Его подопечная могла бы напялить и мешок из-под картофеля, и на ней он смотрелся бы как модное шелковое платье.Женщины почтили друг друга реверансами, как если бы между ними и не стоял Дрейвен Мейтленд, которого Имоджин соблазнила и увела, оставив Джиллиан Питен-Адамс без мужа.На лбу Рейфа выступил пот при одном взгляде на них. Ну как только люди могут коротать дни без выпивки? И почему, собственно говоря?
Гейбриел Спенсер еще мальчиком усвоил одну вещь: в мире много такого, что он желал бы иметь, но никогда не получит. Как и любой незаконнорожденный ребенок, он, еще сидя на коленях матери, заучил этот урок. К счастью, ему никогда не приходилось думать о пище. Старый герцог Холбрук в своей упорной и непонятной привязанности к матери Гейбриела всегда заботился об их материальном благополучии. Но с юных лет он сознавал, что визиты герцога к ним были событием.Прибывал посланец и объявлял о предстоящем визите герцога, иногда за пять дней до его появления. И глаза его матери начинали сиять. Вскоре и весь дом светился тоже. Прошло много лет, прежде чем он стал замечать признаки этого приближающегося визита – приход парикмахера, новые чулки и цветы в ее спальне.Ему было шесть лет, когда Гарри Ханкс объявил об очевидном на школьном дворе. Гейб немедленно поверг Гарри на землю ударом кулака. Он стоял над ним, сжимая кулаки, которые саднило от силы удара, и правое его колено кровоточило, но он ощущал свой триумф, потому что Гарри был по крайней мере на один стоун тяжелее его. Потом Гарри поднял взгляд, посмотрел на него заплывающим правым глазом и сказал:– Мне плевать. Все равно твоя мать не более чем потаскуха. Так сказал мой отец. – Гейб не знал, что такое потаскуха, но мог догадаться. – Моя мать говорит, что даже ее семья не хочет с ней знаться, – добавил Гарри. – И у тебя нет дедушки.Гейб поднял Гарри на ноги и двинул его так сильно, что вышиб один из его передних зубов.Но это ничего не изменило. Гарри мог быть беззубым, обладать пронзительным голосом, но его мать была женой мясника и его родители состояли в браке. Мать Гейба была красива и хорошего происхождения (третья дочь сельского сквайра), но она была потаскухой. По мнению Гейба, отсутствие переднего зуба у Гарри было вызвано его собственной ошибкой, потому что из чистой глупости он вздумал дразнить Гейба и попрекать положением его матери.До этого Гейб никогда не замечал, что у него нет бабушки и дедушки. Он знал, что его мать была дочерью сквайра, хотя никогда не задумывался, куда тот подевался. Конечно, он знал, что его отец герцог и что у него есть еще одна жена, но он не думал, чем чревато такое положение дел.Пока Гарри не просветил его.Жизненная философия Гейба сформировалась в одно мгновение, когда в пылу борьбы он задыхался на пыльном школьном дворе. Он мог бы пожелать, чтобы его мать была замужем (и желал этого), но это ничего не меняло. Он принял наказание учителя с должным стоицизмом (тот его оттузил) и отрешенностью, потому что заслужил его.И не оттого, что поколотил Гарри, но потому, что дрался за то, чего у него не могло быть никогда. Это было так же глупо, как и то, что Гарри поплатился зубом из-за чьей-то матери. Хуже быть глупым, чем считаться сыном потаскухи. Неумно было затевать драку, но только полный болван мог желать того, что не в силах получить.И на этой почве он никогда больше драк не устраивал. Иногда мальчишки обзывали его мать дамой легкого нрава или чем похуже – девкой или шлюхой. Но он только косился на них и уходил. В его взгляде появлялось что-то настолько неприятное, что ему даже не приходилось пускать в ход кулаки. Обычно слова замирали у них на губах.И Гейб привык принимать решения мгновенно. Если бывало что-нибудь или кто-нибудь, чего или кого он желал, он тотчас же решал, возможно ли это. Если это было за пределами его возможностей, он больше ни одной минуты не думал об этом. Если достижимо, он дрался зажелаемое зубами и когтями, пока считал цель разумной.Его философия позволяла ему жить милостью Божьей в покое и равновесии до 1817 года, а точнее, до октябрьского утра, когда он поднял глаза и встретил взгляд некой мисс Питен-Адамс. И не только сладостное томление охватило все его тело, это было чистым и ничем не замутненным желанием, стремлением заполучить эту элегантную, сдержанную, умную, восхитительную особу. Всю целиком.