Под пронзительным взглядом она почувствовала, что теряет самообладание. Губы ее дрогнули частью от страха, частью от странного жара, волной пробежавшего по телу. Майлз склонился к ее губам. Несмотря на стремительность всего происходящего, Алекс успела подумать о том, что этот дьявол, видимо, собирается ее поцеловать. Дыхание ее сбилось; щеки зарделись.
— Вы, кажется, слишком многое обо мне знаете, мисс Уайком, — прошептал он, почти касаясь губами ее губ. — Может быть, вам известно также о некоторых моих слабостях, например, о том, что я особенно люблю лакомиться юными девственницами.
Словно в подтверждение своих намерений Майлз дотронулся языком до нежной кожи за ухом. Алекс охватила дрожь, но скорее не от страха, а от проснувшихся в ней незнакомых дотоле ощущений.
— Вы ведь девственница, не так ли, — хриплым шепотом произнес он, лаская ее горячим дыханием, — и если желаете остаться ею, советую вам не болтать лишнего. Пусть это будет наш с вами маленький секрет.
— Пустите, — выдохнула Алекс, напуганная не столько его угрозой, сколько полным отсутствием воли к сопротивлению, той властью, которую, как оказалось, имел над нею глубокий чувственный голос, руки, губы, само присутствие этого ужасного мужчины.
— Подожди…
Александра хотела вывернуться, но Майлз завладел ее ртом, подавив всякое сопротивление.
Ошеломленная, потерянная, Алекс презирала себя за то, что вместо ненависти, которой только и достоин этот бессовестный человек, так грубо и вероломно обошедшийся с ней, она питает к нему совершенно другие чувства. Тело впервые предавало ее, чувства шли вразрез с рассудком. Наверное, что-то подобное происходило и с ним. Из грубого, почти жестокого поцелуй его превратился в нежный. В нем не чувствовалось более ненависти. Оказалось, что руки его умеют быть не только сильными, но и ласковыми. Майлз бережно погладил Алекс по спине. Что-то теплое и радостное поднялось в ее душе в ответ на произошедшую в нем перемену. Сама не понимая; что делает, повинуясь минутному порыву, Алекс закинула руки ему на плечи, впервые стыдливо и робко отдаваясь едва пробудившейся страсти. Тихий стон сорвался с ее губ, и в нем было все: жажда ласки и бессилие отчаяния, признание собственного поражения, неспособности противостоять искушению запретного наслаждения.
Майлз был приятно удивлен ее реакцией, столь же искренней, сколь и импульсивной. Он почти бессознательно, ласками и нежностью стремился загладить вину, успокоить боль, причиненную собственной жестокостью. Он чувствовал, как трепещет ее сердце, и этот ритм отдавался в нем удивительной музыкой, чудесной симфонией. Майлз знал немало женщин, но ни одна не разбудила в нем подобных ощущений. Эта невинная красотка наполняла его сердце чувствами, которым он не знал названия. Желание овладеть ею становилось нестерпимым.
Нарочито медленно Майлз обвел кончиком языка вокруг, ее губ, затем тысячей легчайших поцелуев покрыл ее лицо, прокладывая чуть влажную тропинку по подбородку к шее, к ямочке у основания шеи. Препятствием оказался воротник. Майлз потянул, но застежка не поддалась. Уже мало что соображая, он рванул ткань, и его взору открылась упругая полная грудь. Алекс тихонько застонала, когда Майлз провел пальцами по ее соскам. Дотоле неведомая ей сладостная истома овладела Александрой.
В ужасе от того, что происходило с ней, в последней отчаянной попытке сохранить достоинство, не дать себе целиком утонуть в этом море греховного наслаждения, Алекс со стоном оттолкнула от себя мужчину.
Задыхаясь, Майлз поднял голову и посмотрел в глаза девушке. В кристально-чистой синей глубине ее расширенных глаз он прочел все. Чего в ней было больше: страха или готовой расцвести страсти, той самой, что заставляла их обоих дрожать от с трудом сдерживаемого желания? Если бы не этот страх, не эта трогательная беззащитность, Майлз ни за что не остановился бы. Но он не мог и не хотел ломать жизнь девушке, перед которой был в долгу. Да, она проявила излишнее любопытство и была несправедлива к нему, но в том нет ее вины. Она не должна отвечать за неосторожность проболтавшегося матроса. Кого, как не себя, винить в том, что его так далеко завел единственный поцелуй? Раздражение на себя и отчасти на ту, что так его распалила, позволило Майлзу отступить.
