«Нет! Только не это! Нет!»Она закричала, пытаясь вырваться, но воин уже набросил юбку ей на голову. Он действовал ловко, и чувствовалось, что опыт его в подобных делах довольно велик.Анна судорожно билась, хватала горстями грязь, швыряя за спину, в лицо насильнику, но тот лишь посмеивался. Каким-то чудом, пока он возился с ремнем, ей удалось перевернуться и сбросить его, но уже в следующую секунду она вновь оказалась под ним, и он повалился на нее всей тяжестью своего тела. Теперь он дышал ей прямо в лицо, и Анна, памятуя недавний опыт, лязгнула зубами, пытаясь его укусить. Но он был слишком ловок. Он не бил ее, как Кларенс, но был гораздо сильнее и почти не обращал внимания на ее сопротивление.Анна задыхалась, чувствуя, что уже ничего не в силах поделать. Он подмял ее, она колотила его по бокам, обдирая пальцы о бронзовые щитки его куртки, пока не почувствовала под рукой рукоять его кинжала. Она даже замерла от неожиданности, но уже в следующий миг выхватила кинжал и изо всех сил всадила острие в шею у ключицы, туда, где тело не защищала куртка.Она ударила раз, другой, третий, рыча от ярости, потом, задыхаясь, оттолкнула обмякшее тело и, сжимая в руке обагренный кровью кинжал, повернулась в ту сторону, где слышался шум торопливых шагов по воде.Она вся дрожала от напряжения, мокрые волосы облепили ее лицо, и она рывком отбросила их. Ей даже не пришло в голову бежать. Ее охватила слепая, неукротимая ярость. После обрушившегося на нее невыносимого горя, после сверхчеловеческого напряжения, безумной ночи, проведенной среди мертвецов, она уже не владела собой и, едва второй мародер возник из тумана, бешено ринулась на него с кинжалом.Он легко поймал ее руку у запястья и заломил за спину так, что она выронила кинжал, взвыв от боли. В тот же миг он опять повернул ее к себе и странным движением – локтем – ударил в лицо. Анна попятилась и рухнула на спину, ударившись оземь затылком. На какой-то миг она была оглушена. Потом услыхала его неистовую брань:– Ах ты, чертова ведьма! Ты убила Джоба! Что-то в этом голосе поразило Анну. Она медленно приподняла голову и увидела стремительно приближающегося к ней сквозь туман человека. Его правая рука ниже локтя оканчивалась стальным крюком. У нее мелькнула невероятная мысль:– Оливер?!Казалось, он не слышит ее. Наклонившись, он зацепил ее крюком за пояс и рывком поднял. У Анны запрокинулась голова. Их лица оказались почти рядом.У Анны перехватило дыхание. Она узнала это бледное лицо со впалыми щеками, глубоко сидящие светлые глаза, обрамленные красивыми, как у девушки, густыми ресницами.– Оливер! – выдохнула она. – Оливер, как ты изменился!Год назад он казался ей мальчишкой – осиротевший, искалеченный, нуждающийся в сострадании и тепле. Теперь перед нею был воин с жестоким взглядом, перерубленной переносицей и багровым шрамом, тянущимся от угла рта до уха.Анна видела, как этот воин вздрогнул и отшатнулся, невольно увлекая ее за собой.– Раны Господни! Анна Невиль! Он моментально огляделся, а затем ошалело взглянул на нее.– Не может быть!.. Вы? Здесь?Анна вдруг почувствовала, что колени не держат ее. Оливер, Оливер из отряда Майсгрейва, тот, что ехал с нею от самого Йорка, когда она была мальчишкой Аланом Деббичем… Он ее друг.Она осела на землю и, уткнувшись в его куртку, зарыдала.Оливер что-то бормотал, пытаясь ее поднять, но она неудержимо рыдала, цепляясь за него и тряся головой, словно хотела спрятаться у него на груди от всего мира.