Ему не следовало смотреть на нее. Но он не мог оторвать от нее глаз. А это шло вразрез с его глубоко укоренившимися принципами. Она была недостижима, и мысли о ней надо выбросить из головы.Пока же он постарался быть как можно более колючим, потому что она, без сомнения, разделяла мнение большинства людей благородного происхождения, что недостойное рождение проявляется в неприемлемом поведении. Никогда в жизни он не чувствовал себя более незаконнорожденным, чем теперь.Со своей стороны Джиллиан Питен-Адамс скоро поняла, что вечер, посвященный театру, – серьезное предприятие и она должна играть на нем роль распорядительницы.– Никто из нас не знает, как организовать театральное представление, – говорил герцог Холбрук. – Мы во всем полагаемся на вас.– По правде говоря, – отвечала Джиллиан, – я считаю, что домашнее театральное представление – дело сугубо частное. Вы говорите, что хотели пригласить сто человек, ваша светлость?– Самое меньшее, – кивнул Холбрук.– Неужели это похоже на частный любительский театр? – спросила ее матушка.Похоже, герцог страдал от головной боли. Он прикрыл глаза ладонью и пробормотал в ответ что-то невнятное.– Совершенно согласна, – бодро откликнулась ее мать. – Давайте пригласим пятьдесят. И на этом остановимся. Или, еще лучше, позовем всех сельских жителей, и будет.– Боюсь, это мероприятие должно носить более публичный характер, – возразил мистер Спенсер со спокойной уверенностью.Джиллиан посмотрела на него прищурясь. Почему-то этот мужчина с младенцем на руках, по-видимому, всем здесь распоряжался.– Могу я спросить, почему? – поинтересовалась она.– Такова наша прихоть, – сказал герцог бесцветным голосом. – Моя мать считала, что театр может вместить и двести зрителей.Джиллиан вдруг вспомнила, как захватила ее идея поставить спектакль в знаменитом, похожем на шкатулку для драгоценностей театре герцогини Холбрук.– Сначала надо решить, какую пьесу мы хотим поставить, – сказала она. Она подвинула к себе стопку книг, лежавшую справа от нее. – Я позволила себе вольность привезти несколько пьес.– Раз у вас в руках томик Софокла, – сказал герцог, – я могу вам сообщить, что моя мать пробовала ставить пьесы греческих драматургов, но на сцене ничего из этого не получалось. Они проваливались. По правде говоря, некоторые из них публика принимала с явным неудовольствием.– В греческих пьесах есть что-то вульгарное, – согласилась Джиллиан.Профессор теологии посмотрел на нее, и она почувствовала, что краснеет.– Неужели можно получать удовольствие от такой пьесы, как «Царь Эдип»? – вопросила она, ощущая себя чопорной занудой.– И в Библии есть моменты, которые можно счесть в высшей степени непристойными, – сказал он. – И все же она по праву удерживает место среди канонического чтения.– Я бы выбрала Джорджа Этериджа Этеридж, Джордж (1635–1691) – английский драматург, комедиограф XVII века.
, – сказала Джиллиан, не считая себя вправе вступать в перепалку по поводу неприличных эпизодов в Священном Писании, – «Модник, или Сэр Форлинг Флаттер».– Незначительная писанина, – заметил профессор, кривя рот.Джиллиан сжала губы.– А как насчет «Школы злословия»? Шеридан, Ричард Бринсли (1751–1816) – знаменитый английский драматург, комедиограф. Его блестящая пьеса «Школа злословия» считается лучшей комедией XVIII века.
– Ну, это просто вершина незначительности, нечто вроде барокко.– А мне очень нравится эта пьеса, – возразила Джиллиан.– Я ни одной из них не читала, – сказала леди Гризелда. – А стоит ее прочесть? Эти пьесы юмористические или серьезные?– Юмористические, – ответила Джиллиан одновременно с профессором, который заметил:– Тривиальные.– А что бы вы предложили? – спросила Джиллиан.– Я перерою библиотеку Рейфа, – ответил мистер Спенсер, – и найду достойную. Но это не моя область.– Мы могли бы попытаться поставить пьесу Шекспира, хотя считаю, что для любителей это слишком сложно. – предложила Джиллиан.– Шекспир исключен из раннего собрания Бодлианской библиотеки Бодлианская библиотека Оксфордского университета, вторая по значению в Англии.
