Она старалась сохранять самообладание каждый раз, когда он касался ее. Он помог ей слезть с лошади. Она почувствовала тепло его руки, когда он поддерживал ее за талию, там, где немного приподнялся ее жакет, открыв блузку. Она была без корсета, и, прекрасно чувствуя каждый его палец, она ощутила, как трепетное волнение пробежало у нее по позвоночнику. Она старалась не обращать на это внимание.
— Вот так так! Действительно, немного болит спина.
— Ночью все тело будет ныть.
— Я приму теплую ванну.
Она часто воскрешала в памяти то, что было связано с ее такой непродолжительной супружеской жизнью, и эти воспоминания заставляли ее инстинктивно испытывать влечение к Чако, тем более что он был очень привлекателен. К ее стыду, даже память об убийстве Нэйта не могла погасить это чувство.
— Посмотрите, какой отсюда прекрасный вид на город, — говорил Чако, привязывая лошадей к низким веткам.
Он повел ее через деревья вниз по дорожке, и они вышли на каменистую площадку, располагавшуюся на горе. Внизу был Санта-Фе. Город расположился в широкой долине. Он был окружен терракотовыми горами, а на более отдаленном расстоянии виднелись голубые горы. Из дымоходов домов Санта-Фе поднимался дым, и легкий ветерок доносил запах горевших сосновых веток.
Фрэнсис чувствовала пьянящий насыщенный запах сосен, окружавших их. Она присела на огромный валун, а Чако растянулся на бревне, немного подальше.
— Для первого раза у вас неплохо получается.
— Вы пытаетесь ободрить меня?
— Нет, это правда. — Он улыбнулся, и вокруг его глаз собрались морщинки.
Улыбка несколько смягчила его лицо, но и сделало старше. Фрэнсис предполагала, что ему было около тридцати пяти лет, хотя принципиального значения для нее это не имело. Чако заинтриговал ее. Ее интерес к нему все возрастал, она не знала мужчин, которые имели бы как индейские, так и испанские черты во внешности и в характере. От него исходили флюиды спокойствия, бесстрашия и ума. От природы он был сильным, проницательным и мужественным человеком. И теперь она ясно понимала, что побуждало людей прибегать к его услугам как охранника и почему многие боялись его.
— Ну и как вам Нью-Мексико?-спросил он.
Она так привыкла к его обычной задумчивости и молчанию, что когда он первым начинал разговор, ее это очень удивляло. Она посмотрела вниз на Санта-Фе, на извилистые красно-коричневые глинистые дороги.
— Это просто очаровательное место. Такое прекрасное яркое солнце и такое чистое голубое небо. Мне очень нравятся горы, окружающие нас.
— На лошади вы можете добраться за несколько часов до тех гор.
— Возможно, это когда-нибудь и случится.
— Мы с вами выберем день и съездим к горам «Сангрэ де Кристос».
Целый день провести в его компании? Она не могла так поступить. Она нахмурилась.
— Если все будет в порядке с работой, ну и со всем остальным, — добавил он.
В конце концов, ему не следовало забывать, что она была его шефом. Она всегда должна помнить это и соблюдать дистанцию в отношениях с ним. К тому же она еще в трауре.
— Посмотрим, посмотрим,-сказала она, глубоко вдыхая аромат и свежесть чистого воздуха.
— Вам нравится жить в «Блю Скай»?
— Мне трудно было привыкнуть к этому заведению, особенно к «мужскому клубу».
— Да, в таких местах вы не найдете учительниц. А как вы… и мистер Ганнон встретились?-спросил он прямо.
— Нэйт не был до конца честен со мной, — сказала она, принуждая себя к ответу. — Он сказал мне, что он владелец гостиницы и ресторана в Санта-Фе.
— Понятно.
— Я была поражена тем, что услышала от Бэлл об этом заведении. — Не говоря уже о том, как она была ошеломлена, когда был убит Нэйт. — Но мне негде было остановиться, кроме как в «Блю Скай». Теперь я понимаю, что женщины Бэлл вынуждены таким способом зарабатывать себе на жизнь. Но я надеюсь, что все изменится так же, как жизнь изменилась для вас. Неужели вам нравилось стрелять в людей?
— Мне за это хорошо платили, к тому же это лучше, чем работа на скотном дворе.
— Ну вот и вы вынуждены были таким образом зарабатывать на жизнь, — сказала Фрэнсис. Ей невыносима была мысль, что насилие привлекало его. Он ведь говорил, что стрелял всегда по необходимости, обороняясь.
