Методы, которые они использовали, чтобы прийти к власти и удержать ее в своих руках, были настолько явно незаконными (они нанимали головорезов, чтобы помешать проголосовать тем, кто собирался отдать свои голоса за оппозиционную партию, и записывали в списки проголосовавших за них даже имена с могильных памятников), что люди уже отчаялись в возможности решить эту проблему политическими методами.
Говорили, что за партией «Ничего не знающих» стоит могущественная клика людей, которые обогащались, манипулируя ситуацией. Эти люди никогда не пачкали руки таким грязным делом, каким было руководство городом, и их личности были известны лишь немногим, но в качестве своего инструмента они поставили у власти нью-йоркца по имени Крис Лилли, который принес с собой из Тамманм-Холла множество новых грязных политических трюков.
Ситуация ухудшилась настолько, что просто необходимо было что-то предпринимать. В городе настойчиво циркулировали слухи о том, что где-то в тихом месте собирается группа людей, целью которых является организовать Комитет бдительности. Говорили, что члены этого комитета вооружаются и что существует большая вероятность всеобщего восстания в городе с целью обеспечить проведение справедливых выборов в следующий раз в начале лета.
Полиция была оружием в руках партии «Ничего не знающих». Расхлябанность полицейских и их обыкновение проводить часы своего дежурства в ближайшем баре были хорошо известны жителям всего города. Но в данный момент Аня была благодарна полицейским за их халатное отношение к своим обязанностям – этот фактор также занимал немалое место в ее расчетах.
Экипаж свернул на Дофин-стрит, и яркие огни и экипажи, развозящие по домам задержавшихся до последнего любителей потанцевать, остались позади. На этой улице не было газовых фонарей. Окна домов были закрыты ставнями, и огни в них давно погасли, только иногда где-нибудь в верхней комнате мелькал слабый свет. Магазины были закрыты. Тишина, окутывающая дома, лишь изредка нарушалась лаем собаки или мяуканьем котов. Изящные решетки оград отбрасывали причудливые тени на оштукатуренные стены домов в свете фонарей движущегося по улице экипажа. Иногда фонари освещали затененные дворики, и тогда лучи света выхватывали из темноты то кожистые листья пальм, то невысокие банановые деревья.
Аня наклонилась вперед и приоткрыла небольшое окошко рядом с сиденьем кучера.
– Пожалуйста, помедленнее, Солон, – сказала она.
Экипаж замедлил ход. Аня опустила стекло в большом боковом окне, высунула голову и стала внимательно вглядываться в окружающую темноту.
Вскоре она увидела его. Пустой фаэтон стоял как раз в том месте, где она ожидала его увидеть. С выражением угрюмого удовлетворения на лице она тихо отдала кучеру еще одно распоряжение и откинулась на спинку сиденья.
Ландо проехало до следующего угла и свернуло направо на Сент-Филип-стрит. Через полквартала кучер остановил экипаж у насыпи. Самсон и Илайджа спрыгнули с запяток, заставив ландо сильно качнуться, и растворились в темноте. Солон, выполняя полученные инструкции, слез с козел и потушил фонари, а затем снова взобрался наверх. Мимо них по правой стороне улицы проехал одинокий всадник, который старался держаться поближе к краю, чтобы оказаться как можно дальше от сточной канавы, которая шла по центру улицы. Вскоре на них опустилась тишина.
Догадка Ани оказалась правильной. Равель Дюральд находился сейчас у своей теперешней любовницы, актрисы, которая выступала на сцене «Гэйети Театр» Криспа, пока он не закрылся несколько недель назад. В угоду приличиям он оставил свой экипаж за углом, но вскоре должен будет покинуть квартиру этой женщины, расположенную над небольшой бакалейной лавочкой, рядом с которой стояло сейчас ландо Ани. Единственный выход вел на улицу через ворота в арке. В ночном сумраке Аня видела, что ворота были закрыты. Огня в окнах комнаты над бакалейной лавкой не было.
Селестину и даже, наверное, мадам Розу ужаснула бы сама мысль о том, что Аня знает достаточно о тайных делах Равеля Дюральда, чтобы разыскать его в подобную ночь. Она сама ощущала от этого какую-то неловкость, и все же жизненный путь человека, который убил Жана, в течение некоторого времени представлял для нее какой-то болезненный интерес. Желание услышать, где он находится и что сейчас делает было непреодолимо, как иногда бывает непреодолимо желание пощупать ссадину, чтобы определить, насколько она болезненна. Знание его пороков заставляло ее еще сильнее презирать его и тем приносило еще большее удовлетворение.