Тогда он тоже опустился на колени и прижал здоровой рукой ее голову к своему плечу. Он чувствовал, как сотрясается от плача ее тело. Год назад он точно так же рыдал у нее на плече, ища убежища от своего горя в ее бесконечно добрых руках. Леди Анна!.. Принцесса Уэльская! Самая благородная и гордая дама, какую он знал, и самая прекрасная девушка на всем белом свете.Она наконец затихла и лишь беззвучно всхлипывала.– Твой крюк раздавит мой живот, – выпрямляясь, вдруг сказала она.Оливер вздрогнул и неуклюже освободил крюк из-за ее пояса. Он чувствовал себя неловким и грубым рядом с ней. Стараясь не глядеть ей в лицо, он спросил:– Как вы тут оказались?– Я искала тело Филипа Майсгрейва. На какой-то миг юноша онемел, но затем хрипло выдавил:– Зачем?– Потому что я люблю его! – У Анны не было сил врать.Оливер отвел взгляд.– Его здесь нет. Мы все обыскали.– Где же он? Где? Надо найти его! Оливер кивнул.– Да. Едва передохнув, наши люди снова взялись за поиски. Сейчас несколько человек ищут на склоне, еще двое – в самом центре поля, где была самая большая свалка, хотя там мы уже все осмотрели. А мы с Джобом хотели заглянуть в лощину у той рощи. Через нее прошло множество ланкастерцев, но я не думаю, что сэр Филип там. Просто в ней мы еще не были.– Тогда идем. – Она вскочила. – Идем же! Он с сомнением поглядел на нее. Ее платье было мокрым, изорванным и залитым кровью, волосы в беспорядке, а руки исцарапаны до крови.– Леди Анна!.. Ваше высочество, позвольте мне отвести вас в надежное место. Не женское это дело – подбирать трупы.Глаза Анны сверкнули.– Клянусь Пречистой Девой, я столько пережила за последнее время, что могу вынести и не такое. Я не отступлюсь, пока не найду сэра Филипа.И она, решительно перешагивая через груды обломков, двинулась в туманную мглу. Оливер догнал ее, взял за руку и повел совсем в другом направлении. Они шли молча. Дважды в отдалении мелькали какие-то силуэты. Самые ранние пташки из оборванцев пришли подобрать на страшном поле то, что проглядели вчерашние мародеры. Волки уже разбрелись по логовам, но вороны и галки, сбиваясь в стаи, кружили в тумане или, недовольно галдя, взлетали с останков.– Такой же туман был и вчера, – негромко проговорил Оливер.Молчание живых среди мертвецов было тягостным.От Анны исходила незримая волна горя и безысходности, которую ощущал и Оливер. Единственный из людей барона Майсгрейва, он до сих пор надеялся на чудо. Ведь если тело господина не найдено, то возможно, что он жив и каким-то образом спасся. Однако, глядя на потемневшее от горя лицо Анны, Оливер терялся в сомнениях.Он снова заговорил, рассказывая, какая ужасная вчера была сеча, и упомянул о том, что, когда убили знаменосца, сам Эдуард Йорк кинул ему королевский штандарт.– Его вскоре забрали у меня. Я ведь однорукий. К тому же у меня совсем другое было на уме. Сэр Филип перед битвой приказал нам все время держаться вблизи вашего батюшки, миледи, и теснить его к опушке у орешника на склоне. Там прятался наш парень, Толстый Эрик, с конем для герцога. Сэр Филип хотел помочь ему скрыться. И не верьте лжецам. Клянусь памятью отца, он не убивал Делателя Королей!– Я знаю, – только и сказала Анна. Ее лицо было серым, как засохшая глина. Оливер продолжал:– Поверьте, это была задача не из легких, управиться с вашим отцом. Он носился по полю, кроша все вокруг своей секирой. А мы метались следом, словно стая гончих за кабаном. И это в разгар-то рукопашной схватки! А потом появился сэр Филип. Он, видно, сразу понял, что в такой бойне нам не сладить с нашей задачей, и сам привел коня. Я был довольно далеко от них, но, по-моему, они разговаривали о чем-то, а затем Уорвик вскочил в седло. С чего бы после этого Майсгрейву рубить Делателя Королей! Пусть этому верят другие, но только не я. Старый Освальд Брук говорит, что Уорвик упал, когда Майсгрейв никак не мог его достать.