиол написал-таки оду отваге, и Тронг начал репетиции «Трастоса», хотя и «Варилианец» собирал каждый вечер полный зал.
Элиэль помогала Д’варду выучить его монолог. Конечно, он с трудом понимал смысл отдельных фраз и сильно сокрушался по этому поводу.
– Это же все… ну… как ты назовешь то, что все другие и так давно знают?
Элиэль никак не могла отыскать нужное слово, поэтому они обратились к Гольфрену который сказал, что это называется «банальность».
– Ну да, здесь сплошные банальности, – заявил Д’вард.
Гольфрен пробежал глазами его монолог.
– Конечно. Но разве не вся поэзия такова? Не так важно то, о чем она, как то, как она об этом говорит.
Д’вард подумал, потом рассмеялся и кивнул.
Зато он пришел в совершеннейший ужас, когда Гэртол Костюмер продемонстрировал его наряд.
– Вы хотите сказать, я должен выходить к сотням людей только в этом? Но там же будут дамы!
– Это традиционный наряд, – возразил старый костюмер, – и дамам понравится.
Д’вард казался потрясенным и сильно покраснел.
Его интересовало абсолютно все: политика и местные обычаи, география и торговля. Но больше всего, впрочем, его интересовали боги. Как-то раз Элиэль – случайно! – подслушала, как он спрашивал у Тронга, какие боги хорошие, а какие – плохие.
Тронг, ясное дело, пришел в ужас.
– Боги все добры и не ведают зла, сын мой, – пророкотал он, что на самом деле было строкой из «Суда Афароса», хотя Д’вард и не знал этого.
– Тогда откуда берется зло?
– Зло идет от смертных, если они не повинуются богам.
– Значит, вы одобряете то, что приходится делать женщинам в храме Нарша? – Голос Д’варда звучал скорее удивленно, чем возмущенно.
– Разумеется! – буркнул Тронг и поспешил уйти.
На следующий же день Д’вард отловил Пиола Поэта за обеденным столом и начал что-то записывать. Так уж случилось, что Элиэль как раз помогала Утиам искать потерянную сережку, и, шаря под соседним столом, она услышала часть разговора. Пиол, судя по всему, перечислял всех богов и богинь, каких только мог вспомнить. А Д’вард записывал, но не всех. Потом он ушел, оставив листок лежать так, что всякий мог подойти и прочитать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48