Когда-то давно, сразу после дуэли, она очень радовалась, когда узнала, что он присоединился к пиратской экспедиции Лопеса на Кубу в августе 1851 года, потому что она надеялась, что там его убьют. Казалось только справедливым, что он был взят в плен в ходе той злосчастной попытки захватить испанский остров. Когда он был брошен в темницу в далекой Испании, Аня надеялась больше никогда ничего о нем не услышать. Но не прошло и двух лет, как он вернулся обратно, худой, опасный и очень живой.
Склонность к азартным играм, которую он продемонстрировал после возвращения из Испании, казалась весьма многообещающей; многие молодые люди делали таким образом первые шаги по дороге к бесчестью. Но удача, казалось, не оставляла Равеля – он просто не мог проиграть. Он разбогател, затем путем финансовых спекуляций сколотил состояние на основе того, что ему досталось за столами для игры в «фараон». Однако создавалось такое впечатление, что деньги для него ничего не значили, он как будто желал собственной гибели. Оставив Маммону, он присоединился еще к одной флибустьерской экспедиции, на этот раз отправившись в 1855 году в Никарагуа под руководством увлеченного мечтателя Уильяма Уокера.
Но он вернулся и из этого похода, прибыв в Новый Орлеан меньше чем год назад, в мае 1857. Участники похода потерпели поражение, вместе с их лидером их вышвырнули из Центральной Америки, но это никак не отразилось на поведении Дюральда. И кроме того, он даже не был ранен, несмотря на то, что принимал участие в великом множестве жестоких сражений.
Равель отказался принимать участие во второй экспедиции Уокера прошлой осенью. Одни говорили, что он поступил так из-за матери, которая к этому времени овдовела и неважно себя чувствовала. Другие, не столь великодушные, утверждали, что он решил не участвовать в походе, так как не был согласен с Уокером относительно предполагаемого места высадки войск. Как бы то ни было, он уберег себя от еще одного поражения и, возможно, от необходимости предстать перед судом вместе со своим предводителем, так как Уокеру теперь было предъявлено обвинение в нарушении условий нейтралитета. Удача вновь сопутствовала Равелю.
На самом деле Аня не желала ему зла. По природе своей она не была мстительной, несмотря на свое неприязненное отношение к этому человеку. Иногда ее поражала собственная злобность, так как раньше никто не возбуждал в ней такого чувства. Обычно она находилась в ровном и мягком настроении и ей не свойственно было обижаться и таить в душе злобу, и все же ей казалось, что возмездие должно свершиться.
Аня снова наклонилась вперед и посмотрела на закрытые ставнями окна второго этажа. Вдруг она живо представила себе, что происходит за этими ставнями: скрещенные в напряжении руки и ноги, скрипящие веревочные сетки кровати. От этой картины у нее перехватило дыхание. Она откинулась на спинку сиденья и сжала кулаки, стараясь отогнать от себя увиденное. Ей абсолютно все равно, как развлекается Равель Дюральд. Абсолютно.
Актриса Симона Мишель была молода и привлекательна. Аня видела ее в нескольких ролях и считала неплохой актрисой, хотя ей и не хватало блеска, который приходит с опытом. Не было в ней и той жесткости, присущей женщинам, проведшим в театре несколько лет, хотя ее и нельзя было считать невинной. Именно таких женщин выбирал себе в любовницы Равель Дюральд – женщин с определенным опытом и без больших претензий, чьи ожидания было легко удовлетворить.
Удивительно было то, что, насколько было известно Ане, он не позволял себе связи ни с одной из привлекательных свободных цветных женщин, которые выставляли себя напоказ перед молодыми богачами на квартеронских балах. Возможно, его останавливало то, что подобная связь грозила определенным постоянством. У квартеронок, следовавших советам своих матерей, были свои виды – они требовали гарантий хотя бы частично постоянных отношений и достаточно весомого денежного обеспечения.