, и не без основания, – заметил профессор. – Доктор Джонсон был первым, кто заметил исключительную непристойность этих пьес. В особенности комедий, прославляющих более всего бесшабашное поведение.– Такое, например, как способность влюбиться? – спросила леди Гризелда. – Мой дорогой мистер Спенсер, что же нам останется, если мы откажемся от всех человеческих слабостей и причуд?Джиллиан начинала испытывать сильную неприязнь к профессору и его высокомерным высказываниям об искусстве.– Может быть, леди Мейтленд и леди Гризелда подумают сегодня вечером над моими предложениями? – сказала она. – Раз мистер Спенсер, похоже, не может предложить ничего менее тривиального.– О нет, – поспешила возразить леди Гризелда. – Я в этом ничего не понимаю и не хочу с этим связываться. Да и играть не смогла бы. Я не сомневаюсь, что профессиональная актриса справилась бы с любой пьесой, какую бы вы ни выбрали.– Я и сама не смогу играть перед столь многочисленной аудиторией, поскольку я не замужем, – сказала Джиллиан. – Так как моя мать упрямо отказывалась играть в любительских спектаклях, сколько я ее знаю, должно быть, нам придется просить сыграть вас, леди Гризелда.– Я готова помогать всем, чем смогу. Но возможно, если бы аудитория состояла только из сельского люда, я и смогла бы, но раз публику приглашают из Лондона…– Приглашения уже приняты, – послышался голос герцога с дивана, куда он рухнул. И тон его не допускал возражений.Джиллиан переводила взгляд с бесстрастного лица профессора на бледную физиономию его брата, герцога. Потом со стуком положила стопку привезенных книг.– Есть в этой постановке нечто такое, что от меня ускользает.– Понимаю ваше недоумение, – вступила в разговор Имоджин. – Учитывая, что Рейф никогда себя ничем не обременяет.– Как ты можешь такое говорить? – возмутился герцог.– Мисс Питен-Адамс, вероятно, знает, что ты никогда не проявлял ни малейшего интереса к любительским спектаклям, – ответила ему леди Мейтленд.– У меня появился такой интерес, – сказал он упрямо.– Если вы извините мой скептицизм, ваша светлость, пожалуй, за этим кроется нечто большее, чем внезапно возникший энтузиазм. Откуда эта профессиональная актриса? И кто она?Джиллиан смотрела прямо в лицо мистера Спенсера. Конечно, он тянул за ниточки марионеток в этом мероприятии. Она не могла ошибиться.– Ее имя мисс Лоретта Хоз.– И откуда эта мисс Хоз?– Мистер Спенсер случайно сбил ее, когда ехал в экипаже, – пояснила Имоджин Мейтленд. – Из-за травмы она потеряла место в «Ковент-Гардене». Поэтому он обещал ей главную роль здесь.– Это нечто вроде компенсации? – спросила Джиллиан, не выпуская из поля зрения лица мистера Спенсера.– Именно так.– Поэтому в главной роли у нас профессиональная актриса, – устало заметил герцог. – Нам надо обсудить что-нибудь еще?Он встал, слегка покачиваясь.– Ему надо прилечь, – решительно заметила Гризелда, как только герцог вышел из комнаты. – У меня есть кое-какие соображения, касающиеся спектакля.– Что вы предлагаете, леди Гризелда? – спросил мистер Спенсер.– Как насчет рождественской пантомимы Английская пантомима – особый жанр сценического искусства, популярный в Англии в XVIII–XIX веках и включавший пение, танцы и элементы фольклора и клоунады. Входила в репертуар многих лондонских театров.