— Я очень устал от такой работы. Мне приходилось участвовать в постоянной, непрекращавшейся войне.
— Вы говорите о графстве Линкольн?-Она что-то слышала о волнениях там.
Он кивнул в ответ, а затем добавил:
— Много крови пролилось на юге. — Он посмотрел вниз. На фоне неба выделялся его четкий профиль. — Люди, с которыми в Гэйлисто-Джанкшен у меня была перестрелка, были из графства Линкольн.
Она даже и не задумывалась о причине той перестрелки.
— После того как все это случилось, я оставил работу в Дабл-Бар.
После того, как он застрелил Нэйта.
Неужели Чако намекал на то, что тот случай с Нэй-том так сильно подействовал на него, что он решил в корне изменить свою жизнь? Он не был из тех мужчин, кто скажет об этом в открытую, но от понимания этого Фрэнсис становилось лучше.
— Кажется, здесь насилие более приемлемо, чем на востоке Америки, — сказала она. — Именно этим мне и не нравится запад.
— Здесь много разных людей, разных нравов, разной крови… все время какие-нибудь изменения… когда ветер часто меняет направление, то обязательно разразится буря.
Пока они сидели и смотрели на Санта-Фе, Фрэнсис увидела группу кавалеристов, спускавшуюся вниз с горы. Пряжки, эполеты, сабли и ружья светились, когда солнечные лучи попадали на них.
— Они возвращаются с учений?
— Возможно, или же они гонялись за индейцами, возвращая их в резервацию.
Упоминание об индейцах вызывали неприятные воспоминания у Фрэнсис.
— Индейцы часто убегают?
— Время от времени. Бывает, их даже запирают в резервации.
— Как ужасно, — потрясла она головой. — В конце концов, ведь они живут на той земле, которую сами впервые освоили.
— Апачи — чирикахуа, живущие на юго-западе, тоже создают здесь проблемы, — сказал Чако. — Они все еще не отказались от своей свободы. Время от времени они совершают набеги на ранчо.
— Джеронимо случайно не из чирикахуа? — спросила она. Даже на востоке Фрэнсис слышала об этом великом вожде племени. — Его все боятся.
— Есть за что. Он ведет войну с тех пор, как мексиканская армия убила его семью, — говорил Чако и смотрел прямо на нее. — Его истинное имя: Гойяхкла, и он мой дядя.
Фрэнсис вытаращила глаза. Значит, Чако родом из самой дикой и коварной группы апачи. Наверное, от них унаследовал свою стойкость, силу и неистовое самообладание?
— Вы когда-нибудь встречались с ним? — спросила она.
— Пару раз. Когда я был мальчишкой, летом моя мать иногда брала меня с собой, когда ехала к чирикахуа. В 1851 году мы поехали с ней на юг сразу после того, как была вырезана вся дядина семья. И вот, когда, сидя у реки, он оплакивал свою семью: мать, жену и троих детей — он вдруг услышал голос, который четыре раза позвал его — Гойяхкла. Для апачи четыре — это магическое число. И этот голос сказал ему, что пуля никогда не сразит его.
Не зная, что и думать о людях, которые слышат какие-то голоса, она постаралась не показать своего замешательства и тактично спросила:
— У него было видение?
— Что-то вроде того.
— И мне кажется, вы поверили в это.
— А почему нет? У меня тоже были видения, и не раз…— Затем он объяснил точнее: — Это были сны или ощущения того, что что-то случится.
— Предчувствия? — Она вполне могла бы допустить такое. Ведь Руби рассказывала ей о том, что Магдалина тоже может предсказывать события. Она спросила: — Ну и как, предчувствия сбывались?
— Да, конечно. — Ответ был решительным и недвусмысленным.
Для Фрэнсис все это было очень интересно. У Чако была неизменная вера в свою собственную интуицию. Возможно, и это, наряду с другими качествами, создавало его ореол силы.
— А у вас никогда не было видений или вещих снов? — спросил он, повернувшись к ней.
Она отрицательно покачала головой:
— Даже если и было, боюсь, я вряд ли поверила бы в это.
— Почему?
— Мой отец-священник.
— Прообраз святого.
— Таково общее мнение, — проговорила она и быстро продолжала: — Но он был таким властным, и я не согласилась ни с одной из его теорий. Я думаю, что многое из церковных правил и отношений более вредны и пагубны для человека, нежели полезны. После моего разрыва со своим собственным отцом вряд ли я бы смогла поверить во что-то подобное.