Подобные раздумья снова вернули ее к главному: почему, имея возможность выбирать из привычного ему круга женщин и зная о ее враждебности к нему, Равель Дюральд подошел к ней на балу?
Это вопрос мучил ее весь вечер, то прячась в отдаленных уголках сознания, то вновь возникая. Он знал, что под маской скрывается именно она, ведь он сам сказал ей об этом. Она могла бы поклясться, что в прошлом он прилагал все силы, чтобы избежать встречи с ней, когда она приезжала в Новый Орлеан. Конечно, она и сама старалась, насколько это было в ее силах, не оказаться с ним лицом к лицу. Тогда почему он нарушил молчаливо признанное ими соглашение? Почему он пригласил ее на танец?
Послышался звук шагов. Кто-то твердо и уверенно шел со двора к арке. Аня достала из кармана маску и надела ее. Она открыла дверь экипажа и вышла на тротуар. Остановившись, она подняла капюшон и поправила его так, чтобы он скрывал ее лицо и волосы. Она еще раз одернула края плаща спереди и, справившись с внезапно наступившим волнением, стала вспоминать те слова, которые собиралась сказать ему. Но слова никак не приходили на память, и ее охватила паника.
Он приближался. Свет, падавший на него из распахнутой в глубине двора двери, отбрасывал его тень, которая двигалась перед ним и казалась черной, огромной и угрожающей. Внезапно дверь закрылась. Тень исчезла. Осталась только темная движущаяся фигура мужчины. Аня сделала несколько шагов, оставив надежное убежище экипажа.
Ворота со скрипом открылись.
Что она делает?
Внутри у нее все кричало. Панический страх волнами накатывал на нее. Она не может это сделать! Это было бы ошибкой, фатальной ошибкой!
Но сейчас уже было поздно задавать себе вопросы, времени для отступления не было. Она глубоко вздохнула и сказала голосом настолько низким и соблазнительным, насколько это было для нее возможно:
– Мсье Дюральд, добрый вечер.
Когда она выступила из темноты, он замер, но не от страха. Его сковала быстрая и решительная мысль, готовящая к новому действию. Ночной ветер шевелил края короткой пелерины у него на плечах, и она поняла, что за несколько часов он успел сменить маскарадный костюм на вечернее платье. В одной руке он держал цилиндр и тросточку.
Равель Дюральд услышал звук ее голоса, который преследовал его в снах и на протяжении тысячи бессонных ночей, и почувствовал, как напряглись мышцы живота. Даже в темноте он не мог не узнать и этот голос, и ее стройную изящную фигуру, и наклон ее головы. Что могло побудить женщину, подобную Ане Гамильтон, обратиться к такому мужчине в столь позднее время? Влечение к нему явно не было одной из причин, так же как и беспокойство о его здоровье. Он почувствовал, как в нем закипает ярость, смешанная со смущением, которого он не испытывал с шестнадцатилетнего возраста, смущения из-за того, что его застали возвращающимся со свидания. Никто кроме этой женщины не смог заставить его так остро ощущать свои пороки.
Когда он заговорил, слова его звучали, как удары хлыста:
– Какого дьявола вам от меня нужно?!
Аня была поражена страстностью, с которой он это произнес, и скрытым за его словами раздражением. В течение долгих нескольких секунд она всматривалась в его черные и бездонные, как крепкий креольский кофе, глаза, которые вместе с черными волосами, худым лицом и орлиным носом делали его похожим на испанского аскета. Она подумала, что через мгновение он отвернется и уйдет. Где же Самсон и Илайджа? Она торопливо подошла поближе к нему.
– Я только хотела поговорить с вами.
– Зачем? Тебя послали, чтобы просить за Николса? Ты пришла, чтобы убедить меня в том, что я должен отступить как менее достойный из нас?
Его догадливость взбесила ее. Она отбросила притворство и, повысив голос, сказала:
– А если так, то что?
– Ты лучше других должна знать, что это напрасно. Как же ты собираешься взывать к моим лучшим чувствам, если уверена, что их у меня просто нет?
– Всегда существует вероятность того, что я заблуждаюсь. – Она рискнула бросить взгляд поверх его плеча в надежде увидеть тех двоих, которых она ожидала.
– Так холодна, так невозмутима. Чем же ты рискнешь ради этой возможности? Что ты можешь предложить взамен, чтобы компенсировать мне утрату чести?