? Всем нравится пантомима, и если уровень нашей игры не будет столь высоким, то в пантомиме этого никто не заметит.– Вы имеете в виду настоящую пантомиму, включая и фарс, и…– Именно! Это нам отлично подойдет. Все роли обычно отводятся мужчинам, но одну женскую роль мы можем отдать этой молодой особе из Лондона. Она сыграет принцессу или что-то в этом роде. Я уверена, что она будет счастлива, если мы найдем для нее подходящий костюм.Было нечто странное в истории об актрисе, сбитой экипажем. У Джиллиан сложилось впечатление, что мистер Спенсер только что познакомился со своим братом. И выглядел он так, будто чувствовал бы себя много уютнее, если бы ему удалось забиться в пыльный угол библиотеки Кембриджа. В его взгляде читалось что-то отчаянное, когда речь зашла о мисс Хоз, и это возбудило у Джиллиан подозрения.Леди Мейтленд вышла на авансцену и положила руку на плечо мистера Спенсера.– Я думаю, что вы делаете доброе дело для этой молодой женщины.В последний раз Джиллиан видела такое выражение, полное живого интереса, в глазах Имоджин Эссекс, когда ее взгляд был направлен на жениха Джиллиан Дрейвена Мейтленда. Джиллиан была этому рада, потому что это означало для нее освобождение от постылой помолвки. На сей раз ее звали уже Имоджин Мейтленд и взгляд ее был направлен на брата герцога.Но теперь этот взгляд Джиллиан не понравился. Глава 13Военный совет генералов, включающий образование подразделения по выбору места для развертывания военных действий «Я вовсе не боюсь носить вдовий чепец, – сказала себе Имоджин. Она одевалась к обеду. – Когда начнется сезон, я поеду в Лондон и решу, хочу ли снова выйти замуж, и тогда будет сказано последнее слово. Но до начала сезона остается еще много времени. Точнее, шесть месяцев. И я… Хочу чего-нибудь для себя лично».Ее скорбь улеглась, но на ее место пришла пустота. Прошлой весной она подумывала о том, чтобы завести интрижку, и это было вызвано яростью, чувством унижения и вины. Теперь же ей казалось, будто это происходило не с нею, а с кем-то другим. Конечно, не она, а совсем другая женщина набросилась на любимую сестру Тесс, как гадюка, и обвинила ее в смерти Дрейвена. А почему?Руки Имоджин замерли. Потому что она и Тесс как раз ссорились, когда лошадь Дрейвена промчалась как молния мимо. Конечно, она извинилась перед Тесс. Тогда она была не в себе, обезумела от горя. Ей следовало извиняться перед всеми направо и налево. И перед мисс Питен-Адамс. Но эту мысль ей удалось прогнать.Мистер Спенсер был восхитителен. При воспоминании о нем она затрепетала. Конечно, соблазнить его будет нетрудно. Имоджин глубоко вздохнула. И она сделает это уже нынешней ночью.– Дейзи, – обратилась она к горничной.Горничная Имоджин подняла глаза от комода, в котором прибирала.– Да, миледи?– Я надену то бархатное платье, которое сшила мадам Карем.– Конечно, миледи, – ответила Дейзи и расправила полотнище роскошного ярко-красного бархата с глубоким вырезом и узкими короткими рукавами. Его украшали мелкие жемчужины, а скроено оно было точно по фигуре Имоджин и подчеркивало все ее соблазнительные изгибы. – Вам угодно ленту для волос?– Нет, – возразила Имоджин. – Я надену рубины.Она знала – это придаст ей уверенности. «Я с такой же легкостью соблазню мистера Спенсера, с какой упала с лошади к ногам Дрейвена», – сказала себе Имоджин двадцатью минутами позже, глядясь в зеркало.За дверью послышался какой-то звук. Дейзи открыла и объявила:– Мисс Питен-Адамс спрашивает, примете ли вы ее.– Проси, – сказала Имоджин. – И, Дейзи, я сама закончу одеваться. Благодарю тебя.Горничная присела в реверансе и затворила за собой дверь.Джиллиан Питен-Адамс была одета в полосатое шелковое платье приглушенных тонов, конечно, модное, но вполне пригодное для тихого семейного обеда в деревенском доме. Когда она увидела Имоджин, ее глаза округлились.– Вы выглядите потрясающе, леди Мейтленд, – сказала она. – Мне стыдно за себя.– Благодарю вас, – ответила Имоджин, подводя ее к стулу. – Стыдиться нелепо. Я с отчаянием вспоминаю ту минуту в прошлом году, когда увидела вас в первый раз. – Она тогда надеялась, что невеста Мейтленда окажется бледной немочью, невзрачным синим чулком.Поколебавшись, она ринулась вперед, будто головой в омут.– Я хотела извиниться, мисс Питен-Адамс. Я вела себя недостойно, убежав с вашим женихом.