Она должна освободиться от него, освободиться любой ценой, мысленно твердила она, но не могла отыскать ни единого способа достичь своей цели, кроме одного: открыто оскорбить его. И вот, когда она уже приготовилась привести свой план в исполнение, заговорил ее отец, сияя широкой улыбкой.— Я знал, что вы будете прекрасной парой, — сказал он с огромным удовлетворением. — Ваш союз сможет покончить со всеми распрями в этой долине раз и навсегда. А мир приведет к процветанию.Сэр Корбетт не ответил лорду Бартону. Напротив, упоминание о вражде между Орриком и Колчестером, по-видимому, было ему тягостно: скулы у него напряглись, а глаза сузились. Он потер шрам, рассекавший его бровь, и Лиллиана подумала, что это движение давно стало для него привычным.Она была уже готова обвинить его перед своим отцом, но вся ее решимость вмиг улетучилась. Никакие слова, подходящие к случаю, не шли на ум. Кроме того, размышляла она, нельзя же вступать в пререкания с отцом в присутствии такого множества гостей. Как ни раздражала ее эта помеха, она понимала, что должна приберечь свои обвинения до того момента, когда их можно будет высказать без посторонних. А уж тогда она без колебаний выложит отцу все — и насчет отвратительных повадок этого нечестивца и насчет его грубого обращения с ней у него в комнате. И тут, словно прочитав ее мысли, сэр Корбетт откинулся на спинку кресла и с самым благонравным видом обратился к будущему тестю:— По-моему, я еще не имел случая должным образом поблагодарить вас за великолепную комнату, которую вы мне предоставили, лорд Бартон. Я нашел ее в высшей степени удобной. И купание в ванне удивительным образом помогло мне восстановить силы.— За это можете поблагодарить Лиллиану. Она знает, как вести хозяйство в этом замке. Здесь нет ни одного слуги, который не кидался бы выполнять ее распоряжения по первому слову. — Старый рыцарь знаком приказал слуге наполнить кубки Корбетту и ему самому. — Она настоящее сокровище, моя Лилли.Глаза Корбетта слегка скользнули по Лиллиане, и ей стало неуютно от этого беглого взгляда. Как же ему не стыдно, молча кипятилась она. Но лорд Бартон не мог видеть раздражающий блеск в глазах Корбетта, и продолжал:— Да уж, когда Оррик-Каслом правит она, все здесь идет гладко под ее твердой рукой.Корбетт задержал взгляд на этих самых руках и, к великой досаде Лиллианы, это случилось именно тогда, когда она потирала то место на запястье, которого касались его губы. Потом он медленно перевел взгляд на ее лицо.— Вы совершенно правы. Молодая девушка, которую она мне прислала, была исключительно приветлива и расторопна. Она так хорошо прислуживала мне, что я почувствовал себя совершенно как дома. Если бы я знал ее имя, я бы непременно назвал его вам. Но, увы, едва она закончила свою работу, ее тут же и след простыл. — Он снова улыбнулся Лиллиане с убийственным обаянием.— Прекрасно, прекрасно, — благодушно пробормотал лорд Бартон и поудобнее устроился на своем кресле. — А теперь, Лиллиана, пора приступить к трапезе.От хитроумных замечаний Корбетта Лиллиана пришла в такое негодование, что не смогла даже ответить отцу. Все, на что у нее хватило сил, — это подать сигнал дворецкому, после чего в зале показалась длинная процессия слуг с разнообразными яствами на подносах. Они раскладывали аппетитные кушанья по тарелкам многочисленных гостей, и Лиллиана в каменном молчании наблюдала за результаты своего умелого управления. Однако мысли ее были заняты отнюдь не обильным ужином и не гостями, которые принялись жадно поглощать поданную им еду. Мыслями Лиллианы целиком завладел сидящий рядом мужчина.Ее мучило ощущение его близости. У нее было такое чувство, как будто ее обволакивает тепло, исходящее от его тела. Она невольно посмотрела в его сторону и обомлела от его откровенного взгляда.— Не смотрите на меня так, — тихо потребовала она.— А как я смотрю на вас? — спросил он, наклонившись к ней.— Вы сами знаете как! Как будто… как будто… — Лиллиана растерялась и почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо.— Как будто… что? Как будто я с трудом могу поверить в свою счастливую звезду, обнаружив, что старая дева — моя нареченная оказалась той самой красавицей, которая сегодня мне прислуживала? Как будто я испытал огромное облегчение оттого, что моя невеста так хороша собой? — Он протянул руку, чтобы коснуться ее щеки, но она отпрянула, чтобы избежать этого.Лиллиана послала ему уничтожающий взгляд.— А если бы вы… — слова давались ей с трудом. — Если бы вы не обнаружили, что я так хороша собой, как скоро вы начали бы бегать за служанками?— Уже ревнуете? — он насмешливо поднял рассеченную бровь. — Если вы имеете в виду нашу недавнюю встречу, то я не понимаю, о чем вам беспокоиться. В конце концов, ведь это вы меня одурачили.— Я вас одурачила! — прошипела она. — Ну, а все же, если бы вы…— Если бы я не вошел тогда к себе в комнату, вы бы успели получше покопаться в моих вещах.— Это… это… это не ваша комната! — возмутилась она.— Нет, моя, — возразил он. — И, хотя я действительно получил удовольствие от ванны, я до сих пор не могу понять, для чего вы решили притвориться кем-то другим. Что вы рассчитывали этим выиграть?— Я и не думала… — она резко смолкла при виде приближающегося слуги с подносом.С медленно закипающим гневом она наблюдала, как спокойно выбирал сэр Корбетт для них обоих куски жареного каплуна, копченого угря и запеченной свинины, — по обычаю им полагалось есть из одной тарелки. С подноса другого слуги он взял соленую рыбу, изюм и несколько кусков сыра разных сортов. Затем он налил в свой кубок изрядное количество вина и предложил Лиллиане.Но Лиллиане вовсе не хотелось принимать от него никаких знаков этой насмешливой галантности. Не хотела она и оказать ему честь, согласившись есть с ним из одной тарелки. Она с надеждой ждала от него какой-нибудь вспышки; если бы правда вышла наружу, Лиллиана была бы только рада: уж очень подавлял ее тот фарс, который они разыгрывали перед всеми. Однако недовольство ее поведением выразил не сэр Корбетт, а отец.— Ешь, дочка. Ешь и не позорь отца и жениха, выставляя напоказ свой упрямый нрав! Неужели ты хочешь, чтобы сплетники судачили и разносили повсюду басни о твоей строптивости?Туллия и Сэнтон, сидевшие по другую сторону от отца, смотрели на нее во все глаза, позабыв о еде. Зато на лице Оделии было написано столь явное удовлетворение, что именно оно в конечном счете побудило Лиллиану уступить. Она не знала, почему Оделия считает необходимым так подчеркнуто выражать свое презрение к ней, но и Оделия и Олдис явно наслаждались, видя, как ненавистен Лиллиане предстоящий брак с Корбеттом.Соблюдая всяческую осторожность, лишь бы ее пальцы не коснулись пальцев сэра Корбетта, Лиллиана взяла кусок каплуна. Но никакого удовольствия от еды она не получала и даже не в состоянии была достойно оценить плоды усилий поваров. Всеподавляющее присутствие человека, сидевшего рядом, отбивало у нее аппетит. В ней бурлили злые чувства. Что бы он ни делал — брал ли кусок мяса из полной тарелки, отзывался ли с похвалой о превосходном блюде, — ее ярость только нарастала. Она с трудом проглатывала кусочки каплуна и изо всей силы удерживала на лице приличествующее случаю выражение.Во время трапезы Корбетт не заговаривал с ней, предпочитая, видимо, беседовать с ее отцом. Они говорили об угодьях и крестьянах, о предстоящей охоте в близлежащих лесах и об особенностях обороны замка. Между этими двумя мужчинами сохранялась еще некоторая натянутость — беспокойное чувство, порожденное годами вражды и недоверия. Но, несмотря на это, беседа текла плавно, и скованность первых минут понемногу рассеивалась.По мере того, как под благотворным воздействием обильной пищи и доброго вина ослабевало напряжение между двумя рыцарями — старым и молодым, — возвращалось и радостное оживление общества.Но настроение у Лиллианы ничуть не улучшилось. Разве могла она разделять общее веселье, когда рушилась вся ее жизнь? И, в довершение ко всему, как бы для того чтобы оскорбить ее еще сильнее, этот мужлан вообще перестал замечать ее присутствие за столом, словно ему и дела нет ни до нее самой, ни до ее чувств. Было яснее ясного, что двое мужчин достигли согласия, совершенно не принимая в расчет ее мнение.