– Честь! – со злостью в голосе сказала она. – Это только слово!
– Скорее понятие, довольно близкое к достоинству или целомудрию. Если ты не ценишь одно, значит ли это, что ты также относишься и ко всему остальному?
– Что ты хочешь этим сказать?.. – начала она.
Слова оставили ее, когда он быстрым движением обнял ее за талию и притянул к себе. Он, как бы наказывая ее за все сказанное, впился губами в ее губы, а сильными пальцами другой руки держал ее за подбородок, заставляя принять этот поцелуй.
Она сдавленно всхлипнула и попыталась оттолкнуть его руками, которые запутались в складках плаща. Внезапно он слегка отпустил ее. Его теплые твердые губы прикоснулись к ее губам, как бы прося прощения, затем он провел кончиком языка по ее воспаленным губам. Потом мягко попытался проникнуть чуть глубже, чтобы ощутить их внутреннюю слабость.
Нужно было как-то отвлечь его, и она сумела это сделать. Чтобы задуманный план удался, она не должна была упускать полученное ею преимущество. Аня заставила себя расслабиться и приоткрыла губы, ей показалось, что он хочет именно этого. Его язык проскользнул, и она почувствовала его теплое и нежное прикосновение к небу. Она задержала дыхание, и какое-то странное ощущение стало наполнять ее тело: как будто где-то глубоко внутри против ее воли что-то открылось. Томление заполняло каждую клеточку ее тела, ее сердце забилось сильнее. Кожа, казалось, горела и светилась от пылавшего внутри огня. Нижняя часть тела отяжелела. Мысли постепенно исчезали. Какая-то сила толкала ее быть ближе к нему, и она прижалась, тихо что-то пробормотав. Она нерешительно прикоснулась к его языку своим и тут же его отдернула, снова прикоснулась и опять убрала его, позволяя ему проникать все глубже.
И тут раздался глухой удар. Голова Равеля резко дернулась вперед, Аня почувствовала острую мгновенную боль, ее нижняя губа треснула, а затем она, потеряв равновесие, чуть было не опрокинулась на спину под тяжестью рухнувшего на нее Дюральда. Сдавленно вскрикнув, она задержала его, и уже через мгновение Самсон и Илайджа перехватили длинное, безвольно повисшее тело, пытаясь удержать его на ногах.
Его голова, упавшая на грудь, покачивалась, а его длинные ноги подгибались в коленях. По белому воротничку рубашки и галстуку расплывалось пятно крови, казавшееся черным в темноте. Серый цилиндр и тросточка из слоновой кости упали на тротуар. Ветер подхватил цилиндр и покатил его по земле.
Аня прижала дрожащую руку ко рту.
– Он не умер? Вы не убили его?
– Увидев, что он собирается сделать, мы могли не рассчитать удара и ударили, вероятно, чуть сильнее, чем надо, – допустил Илайджа.
Самсон пророкотал в знак согласия:
– Для дальнего путешествия так даже лучше.
– Но он истекает кровью.
– Из ран на голове всегда много крови. Мы порвем его рубашку на бинты и перевяжем его. Если вы подержите дверь, мамзель, мы затащим его в экипаж, пока нами не заинтересовались.
– Да, – сказала она, вздрогнув, и ошеломленно глядя по сторонам. – Да.
Скорее торопясь, чем соблюдая осторожность, они сунули Равеля Дюральда в ландо. Аня забралась внутрь и захлопнула за собой дверь. Экипаж рывком тронулся с места, так что она упала на своего пленника, лежащего на сиденье. За те несколько секунд, которые она находилась в таком положении, она успела ощутить мускулистость его тела. Она торопливо оттолкнулась и стала на колени рядом с ним. Она подсунула руку ему под голову, чтобы проверить, насколько велика рана, и, почувствовав на руке теплую кровь, ощутила угрызения совести.
Она была преступно самоуверенна. Она должна была понимать, что совсем не так легко похитить мужчину и сделать его пленником. Ее план был слишком прост. Она отвлечет Равеля, а Самсон и Илайджа оглушат его сзади. Потом они свяжут ему руки и ноги, если это будет необходимо, положат его в экипаж, и все будет позади.