– То, что вы его полюбили, можно счесть смягчающим обстоятельством. – Мисс Питен-Адамс опустилась на стул. Имоджин не стала садиться.– За прошедший год я много думала о своем поведении. Мне нет прощения. У меня была только одна мысль – о вашем женихе Дрейвене Мейтленде. Я много лет была влюблена в него, и хотя это не извиняет моего поступка, но может хотя бы объяснить его.– Пожалуйста, сядьте, – сказала мисс Питен-Адамс. – Я не испытываю к вам ничего, кроме восхищения. Вы питали к Дрейвену такие сильные чувства.– Да, питала, – согласилась Имоджин, садясь.– Простите мою манеру выражаться прямо, – продолжала Джиллиан, подаваясь к Имоджин и дотрагиваясь до ее колена, – но я удивлена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Гейбриел Спенсер еще мальчиком усвоил одну вещь: в мире много такого, что он желал бы иметь, но никогда не получит. Как и любой незаконнорожденный ребенок, он, еще сидя на коленях матери, заучил этот урок. К счастью, ему никогда не приходилось думать о пище. Старый герцог Холбрук в своей упорной и непонятной привязанности к матери Гейбриела всегда заботился об их материальном благополучии. Но с юных лет он сознавал, что визиты герцога к ним были событием.Прибывал посланец и объявлял о предстоящем визите герцога, иногда за пять дней до его появления. И глаза его матери начинали сиять. Вскоре и весь дом светился тоже. Прошло много лет, прежде чем он стал замечать признаки этого приближающегося визита – приход парикмахера, новые чулки и цветы в ее спальне.Ему было шесть лет, когда Гарри Ханкс объявил об очевидном на школьном дворе. Гейб немедленно поверг Гарри на землю ударом кулака. Он стоял над ним, сжимая кулаки, которые саднило от силы удара, и правое его колено кровоточило, но он ощущал свой триумф, потому что Гарри был по крайней мере на один стоун тяжелее его. Потом Гарри поднял взгляд, посмотрел на него заплывающим правым глазом и сказал:– Мне плевать. Все равно твоя мать не более чем потаскуха. Так сказал мой отец. – Гейб не знал, что такое потаскуха, но мог догадаться. – Моя мать говорит, что даже ее семья не хочет с ней знаться, – добавил Гарри. – И у тебя нет дедушки.Гейб поднял Гарри на ноги и двинул его так сильно, что вышиб один из его передних зубов.Но это ничего не изменило. Гарри мог быть беззубым, обладать пронзительным голосом, но его мать была женой мясника и его родители состояли в браке. Мать Гейба была красива и хорошего происхождения (третья дочь сельского сквайра), но она была потаскухой. По мнению Гейба, отсутствие переднего зуба у Гарри было вызвано его собственной ошибкой, потому что из чистой глупости он вздумал дразнить Гейба и попрекать положением его матери.До этого Гейб никогда не замечал, что у него нет бабушки и дедушки. Он знал, что его мать была дочерью сквайра, хотя никогда не задумывался, куда тот подевался. Конечно, он знал, что его отец герцог и что у него есть еще одна жена, но он не думал, чем чревато такое положение дел.Пока Гарри не просветил его.Жизненная философия Гейба сформировалась в одно мгновение, когда в пылу борьбы он задыхался на пыльном школьном дворе. Он мог бы пожелать, чтобы его мать была замужем (и желал этого), но это ничего не меняло. Он принял наказание учителя с должным стоицизмом (тот его оттузил) и отрешенностью, потому что заслужил его.И не оттого, что поколотил Гарри, но потому, что дрался за то, чего у него не могло быть никогда. Это было так же глупо, как и то, что Гарри поплатился зубом из-за чьей-то матери. Хуже быть глупым, чем считаться сыном потаскухи. Неумно было затевать драку, но только полный болван мог желать того, что не в силах получить.И на этой почве он никогда больше драк не устраивал. Иногда мальчишки обзывали его мать дамой легкого нрава или чем похуже – девкой или шлюхой. Но он только косился на них и уходил. В его взгляде появлялось что-то настолько неприятное, что ему даже не приходилось пускать в ход кулаки. Обычно слова замирали у них на губах.И Гейб привык принимать решения мгновенно. Если бывало что-нибудь или кто-нибудь, чего или кого он желал, он тотчас же решал, возможно ли это. Если это было за пределами его возможностей, он больше ни одной минуты не думал об этом. Если достижимо, он дрался зажелаемое зубами и когтями, пока считал цель разумной.