Заняв эту позицию, он похлопал по простыне рядом с собой.— Иди ко мне, Лилли. Пора.Лиллиана стояла, прижавшись к стене, и недоверчиво смотрела на него. Он что, действительно думает, что она пойдет к нему по своей доброй воле? Что он может просто так скомандовать и тем самым заставит ее подчиниться?— Возможно, для тебя пора. Но не для меня. Для меня — никогда.Она ожидала вспышки гнева, но он только улыбнулся.— Вчера ты уступила довольно легко. Ты получала от этого удовольствие. Может быть, стоит признать это и воспользоваться возможностью снова насладиться друг другом? — Он помолчал, потом продолжал голосом более глухим и хриплым. — На этот раз будет еще лучше, Лилли, обещаю тебе.Лиллиану раздирали противоречивые побуждения. Он был прав. Каждое его слово было правдой, потому что она, к собственному ужасу, действительно испытала наслаждение. Она отвернулась от него, не зная, как выйти из такого ужасного положения. Потом снова осторожно посмотрела на него. Она вгляделась в его дымчато-серые глаза, в его прекрасно очерченные губы; ее взгляд скользнул по его обнаженной груди… остальное скрывала простыня. Отмахнуться от этого было невозможно. Перед Богом и перед всем народом Оррика она произнесла обеты, которые на всю жизнь привязали ее к этому человеку.Ей понадобилась вся ее отвага, чтобы сделать шаг к нему. Она заметила отблеск удивления у него в глазах, и сама удивилась этому. Неужели он думает, что принесенные ею обеты меньше принуждают ее к покорности, чем его сила и опыт прошлой ночью? В душе она не могла не восставать против несправедливости ее положения: в борьбе с ним она всегда окажется побежденной, независимо от того, станет она сопротивляться или нет.И все-таки она не могла сдержать дрожь при мысли о том, что ожидает ее в предстоящие несколько часов. Когда она подошла к кровати, ей показалось, что глаза у него горят еще более жарким огнем. Она знала, что тонкое полотно рубашки дает ей скудную защиту: ее соски просвечивали сквозь мягкую ткань, и ему было прекрасно видно, какие они розовые и напряженные.У самого края кровати она опустила глаза, не отрывая их от одного лепестка на простыне. Когда, потянувшись к ней, он ласково перебросил ее волосы к ней за спину, она оцепенела, не в силах ни приблизиться к нему, ни отойти подальше. Тогда он еще раз протянул руку и провел пальцем по ее плечу… вниз по тонкой руке… пока не достиг запястья.— Иди ко мне, — ласково повторил он, чуть заметно сжав ее руку.У нее нет причин и далее противиться его призыву, думала она, позволяя ему привлечь ее поближе к себе. Она боролась с ним изо всех сил, но это ни к чему не привело. Придет срок, и он станет лордом Оррика. А она теперь его жена.Не то всхлипнув, не то вздохнув, Лиллиана стала на колени на кровать. Она избегала его взгляда, и волосы, спадая с ее склоненной головы, хоть как-то заслоняли ее глаза. Но на самом деле ее волосы не были защитой: по-видимому, он получал от них не меньшее удовольствие, чем от ее почти-обнаженного тела.Она слышала, как шумно он вздохнул, когда подставил руки под водопад ее теплых шелковистых волос. От этого едва ощутимого касания, от уверенного скольжения его пальцев Лиллиана почувствовала себя так, словно ее кожу покалывают тончайшие иголочки.— Теперь больше незачем колебаться. Прошлая ночь была только началом радостей, которые мы можем найти друг в друге.— Я не хотела, чтобы это случилось, — пробормотала она упрямо.— И все-таки ты не можешь отрицать, что испытала наслаждение.— Не по своей воле. Ты заставил меня, — напомнила она ему резко.— С самого начала, может быть, и не по своей. Но потом… — Его пальцы пробежали по ее волосам. — А теперь мы женаты. Скажи мне, Лилли, ты приходишь ко мне как жена — по своей охоте? — Взглядом он приковал к себе ее глаза и не отпускал их.— Я… я не хотела выходить за тебя замуж, — призналась она, и тень вызова мелькнула в ее встревоженных глазах.— Ты это показала более чем ясно. — Это было сказано таким тоном, как будто что-то сильно его позабавило. — Но теперь мы женаты. Ты приходишь ко мне по доброй воле?Его руки замерли в путанице каштановых прядей. Обдумывая ответ, она почти перестала дышать. Она понимала, что сейчас настал момент для испытания ее обета. Состоявшаяся днем церемония для всех других означала подтверждение того, что они женаты. Но сейчас ее ответ должен показать ему, означал ли этот обряд то же самое и для нее.