— А с чем именно вы не были согласны?
— Ну, например, я не была согласна с чрезмерно строгим соблюдением каждого правила, хотя и ради самого себя же. Поставленный в такие жесткие рамки, человек вряд ли может испытывать радость или быть естественным, непринужденным в обыденной жизни. Я также не была согласна с отношением церкви к некоторым людям, например, к женщинам… или индейцам.
Чако кивнул:
— Вчера вы сказали, что правительство все время притесняет индейцев.
Как хорошо она знала об этом. Она часто вспоминала те отдельные эпизоды своего детства, которые оставили неизгладимый след в ее душе.
— Когда я была ребенком, мой отец был священником в резервационном лагере. Правительство переправило с запада индейцев, согнав их с насиженных мест. Отвратительная картина. А мой отец и другие миссионеры считали, что индейцы, не являющиеся христианами, заслуживают, чтобы с ними обращались не лучше, чем со скотом.
— К тому же они не были людьми с белым цветом кожи.
Она согласилась и продолжала:
— Многие считали, что от индейцев исходит только зло. Но я, даже будучи ребенком, знала, что это не так. Среди них были и хорошие и плохие, так же как и среди других людей. — Комок горьких воспоминаний застрял у нее в горле. — Я подружилась тогда с одной семьей. Обычно я играла с детьми этой семьи. И вдруг их забрали у матери и направили в миссионерскую школу, где они должны были усваивать новые «хорошие» правила, необходимые им для новой жизни. — Фрэнсис прочистила горло, где застрял комок горечи, она готова была вот-вот расплакаться, в очередной раз думая, что стало с ее маленькими друзьями. — Свою мать они никогда больше так и не увидели. Каждый день она в трауре сидела на одном и том же месте и в конце концов умерла. Я думаю, что она умерла от разбитого сердца.
Чако так пристально смотрел на нее, как будто пытался заглянуть в ее душу.
— У вас доброе сердце.
— Просто я человек.
— Но люди бывают разные, а некоторых вообще нельзя назвать людьми.
— Миссионерам полагалось быть добрыми, однако они навязывали индейцам то, чего тем вовсе не хотелось. Их совершенно не волновали чувства и переживания индейцев. Их даже не волновало то, что человек кончал жизнь самоубийством, чтобы его только не увезли с его родной земли. — Перед глазами Фрэнсис возник образ индейца, лежавшего в луже крови. — Для миссионеров самоубийство индейца значило только то, что на одного индейца стало меньше.
— Они были уверены, что имеют дело с врагами. Индейцы отстаивали ту землю, которую хотели отобрать у них белые, — добавил Чако.
Об этом она как-то не задумывалась.
— Но это же такая большая страна. Неужели люди не могут жить в мире?
— Смогли бы вы жить в мире с чирикахуа, которые крали бы у вас лошадей и резали скот, когда им это было надо?
Фрэнсис испугалась:
— Вы на что намекаете, что я считаю ваших родственников врагами?
Он отрицательно покачал головой и сказал:
— Просто так легко быть врагами. Люди не могут поделить землю, еду и воду, а потом они ищут разные предлоги, ссылаются на различия между ними, чтобы оправдать себя.
— Как расовые и религиозные различия, — печально покачала головой Фрэнсис.
— Да, именно так. — Он тепло улыбнулся ей, пытаясь развеять ее грустные воспоминания. — Может быть, именно в Нью-Мексико, в этом противоречивом крае, место для вас и вашего доброго сердца.
Немного смутившись, она застегивала пуговицу на рукаве:
— Да, я начинаю думать, что мое будущее здесь. Хотя я далеко не святая.
— Но вы добрая, вы заботитесь о других, — сказал Чако, поднимаясь и глядя в сторону лошадей. — Ну как, вы достаточно отдохнули? Мы можем ехать дальше?
Фрэнсис последовала за ним. Так как солнце уже исчезало в перелеске, через который они пробирались, ветки отбрасывали тени. Но она все же никак не могла поверить в существование видений и ведьм.
— Вы верите в колдовство, о котором говорили вчера девушки? — спросила она.
Чако кивнул головой:
— Хотя и не все колдуньи плохие, апачи убеждены, что зло происходит от ненависти, гнева и зависти, которые съедают человека изнутри.
— Вы так говорите, будто сами столкнулись с чем-то подобным, — сказала она, но он ничего не ответил на это. — Узнали бы вы колдунью, если бы увидели ее?