Лишенная поддержки, Алекс едва не упала. В ней боролись два чувства: облегчение оттого, что все кончилось, и странная тоска. Последнее смущало более всего. Сконфуженная и растерянная, она подняла глаза. Майлз смотрел на нее, злобно прищурившись. Впрочем, злость в глазах капитана быстро сменилась насмешливым удивлением. Алекс готова была провалиться сквозь землю. Красная от стыда за свою столь неожиданную распущенность, мисс Уайком быстро развернулась и, подхватив подол, побежала прочь с палубы так быстро, как только позволяли ее подгибающиеся ноги. Вслед ей несся смех Майлза.
Устав бродить по палубе, Алекс подошла к перилам борта и в задумчивости уставилась на скалистый, с неровными краями берег полуострова, скрывавший «Неистовый» от кораблей, курсирующих по Бристольскому заливу. Солнце садилось за скалы, окрашивая небо на западе в багряный цвет. Скоро ночь опустится на уютную бухту — убежище контрабандистов.
Нервы Алекс были напряжены до предела, а вынужденное бездействие еще больше угнетало. Прошел день. Часы тянулись мучительно медленно. К Джудсону ее не пустили. Майлз Кросс запретил ей даже подходить к раненому, а Александра не могла сказать ему, что, отдав предпочтение доктору Копели, он не оставил Джудсону шанса на выздоровление.
Майлз Кросс. Мысли мисс Уайком вернулись к утренней встрече с капитаном: кто же этот загадочный пират?.. Говорят, что он жесток и беспощаден. Нападая на корабль, он его грабит, сжигает, а экипаж убивает. Редким счастливчикам якобы удалось избежать смерти при встрече с Майлзом Кроссом. Корабль с таким подходящим названием — «Неистовый» — подарил Майлзу отец, герцог Кандлейский. Алекс представила, какую боль должен испытывать несчастный отец, зная, что его дар в руках сына стал орудием грабежа и разбоя. Каково было герцогу сознавать, что его собственный сын выступал на стороне врагов Британии, служению которой герцог Кандлейский отдал жизнь.
О герцогине ходило немало слухов, что вполне понятно: их союз с герцогом был окутан ореолом романтичной тайны. Люди говорили, что герцог привез ее из Америки. Она была незнатного рода. Отец ее — капитан торгового судна — был среднего достатка. Столь неравный брак считался из ряда вон выходящим событием. Какое-то время молодожены прожили в Америке. По возвращении же на родину герцога супруги были тепло встречены в английском высшем свете. Пара была на редкость красивая: оба высокие и стройные, оба уверенные в себе и сильные и самое главное — влюбленные друг в друга. История любви герцога и герцогини передавалась из уст в уста как красивая сказка; не было в королевстве ребенка, которому не рассказывали бы эту похожую на легенду быль. Сказка внушала надежду на то, что счастье может улыбнуться каждому, независимо от знатности и богатства — ведь могла эта пара подняться над предрассудками и обрести желаемое. Алекс, девочкой слушая эту историю, искренне верила в то, что и к ней может явиться чудесный принц и сделать ее счастливой.
Прошли годы, и Алекс перестала верить в чудеса. Жизнь оказалась гораздо суровее, чем ей представлялось в детстве. Трудно сохранить мечтательность, будучи медиком, ежедневно наблюдая борьбу жизни и смерти.
Алекс тряхнула головой. Как чудесно было бы оказаться сейчас дома!
От обиды и жалости к себе Александра заплакала. Она больше не могла и не хотела сдерживаться. Страх, жуткий, всеобъемлющий, ледяной волной накрыл ее.
— Что с вами, мисс Уайком?
Тихий голос Оги Макарди раздался прямо над Алекс. От неожиданности она вздрогнула.
— Спасибо, все хорошо.
Попытка скрыть слезы от старого моряка не удалась. Растрогавшись, Оги положил ей руку на плечо, но она отстранилась.
— Прошу вас, не надо меня жалеть, а то я совсем раскисну. Вообще-то я сильная, просто за последние два дня немного устала.
— Знаешь, девочка, я пойму тебя, если ты захочешь выплакаться. Готов предоставить тебе мое плечо. Бог свидетель, я тебя понимаю.
Алекс с трудом выдавила из себя улыбку:
— Спасибо, не надо. Мой папа всегда говорил мне, что жалеть себя — последнее дело. Я справлюсь, увидите.
