– Джульетта указала на пень. – Посмотрите, я сбила выстрелом камень. Мой муж всегда говорил, что я прекрасно целюсь для женщины.
Джеффри кинул взгляд в сторону пня и кивнул:
– Да. Шум сбил камень, который был установлен не очень прочно. Уверяю вас, что меня сбить с ног совсем не так просто, хоть в последнее время мне и приходилось оказываться на земле.
Хотя Джеффри гордо поднял голову, в нем чувствовалось смущение. Видимо, он осознал, насколько ей трудно поверить в то, что человек может так нарочито не понимать назначения револьвера, но, похоже, намерен продолжать свой блеф и дальше.
Прекрасно. Она не станет спорить с причудами этого актера. Из висевшего у пояса мешочка она извлекла пулю.
– Камень сбил не шум. Его сбила вот такая же пуля, а если бы она попала в вас, то скорее всего вы были бы убиты.
Выпрямившись в полный рост, Джеффри уставился на лежавшую на ее ладони пулю, а потом легонько прикоснулся к ней пальцем. Когда пуля откатилась, кончик его пальца невольно дотронулся до нежной кожи Джульетты. Никогда еще легкое прикосновение не вызывало в ней такого трепета – казалось, он проник в самое сердце. А ведь она вдова, и знает, что бывает между мужчиной и женщиной. Почему-то ей показалось, что в ее реакции на Джеффри заключается измена Дэниелю.
– Это не может причинить мне вреда! – презрительно сказал Джеффри, зажав пулю между пальцев. Он вытащил из-под ремня нижний край рубашки, продемонстрировав для пущей убедительности свой живот. Мускулистая плоть была обезображена узловатым шрамом. Еще один шрам, змеясь, уходил от талии вверх и исчезал среди мягких завитков волос на его груди. Он прижал пулю к шраму. – Видите? Настолько тупой металл не может повредить мою прочную шкуру.
Уронив пулю на землю, он поймал руку Джульетты и прижал к своей теплой коже, упругой и гладкой, усиливая давление до тех пор, пока она не ощутила под пальцами непривычную жесткость.
– Вот здесь, Джульетта, застряло острие меча моего смертельного врага Дрого Фицболдрика. Хотя в тот раз ему чуть не удалось меня выпотрошить, мой превосходный боевой маневр сломал его меч, как будто обгоревший прут. Я два дня истекал кровью, словно прирезанный кабан, а потом еще две седьмицы метался в лихорадке. Если такое гордое оружие не смогло меня убить, то сомневаюсь, чтобы это удалось вашей крошечной пуле, с какой бы силой ни метнул ее в меня приграничный разбойник.
Пальцы Джульетты поднимались и опускались в такт дыханию Джеффри, его ровное сердцебиение отдавалось в ее сердце. Он два дня истекал кровью, метался в жару – и сейчас улыбался ей в полной уверенности, что огнестрельные раны ему нипочем!
– Ты точно такой же, как Дэниель! – Джульетта сама ужаснулась тому, насколько сдавленно звучал ее голос. – Ты тоже уверен, что с тобой ничего не может случиться.
Она отдернула руку и стремительно отвернулась от Джеффри. Если бы только можно было с такой же легкостью отвернуться от собственных мыслей! А ей ведь это удавалось уже несколько лет, пока этот… этот полоумный рыцарь не ворвался в ее жизнь, напомнив другого испещренного шрамами вояку.
– Я не Дэниель, Джульетта.
Он говорил успокаивающе и мягко, почти тем же тоном, каким обращался к испуганному выстрелом коню.
И тем не менее он говорил правду. По сравнению с Джеффри д'Арбанвилем тот был настоящим мальчишкой. Правда, какое-то сходство между ними все же имелось.
– Дэниеля просто завораживали сражения, – неожиданно для себя начала объяснять Джульетта. – Он, бывало, говорил, что все это – ради славы города, получившего его имя. А моя мать пыталась убедить меня, что для такого молодого человека это вполне простительно. Но я знала одно: Дэниель был моим первым другом. Возможно, даже единственным другом. Нас обоих растили отцы, которые все кочевали в поисках новых земель. Наши пути пересеклись тут, а когда отец Дэниеля собрался двигаться дальше, Дэниель уперся и остался здесь. Он назвал город своим именем и заявил, что живым или мертвым, но он навеки останется на этой земле.