Все совершилось вопреки всем привычно-враждебным чувствам, которые вызывал у нее дом Колчестеров. Она могла бы перечислить все бедствия, которые Колчестеры причинили Оррику, все оскорбления и бесчестные удары. Оставалась ли хоть малейшая надежда на благополучие брака, который так начался? Ее отец явно верил, что да. Но она так не считала. Или… раньше не считала. А теперь?Лиллиана всмотрелась в его лицо, пытаясь найти ответ. Муж был для нее загадкой. Твердый как сталь, грозный, обезображенный шрамами, он внушал ей страх, он запугивал ее и угрожал ей. Он загнал ее, как перетрусившего зайца, а потом силой заполучил ее в свою постель.Но он не изнасиловал ее.Ее кинуло в жар при мысли о том, что он сделал с ней, но она не могла назвать это изнасилованием.Наконец она опустила глаза. Ее кивок, обозначающий согласие, был почти неощутим, но она знала, что Корбетт его увидел и понял. Его ладонь легла ей на затылок, и едва уловимым нажатием он подал ей знак приблизиться к нему и одновременно поднял к себе ее лицо.Она не узнавала себя. С каждым мимолетным касанием, с каждым легким ласковым движением его могучей руки тело Лиллианы оживало, как ни стремилось ее сознание не допускать этого.Глаза у нее были закрыты, как будто она не хотела видеть очевидного, — ее капитуляции перед этим человеком — ее врагом, ее мужем. Но Корбетт не позволил ей ускользнуть от него так просто.— Открой глаза. — Его губы нежно прикоснулись к ее векам — сначала к одному, потом к другому. — Открой глаза и посмотри на меня, Лилли.В освещенной свечами комнате его глаза были почти черными. Но Лиллиана все же могла разглядеть крошечные искорки в их пронизывающих глубинах. И выражение абсолютного обладания, от которого у нее перехватило дух.Он привлек ее к себе и поцеловал так, что все мысли у нее смешались. Голова кружилась, и она уже не понимала, как это получилось, что она лежит поверх него. Потом он ловко перевернул ее, и вот уже он лежал сверху, все так же поглаживая ее голову и не отрываясь от ее губ.Ладони рук Лиллианы, оказавшихся в западне между ним и ею, были прижаты к его горячей обнаженной груди. Надо бы оттолкнуть его, подумала Лиллиана, когда ее губы разомкнулись под его натиском. Потом его язык скользнул вокруг края ее губ и бесстыдно прорвался в глубины рта — и даже мысль о сопротивлении покинула Лиллиану.Ее пальцы все еще были прижаты к его груди, но теперь они сами стремились вобрать в себя как можно больше его огня… а вовсе не оттолкнуть. Она осязала жесткие завитки волос на его груди, мускулистый торс, который пригвоздил ее к матрасу, и словно отлитые из железа бедра, лежавшие теперь между ее ногами. Она ощутила также тугой узел, который завязывался где-то внутри нее самой, и скорчилась от этой изощренной пытки.Корбетта, казалось, лишь еще больше воспламенило это ее безыскусное движение. Не прерывая поцелуя, он еще крепче прижался к Лиллиане всем телом. Между ними все еще оставались ее простая рубашка и его нижние штаны, но эти преграды не могли скрыть твердый выступ между его ногами, прикосновение которого действовало на Лиллиану как удар молнии. И все это время длился поцелуй, в котором сгорела дотла ее воля.Когда наконец он завершил поцелуй, Лиллиана была почти бездыханной. Корбетт дышал прерывисто и тяжело, но он улыбнулся, откинув прядку волос с ее щеки.— Мне следовало бы наказать тебя за все, что ты вытворяла, когда пыталась идти против меня, — прошептал он, умело развязывая шнурки на ее рубашке.Лиллиана опустила ресницы, не в силах выдержать взгляд его глаз, оказавшихся так близко.— И… и ты собираешься сделать это теперь?Он ответил не сразу, и Лиллиана снова нерешительно подняла на него глаза. От того, что она увидела, она обмерла. Телесно она и так была полностью в его власти: его превосходство в силе оспаривать не приходилось. Но сейчас ее страшила не его телесная мощь, а решимость, которую она ясно читала в пронзающих душу серых глазах. Он не станет бить ее; это она понимала. Но он обладал способностью — и готовностью — находить другие, более действенные средства, чтобы заставить ее склониться перед его желаниями.Он испытующе всмотрелся в ее ясные янтарные глаза.— А теперь… — он слегка улыбнулся. — Теперь я думаю что вряд ли это будет наказанием, — то, что я имею в виду.Его горячие, твердые губы начали свой неторопливый путь — вдоль линии ее подбородка, вдоль известной только ему линии на шее — до ямки у горла. О, как бы она хотела остаться нечувствительной к его поцелуям! Но, как и раньше, ее полностью обезоруживала мягкая мощь его прикосновений. Он лишал ее собственной воли, укрощал ее гнев и изгонял даже тень мысли о сопротивлении этими искусными, умелыми поцелуями.