Это сработало. И все же Аня была почти не рада этому. Когда они отправились в казавшееся ей кошмарным сном путешествие в «Бо Рефьюж», Аня была способна только жестоко укорять себя за то, что не смогла предусмотреть того, что все может пойти не совсем так, как она предполагала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Говорили, что за партией «Ничего не знающих» стоит могущественная клика людей, которые обогащались, манипулируя ситуацией. Эти люди никогда не пачкали руки таким грязным делом, каким было руководство городом, и их личности были известны лишь немногим, но в качестве своего инструмента они поставили у власти нью-йоркца по имени Крис Лилли, который принес с собой из Тамманм-Холла множество новых грязных политических трюков.
Ситуация ухудшилась настолько, что просто необходимо было что-то предпринимать. В городе настойчиво циркулировали слухи о том, что где-то в тихом месте собирается группа людей, целью которых является организовать Комитет бдительности. Говорили, что члены этого комитета вооружаются и что существует большая вероятность всеобщего восстания в городе с целью обеспечить проведение справедливых выборов в следующий раз в начале лета.
Полиция была оружием в руках партии «Ничего не знающих». Расхлябанность полицейских и их обыкновение проводить часы своего дежурства в ближайшем баре были хорошо известны жителям всего города. Но в данный момент Аня была благодарна полицейским за их халатное отношение к своим обязанностям – этот фактор также занимал немалое место в ее расчетах.
Экипаж свернул на Дофин-стрит, и яркие огни и экипажи, развозящие по домам задержавшихся до последнего любителей потанцевать, остались позади. На этой улице не было газовых фонарей. Окна домов были закрыты ставнями, и огни в них давно погасли, только иногда где-нибудь в верхней комнате мелькал слабый свет. Магазины были закрыты. Тишина, окутывающая дома, лишь изредка нарушалась лаем собаки или мяуканьем котов. Изящные решетки оград отбрасывали причудливые тени на оштукатуренные стены домов в свете фонарей движущегося по улице экипажа. Иногда фонари освещали затененные дворики, и тогда лучи света выхватывали из темноты то кожистые листья пальм, то невысокие банановые деревья.
Аня наклонилась вперед и приоткрыла небольшое окошко рядом с сиденьем кучера.
– Пожалуйста, помедленнее, Солон, – сказала она.
Экипаж замедлил ход. Аня опустила стекло в большом боковом окне, высунула голову и стала внимательно вглядываться в окружающую темноту.
Вскоре она увидела его. Пустой фаэтон стоял как раз в том месте, где она ожидала его увидеть. С выражением угрюмого удовлетворения на лице она тихо отдала кучеру еще одно распоряжение и откинулась на спинку сиденья.
Ландо проехало до следующего угла и свернуло направо на Сент-Филип-стрит. Через полквартала кучер остановил экипаж у насыпи. Самсон и Илайджа спрыгнули с запяток, заставив ландо сильно качнуться, и растворились в темноте. Солон, выполняя полученные инструкции, слез с козел и потушил фонари, а затем снова взобрался наверх. Мимо них по правой стороне улицы проехал одинокий всадник, который старался держаться поближе к краю, чтобы оказаться как можно дальше от сточной канавы, которая шла по центру улицы. Вскоре на них опустилась тишина.
Догадка Ани оказалась правильной. Равель Дюральд находился сейчас у своей теперешней любовницы, актрисы, которая выступала на сцене «Гэйети Театр» Криспа, пока он не закрылся несколько недель назад. В угоду приличиям он оставил свой экипаж за углом, но вскоре должен будет покинуть квартиру этой женщины, расположенную над небольшой бакалейной лавочкой, рядом с которой стояло сейчас ландо Ани. Единственный выход вел на улицу через ворота в арке. В ночном сумраке Аня видела, что ворота были закрыты. Огня в окнах комнаты над бакалейной лавкой не было.
Селестину и даже, наверное, мадам Розу ужаснула бы сама мысль о том, что Аня знает достаточно о тайных делах Равеля Дюральда, чтобы разыскать его в подобную ночь. Она сама ощущала от этого какую-то неловкость, и все же жизненный путь человека, который убил Жана, в течение некоторого времени представлял для нее какой-то болезненный интерес. Желание услышать, где он находится и что сейчас делает было непреодолимо, как иногда бывает непреодолимо желание пощупать ссадину, чтобы определить, насколько она болезненна. Знание его пороков заставляло ее еще сильнее презирать его и тем приносило еще большее удовлетворение.