Его философия позволяла ему жить милостью Божьей в покое и равновесии до 1817 года, а точнее, до октябрьского утра, когда он поднял глаза и встретил взгляд некой мисс Питен-Адамс. И не только сладостное томление охватило все его тело, это было чистым и ничем не замутненным желанием, стремлением заполучить эту элегантную, сдержанную, умную, восхитительную особу. Всю целиком.Ему не следовало смотреть на нее. Но он не мог оторвать от нее глаз. А это шло вразрез с его глубоко укоренившимися принципами. Она была недостижима, и мысли о ней надо выбросить из головы.Пока же он постарался быть как можно более колючим, потому что она, без сомнения, разделяла мнение большинства людей благородного происхождения, что недостойное рождение проявляется в неприемлемом поведении. Никогда в жизни он не чувствовал себя более незаконнорожденным, чем теперь.Со своей стороны Джиллиан Питен-Адамс скоро поняла, что вечер, посвященный театру, – серьезное предприятие и она должна играть на нем роль распорядительницы.– Никто из нас не знает, как организовать театральное представление, – говорил герцог Холбрук. – Мы во всем полагаемся на вас.– По правде говоря, – отвечала Джиллиан, – я считаю, что домашнее театральное представление – дело сугубо частное. Вы говорите, что хотели пригласить сто человек, ваша светлость?– Самое меньшее, – кивнул Холбрук.– Неужели это похоже на частный любительский театр? – спросила ее матушка.Похоже, герцог страдал от головной боли. Он прикрыл глаза ладонью и пробормотал в ответ что-то невнятное.– Совершенно согласна, – бодро откликнулась ее мать. – Давайте пригласим пятьдесят. И на этом остановимся. Или, еще лучше, позовем всех сельских жителей, и будет.– Боюсь, это мероприятие должно носить более публичный характер, – возразил мистер Спенсер со спокойной уверенностью.Джиллиан посмотрела на него прищурясь. Почему-то этот мужчина с младенцем на руках, по-видимому, всем здесь распоряжался.– Могу я спросить, почему? – поинтересовалась она.– Такова наша прихоть, – сказал герцог бесцветным голосом. – Моя мать считала, что театр может вместить и двести зрителей.Джиллиан вдруг вспомнила, как захватила ее идея поставить спектакль в знаменитом, похожем на шкатулку для драгоценностей театре герцогини Холбрук.– Сначала надо решить, какую пьесу мы хотим поставить, – сказала она. Она подвинула к себе стопку книг, лежавшую справа от нее. – Я позволила себе вольность привезти несколько пьес.– Раз у вас в руках томик Софокла, – сказал герцог, – я могу вам сообщить, что моя мать пробовала ставить пьесы греческих драматургов, но на сцене ничего из этого не получалось. Они проваливались. По правде говоря, некоторые из них публика принимала с явным неудовольствием.– В греческих пьесах есть что-то вульгарное, – согласилась Джиллиан.Профессор теологии посмотрел на нее, и она почувствовала, что краснеет.– Неужели можно получать удовольствие от такой пьесы, как «Царь Эдип»? – вопросила она, ощущая себя чопорной занудой.– И в Библии есть моменты, которые можно счесть в высшей степени непристойными, – сказал он. – И все же она по праву удерживает место среди канонического чтения.– Я бы выбрала Джорджа Этериджа Этеридж, Джордж (1635–1691) – английский драматург, комедиограф XVII века.
, – сказала Джиллиан, не считая себя вправе вступать в перепалку по поводу неприличных эпизодов в Священном Писании, – «Модник, или Сэр Форлинг Флаттер».– Незначительная писанина, – заметил профессор, кривя рот.Джиллиан сжала губы.– А как насчет «Школы злословия»? Шеридан, Ричард Бринсли (1751–1816) – знаменитый английский драматург, комедиограф. Его блестящая пьеса «Школа злословия» считается лучшей комедией XVIII века.
– Ну, это просто вершина незначительности, нечто вроде барокко.– А мне очень нравится эта пьеса, – возразила Джиллиан.– Я ни одной из них не читала, – сказала леди Гризелда. – А стоит ее прочесть? Эти пьесы юмористические или серьезные?– Юмористические, – ответила Джиллиан одновременно с профессором, который заметил:– Тривиальные.– А что бы вы предложили? – спросила Джиллиан.– Я перерою библиотеку Рейфа, – ответил мистер Спенсер, – и найду достойную. Но это не моя область.– Мы могли бы попытаться поставить пьесу Шекспира, хотя считаю, что для любителей это слишком сложно. – предложила Джиллиан.– Шекспир исключен из раннего собрания Бодлианской библиотеки Бодлианская библиотека Оксфордского университета, вторая по значению в Англии.