Джульетта немного помолчала. Ей не хотелось говорить Джеффри, что совершенно невинные поцелуи Дэниеля разбудили в ней отнюдь не невинный отклик и продемонстрировали, какая необузданная страсть таится в ней под респектабельной внешностью. Дэниель сделал ей предложение как раз тогда, когда отец Джульетты высказал намерение обосноваться в Броде Уолберна. Но даже вручая себя Дэниелю, Джульетта подозревала, что ею движет не столько любовь, сколько настоятельная потребность во внимании и ласке. Она обещала Господу, что будет изо всех сил стараться любить Дэниеля все сильнее и сильнее. Однако ей не дано было на это времени – и поэтому пришлось расплачиваться другой монетой.
– Когда начались нападения приграничных разбойников, я не переставая умоляла Дэниеля уехать. Я даже надеялась, что мой отец решит сняться с места и переехать всей семьей куда-нибудь еще, чтобы у меня был предлог звать Дэниеля с нами. А вместо этого мой папа и Дэниель просто блаженствовали из-за постоянно грозящей всем опасности.
Джульетта старалась полагаться на обещания Дэниеля: он говорил, что его любовь защитит Джульетту, что их усилия помогут Канзасу добиться статуса свободного штата в федерации. Дэниель не знал, что любовь Джульетты была недостаточно крепкой и верной.
Той ночью – ночью, напоенной сладкими ароматами весны, – Дэниель снова шептал ей на ухо те же обещания.
Поначалу легкий ветерок не приносил с собой ничего, кроме непрестанного шелеста высоких трав. Страстные ласки Дэниеля, которым он отдавался всем своим существом, никогда не заставляли Джульетту забыть об окружающем: она слышала все, что происходит вокруг. И на этот раз ровное биение ее сердца не заглушило ружейных выстрелов. Охваченный желанием Дэниель остался глух к ее мольбам узнать, что происходит. К тому времени как его удалось убедить в том, что на Брод Уолберна напали приграничные разбойники, уже погибло шестеро невинных жителей – среди них и родители Джульетты.
– Ваш муж погиб по время одной из здешних стычек? – спросил Джеффри.
Она прикусила губу и кивнула, не сомневаясь в том, что на ее лице отразилось глубокое смущение.
– Мы пили вино из одуванчиков. Дэниель немного опьянел. Я не заметила, что он ушел, не захватив оружия.
– Он погиб благородной смертью, защищая свои земли, – сказал Джеффри.
Если бы только это было правдой! Джульетта покачала головой.
– Он получил рану в живот. Он умирал от нее долгих три месяца. Я обещала Богу, что сделаю все, лишь бы облегчить его страдания.
Джеффри побледнел.
– Надо быть очень осторожным, заключая сделки со Всевышним.
Джульетта тихо засмеялась.
– О, моя задача была легкой. Дэниель хотел только, чтобы я пообещала ему остаться здесь, в Броде Уолберна, закончила постройку нашего постоялого двора и помогала городу расти и процветать. Это было нелегко, но я это сделала. Я самая уважаемая жительница Брода Уолберна. Мой постоялый двор меня кормит. И у меня много свободного времени, чтобы ухаживать за могилами.
Ее смех перешел в нечто больше похожее на рыдание.
– И вы больше не боитесь жить здесь, когда кругом царит насилие?
Джульетта радостно ухватилась за его вопрос, чтобы повернуть разговор в новое русло.
– Поначалу я не переставала бояться. Но такое количество смертей поразило даже разбойников, и они больше не беспокоили нас в Броде Уолберна. Вскоре после их нападения на наш город были почти полностью перебиты жители города Оссаватоми, так что разбойники потеряли немалое число своих сторонников. Только в мае сторонник рабства застрелил в Марэ-де-Синь пятерых ни в чем не повинных людей. С тех пор нападения приграничных разбойников стали скорее досадной помехой, чем серьезной опасностью. Насколько мы слышали, теперь в Штатах неприятностей больше, чем у нас.
– Так что вы обосновались здесь навсегда и не намерены уезжать? – спросил Джеффри.
– Да, как колодец, ушедший глубоко в землю, – ответила Джульетта.
Она превратилась в мисс Джей, во вдову Уолберн, владелицу собственности и уважаемую горожанку, чьей главной заботой стало процветание Брода Уолберна. Она гордо смотрела на тех, кто шептал, что ей никогда не достроить постоялого двора и не прокормиться своим делом. Она спрятала свою, как ей казалось, греховную натуру и боль от воспоминаний под толстым слоем респектабельности, она задавила все свои эмоции и погребла последние следы образа той жизнелюбивой и вольной девушки, которой когда-то была. Теперь та Джульетта была похоронена вместе с погибшими, и ей никогда не позволено будет воскреснуть.