– Да, Оливер, я знаю. Отец убит стрелой. Но скажи, как вышло, что вы потеряли господина в разгар схватки?– Кто-то напал на него сзади, какой-то взбесившийся рыцарь. Из-за тумана не разобрать. Я видел только, как мимо пронесся Кумир, а сэр Филип качался в седле, не держась за повод, и, казалось, вот-вот рухнет. Потом поток всадников увлек его за собой, и я потерял их из виду. А когда он не появился после битвы, мы не на шутку встревожились… Потом туман рассеялся, и мы увидели, что по полю мечется Кумир, весь дрожа, а за ним волочатся оборванные поводья. Седло было сплошь в крови….Какое-то время они шли молча, затем Оливер задумчиво сказал:– Но сегодня Кумир куда-то исчез. Странно это. Видя, что Анна продолжает молчать, он добавил:– Мы думали, его украли. Известно, когда такое скопище войск, конокрадам есть где разгуляться. Но Кумир… Он никого не признавал, кроме сэра Филипа.Анна резко остановилась, прижав ладони к лицу. Оливер ждал, переминаясь с ноги на ногу.Анна опустила руки.– Идем, Нол Уменьшительное от Оливер.
. Скоро сюда придут. А я сбежала от Йорков и не хочу, чтобы меня кто-нибудь выдал.Они вступили в узкую лесную ложбину, сплошь усеянную трупами. Здесь даже Оливер невольно застыл на мгновение. Ночью тут всласть попировали волки. Изгрызенные, истерзанные тела, кровавые лохмотья вместо лиц, обглоданные кисти. Он увидел, как Анна, опустившись на корточки, возится с забралом бездыханного рыцаря.– Не трудитесь понапрасну, миледи. На хозяине были серебристые миланские латы, те, что подарил ему ваш батюшка. Он специально их надел, чтобы Уорвик мог узнать его.Анна выругалась, как солдат. Оливер посмотрел на нее, словно не узнавая. Разумеется, он помнил ее мальчишкой Аланом, когда тот богохульствовал и сквернословил, но прежде всего она была леди из Уорвик-Кастл, изысканная и недосягаемая, в алмазном сиянии и шелесте дорогих тканей. И то, что она, как вдова простого лучника, в рваном платье, с грязными окровавленными руками и спутанными волосами возится среди трупов… Оливер старался не смотреть на нее. Она была словно одержимая. Анна и его господин сэр Филип Майсгрейв… Он знал, что они вдвоем покинули Англию, замечал, что, вернувшись, сэр Филип был словно не в себе. Но ведь она была принцессой Уэльской…От размышлений его отвлекло долетевшее из тумана конское ржание. Анна тоже выпрямилась, прислушиваясь, но, казалось, не придала этому особого значения. Зато Оливер вдруг торопливо зашагал на звук, затем побежал прямо по дну извивавшегося по лощине ручья. Анна, опасаясь оставаться в одиночестве, кинулась за ним, и едва не налетела на Оливера, застывшего среди зарослей кустарника. Он еще не успел перевести дыхание. Анна выглянула из-за его плеча и замерла.В слабом свете утра, опутанный прядями тумана, конь показался ей неземным существом. Кумир! Легкий, словно нереальный, со стройными, уходящими в туман ногами, изящно повернутой сильной шеей и высоко посаженной головой.Конь вдруг фыркнул, тряхнул гривой и, прижав уши, прянул в туман.Оливер сжал руку Анны.– Это чудо. Господи Иисусе, Кумир не зря оказался здесь!У Анны забилось сердце.– Кумир!Силуэт коня вновь выступил из тумана. Он стоял, повернув голову и навострив уши. Они начали осторожно приближаться. Конь не двигался, но, когда они оказались почти рядом, наклонил голову и негромко призывно заржал. Он позволил себя погладить, стоял спокойно, лишь время от времени переступая задними ногами.