, и не без основания, – заметил профессор. – Доктор Джонсон был первым, кто заметил исключительную непристойность этих пьес. В особенности комедий, прославляющих более всего бесшабашное поведение.– Такое, например, как способность влюбиться? – спросила леди Гризелда. – Мой дорогой мистер Спенсер, что же нам останется, если мы откажемся от всех человеческих слабостей и причуд?Джиллиан начинала испытывать сильную неприязнь к профессору и его высокомерным высказываниям об искусстве.– Может быть, леди Мейтленд и леди Гризелда подумают сегодня вечером над моими предложениями? – сказала она. – Раз мистер Спенсер, похоже, не может предложить ничего менее тривиального.– О нет, – поспешила возразить леди Гризелда. – Я в этом ничего не понимаю и не хочу с этим связываться. Да и играть не смогла бы. Я не сомневаюсь, что профессиональная актриса справилась бы с любой пьесой, какую бы вы ни выбрали.– Я и сама не смогу играть перед столь многочисленной аудиторией, поскольку я не замужем, – сказала Джиллиан. – Так как моя мать упрямо отказывалась играть в любительских спектаклях, сколько я ее знаю, должно быть, нам придется просить сыграть вас, леди Гризелда.– Я готова помогать всем, чем смогу. Но возможно, если бы аудитория состояла только из сельского люда, я и смогла бы, но раз публику приглашают из Лондона…– Приглашения уже приняты, – послышался голос герцога с дивана, куда он рухнул. И тон его не допускал возражений.Джиллиан переводила взгляд с бесстрастного лица профессора на бледную физиономию его брата, герцога. Потом со стуком положила стопку привезенных книг.– Есть в этой постановке нечто такое, что от меня ускользает.– Понимаю ваше недоумение, – вступила в разговор Имоджин. – Учитывая, что Рейф никогда себя ничем не обременяет.– Как ты можешь такое говорить? – возмутился герцог.– Мисс Питен-Адамс, вероятно, знает, что ты никогда не проявлял ни малейшего интереса к любительским спектаклям, – ответила ему леди Мейтленд.– У меня появился такой интерес, – сказал он упрямо.– Если вы извините мой скептицизм, ваша светлость, пожалуй, за этим кроется нечто большее, чем внезапно возникший энтузиазм. Откуда эта профессиональная актриса? И кто она?Джиллиан смотрела прямо в лицо мистера Спенсера. Конечно, он тянул за ниточки марионеток в этом мероприятии. Она не могла ошибиться.– Ее имя мисс Лоретта Хоз.– И откуда эта мисс Хоз?– Мистер Спенсер случайно сбил ее, когда ехал в экипаже, – пояснила Имоджин Мейтленд. – Из-за травмы она потеряла место в «Ковент-Гардене». Поэтому он обещал ей главную роль здесь.– Это нечто вроде компенсации? – спросила Джиллиан, не выпуская из поля зрения лица мистера Спенсера.– Именно так.– Поэтому в главной роли у нас профессиональная актриса, – устало заметил герцог. – Нам надо обсудить что-нибудь еще?Он встал, слегка покачиваясь.– Ему надо прилечь, – решительно заметила Гризелда, как только герцог вышел из комнаты. – У меня есть кое-какие соображения, касающиеся спектакля.– Что вы предлагаете, леди Гризелда? – спросил мистер Спенсер.– Как насчет рождественской пантомимы Английская пантомима – особый жанр сценического искусства, популярный в Англии в XVIII–XIX веках и включавший пение, танцы и элементы фольклора и клоунады. Входила в репертуар многих лондонских театров.