Сэр Корбетт наконец снова обратил на нее внимание только после того, как появились подносы со свежими фруктами и печеньем. Она в раздражении крутила в пальцах пустой кубок, когда он внезапно положил свою большую руку поверх ее руки. Лиллиана отпрянула и попыталась высвободиться, но его хватка только стала еще сильнее.В равной мере встревоженная как ощущением жара, исходящего от его руки, так и скрытым смыслом его действий Лиллиана одарила его пылающим взглядом.— Отпустите меня сейчас же, вы, наглец! — потребовала она. — Вы много себе позволяете, когда…— Предполагается, что я очарован вами. — Он послал ей озорную улыбку и в дьявольской гримасе поднял обезображенную бровь. — Рискну сказать, что ваш отец будет просто в восторге, видя, как меня околдовала его «Лилли».— Не называйте меня так!— Это же ваше имя, правда? Готов признать, что «Лиллиана» лучше звучит для наследницы Оррика. А «Лилли» больше подходит для нежной и простой девушки, которая может оказаться служанкой благородного лорда. — Его глаза задорно светились. — Я предпочитаю Лилли…Лиллиана была оскорблена сверх всякой меры.— Тогда, может быть, вы поищете себе жену среди наших многочисленных служанок, если именно таков ваш вкус? Это уж наверняка не разбило бы мое сердце!— Ах, но ведь случилось так, что я уже присмотрел тут одну милую девушку. Вы, вероятно, знаете ее? — Прежде, чем она опомнилась, он разжал ее пальцы, вцепившиеся в ножку кубка, и искусно переплел их со своими. — У нее прелестное лицо, а очертания тела — мягкие и радующие глаз. Правда, у нее дерзкие манеры и бойкий язычок. — Бессильная ярость Лиллианы забавляла его. — Она не сказала мне, как ее зовут, и все-таки я почему-то уверен, что рано или поздно найду ее.— Не найдете, если она сумеет держаться от вас подальше, — процедила Лиллиана, не оставляя попыток отнять у него свою руку.Сэр Корбетт ответил не сразу. Когда же он заговорил; у него в голосе звучала предостерегающая нотка.— Обе — служанка и высокородная госпожа, так же как и весь Оррик, — станут моими. Не сомневайтесь. — Он разжал руку. — Хотите вы того или нет — для меня не имеет значения. Вы будете исполнять свой долг как дочь и жена, а я буду исполнять свой — как муж.Это было произнесено с такой непререкаемой убеждённостью что сердце Лиллианы преисполнилось страхом. В этот момент он был ее врагом, врагом и больше никем. И он заявил о своей победе, когда сражение еще даже не началось.Лиллиана была не в силах отвечать. Хуже того, она чувствовала, как щиплет у нее в глазах от глупых подступивших слез. Зная лишь одно — что надо бежать прочь от него, она внезапно встала из-за стола, в спешке едва не опрокинув свое кресло. Она не задержалась даже затем, чтобы принести свои извинения. Она в самом деле опасалась, что стоит ей заговорить — и постыдные слезы хлынут у нее из глаз.Когда она покидала залу, все стихли, как и при ее появлении. Она понимала, что такой неожиданный уход станет предметом сплетен и кривотолков, что об этом будут судачить и строить догадки. Но она не могла здесь оставаться. Не могла!И ни за что она туда не вернется, твердила она мысленно, поднимаясь по каменной лестнице. Незачем ей было уезжать из Бергрэмского аббатства и кидаться на помощь Туллии.Но что сделано, то сделано, думала она, тыльной стороной руки вытирая мокрые от слез щеки. Она приехала в родной дом, и отец принял решение, что условия брачного договора следует соблюдать. Она замедлила шаги, остановилась, чтобы перевести дух, и прислонилась пылающей щекой к холодной и гладкой каменной стене. Это помогло ей хоть немного собраться с мыслями.Необходимо было все обдумать и хоть на время ускользнуть от предсвадебного возбуждения, охватившего весь замок. Как хотелось бы ей сейчас убежать в лес и найти там какую-нибудь уединенную поляну, чтобы просто побыть одной!Но она знала, что покинуть замок ей не удастся, и даже пытаться бесполезно. Стража никогда не выпустит ее среди ночи. Но и праздно сидеть у себя в комнате, терзаясь страхом и раздражением, она тоже не хотела.Тогда она вспомнила о дозорной площадке. Дозорная площадка представляла собой маленький дворик на крыше главной башни, окруженный зубчатым парапетом. Некогда это было самое высокое место в замке. Но новые постройки, возведенные в Оррике ее дедом более пятидесяти лет тому назад, сделали Дозорную Площадку Старого Лорда, как ее называли, ненужной для охраны замка. В детстве Лиллиана использовала эту площадку для дневного сна, а иногда — как убежище, где можно без помех зализывать свои раны. И, как тогда, она почувствовала, что это — именно то место, которое ей сейчас нужно.