— Сейчас я и сам вижу, — с добродушной улыбкой отозвался шотландец. — Ты, гляжу, не робкого десятка, и отец твой — человек мудрый и хороший, раз вырастил такую славную дочку. Скажу откровенно, не многих встречал я на своем веку, которые умели бы делать то, что умеешь делать ты, да и держалась ты молодцом, не в пример многим. Сказать честно, доктор Ко-пели меня уже доконал. Мне было бы нисколько не жаль выбросить его за борт, как кота в мешке. Если бы ты только знала, как он воет, когда капитан не слышит. К тому же этот доктор скоро опустошит на корабле все запасы спиртного. К концу дня он будет похож на слюнявого идиота, это уж точно!
Алекс улыбнулась:
— Знаю, знаю. Доктор Копели всегда принимал для храбрости, а здесь сам Бог велел.
— Придется мне припрятать бренди, не то влетит от капитана.
Оги замолчал и как-то искоса взглянул на девушку, словно не решаясь спросить о чем-то важном.
— Что это вы хотите узнать, мистер Макарди? Спрашивайте, не стесняйтесь.
— Даже не знаю, как начать. Это я о докторе Копели. Правда, что он просил у вас руки?
— Правда, — ответила Алекс.
— И он всерьез рассчитывал получить согласие? Да что может быть у вас, такой молодой и красивой, общего со старым, трухлявым пнем? Да он, верно, рехнулся!
— Уверена, Касси согласилась бы с вами, — с улыбкой ответила Алекс и вдруг, отвернувшись, украдкой смахнула накатившуюся слезу, вспомнив о своей доброй нянюшке.
— Прошу прощения, мисс Уайком, но кто такая эта Касси?
— Моя няня и… подруга. Вот уже десять лет она заменяет мне мать. О, мистер Макарди, — воскликнула Алекс, уже более не скрывая слез, — она, должно быть, так волнуется сейчас!
— Ну полноте, — попытался успокоить ее шотландец. — Не надо плакать, скоро вы будете дома.
— В самом деле? Неужели капитан отпустит меня?
— Конечно. Вопреки тому, что вы о нем думаете, он не такой плохой человек.
— Нет, Оги! Вот вы — действительно хороший и добрый. Вы способны войти в положение другого, чего никак не скажешь о вашем капитане.
При упоминании о капитане Оги опустил глаза, и Алекс сразу подумала, не известно ли шотландцу о том, что произошло между ней и Майлзом.
— Скажите, — поспешила спросить Алекс, — почему Кросс пришел в такую ярость оттого, что я узнала, кто он такой?
Оги, похоже, вопрос застал врасплох. Он не был готов к подобному повороту.
— Это путешествие имеет особую цель, — наконец выдавил он из себя, — вот почему капитан не хотел, чтобы о нем стало известно.
— Но почему? Ни для кого не секрет, что Майлз Кросс — пират.
— Не пират, а капер, мадам.
— А есть разница?
— Конечно, и очень существенная. Пират — вне закона, а капер имеет специальное разрешение на свою деятельность и платит налог правительству.
— Насколько я поняла, капер нападает только на вражеские суда, а капитан Кросс, говорят, не делает различий между своими и чужими.
— Не верьте слухам, мэм.
— Вы хотите сказать, что люди лгут? Капитан Кросс не нападает на мирные торговые суда?
— Капитан Кросс охотится лишь за британскими судами, мэм.
— Но ведь он англичанин!
— Прошу прощения, но мы не англичане. Мы американцы, что далеко не одно и то же.
— Одно и то же, пока колонисты не выиграли войну. Когда король подавит этот жалкий мятеж, вы сами убедитесь в правоте моих слов. Что тогда будет делать ваш капитан? Война служит для него всего лишь прикрытием, оправданием грабежей и разбоя. Неужто он верит в то, что герцог и герцогиня примут в объятия своего блудного сына?
Оги повернулся спиной к перилам и, прислонившись к ним, с безучастным видом уставился вдаль.
— Ничего не могу вам сказать по этому поводу, мэм, — бесцветным голосом произнес он.
— Да бросьте вы! — воскликнула Алекс, — Вы служите этому человеку. Не спорьте, я вижу, что вы питаете к нему дружеские чувства, несмотря на то что он порой обходится с вами грубо. Не пытайтесь убедить меня в том, что вы ничего не знаете об отношениях Кросса с его родителями, о том, как подло он поступил с ними, как нападает на корабли, принадлежащие герцогу!
— На то есть причины, — ответил Оги тоном, не оставляющим сомнений в том, что он не желает продолжать подобный диалог и считает вопрос исчерпанным.
— Неужели вы такой же, как ваш капитан? — воскликнула Алекс. — Не верю!