— Может быть, да, а может, и нет. У нее ведь два лица. Одно — для дня, другое — для ночи. Понадобится время, чтобы распознать ее истинное лицо. Вот шаман-знахарь лучше бы это сделал, — объяснил он. — К этому он специально себя готовит — суметь заглянуть под внешний покров. Гойяхкла — именно такой шаман-знахарь.
Она нахмурилась:
— Но его действиями движет месть, он все еще намерен отомстить за свою семью. — Фрэнсис была убеждена, что человек, которым движет месть, не может быть хорошим.
— Он противостоит врагам его семьи и его народа, но у него нет конкретных врагов. И он знает, что за это в конце концов он дорого заплатит. — Чако говорил с какой-то долей фанатизма. — Пуля не сможет поразить его, но, возможно, он будет страдать от чего-то похуже, чем пуля.
Фрэнсис чувствовала себя немного подавленной, она хотела бы лучше узнать Чако. Она чувствовала, что ему доводилось на собственном опыте испытывать такое, чего она, конечно, никогда не видела. В нем как бы соединились, переплелись все разноликие, порой антагонистические культуры, представленные в Нью-Мексико. Однако, находясь в эпицентре влияния этих культур, он оставался самим собой. Он не был идеалистом, но он был, как она уже поняла, порядочным человеком.
Ее особенно трогало то, что он несколько раз повторил, что у нее доброе сердце. Он и сам должен обладать добротой, если видит ее в других.
Он отвязал лошадей и сказал:
— Теперь постараемся усадить вас в седло. — Он попытался помочь Фрэнсис взобраться на лошадь, но ей это не удалось даже тогда, когда она ухватилась за гриву лошади.
— Какая здоровенная лошадь, — ворчала она.
Он засмеялся и взял ее за талию. Она еще раз почувствовала тепло, исходившее от каждого его пальца. Фрэнсис отвлеклась, и ее нога выскользнула из стремени, а лошадь в это время сдвинулась с места. Фрэнсис упала назад прямо на Чако так, что он даже пошатнулся.
— Извините! — сказала она, очутившись в его объятиях лицом к лицу с ним.
Его улыбка исчезла, лицо стало серьезным. Он помог ей высвободить ногу из стремени. Она вся дрожала, ощущая его прикосновение, ее дыхание стало прерывистым. И в этот момент все, что разделяло их, было забыто, и мир вокруг них перестал существовать.
Удерживая ее в объятиях, он наклонил свою голову, приблизил губы к ее губам и сильно и жадно поцеловал ее. Своим ртом она поймала его язык. Обняв его за шею, она чувствовала, несмотря на его твердую грудь, как сильно бьется его сердце. Какое-то неопределенное чувство протеста она все еще ощущала. Но когда его рука проскользнула к ней под жакет и он еще сильнее прижал ее к себе, она полностью потеряла власть над собой.
Выгибая спину, она сильно прижималась к нему. Ее грудь была сжата, соски стали твердыми. Его рука соскользнула дальше, и он уже ласкал ее бедра. Вдруг она почувствовала, как в ее живот уперлось что-то твердое. Она ощутила, как страстно он желал ее. Внутри нее разлилось тепло, колени совсем ослабли. Чако что-то шептал ей и руками ласкал ее грудь, затем стал расстегивать блузку.
Когда Фрэнсис разгоряченным телом ощутила холодный воздух, она вдруг очнулась и пришла в ужас от того, что она делает.
— Хватит! — схватила она его за руку.
Они стояли, оба тяжело дыша. Она с трудом могла посмотреть ему в глаза. Она была шокирована не его, а своим поведением. Как могла она так низко пасть, и с мужчиной, который лишил жизни Нэйта?
В глазах Чако появилась осторожность, но она не могла справиться с его страстью.
— Ничего нет плохого в том, что двое хотят друг друга, Фрэнки.
Он назвал ее так, как называла ее Бэлл, что крайне не нравилось Фрэнсис.
— И это тогда, когда один из этих двоих убил мужа другого.
Он испугался ее слов и отступил назад:
— Я думал, вы уже поняли, что это был несчастный случай.
— Возможно, я и поняла, но ведь Нэйта этим не вернуть, не так ли? — В глазах Фрэнсис появились слезы, и ей стало стыдно от мысли, что в большей степени она заплакала из-за себя, а не из-за Нэйта, которого она практически не знала. Ложь Нэйта значительно уменьшила те чувства, которые она испытывала к нему, и даже сейчас она тосковала больше по тому, что наобещал ей Нэйт. — Нельзя не признать, что вы оказались на той улице не просто так, а потому, что собирались убить кого-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Вот так так! Действительно, немного болит спина.