Когда-то давно, сразу после дуэли, она очень радовалась, когда узнала, что он присоединился к пиратской экспедиции Лопеса на Кубу в августе 1851 года, потому что она надеялась, что там его убьют. Казалось только справедливым, что он был взят в плен в ходе той злосчастной попытки захватить испанский остров. Когда он был брошен в темницу в далекой Испании, Аня надеялась больше никогда ничего о нем не услышать. Но не прошло и двух лет, как он вернулся обратно, худой, опасный и очень живой.
Склонность к азартным играм, которую он продемонстрировал после возвращения из Испании, казалась весьма многообещающей; многие молодые люди делали таким образом первые шаги по дороге к бесчестью. Но удача, казалось, не оставляла Равеля – он просто не мог проиграть. Он разбогател, затем путем финансовых спекуляций сколотил состояние на основе того, что ему досталось за столами для игры в «фараон». Однако создавалось такое впечатление, что деньги для него ничего не значили, он как будто желал собственной гибели. Оставив Маммону, он присоединился еще к одной флибустьерской экспедиции, на этот раз отправившись в 1855 году в Никарагуа под руководством увлеченного мечтателя Уильяма Уокера.
Но он вернулся и из этого похода, прибыв в Новый Орлеан меньше чем год назад, в мае 1857. Участники похода потерпели поражение, вместе с их лидером их вышвырнули из Центральной Америки, но это никак не отразилось на поведении Дюральда. И кроме того, он даже не был ранен, несмотря на то, что принимал участие в великом множестве жестоких сражений.
Равель отказался принимать участие во второй экспедиции Уокера прошлой осенью. Одни говорили, что он поступил так из-за матери, которая к этому времени овдовела и неважно себя чувствовала. Другие, не столь великодушные, утверждали, что он решил не участвовать в походе, так как не был согласен с Уокером относительно предполагаемого места высадки войск. Как бы то ни было, он уберег себя от еще одного поражения и, возможно, от необходимости предстать перед судом вместе со своим предводителем, так как Уокеру теперь было предъявлено обвинение в нарушении условий нейтралитета. Удача вновь сопутствовала Равелю.
На самом деле Аня не желала ему зла. По природе своей она не была мстительной, несмотря на свое неприязненное отношение к этому человеку. Иногда ее поражала собственная злобность, так как раньше никто не возбуждал в ней такого чувства. Обычно она находилась в ровном и мягком настроении и ей не свойственно было обижаться и таить в душе злобу, и все же ей казалось, что возмездие должно свершиться.
Аня снова наклонилась вперед и посмотрела на закрытые ставнями окна второго этажа. Вдруг она живо представила себе, что происходит за этими ставнями: скрещенные в напряжении руки и ноги, скрипящие веревочные сетки кровати. От этой картины у нее перехватило дыхание. Она откинулась на спинку сиденья и сжала кулаки, стараясь отогнать от себя увиденное. Ей абсолютно все равно, как развлекается Равель Дюральд. Абсолютно.
Актриса Симона Мишель была молода и привлекательна. Аня видела ее в нескольких ролях и считала неплохой актрисой, хотя ей и не хватало блеска, который приходит с опытом. Не было в ней и той жесткости, присущей женщинам, проведшим в театре несколько лет, хотя ее и нельзя было считать невинной. Именно таких женщин выбирал себе в любовницы Равель Дюральд – женщин с определенным опытом и без больших претензий, чьи ожидания было легко удовлетворить.
Удивительно было то, что, насколько было известно Ане, он не позволял себе связи ни с одной из привлекательных свободных цветных женщин, которые выставляли себя напоказ перед молодыми богачами на квартеронских балах. Возможно, его останавливало то, что подобная связь грозила определенным постоянством. У квартеронок, следовавших советам своих матерей, были свои виды – они требовали гарантий хотя бы частично постоянных отношений и достаточно весомого денежного обеспечения.
Подобные раздумья снова вернули ее к главному: почему, имея возможность выбирать из привычного ему круга женщин и зная о ее враждебности к нему, Равель Дюральд подошел к ней на балу?