— Мадам, я хотел лишь сказать: все, что мы делаем, мы делаем во имя нашей страны.
— Оги, вы заблуждаетесь! Из уст самого капитана я слышала признание в том, что его интересуют лишь деньги, а на все остальное ему плевать!
На сей раз слова Алекс достигли цели.
— Он сам вам это сказал? — в ужасе переспросил он.
— Да, и это, и многое другое.
— Быть может, моя дорогая, вам захочется еще более полно пересказать содержание нашей беседы?
Алекс резко обернулась. Майлз подошел к ним сзади по-кошачьи неслышно, и теперь оставалось лишь гадать о том, сколько времени он слушал их разговор. Оги и Алекс чувствовали себя, будто нашкодившие школьники, застигнутые врасплох. Майлз, словно строгий учитель, переводил взгляд с одного на другого. Под его взглядом Алекс сжалась, окончательно растерявшись.
— Впрочем, мне было бы весьма приятно продолжить тему, вернувшись к тому, на чем мы остановились сегодня утром.
— Меня от вас тошнит, — бросила ему Алекс, прекрасно уловив намек.
— Мистер Макарди, скоро мы отчаливаем, так не лучше ли вам найти более уместное занятие, чем сплетничать о своем капитане с пассажиркой? — раздраженно спросил Майлз.
— Да, сэр, — виновато проговорил Оги. — Я лишь хотел сообщить мисс Уайком, что в каюте ее ждет ужин. Простите меня, — добавил Оги, повернувшись к Алекс.
— Да не за что, Оги. Спасибо вам, мистер Макарди, за все.
— Не за что, — пробормотал шотландец и ушел.
— Похоже, вы неплохо наладили отношения с командой, — с едкой ухмылкой заметил Майлз, когда они остались одни.
— Вы совершенно правы. С вашими подчиненными мне легче найти общий язык, чем с вами.
— Да? Боюсь, дорогая, что вы понапрасну расточаете свое обаяние. Лучше очаруйте меня. Не забывайте, я решаю вашу судьбу, а не мистер Макарди.
Алекс сковал страх, но она не отвела взгляда.
— Я акушерка, капитан, а не актриса. У меня не хватает дарования даже на то, чтобы скрыть презрение к вам!
— Однако утром я, кажется, не был вам противен, не так ли? Готов поклясться, вам даже понравилось мое общество.
— Вы безумец, — шепотом произнесла Алекс.
Вновь противоречивые чувства разрывали ее душу. Этот гипнотизирующий взгляд, это странное наваждение… Присутствие капитана вызывало во всем ее теле томительно-сладостную муку. Алекс хотела убежать, но Майлз отрезал ей путь к спасению, положив руки на перила по обе стороны от нее.
— Наверное, вы правы. Безумие держать на борту женщину, к тому же такую любопытную и болтливую. Не подумать ли мне о том, как заставить замолчать эти чудесные губки?
— Вы грозитесь убить меня, капитан?
— Да нет же, малютка. Будь вы, как бы это сказать… чуть поопытнее, вы бы поняли, на что я намекаю. Если вы хотите покинуть корабль девственницей, советую вам усмирить свое любопытство и держаться подальше от моих людей. Я ясно выразился?
— Предельно ясно, — выдавила из себя Алекс, надеясь, что голос ее дрожал не очень заметно.
— Рад, что мы друг друга поняли.
Едва закончив фразу, Майлз отступил и, резко развернувшись, легкой походкой направился к трапу. Проводив его взглядом, Алекс, вся дрожа от злости, повернулась, вцепившись в перила побелевшими пальцами. Опять, опять он унизил ее. Сказал гадость, а она, вместо того чтобы дать ему достойный отпор, молча проглотила оскорбление. Почему, почему она не ответила ему тем же?!
Ненависть жгла ее каленым железом. Ненависть горела в ней белым пламенем, и в этом пламени выкристаллизовался план. Совершенно очевидно, Кросс менее всего хочет, чтобы она узнала больше того, что уже знает о нем; столь же ясно, что он не желает, чтобы о его присутствии в этих водах узнали на берегу. Ну что же, то, чего меньше всего хочется ему, ей хочется более всего! Она попытается разузнать как можно больше о его миссии и сообщит властям. Она выведет его на чистую воду. Сегодня ночью должно произойти нечто важное, значит, этой ночью она не будет спать. Она постарается заметить все, что произойдет на корабле и на берегу, если, конечно, сможет. И… Если бы только удалось! Она могла бы доплыть до берега в одной из лодок, а там — свобода!