? Всем нравится пантомима, и если уровень нашей игры не будет столь высоким, то в пантомиме этого никто не заметит.– Вы имеете в виду настоящую пантомиму, включая и фарс, и…– Именно! Это нам отлично подойдет. Все роли обычно отводятся мужчинам, но одну женскую роль мы можем отдать этой молодой особе из Лондона. Она сыграет принцессу или что-то в этом роде. Я уверена, что она будет счастлива, если мы найдем для нее подходящий костюм.Было нечто странное в истории об актрисе, сбитой экипажем. У Джиллиан сложилось впечатление, что мистер Спенсер только что познакомился со своим братом. И выглядел он так, будто чувствовал бы себя много уютнее, если бы ему удалось забиться в пыльный угол библиотеки Кембриджа. В его взгляде читалось что-то отчаянное, когда речь зашла о мисс Хоз, и это возбудило у Джиллиан подозрения.Леди Мейтленд вышла на авансцену и положила руку на плечо мистера Спенсера.– Я думаю, что вы делаете доброе дело для этой молодой женщины.В последний раз Джиллиан видела такое выражение, полное живого интереса, в глазах Имоджин Эссекс, когда ее взгляд был направлен на жениха Джиллиан Дрейвена Мейтленда. Джиллиан была этому рада, потому что это означало для нее освобождение от постылой помолвки. На сей раз ее звали уже Имоджин Мейтленд и взгляд ее был направлен на брата герцога.Но теперь этот взгляд Джиллиан не понравился. Глава 13Военный совет генералов, включающий образование подразделения по выбору места для развертывания военных действий «Я вовсе не боюсь носить вдовий чепец, – сказала себе Имоджин. Она одевалась к обеду. – Когда начнется сезон, я поеду в Лондон и решу, хочу ли снова выйти замуж, и тогда будет сказано последнее слово. Но до начала сезона остается еще много времени. Точнее, шесть месяцев. И я… Хочу чего-нибудь для себя лично».Ее скорбь улеглась, но на ее место пришла пустота. Прошлой весной она подумывала о том, чтобы завести интрижку, и это было вызвано яростью, чувством унижения и вины. Теперь же ей казалось, будто это происходило не с нею, а с кем-то другим. Конечно, не она, а совсем другая женщина набросилась на любимую сестру Тесс, как гадюка, и обвинила ее в смерти Дрейвена. А почему?Руки Имоджин замерли. Потому что она и Тесс как раз ссорились, когда лошадь Дрейвена промчалась как молния мимо. Конечно, она извинилась перед Тесс. Тогда она была не в себе, обезумела от горя. Ей следовало извиняться перед всеми направо и налево. И перед мисс Питен-Адамс. Но эту мысль ей удалось прогнать.Мистер Спенсер был восхитителен. При воспоминании о нем она затрепетала. Конечно, соблазнить его будет нетрудно. Имоджин глубоко вздохнула. И она сделает это уже нынешней ночью.– Дейзи, – обратилась она к горничной.Горничная Имоджин подняла глаза от комода, в котором прибирала.– Да, миледи?– Я надену то бархатное платье, которое сшила мадам Карем.– Конечно, миледи, – ответила Дейзи и расправила полотнище роскошного ярко-красного бархата с глубоким вырезом и узкими короткими рукавами. Его украшали мелкие жемчужины, а скроено оно было точно по фигуре Имоджин и подчеркивало все ее соблазнительные изгибы. – Вам угодно ленту для волос?– Нет, – возразила Имоджин. – Я надену рубины.Она знала – это придаст ей уверенности. «Я с такой же легкостью соблазню мистера Спенсера, с какой упала с лошади к ногам Дрейвена», – сказала себе Имоджин двадцатью минутами позже, глядясь в зеркало.За дверью послышался какой-то звук. Дейзи открыла и объявила:– Мисс Питен-Адамс спрашивает, примете ли вы ее.– Проси, – сказала Имоджин. – И, Дейзи, я сама закончу одеваться. Благодарю тебя.Горничная присела в реверансе и затворила за собой дверь.Джиллиан Питен-Адамс была одета в полосатое шелковое платье приглушенных тонов, конечно, модное, но вполне пригодное для тихого семейного обеда в деревенском доме. Когда она увидела Имоджин, ее глаза округлились.– Вы выглядите потрясающе, леди Мейтленд, – сказала она. – Мне стыдно за себя.– Благодарю вас, – ответила Имоджин, подводя ее к стулу. – Стыдиться нелепо. Я с отчаянием вспоминаю ту минуту в прошлом году, когда увидела вас в первый раз. – Она тогда надеялась, что невеста Мейтленда окажется бледной немочью, невзрачным синим чулком.Поколебавшись, она ринулась вперед, будто головой в омут.– Я хотела извиниться, мисс Питен-Адамс. Я вела себя недостойно, убежав с вашим женихом.– То, что вы его полюбили, можно счесть смягчающим обстоятельством. – Мисс Питен-Адамс опустилась на стул. Имоджин не стала садиться.– За прошедший год я много думала о своем поведении. Мне нет прощения. У меня была только одна мысль – о вашем женихе Дрейвене Мейтленде. Я много лет была влюблена в него, и хотя это не извиняет моего поступка, но может хотя бы объяснить его.– Пожалуйста, сядьте, – сказала мисс Питен-Адамс. – Я не испытываю к вам ничего, кроме восхищения. Вы питали к Дрейвену такие сильные чувства.– Да, питала, – согласилась Имоджин, садясь.– Простите мою манеру выражаться прямо, – продолжала Джиллиан, подаваясь к Имоджин и дотрагиваясь до ее колена, – но я удивлена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33