Она поднималась вверх по ступеням из твердого камня. Вверх, мимо своей комнаты, мимо двери в господскую опочивальню. Эта дверь вела в комнату, которую сэр Корбетт уже считал своей, — комнату, которую она, как все ожидали, разделит с ним. С гримасой на лице она поспешила дальше и наконец преодолела последний крутой пролет лестницы.Лиллиана вышла на площадку и вдохнула холодный ночной воздух. Стоял сентябрь, и ранний осенний морозец покалывал ее руки и плечи, но она этого даже не замечала. Вокруг лежали земли Оррика, омываемые только слабым светом убывающей луны. Вдали, справа, виднелась темная бесформенная масса лесов. Впереди простирались поля и луга, молчаливые и тихие. Деревня у подножия длинного холма, на котором высился замок, казалась просто сгустком теней и все-таки расстилающаяся перед Лиллианой картина внесла в ее душу какое-то успокоение.Все выглядело точно так же, как всегда. Оррик-Касл постоял здесь больше трех столетий. Из саксонской крепости он превратился в норманнский замок; он благоденствовал, и благоденствовал народ долины Уиндермир-Фолд. Даже напасти последних пяти лет не смогли до конца разрушить это процветание, а Лиллиана принимала близко к сердцу все, что здесь происходило. Наверняка сэра Корбетта не заботило благоденствие этих мест.Решение далось неожиданно легко: она убежит в Бергрэмский монастырь. У нее нет других способов отсрочить свадьбу. Она знала, что, если отец решит забрать ее оттуда и сам явится за ней, настоятельница не сможет долго укрывать беглянку. Но сэр Корбетт — человек гордый… заносчивый и наглый, по правде говоря. Если невеста не явится к венчанию, это унизит его перед всеми благородными гостями. И, может быть, — пусть только может быть — он в возмущении откажется от своих притязаний.Лиллиана вытерла последние слезы, которые еще оставались на лице. Не очень-то удачным был этот план, но другого ей не оставалось. Однако уже то, что она решилась на какой-то поступок, заметно подняло ее настроение.Как она часто делала в прошлом, Лиллиана ухватилась обеими руками за каменный парапет зубчатой стены и перегнулась через него, как можно дальше подавшись вперед. Внизу поблескивала зеленая вода защитного рва, и, если бы она вытянула шею еще чуть-чуть, то смогла бы увидеть огромный обтесанный камень, который считался самой древней частью Оррик-Касла. Но этот вид так ей и не открылся, потому что твердая мускулистая рука без всякого предупреждения схватила ее и грубо оттащила от парапета.— Что это вы затеяли, женщина?! — прогремел резкий голос. — По-вашему, вечно гореть в аду лучше, чем выйти за меня замуж?Тут она смогла обернуться и встретила горящий взгляд сэра Корбетта.Она в бешенстве попыталась стряхнуть тяжелые руки со своих плеч, но с равным успехом она могла бы попытаться повалить стену замка голыми руками.— Руки прочь от меня, дикарь! Неужели мне нельзя побыть одной, когда я хочу?— Нельзя, пока мы не поженимся и вы не произведете на свет наследника, — процедил он, стиснув зубы. — Я не допущу, чтобы вы разрушили мои планы, потому что вам пришла в голову дурацкая затея броситься с этой башни!— Броситься с башни? — Лиллиана так и взвилась от негодования. — Вы слишком себя переоцениваете, если думаете, что я покончу с собой из-за вас! Я намерена остаться в живых и наслаждаться жизнью много-много лет, после того как вы уберетесь из Оррика!Может быть, он ожидал от нее слез и истерик. Может быть, его позабавил ее сердитый отпор. Но, так или иначе, он ослабил хватку, и она немедленно вырвалась от него. Дозорная площадка была невелика, а в его присутствии казалась и того меньше. В темноте Лиллиана могла разглядеть его не очень отчетливо, но напряженная поза и стиснутые руки ее недруга красноречиво говорили, что он пытается совладать с каким-то сильным чувством. Каждый мускул его могучего тела был напряжен, словно в ожидании битвы, и она внутренне съежилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39