Спрашивая себя, стоит ли так рисковать, не лучше ли дождаться обещанного освобождения, Александра сама себе отвечала, что верить Майлзу равносильно тому, что верить хищному зверю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Вы, кажется, слишком многое обо мне знаете, мисс Уайком, — прошептал он, почти касаясь губами ее губ. — Может быть, вам известно также о некоторых моих слабостях, например, о том, что я особенно люблю лакомиться юными девственницами.
Словно в подтверждение своих намерений Майлз дотронулся языком до нежной кожи за ухом. Алекс охватила дрожь, но скорее не от страха, а от проснувшихся в ней незнакомых дотоле ощущений.
— Вы ведь девственница, не так ли, — хриплым шепотом произнес он, лаская ее горячим дыханием, — и если желаете остаться ею, советую вам не болтать лишнего. Пусть это будет наш с вами маленький секрет.
— Пустите, — выдохнула Алекс, напуганная не столько его угрозой, сколько полным отсутствием воли к сопротивлению, той властью, которую, как оказалось, имел над нею глубокий чувственный голос, руки, губы, само присутствие этого ужасного мужчины.
— Подожди…
Александра хотела вывернуться, но Майлз завладел ее ртом, подавив всякое сопротивление.
Ошеломленная, потерянная, Алекс презирала себя за то, что вместо ненависти, которой только и достоин этот бессовестный человек, так грубо и вероломно обошедшийся с ней, она питает к нему совершенно другие чувства. Тело впервые предавало ее, чувства шли вразрез с рассудком. Наверное, что-то подобное происходило и с ним. Из грубого, почти жестокого поцелуй его превратился в нежный. В нем не чувствовалось более ненависти. Оказалось, что руки его умеют быть не только сильными, но и ласковыми. Майлз бережно погладил Алекс по спине. Что-то теплое и радостное поднялось в ее душе в ответ на произошедшую в нем перемену. Сама не понимая; что делает, повинуясь минутному порыву, Алекс закинула руки ему на плечи, впервые стыдливо и робко отдаваясь едва пробудившейся страсти. Тихий стон сорвался с ее губ, и в нем было все: жажда ласки и бессилие отчаяния, признание собственного поражения, неспособности противостоять искушению запретного наслаждения.
Майлз был приятно удивлен ее реакцией, столь же искренней, сколь и импульсивной. Он почти бессознательно, ласками и нежностью стремился загладить вину, успокоить боль, причиненную собственной жестокостью. Он чувствовал, как трепещет ее сердце, и этот ритм отдавался в нем удивительной музыкой, чудесной симфонией. Майлз знал немало женщин, но ни одна не разбудила в нем подобных ощущений. Эта невинная красотка наполняла его сердце чувствами, которым он не знал названия. Желание овладеть ею становилось нестерпимым.
Нарочито медленно Майлз обвел кончиком языка вокруг, ее губ, затем тысячей легчайших поцелуев покрыл ее лицо, прокладывая чуть влажную тропинку по подбородку к шее, к ямочке у основания шеи. Препятствием оказался воротник. Майлз потянул, но застежка не поддалась. Уже мало что соображая, он рванул ткань, и его взору открылась упругая полная грудь. Алекс тихонько застонала, когда Майлз провел пальцами по ее соскам. Дотоле неведомая ей сладостная истома овладела Александрой.
В ужасе от того, что происходило с ней, в последней отчаянной попытке сохранить достоинство, не дать себе целиком утонуть в этом море греховного наслаждения, Алекс со стоном оттолкнула от себя мужчину.
Задыхаясь, Майлз поднял голову и посмотрел в глаза девушке. В кристально-чистой синей глубине ее расширенных глаз он прочел все. Чего в ней было больше: страха или готовой расцвести страсти, той самой, что заставляла их обоих дрожать от с трудом сдерживаемого желания? Если бы не этот страх, не эта трогательная беззащитность, Майлз ни за что не остановился бы. Но он не мог и не хотел ломать жизнь девушке, перед которой был в долгу. Да, она проявила излишнее любопытство и была несправедлива к нему, но в том нет ее вины. Она не должна отвечать за неосторожность проболтавшегося матроса. Кого, как не себя, винить в том, что его так далеко завел единственный поцелуй? Раздражение на себя и отчасти на ту, что так его распалила, позволило Майлзу отступить.