Но, похоже, с того момента, когда пальцы Джеффри д'Арбанвиля начали играть ее пуговицами, она забыла об этом своем решении.
Осознав, насколько далеко она ушла от собственной отстраненности, Джульетта испытала почти физическую боль, словно вышла на обжигающее солнце из прохладной и тихой пещеры. Конечно, можно снова привыкнуть к солнцу, но гораздо менее болезненно вернуться в пещеру и дождаться, чтобы благословенная темнота скрыла все опасности. Как она могла настолько забыться?
Из норки выскочил кролик, собравшийся погрызть травки. Мисс Джей снова повернулась к Джеффри, уже не сомневаясь в своей способности вести себя по отношению к этому актеру, уже объявившему о твердом намерении уехать на какой-то свой квест, только как учительница.
– Ухватитесь покрепче за уздечку Ариона и смотрите на того кролика. Я покажу вам, на что способны пистолет и пуля.
Джульетта прицелилась. Выстрелила. Пока дым от выстрела еще не рассеялся, она отвернулась и прижалась лицом к шее дрожащего Ариона, а Джеффри с проклятиями кинулся к кролику. На прерию опустилась тишина, воздух стал тяжелым и неподвижным, так что даже ни одна травинка не шелохнулась. Казалось, голова Джульетты вдруг стала неимоверно тяжелой – так трудно было ей повернуться к Джеффри. Она задохнулась, увидев, какое отчаяние написано на лице громадного мужчины, неподвижно пригнувшегося и державшего в вытянутых перед собой руках разбитое тельце кролика.
Отчаяние. Опустошенность. Хорошо, что она вовремя воздвигла вокруг себя привычные барьеры, потому что в отличие от Джеффри она не испытывала этих болезненных чувств. Не испытывала.
Тонкая блестящая струйка зазмеилась по шее Ариона, начинаясь от того места, где она прижималась к ней лбом: такой след оставили бы слезы, если бы какая-то мягкосердечная женщина решила расплакаться. Джульетта стерла влагу пальцем.
Глава 7
В жилах Джеффри текла древняя благородная кровь. В наследство ему достались врожденная гордость и уверенность в себе – качества, которым могли позавидовать люди менее знатные. Суровые воспитатели отточили его и без того острый ум, а тренировки длиной в целую жизнь, лишь изредка прерываемые недолгими увеселениями, превратили каждый дюйм его мощного тела в броню. Будучи не первым сыном в семье, он не унаследовал титула и фамильных поместий, но благодаря боевой отваге и яростной преданности жизненный путь Джеффри отмечали благосклонность и награды вышестоящих, внимание и восхищение окружающих.
И все это было уничтожено кусочком металла и дохлым кроликом. А перед этим – зловредным кельтским божеством.
Джеффри поднял голову к небу и зажмурился от ярких лучей солнца. Он помотал головой, и талисман Энгуса Ока хлопнул его по груди под самой шеей.
С момента появления в этом Богом забытом месте все инстинкты Джеффри предупреждали его о том, что здесь что-то неладно. Он не обращал внимания на свои подозрения, вернее, подавлял уверенность в том, что столь удивительные приспособления и столь странное поведение окружающих неестественны для крохотной деревушки в каком-то дальнем уголке Англии. Тяжелая тушка кролика, убитого кусочком металла, по размерам не превосходящим оливку, без слов подтвердила то, о чем все время повторяли ему все вокруг. Даже китайцы не могли бы похвастаться столь ужасающим оружием, способным убивать чуть заметным движением женского пальчика.
Незнакомые люди вокруг него говорили ему правду. И сейчас уже не тысяча двести восемьдесят третий год от Рождества Христова.
Они с Арионом каким-то образом пролетели почти на шестьсот лет вперед, в будущее.
Эдуард, король Англии, давно ставший кучкой догнивающих костей, поручил его заботам Энгуса Ока, возвращающего жизнь тем, кто погиб ради любви. Доказав свою готовность умереть ради талисмана, знаменовавшего собой любовь между Деметрой и Джоном Рованвудами, Джеффри кинулся в Первозданную Пропасть. Такой прыжок должен был бы обречь его на вечный полет в никуда, между жизнью и смертью.