Анна огляделась и ахнула. В этом месте, глухом ответвлении ложбины, павшие лежали грудами. В одном месте образовался курган из тел. Оливер принялся лихорадочно растаскивать мертвых, переворачивая и заглядывая в лица. Здесь тоже побывали волки, ворон долбил клювом теменную кость обглоданного трупа совсем недалеко от Анны, поглядывая на нее. Между тем здесь уже похозяйничали мародеры. Многие тела были раздеты, застывшие, покрытые темными пятнами, они лежали как попало.Анна отвернулась и прижалась лицом к теплой шее Кумира. Конь мгновение стоял спокойно, потом фыркнул, тряхнул головой и направился туда, где орудовал Оливер. Анна осталась стоять. Впервые за последние дни на нее навалилась усталость. Ее шатало. Она вдруг почувствовала, как у нее ломит поясницу, нестерпимо ноют руки и ноги. Только сейчас она заметила, что дрожит от холода и нервного истощения.И в этот миг она услышала нечто. Нет, наоборот. Ее поразила тишина. Смолкла возня Оливера, звуки его шагов. Оступаясь и вздрагивая, она пошла туда, откуда донесся последний звук. Оливер сидел на земле рядом с Кумиром, чуть подавшись вперед и упершись здоровой рукой в землю. Он не двигался и, подойдя ближе, Анна увидела Филипа Майсгрейва.Он лежал на боку, положив голову на вытянутую руку. Лицо его покрывала темная кора грязи. Волосы, напитавшись кровью, ссохлись и торчали вихрами. Доспехов на нем не было, а грязная подкольчужная рубаха была вся в крови. Длинная черная стрела торчала на палец из груди, а ее оперенный конец – дюймов на десять из спины. Анна, в каком-то ослепительно ясном бесчувствии, отметила, что это не арбалетная стрела, а выпущенная из лука. Значит, Филипа убили, когда он был без доспехов. Это странно…Анна медленно опустилась на колени подле него, молитвенно сложила руки.– Qui dortmiunt in terre pulvere, evigilabunt… Спящие во прахе земли пробудятся (лат.). Начало заупокойной службы.
Горло сжала стальная рука. Она умолкла. Сделала над собой страшное усилие, стала повторять:– Qui dortmiunt in terre pulvere, evigilabunt: alii in vitam aeternam et alii in opprobrium Спящие во прахе земли пробудятся: одни на вечную жизнь, другие на вечное мучение (лат.).
.Она снова сбилась и взялась повторять сначала. Но дело не шло дальше первой фразы. Она сбивалась, снова повторяла одно и то же, пока горло ее не пересохло, а губы стали шевелиться беззвучно.Оливер глядел на нее с испугом.– Анна!Он даже не заметил, что зовет ее по имени. Он боялся за нее.Анна вдруг сгорбилась и повалилась вперед, уткнувшись в плечо Филипа. Она рыдала без слез. Их словно не было, не осталось, но ее всю трясло и горлом рвался отчаянный, звериный рык. Оливер отвел взгляд. У него защипало в носу, он часто-часто заморгал, чтобы сдержать слезы. Наконец он встал.– Я пойду… Надо найти парней и сказать, где лежит сэр Филип. Его придется отвезти в Барнет.Спотыкаясь, он побрел прочь. Его мучила мысль, как поступить с принцессой. Да и как объяснить людям из отряда, кто эта женщина, рыдающая над их бароном?Он уже был довольно далеко, когда вдруг услышал крик:– Оливер! Оливер!Анна кричала так, что он испугался и со всех ног кинулся обратно.Она рванулась навстречу, протягивая окровавленные ладони.– Кровь! Кровь!У нее было такое лицо, что Оливер испугался за ее рассудок. Схватив ее здоровой рукой за плечо, он встряхнул Анну. Она вырвалась, но заговорила более внятно.– Оливер, смотри! Это свежая кровь! Оливер, он, может быть, жив! Он истекает кровью!Он почти оттолкнул ее, рванувшись к Майсгрейву.