Это вопрос мучил ее весь вечер, то прячась в отдаленных уголках сознания, то вновь возникая. Он знал, что под маской скрывается именно она, ведь он сам сказал ей об этом. Она могла бы поклясться, что в прошлом он прилагал все силы, чтобы избежать встречи с ней, когда она приезжала в Новый Орлеан. Конечно, она и сама старалась, насколько это было в ее силах, не оказаться с ним лицом к лицу. Тогда почему он нарушил молчаливо признанное ими соглашение? Почему он пригласил ее на танец?
Послышался звук шагов. Кто-то твердо и уверенно шел со двора к арке. Аня достала из кармана маску и надела ее. Она открыла дверь экипажа и вышла на тротуар. Остановившись, она подняла капюшон и поправила его так, чтобы он скрывал ее лицо и волосы. Она еще раз одернула края плаща спереди и, справившись с внезапно наступившим волнением, стала вспоминать те слова, которые собиралась сказать ему. Но слова никак не приходили на память, и ее охватила паника.
Он приближался. Свет, падавший на него из распахнутой в глубине двора двери, отбрасывал его тень, которая двигалась перед ним и казалась черной, огромной и угрожающей. Внезапно дверь закрылась. Тень исчезла. Осталась только темная движущаяся фигура мужчины. Аня сделала несколько шагов, оставив надежное убежище экипажа.
Ворота со скрипом открылись.
Что она делает?
Внутри у нее все кричало. Панический страх волнами накатывал на нее. Она не может это сделать! Это было бы ошибкой, фатальной ошибкой!
Но сейчас уже было поздно задавать себе вопросы, времени для отступления не было. Она глубоко вздохнула и сказала голосом настолько низким и соблазнительным, насколько это было для нее возможно:
– Мсье Дюральд, добрый вечер.
Когда она выступила из темноты, он замер, но не от страха. Его сковала быстрая и решительная мысль, готовящая к новому действию. Ночной ветер шевелил края короткой пелерины у него на плечах, и она поняла, что за несколько часов он успел сменить маскарадный костюм на вечернее платье. В одной руке он держал цилиндр и тросточку.
Равель Дюральд услышал звук ее голоса, который преследовал его в снах и на протяжении тысячи бессонных ночей, и почувствовал, как напряглись мышцы живота. Даже в темноте он не мог не узнать и этот голос, и ее стройную изящную фигуру, и наклон ее головы. Что могло побудить женщину, подобную Ане Гамильтон, обратиться к такому мужчине в столь позднее время? Влечение к нему явно не было одной из причин, так же как и беспокойство о его здоровье. Он почувствовал, как в нем закипает ярость, смешанная со смущением, которого он не испытывал с шестнадцатилетнего возраста, смущения из-за того, что его застали возвращающимся со свидания. Никто кроме этой женщины не смог заставить его так остро ощущать свои пороки.
Когда он заговорил, слова его звучали, как удары хлыста:
– Какого дьявола вам от меня нужно?!
Аня была поражена страстностью, с которой он это произнес, и скрытым за его словами раздражением. В течение долгих нескольких секунд она всматривалась в его черные и бездонные, как крепкий креольский кофе, глаза, которые вместе с черными волосами, худым лицом и орлиным носом делали его похожим на испанского аскета. Она подумала, что через мгновение он отвернется и уйдет. Где же Самсон и Илайджа? Она торопливо подошла поближе к нему.
– Я только хотела поговорить с вами.
– Зачем? Тебя послали, чтобы просить за Николса? Ты пришла, чтобы убедить меня в том, что я должен отступить как менее достойный из нас?
Его догадливость взбесила ее. Она отбросила притворство и, повысив голос, сказала:
– А если так, то что?
– Ты лучше других должна знать, что это напрасно. Как же ты собираешься взывать к моим лучшим чувствам, если уверена, что их у меня просто нет?
– Всегда существует вероятность того, что я заблуждаюсь. – Она рискнула бросить взгляд поверх его плеча в надежде увидеть тех двоих, которых она ожидала.
– Так холодна, так невозмутима. Чем же ты рискнешь ради этой возможности? Что ты можешь предложить взамен, чтобы компенсировать мне утрату чести?
– Честь! – со злостью в голосе сказала она. – Это только слово!
– Скорее понятие, довольно близкое к достоинству или целомудрию. Если ты не ценишь одно, значит ли это, что ты также относишься и ко всему остальному?