— Ночью все тело будет ныть.
— Я приму теплую ванну.
Она часто воскрешала в памяти то, что было связано с ее такой непродолжительной супружеской жизнью, и эти воспоминания заставляли ее инстинктивно испытывать влечение к Чако, тем более что он был очень привлекателен. К ее стыду, даже память об убийстве Нэйта не могла погасить это чувство.
— Посмотрите, какой отсюда прекрасный вид на город, — говорил Чако, привязывая лошадей к низким веткам.
Он повел ее через деревья вниз по дорожке, и они вышли на каменистую площадку, располагавшуюся на горе. Внизу был Санта-Фе. Город расположился в широкой долине. Он был окружен терракотовыми горами, а на более отдаленном расстоянии виднелись голубые горы. Из дымоходов домов Санта-Фе поднимался дым, и легкий ветерок доносил запах горевших сосновых веток.
Фрэнсис чувствовала пьянящий насыщенный запах сосен, окружавших их. Она присела на огромный валун, а Чако растянулся на бревне, немного подальше.
— Для первого раза у вас неплохо получается.
— Вы пытаетесь ободрить меня?
— Нет, это правда. — Он улыбнулся, и вокруг его глаз собрались морщинки.
Улыбка несколько смягчила его лицо, но и сделало старше. Фрэнсис предполагала, что ему было около тридцати пяти лет, хотя принципиального значения для нее это не имело. Чако заинтриговал ее. Ее интерес к нему все возрастал, она не знала мужчин, которые имели бы как индейские, так и испанские черты во внешности и в характере. От него исходили флюиды спокойствия, бесстрашия и ума. От природы он был сильным, проницательным и мужественным человеком. И теперь она ясно понимала, что побуждало людей прибегать к его услугам как охранника и почему многие боялись его.
— Ну и как вам Нью-Мексико?-спросил он.
Она так привыкла к его обычной задумчивости и молчанию, что когда он первым начинал разговор, ее это очень удивляло. Она посмотрела вниз на Санта-Фе, на извилистые красно-коричневые глинистые дороги.
— Это просто очаровательное место. Такое прекрасное яркое солнце и такое чистое голубое небо. Мне очень нравятся горы, окружающие нас.
— На лошади вы можете добраться за несколько часов до тех гор.
— Возможно, это когда-нибудь и случится.
— Мы с вами выберем день и съездим к горам «Сангрэ де Кристос».
Целый день провести в его компании? Она не могла так поступить. Она нахмурилась.
— Если все будет в порядке с работой, ну и со всем остальным, — добавил он.
В конце концов, ему не следовало забывать, что она была его шефом. Она всегда должна помнить это и соблюдать дистанцию в отношениях с ним. К тому же она еще в трауре.
— Посмотрим, посмотрим,-сказала она, глубоко вдыхая аромат и свежесть чистого воздуха.
— Вам нравится жить в «Блю Скай»?
— Мне трудно было привыкнуть к этому заведению, особенно к «мужскому клубу».
— Да, в таких местах вы не найдете учительниц. А как вы… и мистер Ганнон встретились?-спросил он прямо.
— Нэйт не был до конца честен со мной, — сказала она, принуждая себя к ответу. — Он сказал мне, что он владелец гостиницы и ресторана в Санта-Фе.
— Понятно.
— Я была поражена тем, что услышала от Бэлл об этом заведении. — Не говоря уже о том, как она была ошеломлена, когда был убит Нэйт. — Но мне негде было остановиться, кроме как в «Блю Скай». Теперь я понимаю, что женщины Бэлл вынуждены таким способом зарабатывать себе на жизнь. Но я надеюсь, что все изменится так же, как жизнь изменилась для вас. Неужели вам нравилось стрелять в людей?
— Мне за это хорошо платили, к тому же это лучше, чем работа на скотном дворе.
— Ну вот и вы вынуждены были таким образом зарабатывать на жизнь, — сказала Фрэнсис. Ей невыносима была мысль, что насилие привлекало его. Он ведь говорил, что стрелял всегда по необходимости, обороняясь.
— Я очень устал от такой работы. Мне приходилось участвовать в постоянной, непрекращавшейся войне.
— Вы говорите о графстве Линкольн?-Она что-то слышала о волнениях там.