Коснулся рук, лица. Рыцарь был бледен до синевы и холоден как лед, но кровь на груди была алой, свежей, теплой!..Оливер схватил кисть барона и, сдерживая нетерпение, сжал запястье. Анна что-то говорила, теребя его, и он грубо прикрикнул на нее. И в этот миг ощутил слабые, едва уловимые биения пульса. Он даже не сразу поверил в это – они были почти неощутимы, как тончайшие нити. Он огляделся. Анна смотрела на него, и глаза ее светились. Сверкающие как алмазы слезы беззвучно лились у нее по щекам. – Приведите Кумира! Он стал вдруг спокоен и решителен. Анна послушно бросилась исполнять поручение и вскоре вернулась, ведя коня за недоуздок.Оливер стал бережно поднимать Майсгрейва. Его тело было тяжелым, холодным, но все еще гибким. Слава Богу, хозяин жив!– Кумир, поклон! – приказал юноша. Конь послушно встал на колени, и Оливер смог осторожно усадить на. него Майсгрейва и сел сам. Конь поднялся рывком, рыцарь качнулся, и более хрупкий Оливер с трудом удержал его. Анна вцепилась в Кумира, с испугом глядя на бессильно повисшее тело Филипа, на зловеще торчащую стрелу в груди. И она, и Оливер знали, что сейчас ни в коем случае нельзя ее трогать.– Ему нужен лекарь. Его надо немедленно перевязать.– Сворачивайте к лесу. Ведите Кумира, куда я скажу.Анна тронулась, но через несколько шагов встала как вкопанная.– Куда мы идем?– Здесь поблизости есть хижина угольщика, где мы собирались спрятать на время вашего отца. Мы отправимся туда.– Ты с ума сошел! Ему незамедлительно нужна помощь, его нужно отвезти в Барнет! Оливер впервые выказал нетерпение:– В Барнете вас тотчас схватят йоркисты, к тому же город далеко. А в хижине есть и чистый холст, и корпия, и бальзам. Шагайте, леди Анна, я буду указывать дорогу. 21. Филип стал различать звуки. Потрескивание огня, блеяние козы, чьи-то голоса, глухие и невнятные. Он даже уловил горечь дыма. И это было приятно, словно возвращаясь из царства мертвых, услышать благоухание весенней рощи. Он попытался вдохнуть его полной грудью – и сейчас же вспыхнула яростная боль, словно в легкие насыпали горящих угольев и раздувают их мехами. Филипу показалось, что он закричал, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Рядом неотступно тянул свое монотонный голос. Но это не раздражало. Филипу даже стало казаться, что от этого бормотания ему становится легче. Он вслушался в слова.– Восьминогий Слейпнир ускакал. Стой, кровь, стой! Я говорю – мое слово верное. Валькирии улетели, ворота Валгаллы закрыты. Стой, кровь, стой! Я говорю – мое слово твердо, как меч, светло, как огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
. Скоро сюда придут. А я сбежала от Йорков и не хочу, чтобы меня кто-нибудь выдал.Они вступили в узкую лесную ложбину, сплошь усеянную трупами. Здесь даже Оливер невольно застыл на мгновение. Ночью тут всласть попировали волки. Изгрызенные, истерзанные тела, кровавые лохмотья вместо лиц, обглоданные кисти. Он увидел, как Анна, опустившись на корточки, возится с забралом бездыханного рыцаря.– Не трудитесь понапрасну, миледи. На хозяине были серебристые миланские латы, те, что подарил ему ваш батюшка. Он специально их надел, чтобы Уорвик мог узнать его.