– Что ты хочешь этим сказать?.. – начала она.
Слова оставили ее, когда он быстрым движением обнял ее за талию и притянул к себе. Он, как бы наказывая ее за все сказанное, впился губами в ее губы, а сильными пальцами другой руки держал ее за подбородок, заставляя принять этот поцелуй.
Она сдавленно всхлипнула и попыталась оттолкнуть его руками, которые запутались в складках плаща. Внезапно он слегка отпустил ее. Его теплые твердые губы прикоснулись к ее губам, как бы прося прощения, затем он провел кончиком языка по ее воспаленным губам. Потом мягко попытался проникнуть чуть глубже, чтобы ощутить их внутреннюю слабость.
Нужно было как-то отвлечь его, и она сумела это сделать. Чтобы задуманный план удался, она не должна была упускать полученное ею преимущество. Аня заставила себя расслабиться и приоткрыла губы, ей показалось, что он хочет именно этого. Его язык проскользнул, и она почувствовала его теплое и нежное прикосновение к небу. Она задержала дыхание, и какое-то странное ощущение стало наполнять ее тело: как будто где-то глубоко внутри против ее воли что-то открылось. Томление заполняло каждую клеточку ее тела, ее сердце забилось сильнее. Кожа, казалось, горела и светилась от пылавшего внутри огня. Нижняя часть тела отяжелела. Мысли постепенно исчезали. Какая-то сила толкала ее быть ближе к нему, и она прижалась, тихо что-то пробормотав. Она нерешительно прикоснулась к его языку своим и тут же его отдернула, снова прикоснулась и опять убрала его, позволяя ему проникать все глубже.
И тут раздался глухой удар. Голова Равеля резко дернулась вперед, Аня почувствовала острую мгновенную боль, ее нижняя губа треснула, а затем она, потеряв равновесие, чуть было не опрокинулась на спину под тяжестью рухнувшего на нее Дюральда. Сдавленно вскрикнув, она задержала его, и уже через мгновение Самсон и Илайджа перехватили длинное, безвольно повисшее тело, пытаясь удержать его на ногах.
Его голова, упавшая на грудь, покачивалась, а его длинные ноги подгибались в коленях. По белому воротничку рубашки и галстуку расплывалось пятно крови, казавшееся черным в темноте. Серый цилиндр и тросточка из слоновой кости упали на тротуар. Ветер подхватил цилиндр и покатил его по земле.
Аня прижала дрожащую руку ко рту.
– Он не умер? Вы не убили его?
– Увидев, что он собирается сделать, мы могли не рассчитать удара и ударили, вероятно, чуть сильнее, чем надо, – допустил Илайджа.
Самсон пророкотал в знак согласия:
– Для дальнего путешествия так даже лучше.
– Но он истекает кровью.
– Из ран на голове всегда много крови. Мы порвем его рубашку на бинты и перевяжем его. Если вы подержите дверь, мамзель, мы затащим его в экипаж, пока нами не заинтересовались.
– Да, – сказала она, вздрогнув, и ошеломленно глядя по сторонам. – Да.
Скорее торопясь, чем соблюдая осторожность, они сунули Равеля Дюральда в ландо. Аня забралась внутрь и захлопнула за собой дверь. Экипаж рывком тронулся с места, так что она упала на своего пленника, лежащего на сиденье. За те несколько секунд, которые она находилась в таком положении, она успела ощутить мускулистость его тела. Она торопливо оттолкнулась и стала на колени рядом с ним. Она подсунула руку ему под голову, чтобы проверить, насколько велика рана, и, почувствовав на руке теплую кровь, ощутила угрызения совести.
Она была преступно самоуверенна. Она должна была понимать, что совсем не так легко похитить мужчину и сделать его пленником. Ее план был слишком прост. Она отвлечет Равеля, а Самсон и Илайджа оглушат его сзади. Потом они свяжут ему руки и ноги, если это будет необходимо, положат его в экипаж, и все будет позади.
Это сработало. И все же Аня была почти не рада этому. Когда они отправились в казавшееся ей кошмарным сном путешествие в «Бо Рефьюж», Аня была способна только жестоко укорять себя за то, что не смогла предусмотреть того, что все может пойти не совсем так, как она предполагала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45