И хотя Джеффри дышал, хотя ощущал горячее прикосновение солнечных лучей к своей коже, хотя сердце его сжалось от внезапно нахлынувшей боли, оказалось, что Первозданная Пропасть подтвердила все суеверия. Какая жизнь может теперь быть у такого человека, как он, – у рыцаря, поклявшегося завершить квест, начатый более полутысячи лет тому назад? Какая у него может быть жизнь, когда вся его семья, все друзья, все надежды и мечты исчезли, как уголья, залитые дождем?
Он подвел своего короля. Кельтский талисман, висевший на его шее, вдруг стал невыносимо тяжелым. Перед мысленным взором Джеффри пронеслись терзавшие сердце картины того, какая судьба ждала тех, кто положился на его рыцарские таланты. Он прекрасно мог представить себе, какую нетерпеливую ярость испытывал Эдуард, считавший каждый час до того дня, как Деметра Рованвуд признает его своим сюзереном. И когда известий от нее не придет, Эдуард, конечно же, прикажет казнить ее мужа Джона и направится с войском к замку Рованвуд.
А Дрого Фицболдрик… Джеффри не сомневался в том, что этот негодяй осуществит свою угрозу осадить замок леди Деметры. Удалась ли ему осада? Если да, то предатель использовал нежную даму для утоления своих животных страстей и завоевал сильную крепость на далекой северной границе Англии. И пока Эдуард и Дрого сражались, наступило такое опустошение, от которого вполне могла прерваться царственная линия Плантагенетов, а единая страна непоправимо рассыпаться.
Это была страшная мысль: сама история могла изменить свой ход из-за непредвиденного путешествия Джеффри д'Арбанвиля в будущее.
Лучше бы ему было умереть, нежели испытывать эту нестерпимую боль при мысли о том, что все знакомое и любимое исчезло с лица земли. Лучше было умереть, чем признаться, что не исполнил рыцарского долга, несмотря на то что пошел ради этого на самую серьезную жертву. Будь он мертв, ему не надо было бы страдать от подозрения во взгляде Джульетты, не замечать насмешек, сменивших восхищение, которое он когда-то принимал как должное.
Будь он мертв, он горел бы в вечном огне ада благодаря длившемуся много столетий полету, подаренному ему языческим богом.
Кровь Господня, он оказался в безнадежном положении! И что теперь? Попросить Джульетту, чтобы она послала одну из своих свинцовых пуль в его шестисотлетнюю голову?
Череп кролика, расколовшийся, словно брошенная дыня, намекал на сладкое забвение, которое он получит в этом случае. В глубине тела Джеффри зародилась дрожь, и он постарался ее подавить, с такой силой выдохнув из легких воздух, что коричневато-серая шерстка на холодеющем тельце взъерошилась, а длинные ушки затрепетали поддельной жизнью. Револьвер избавил кролика от его земных горестей, но странному оружию не изменить того факта, что Джеффри держал в руках именно кролика.
Пусть ему уже больше шестисот лет, но он все равно остается рыцарем. Поддаваться отчаянию из-за того, что, похоже, попал в на редкость серьезную переделку, было не в характере Джеффри д'Арбанвиля. Ни один настоящий рыцарь не поставит себя даже под какую-то там пулю, пока не закончит своего квеста. Можно представить себе презрение Господа, если Джеффри осмелится предстать перед Создателем с разнесенным на куски черепом и попробует переложить вину за свои земные неудачи на языческий талисман.
Ему необходимо найти дорогу обратно. Вот и все. Чтобы попасть сюда, он прыгнул в пропасть. Рыцарская логика подсказывала, что ему надо найти дно этой пропасти – горную цепь – и взобраться обратно наверх.
Горы. Ему необходимо найти в этом безнадежно плоском месте поднимающиеся к самому небу горы.
– Ха! – произнес он ругательство тысяча восемьсот пятьдесят девятого года и вскочил на ноги, потянувшись за кинжалом, чтобы выпотрошить этого кролика тысяча восемьсот пятьдесят девятого года, столь ловко доставленного ему пистолетом тысяча восемьсот пятьдесят девятого года. – Ха! Ха! Ха!!!
– Джеффри? Вас что-то насмешило? Мне тоже надо смеяться?
Джульетта приближалась к нему робко, словно юная олениха. Да, ей следовало испытывать робость.
– Если вы сейчас начнете надо мной смеяться, я не поручусь за вашу безопасность, – предостерег ее Джеффри, все еще не свыкшийся со своим положением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39