Он кивнул в ответ, а затем добавил:
— Много крови пролилось на юге. — Он посмотрел вниз. На фоне неба выделялся его четкий профиль. — Люди, с которыми в Гэйлисто-Джанкшен у меня была перестрелка, были из графства Линкольн.
Она даже и не задумывалась о причине той перестрелки.
— После того как все это случилось, я оставил работу в Дабл-Бар.
После того, как он застрелил Нэйта.
Неужели Чако намекал на то, что тот случай с Нэй-том так сильно подействовал на него, что он решил в корне изменить свою жизнь? Он не был из тех мужчин, кто скажет об этом в открытую, но от понимания этого Фрэнсис становилось лучше.
— Кажется, здесь насилие более приемлемо, чем на востоке Америки, — сказала она. — Именно этим мне и не нравится запад.
— Здесь много разных людей, разных нравов, разной крови… все время какие-нибудь изменения… когда ветер часто меняет направление, то обязательно разразится буря.
Пока они сидели и смотрели на Санта-Фе, Фрэнсис увидела группу кавалеристов, спускавшуюся вниз с горы. Пряжки, эполеты, сабли и ружья светились, когда солнечные лучи попадали на них.
— Они возвращаются с учений?
— Возможно, или же они гонялись за индейцами, возвращая их в резервацию.
Упоминание об индейцах вызывали неприятные воспоминания у Фрэнсис.
— Индейцы часто убегают?
— Время от времени. Бывает, их даже запирают в резервации.
— Как ужасно, — потрясла она головой. — В конце концов, ведь они живут на той земле, которую сами впервые освоили.
— Апачи — чирикахуа, живущие на юго-западе, тоже создают здесь проблемы, — сказал Чако. — Они все еще не отказались от своей свободы. Время от времени они совершают набеги на ранчо.
— Джеронимо случайно не из чирикахуа? — спросила она. Даже на востоке Фрэнсис слышала об этом великом вожде племени. — Его все боятся.
— Есть за что. Он ведет войну с тех пор, как мексиканская армия убила его семью, — говорил Чако и смотрел прямо на нее. — Его истинное имя: Гойяхкла, и он мой дядя.
Фрэнсис вытаращила глаза. Значит, Чако родом из самой дикой и коварной группы апачи. Наверное, от них унаследовал свою стойкость, силу и неистовое самообладание?
— Вы когда-нибудь встречались с ним? — спросила она.
— Пару раз. Когда я был мальчишкой, летом моя мать иногда брала меня с собой, когда ехала к чирикахуа. В 1851 году мы поехали с ней на юг сразу после того, как была вырезана вся дядина семья. И вот, когда, сидя у реки, он оплакивал свою семью: мать, жену и троих детей — он вдруг услышал голос, который четыре раза позвал его — Гойяхкла. Для апачи четыре — это магическое число. И этот голос сказал ему, что пуля никогда не сразит его.
Не зная, что и думать о людях, которые слышат какие-то голоса, она постаралась не показать своего замешательства и тактично спросила:
— У него было видение?
— Что-то вроде того.
— И мне кажется, вы поверили в это.
— А почему нет? У меня тоже были видения, и не раз…— Затем он объяснил точнее: — Это были сны или ощущения того, что что-то случится.
— Предчувствия? — Она вполне могла бы допустить такое. Ведь Руби рассказывала ей о том, что Магдалина тоже может предсказывать события. Она спросила: — Ну и как, предчувствия сбывались?
— Да, конечно. — Ответ был решительным и недвусмысленным.
Для Фрэнсис все это было очень интересно. У Чако была неизменная вера в свою собственную интуицию. Возможно, и это, наряду с другими качествами, создавало его ореол силы.
— А у вас никогда не было видений или вещих снов? — спросил он, повернувшись к ней.
Она отрицательно покачала головой:
— Даже если и было, боюсь, я вряд ли поверила бы в это.
— Почему?
— Мой отец-священник.
— Прообраз святого.
— Таково общее мнение, — проговорила она и быстро продолжала: — Но он был таким властным, и я не согласилась ни с одной из его теорий. Я думаю, что многое из церковных правил и отношений более вредны и пагубны для человека, нежели полезны. После моего разрыва со своим собственным отцом вряд ли я бы смогла поверить во что-то подобное.
— А с чем именно вы не были согласны?