Анна выругалась, как солдат. Оливер посмотрел на нее, словно не узнавая. Разумеется, он помнил ее мальчишкой Аланом, когда тот богохульствовал и сквернословил, но прежде всего она была леди из Уорвик-Кастл, изысканная и недосягаемая, в алмазном сиянии и шелесте дорогих тканей. И то, что она, как вдова простого лучника, в рваном платье, с грязными окровавленными руками и спутанными волосами возится среди трупов… Оливер старался не смотреть на нее. Она была словно одержимая. Анна и его господин сэр Филип Майсгрейв… Он знал, что они вдвоем покинули Англию, замечал, что, вернувшись, сэр Филип был словно не в себе. Но ведь она была принцессой Уэльской…От размышлений его отвлекло долетевшее из тумана конское ржание. Анна тоже выпрямилась, прислушиваясь, но, казалось, не придала этому особого значения. Зато Оливер вдруг торопливо зашагал на звук, затем побежал прямо по дну извивавшегося по лощине ручья. Анна, опасаясь оставаться в одиночестве, кинулась за ним, и едва не налетела на Оливера, застывшего среди зарослей кустарника. Он еще не успел перевести дыхание. Анна выглянула из-за его плеча и замерла.В слабом свете утра, опутанный прядями тумана, конь показался ей неземным существом. Кумир! Легкий, словно нереальный, со стройными, уходящими в туман ногами, изящно повернутой сильной шеей и высоко посаженной головой.Конь вдруг фыркнул, тряхнул гривой и, прижав уши, прянул в туман.Оливер сжал руку Анны.– Это чудо. Господи Иисусе, Кумир не зря оказался здесь!У Анны забилось сердце.– Кумир!Силуэт коня вновь выступил из тумана. Он стоял, повернув голову и навострив уши. Они начали осторожно приближаться. Конь не двигался, но, когда они оказались почти рядом, наклонил голову и негромко призывно заржал. Он позволил себя погладить, стоял спокойно, лишь время от времени переступая задними ногами.Анна огляделась и ахнула. В этом месте, глухом ответвлении ложбины, павшие лежали грудами. В одном месте образовался курган из тел. Оливер принялся лихорадочно растаскивать мертвых, переворачивая и заглядывая в лица. Здесь тоже побывали волки, ворон долбил клювом теменную кость обглоданного трупа совсем недалеко от Анны, поглядывая на нее. Между тем здесь уже похозяйничали мародеры. Многие тела были раздеты, застывшие, покрытые темными пятнами, они лежали как попало.Анна отвернулась и прижалась лицом к теплой шее Кумира. Конь мгновение стоял спокойно, потом фыркнул, тряхнул головой и направился туда, где орудовал Оливер. Анна осталась стоять. Впервые за последние дни на нее навалилась усталость. Ее шатало. Она вдруг почувствовала, как у нее ломит поясницу, нестерпимо ноют руки и ноги. Только сейчас она заметила, что дрожит от холода и нервного истощения.И в этот миг она услышала нечто. Нет, наоборот. Ее поразила тишина. Смолкла возня Оливера, звуки его шагов. Оступаясь и вздрагивая, она пошла туда, откуда донесся последний звук. Оливер сидел на земле рядом с Кумиром, чуть подавшись вперед и упершись здоровой рукой в землю. Он не двигался и, подойдя ближе, Анна увидела Филипа Майсгрейва.Он лежал на боку, положив голову на вытянутую руку. Лицо его покрывала темная кора грязи. Волосы, напитавшись кровью, ссохлись и торчали вихрами. Доспехов на нем не было, а грязная подкольчужная рубаха была вся в крови. Длинная черная стрела торчала на палец из груди, а ее оперенный конец – дюймов на десять из спины. Анна, в каком-то ослепительно ясном бесчувствии, отметила, что это не арбалетная стрела, а выпущенная из лука. Значит, Филипа убили, когда он был без доспехов. Это странно…Анна медленно опустилась на колени подле него, молитвенно сложила руки.– Qui dortmiunt in terre pulvere, evigilabunt… Спящие во прахе земли пробудятся (лат.). Начало заупокойной службы.
Горло сжала стальная рука. Она умолкла. Сделала над собой страшное усилие, стала повторять:– Qui dortmiunt in terre pulvere, evigilabunt: alii in vitam aeternam et alii in opprobrium Спящие во прахе земли пробудятся: одни на вечную жизнь, другие на вечное мучение (лат.).