Лишенная поддержки, Алекс едва не упала. В ней боролись два чувства: облегчение оттого, что все кончилось, и странная тоска. Последнее смущало более всего. Сконфуженная и растерянная, она подняла глаза. Майлз смотрел на нее, злобно прищурившись. Впрочем, злость в глазах капитана быстро сменилась насмешливым удивлением. Алекс готова была провалиться сквозь землю. Красная от стыда за свою столь неожиданную распущенность, мисс Уайком быстро развернулась и, подхватив подол, побежала прочь с палубы так быстро, как только позволяли ее подгибающиеся ноги. Вслед ей несся смех Майлза.
Устав бродить по палубе, Алекс подошла к перилам борта и в задумчивости уставилась на скалистый, с неровными краями берег полуострова, скрывавший «Неистовый» от кораблей, курсирующих по Бристольскому заливу. Солнце садилось за скалы, окрашивая небо на западе в багряный цвет. Скоро ночь опустится на уютную бухту — убежище контрабандистов.
Нервы Алекс были напряжены до предела, а вынужденное бездействие еще больше угнетало. Прошел день. Часы тянулись мучительно медленно. К Джудсону ее не пустили. Майлз Кросс запретил ей даже подходить к раненому, а Александра не могла сказать ему, что, отдав предпочтение доктору Копели, он не оставил Джудсону шанса на выздоровление.
Майлз Кросс. Мысли мисс Уайком вернулись к утренней встрече с капитаном: кто же этот загадочный пират?.. Говорят, что он жесток и беспощаден. Нападая на корабль, он его грабит, сжигает, а экипаж убивает. Редким счастливчикам якобы удалось избежать смерти при встрече с Майлзом Кроссом. Корабль с таким подходящим названием — «Неистовый» — подарил Майлзу отец, герцог Кандлейский. Алекс представила, какую боль должен испытывать несчастный отец, зная, что его дар в руках сына стал орудием грабежа и разбоя. Каково было герцогу сознавать, что его собственный сын выступал на стороне врагов Британии, служению которой герцог Кандлейский отдал жизнь.
О герцогине ходило немало слухов, что вполне понятно: их союз с герцогом был окутан ореолом романтичной тайны. Люди говорили, что герцог привез ее из Америки. Она была незнатного рода. Отец ее — капитан торгового судна — был среднего достатка. Столь неравный брак считался из ряда вон выходящим событием. Какое-то время молодожены прожили в Америке. По возвращении же на родину герцога супруги были тепло встречены в английском высшем свете. Пара была на редкость красивая: оба высокие и стройные, оба уверенные в себе и сильные и самое главное — влюбленные друг в друга. История любви герцога и герцогини передавалась из уст в уста как красивая сказка; не было в королевстве ребенка, которому не рассказывали бы эту похожую на легенду быль. Сказка внушала надежду на то, что счастье может улыбнуться каждому, независимо от знатности и богатства — ведь могла эта пара подняться над предрассудками и обрести желаемое. Алекс, девочкой слушая эту историю, искренне верила в то, что и к ней может явиться чудесный принц и сделать ее счастливой.
Прошли годы, и Алекс перестала верить в чудеса. Жизнь оказалась гораздо суровее, чем ей представлялось в детстве. Трудно сохранить мечтательность, будучи медиком, ежедневно наблюдая борьбу жизни и смерти.
Алекс тряхнула головой. Как чудесно было бы оказаться сейчас дома!
От обиды и жалости к себе Александра заплакала. Она больше не могла и не хотела сдерживаться. Страх, жуткий, всеобъемлющий, ледяной волной накрыл ее.
— Что с вами, мисс Уайком?
Тихий голос Оги Макарди раздался прямо над Алекс. От неожиданности она вздрогнула.
— Спасибо, все хорошо.
Попытка скрыть слезы от старого моряка не удалась. Растрогавшись, Оги положил ей руку на плечо, но она отстранилась.
— Прошу вас, не надо меня жалеть, а то я совсем раскисну. Вообще-то я сильная, просто за последние два дня немного устала.
— Знаешь, девочка, я пойму тебя, если ты захочешь выплакаться. Готов предоставить тебе мое плечо. Бог свидетель, я тебя понимаю.
Алекс с трудом выдавила из себя улыбку:
— Спасибо, не надо. Мой папа всегда говорил мне, что жалеть себя — последнее дело. Я справлюсь, увидите.
— Сейчас я и сам вижу, — с добродушной улыбкой отозвался шотландец. — Ты, гляжу, не робкого десятка, и отец твой — человек мудрый и хороший, раз вырастил такую славную дочку. Скажу откровенно, не многих встречал я на своем веку, которые умели бы делать то, что умеешь делать ты, да и держалась ты молодцом, не в пример многим. Сказать честно, доктор Ко-пели меня уже доконал. Мне было бы нисколько не жаль выбросить его за борт, как кота в мешке. Если бы ты только знала, как он воет, когда капитан не слышит. К тому же этот доктор скоро опустошит на корабле все запасы спиртного. К концу дня он будет похож на слюнявого идиота, это уж точно!