— Ну, например, я не была согласна с чрезмерно строгим соблюдением каждого правила, хотя и ради самого себя же. Поставленный в такие жесткие рамки, человек вряд ли может испытывать радость или быть естественным, непринужденным в обыденной жизни. Я также не была согласна с отношением церкви к некоторым людям, например, к женщинам… или индейцам.
Чако кивнул:
— Вчера вы сказали, что правительство все время притесняет индейцев.
Как хорошо она знала об этом. Она часто вспоминала те отдельные эпизоды своего детства, которые оставили неизгладимый след в ее душе.
— Когда я была ребенком, мой отец был священником в резервационном лагере. Правительство переправило с запада индейцев, согнав их с насиженных мест. Отвратительная картина. А мой отец и другие миссионеры считали, что индейцы, не являющиеся христианами, заслуживают, чтобы с ними обращались не лучше, чем со скотом.
— К тому же они не были людьми с белым цветом кожи.
Она согласилась и продолжала:
— Многие считали, что от индейцев исходит только зло. Но я, даже будучи ребенком, знала, что это не так. Среди них были и хорошие и плохие, так же как и среди других людей. — Комок горьких воспоминаний застрял у нее в горле. — Я подружилась тогда с одной семьей. Обычно я играла с детьми этой семьи. И вдруг их забрали у матери и направили в миссионерскую школу, где они должны были усваивать новые «хорошие» правила, необходимые им для новой жизни. — Фрэнсис прочистила горло, где застрял комок горечи, она готова была вот-вот расплакаться, в очередной раз думая, что стало с ее маленькими друзьями. — Свою мать они никогда больше так и не увидели. Каждый день она в трауре сидела на одном и том же месте и в конце концов умерла. Я думаю, что она умерла от разбитого сердца.
Чако так пристально смотрел на нее, как будто пытался заглянуть в ее душу.
— У вас доброе сердце.
— Просто я человек.
— Но люди бывают разные, а некоторых вообще нельзя назвать людьми.
— Миссионерам полагалось быть добрыми, однако они навязывали индейцам то, чего тем вовсе не хотелось. Их совершенно не волновали чувства и переживания индейцев. Их даже не волновало то, что человек кончал жизнь самоубийством, чтобы его только не увезли с его родной земли. — Перед глазами Фрэнсис возник образ индейца, лежавшего в луже крови. — Для миссионеров самоубийство индейца значило только то, что на одного индейца стало меньше.
— Они были уверены, что имеют дело с врагами. Индейцы отстаивали ту землю, которую хотели отобрать у них белые, — добавил Чако.
Об этом она как-то не задумывалась.
— Но это же такая большая страна. Неужели люди не могут жить в мире?
— Смогли бы вы жить в мире с чирикахуа, которые крали бы у вас лошадей и резали скот, когда им это было надо?
Фрэнсис испугалась:
— Вы на что намекаете, что я считаю ваших родственников врагами?
Он отрицательно покачал головой и сказал:
— Просто так легко быть врагами. Люди не могут поделить землю, еду и воду, а потом они ищут разные предлоги, ссылаются на различия между ними, чтобы оправдать себя.
— Как расовые и религиозные различия, — печально покачала головой Фрэнсис.
— Да, именно так. — Он тепло улыбнулся ей, пытаясь развеять ее грустные воспоминания. — Может быть, именно в Нью-Мексико, в этом противоречивом крае, место для вас и вашего доброго сердца.
Немного смутившись, она застегивала пуговицу на рукаве:
— Да, я начинаю думать, что мое будущее здесь. Хотя я далеко не святая.
— Но вы добрая, вы заботитесь о других, — сказал Чако, поднимаясь и глядя в сторону лошадей. — Ну как, вы достаточно отдохнули? Мы можем ехать дальше?
Фрэнсис последовала за ним. Так как солнце уже исчезало в перелеске, через который они пробирались, ветки отбрасывали тени. Но она все же никак не могла поверить в существование видений и ведьм.
— Вы верите в колдовство, о котором говорили вчера девушки? — спросила она.
Чако кивнул головой:
— Хотя и не все колдуньи плохие, апачи убеждены, что зло происходит от ненависти, гнева и зависти, которые съедают человека изнутри.
— Вы так говорите, будто сами столкнулись с чем-то подобным, — сказала она, но он ничего не ответил на это. — Узнали бы вы колдунью, если бы увидели ее?