.Она снова сбилась и взялась повторять сначала. Но дело не шло дальше первой фразы. Она сбивалась, снова повторяла одно и то же, пока горло ее не пересохло, а губы стали шевелиться беззвучно.Оливер глядел на нее с испугом.– Анна!Он даже не заметил, что зовет ее по имени. Он боялся за нее.Анна вдруг сгорбилась и повалилась вперед, уткнувшись в плечо Филипа. Она рыдала без слез. Их словно не было, не осталось, но ее всю трясло и горлом рвался отчаянный, звериный рык. Оливер отвел взгляд. У него защипало в носу, он часто-часто заморгал, чтобы сдержать слезы. Наконец он встал.– Я пойду… Надо найти парней и сказать, где лежит сэр Филип. Его придется отвезти в Барнет.Спотыкаясь, он побрел прочь. Его мучила мысль, как поступить с принцессой. Да и как объяснить людям из отряда, кто эта женщина, рыдающая над их бароном?Он уже был довольно далеко, когда вдруг услышал крик:– Оливер! Оливер!Анна кричала так, что он испугался и со всех ног кинулся обратно.Она рванулась навстречу, протягивая окровавленные ладони.– Кровь! Кровь!У нее было такое лицо, что Оливер испугался за ее рассудок. Схватив ее здоровой рукой за плечо, он встряхнул Анну. Она вырвалась, но заговорила более внятно.– Оливер, смотри! Это свежая кровь! Оливер, он, может быть, жив! Он истекает кровью!Он почти оттолкнул ее, рванувшись к Майсгрейву.Коснулся рук, лица. Рыцарь был бледен до синевы и холоден как лед, но кровь на груди была алой, свежей, теплой!..Оливер схватил кисть барона и, сдерживая нетерпение, сжал запястье. Анна что-то говорила, теребя его, и он грубо прикрикнул на нее. И в этот миг ощутил слабые, едва уловимые биения пульса. Он даже не сразу поверил в это – они были почти неощутимы, как тончайшие нити. Он огляделся. Анна смотрела на него, и глаза ее светились. Сверкающие как алмазы слезы беззвучно лились у нее по щекам. – Приведите Кумира! Он стал вдруг спокоен и решителен. Анна послушно бросилась исполнять поручение и вскоре вернулась, ведя коня за недоуздок.Оливер стал бережно поднимать Майсгрейва. Его тело было тяжелым, холодным, но все еще гибким. Слава Богу, хозяин жив!– Кумир, поклон! – приказал юноша. Конь послушно встал на колени, и Оливер смог осторожно усадить на. него Майсгрейва и сел сам. Конь поднялся рывком, рыцарь качнулся, и более хрупкий Оливер с трудом удержал его. Анна вцепилась в Кумира, с испугом глядя на бессильно повисшее тело Филипа, на зловеще торчащую стрелу в груди. И она, и Оливер знали, что сейчас ни в коем случае нельзя ее трогать.– Ему нужен лекарь. Его надо немедленно перевязать.– Сворачивайте к лесу. Ведите Кумира, куда я скажу.Анна тронулась, но через несколько шагов встала как вкопанная.– Куда мы идем?– Здесь поблизости есть хижина угольщика, где мы собирались спрятать на время вашего отца. Мы отправимся туда.– Ты с ума сошел! Ему незамедлительно нужна помощь, его нужно отвезти в Барнет! Оливер впервые выказал нетерпение:– В Барнете вас тотчас схватят йоркисты, к тому же город далеко. А в хижине есть и чистый холст, и корпия, и бальзам. Шагайте, леди Анна, я буду указывать дорогу. 21. Филип стал различать звуки. Потрескивание огня, блеяние козы, чьи-то голоса, глухие и невнятные. Он даже уловил горечь дыма. И это было приятно, словно возвращаясь из царства мертвых, услышать благоухание весенней рощи. Он попытался вдохнуть его полной грудью – и сейчас же вспыхнула яростная боль, словно в легкие насыпали горящих угольев и раздувают их мехами. Филипу показалось, что он закричал, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Рядом неотступно тянул свое монотонный голос. Но это не раздражало. Филипу даже стало казаться, что от этого бормотания ему становится легче. Он вслушался в слова.– Восьминогий Слейпнир ускакал. Стой, кровь, стой! Я говорю – мое слово верное. Валькирии улетели, ворота Валгаллы закрыты. Стой, кровь, стой! Я говорю – мое слово твердо, как меч, светло, как огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44