Алекс улыбнулась:
— Знаю, знаю. Доктор Копели всегда принимал для храбрости, а здесь сам Бог велел.
— Придется мне припрятать бренди, не то влетит от капитана.
Оги замолчал и как-то искоса взглянул на девушку, словно не решаясь спросить о чем-то важном.
— Что это вы хотите узнать, мистер Макарди? Спрашивайте, не стесняйтесь.
— Даже не знаю, как начать. Это я о докторе Копели. Правда, что он просил у вас руки?
— Правда, — ответила Алекс.
— И он всерьез рассчитывал получить согласие? Да что может быть у вас, такой молодой и красивой, общего со старым, трухлявым пнем? Да он, верно, рехнулся!
— Уверена, Касси согласилась бы с вами, — с улыбкой ответила Алекс и вдруг, отвернувшись, украдкой смахнула накатившуюся слезу, вспомнив о своей доброй нянюшке.
— Прошу прощения, мисс Уайком, но кто такая эта Касси?
— Моя няня и… подруга. Вот уже десять лет она заменяет мне мать. О, мистер Макарди, — воскликнула Алекс, уже более не скрывая слез, — она, должно быть, так волнуется сейчас!
— Ну полноте, — попытался успокоить ее шотландец. — Не надо плакать, скоро вы будете дома.
— В самом деле? Неужели капитан отпустит меня?
— Конечно. Вопреки тому, что вы о нем думаете, он не такой плохой человек.
— Нет, Оги! Вот вы — действительно хороший и добрый. Вы способны войти в положение другого, чего никак не скажешь о вашем капитане.
При упоминании о капитане Оги опустил глаза, и Алекс сразу подумала, не известно ли шотландцу о том, что произошло между ней и Майлзом.
— Скажите, — поспешила спросить Алекс, — почему Кросс пришел в такую ярость оттого, что я узнала, кто он такой?
Оги, похоже, вопрос застал врасплох. Он не был готов к подобному повороту.
— Это путешествие имеет особую цель, — наконец выдавил он из себя, — вот почему капитан не хотел, чтобы о нем стало известно.
— Но почему? Ни для кого не секрет, что Майлз Кросс — пират.
— Не пират, а капер, мадам.
— А есть разница?
— Конечно, и очень существенная. Пират — вне закона, а капер имеет специальное разрешение на свою деятельность и платит налог правительству.
— Насколько я поняла, капер нападает только на вражеские суда, а капитан Кросс, говорят, не делает различий между своими и чужими.
— Не верьте слухам, мэм.
— Вы хотите сказать, что люди лгут? Капитан Кросс не нападает на мирные торговые суда?
— Капитан Кросс охотится лишь за британскими судами, мэм.
— Но ведь он англичанин!
— Прошу прощения, но мы не англичане. Мы американцы, что далеко не одно и то же.
— Одно и то же, пока колонисты не выиграли войну. Когда король подавит этот жалкий мятеж, вы сами убедитесь в правоте моих слов. Что тогда будет делать ваш капитан? Война служит для него всего лишь прикрытием, оправданием грабежей и разбоя. Неужто он верит в то, что герцог и герцогиня примут в объятия своего блудного сына?
Оги повернулся спиной к перилам и, прислонившись к ним, с безучастным видом уставился вдаль.
— Ничего не могу вам сказать по этому поводу, мэм, — бесцветным голосом произнес он.
— Да бросьте вы! — воскликнула Алекс, — Вы служите этому человеку. Не спорьте, я вижу, что вы питаете к нему дружеские чувства, несмотря на то что он порой обходится с вами грубо. Не пытайтесь убедить меня в том, что вы ничего не знаете об отношениях Кросса с его родителями, о том, как подло он поступил с ними, как нападает на корабли, принадлежащие герцогу!
— На то есть причины, — ответил Оги тоном, не оставляющим сомнений в том, что он не желает продолжать подобный диалог и считает вопрос исчерпанным.
— Неужели вы такой же, как ваш капитан? — воскликнула Алекс. — Не верю!
— Мадам, я хотел лишь сказать: все, что мы делаем, мы делаем во имя нашей страны.
— Оги, вы заблуждаетесь! Из уст самого капитана я слышала признание в том, что его интересуют лишь деньги, а на все остальное ему плевать!