— Может быть, да, а может, и нет. У нее ведь два лица. Одно — для дня, другое — для ночи. Понадобится время, чтобы распознать ее истинное лицо. Вот шаман-знахарь лучше бы это сделал, — объяснил он. — К этому он специально себя готовит — суметь заглянуть под внешний покров. Гойяхкла — именно такой шаман-знахарь.
Она нахмурилась:
— Но его действиями движет месть, он все еще намерен отомстить за свою семью. — Фрэнсис была убеждена, что человек, которым движет месть, не может быть хорошим.
— Он противостоит врагам его семьи и его народа, но у него нет конкретных врагов. И он знает, что за это в конце концов он дорого заплатит. — Чако говорил с какой-то долей фанатизма. — Пуля не сможет поразить его, но, возможно, он будет страдать от чего-то похуже, чем пуля.
Фрэнсис чувствовала себя немного подавленной, она хотела бы лучше узнать Чако. Она чувствовала, что ему доводилось на собственном опыте испытывать такое, чего она, конечно, никогда не видела. В нем как бы соединились, переплелись все разноликие, порой антагонистические культуры, представленные в Нью-Мексико. Однако, находясь в эпицентре влияния этих культур, он оставался самим собой. Он не был идеалистом, но он был, как она уже поняла, порядочным человеком.
Ее особенно трогало то, что он несколько раз повторил, что у нее доброе сердце. Он и сам должен обладать добротой, если видит ее в других.
Он отвязал лошадей и сказал:
— Теперь постараемся усадить вас в седло. — Он попытался помочь Фрэнсис взобраться на лошадь, но ей это не удалось даже тогда, когда она ухватилась за гриву лошади.
— Какая здоровенная лошадь, — ворчала она.
Он засмеялся и взял ее за талию. Она еще раз почувствовала тепло, исходившее от каждого его пальца. Фрэнсис отвлеклась, и ее нога выскользнула из стремени, а лошадь в это время сдвинулась с места. Фрэнсис упала назад прямо на Чако так, что он даже пошатнулся.
— Извините! — сказала она, очутившись в его объятиях лицом к лицу с ним.
Его улыбка исчезла, лицо стало серьезным. Он помог ей высвободить ногу из стремени. Она вся дрожала, ощущая его прикосновение, ее дыхание стало прерывистым. И в этот момент все, что разделяло их, было забыто, и мир вокруг них перестал существовать.
Удерживая ее в объятиях, он наклонил свою голову, приблизил губы к ее губам и сильно и жадно поцеловал ее. Своим ртом она поймала его язык. Обняв его за шею, она чувствовала, несмотря на его твердую грудь, как сильно бьется его сердце. Какое-то неопределенное чувство протеста она все еще ощущала. Но когда его рука проскользнула к ней под жакет и он еще сильнее прижал ее к себе, она полностью потеряла власть над собой.
Выгибая спину, она сильно прижималась к нему. Ее грудь была сжата, соски стали твердыми. Его рука соскользнула дальше, и он уже ласкал ее бедра. Вдруг она почувствовала, как в ее живот уперлось что-то твердое. Она ощутила, как страстно он желал ее. Внутри нее разлилось тепло, колени совсем ослабли. Чако что-то шептал ей и руками ласкал ее грудь, затем стал расстегивать блузку.
Когда Фрэнсис разгоряченным телом ощутила холодный воздух, она вдруг очнулась и пришла в ужас от того, что она делает.
— Хватит! — схватила она его за руку.
Они стояли, оба тяжело дыша. Она с трудом могла посмотреть ему в глаза. Она была шокирована не его, а своим поведением. Как могла она так низко пасть, и с мужчиной, который лишил жизни Нэйта?
В глазах Чако появилась осторожность, но она не могла справиться с его страстью.
— Ничего нет плохого в том, что двое хотят друг друга, Фрэнки.
Он назвал ее так, как называла ее Бэлл, что крайне не нравилось Фрэнсис.
— И это тогда, когда один из этих двоих убил мужа другого.
Он испугался ее слов и отступил назад:
— Я думал, вы уже поняли, что это был несчастный случай.
— Возможно, я и поняла, но ведь Нэйта этим не вернуть, не так ли? — В глазах Фрэнсис появились слезы, и ей стало стыдно от мысли, что в большей степени она заплакала из-за себя, а не из-за Нэйта, которого она практически не знала. Ложь Нэйта значительно уменьшила те чувства, которые она испытывала к нему, и даже сейчас она тосковала больше по тому, что наобещал ей Нэйт. — Нельзя не признать, что вы оказались на той улице не просто так, а потому, что собирались убить кого-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29