На сей раз слова Алекс достигли цели.
— Он сам вам это сказал? — в ужасе переспросил он.
— Да, и это, и многое другое.
— Быть может, моя дорогая, вам захочется еще более полно пересказать содержание нашей беседы?
Алекс резко обернулась. Майлз подошел к ним сзади по-кошачьи неслышно, и теперь оставалось лишь гадать о том, сколько времени он слушал их разговор. Оги и Алекс чувствовали себя, будто нашкодившие школьники, застигнутые врасплох. Майлз, словно строгий учитель, переводил взгляд с одного на другого. Под его взглядом Алекс сжалась, окончательно растерявшись.
— Впрочем, мне было бы весьма приятно продолжить тему, вернувшись к тому, на чем мы остановились сегодня утром.
— Меня от вас тошнит, — бросила ему Алекс, прекрасно уловив намек.
— Мистер Макарди, скоро мы отчаливаем, так не лучше ли вам найти более уместное занятие, чем сплетничать о своем капитане с пассажиркой? — раздраженно спросил Майлз.
— Да, сэр, — виновато проговорил Оги. — Я лишь хотел сообщить мисс Уайком, что в каюте ее ждет ужин. Простите меня, — добавил Оги, повернувшись к Алекс.
— Да не за что, Оги. Спасибо вам, мистер Макарди, за все.
— Не за что, — пробормотал шотландец и ушел.
— Похоже, вы неплохо наладили отношения с командой, — с едкой ухмылкой заметил Майлз, когда они остались одни.
— Вы совершенно правы. С вашими подчиненными мне легче найти общий язык, чем с вами.
— Да? Боюсь, дорогая, что вы понапрасну расточаете свое обаяние. Лучше очаруйте меня. Не забывайте, я решаю вашу судьбу, а не мистер Макарди.
Алекс сковал страх, но она не отвела взгляда.
— Я акушерка, капитан, а не актриса. У меня не хватает дарования даже на то, чтобы скрыть презрение к вам!
— Однако утром я, кажется, не был вам противен, не так ли? Готов поклясться, вам даже понравилось мое общество.
— Вы безумец, — шепотом произнесла Алекс.
Вновь противоречивые чувства разрывали ее душу. Этот гипнотизирующий взгляд, это странное наваждение… Присутствие капитана вызывало во всем ее теле томительно-сладостную муку. Алекс хотела убежать, но Майлз отрезал ей путь к спасению, положив руки на перила по обе стороны от нее.
— Наверное, вы правы. Безумие держать на борту женщину, к тому же такую любопытную и болтливую. Не подумать ли мне о том, как заставить замолчать эти чудесные губки?
— Вы грозитесь убить меня, капитан?
— Да нет же, малютка. Будь вы, как бы это сказать… чуть поопытнее, вы бы поняли, на что я намекаю. Если вы хотите покинуть корабль девственницей, советую вам усмирить свое любопытство и держаться подальше от моих людей. Я ясно выразился?
— Предельно ясно, — выдавила из себя Алекс, надеясь, что голос ее дрожал не очень заметно.
— Рад, что мы друг друга поняли.
Едва закончив фразу, Майлз отступил и, резко развернувшись, легкой походкой направился к трапу. Проводив его взглядом, Алекс, вся дрожа от злости, повернулась, вцепившись в перила побелевшими пальцами. Опять, опять он унизил ее. Сказал гадость, а она, вместо того чтобы дать ему достойный отпор, молча проглотила оскорбление. Почему, почему она не ответила ему тем же?!
Ненависть жгла ее каленым железом. Ненависть горела в ней белым пламенем, и в этом пламени выкристаллизовался план. Совершенно очевидно, Кросс менее всего хочет, чтобы она узнала больше того, что уже знает о нем; столь же ясно, что он не желает, чтобы о его присутствии в этих водах узнали на берегу. Ну что же, то, чего меньше всего хочется ему, ей хочется более всего! Она попытается разузнать как можно больше о его миссии и сообщит властям. Она выведет его на чистую воду. Сегодня ночью должно произойти нечто важное, значит, этой ночью она не будет спать. Она постарается заметить все, что произойдет на корабле и на берегу, если, конечно, сможет. И… Если бы только удалось! Она могла бы доплыть до берега в одной из лодок, а там — свобода!
Спрашивая себя, стоит ли так рисковать, не лучше ли дождаться обещанного освобождения, Александра сама себе отвечала, что верить Майлзу равносильно тому, что верить хищному зверю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45