Потом он медленно-медленно начал передвигаться вдоль мягких округлостей ее тела, пока наконец не получилось так, что почти весь его торс оказался между ее ногами, а голова легла на ее талию. У Лиллианы бешено заколотилось сердце, когда она почувствовала его дыхание; его горячие руки легли на ее груди.Ласковым движением по какой-то невидимой спирали он гладил обе ее груди, подбираясь все ближе к напрягшимся соскам. Словно дразня ее, он повторял это снова и снова, останавливаясь совсем поблизости от этих розовых бутонов, которые уже болели от ожидания, и наконец она выгнулась дугой над постелью в бессловесной мольбе. Лиллиану снедала жажда его близости. Как приливная волна, ее затопляла страсть.— О… — в отчаянии выговорила она. — Прошу тебя…Он сжал пальцами ее соски, и она стоном отозвалась на это движение. Он не остановился. Покрывая поцелуями ее живот, он доводил ее до лихорадки, до умопомрачения. Поцелуи ложились все выше и выше, они достигли ее груди и тогда она без стеснения прижалась к его животу своим.— У нет, моя прекрасная бесстыдница. Ты не отделаешься так легко, — усмехнулся он и обвел языком кружок около одного соска, а потом — около другого. — Ты должна искупить еще много провинностей.Лиллиана хотела бы не слышать этих слов, но он, словно сам демон, как будто вознамерился терзать ее обещаниями все нового и нового блаженства.— О пожалуйста, — молила она, цепляясь за его волосы и безуспешно пытаясь притянуть его лицо к своему.— Ах, теперь ты говоришь «пожалуйста»! — Он собрал в пуках ее разметавшиеся волосы. — А ну-ка, скажи мне, почему ты не распустила волосы, как я просил?При этих словах ее глаза изумленно расширились. А он снова начал мучительно медленно скользить по ней своим твердым телом, так чтобы каждая частичка ее плоти почувствовала его силу и тепло.— Я жду ответа, Лилли.— Я… это просто… — Лиллиана с трудом подбирала слова.Теперь она была неспособна не только понять, но хотя бы вспомнить, почему для нее было так важно проявить строптивость и для этого подобрать волосы.— Это просто значило, что ты хотела пойти мне наперекор любым возможным способом. Я прав?— Да, — выдохнула она.Неудержимое влечение к нему боролось в ее душе с глубокой обидой, которая все еще не оставила ее. Но такой ответ, по-видимому, не рассердил его, а лишь еще больше воспламенил. Коленом он раздвинул ее ноги, и его рука скользнула к ее бедру.— Тогда ты еще не была моей женой, — хрипло проговорил он, глядя прямо ей в глаза. — Так что я не стану наказывать тебя. Но знай, Лилли: от своей жены я ожидаю беспрекословного повиновения.… Она не хотела повиноваться ему. Она не хотела быть его женой. Но он заставил ее утратить власть над собой; он заставил ее тело покоряться только его воле. Уж не демон ли он — демон, который пробует на ней свое черное искусство?…Она почувствовала, как он гладит пальцем ее лоно и в бурном порыве снова выгнулась ему навстречу. Его палец продвигался вперед и возвращался назад… и под этой умелой лаской она стала беспомощной и слабой. Ее стремление к нему достигло такой силы, что сотрясало все ее существо.— Ты будешь… моей самой… послушной женой, — произнес он, запинаясь, потому что желание переполняло и его. — Скажи это, Лилли… — срывающимся шепотом проговорил он ей на ухо. — Скажи это.— Я… я буду… — согласилась она, ослепленная желанием получить то, что только он мог ей дать. — Я буду послушной женой.И тогда со стоном он рванулся в нее, и она боялась, что сейчас потеряет сознание от ощущения наивысшего торжества. Горячий и гладкий, словно сталь, обернутая бархатом, он двигался долгими рассчитанными толчками. Ей казалось, что он затронул самую ее душу.Его рот прижался к ее рту с такой неистовой страстью, что Лиллиана думала: она сейчас умрет от наслаждения. Его язык устремлялся к ней в рот, в точности повторяя ритм их другого соединения. Теперь она уже не ограничивалась пассивным восприятием его страсти. С пылом, не уступающим пылу Корбетта, она отзывалась на его поцелуи. Она обвила руками его широкие плечи, упиваясь прикосновением к его горячей влажной коже. И на каждый победительный бросок его тела, устремляющегося в нее, она отвечала, открываясь ему навстречу с радостной готовностью.Она взлетала в неизведанное, испуганная и возбужденная, когда ее тело достигало какой-то новой, неопределимой цели. А потом — словно что-то необыкновенное вспыхнуло у нее внутри, и она почувствовала, как омывают ее одна за другой волны неизмеримого наслаждения. Она почти поднялась над постелью — и в это время его тело напряглось и, уткнувшись ей в шею, он простонал:— Ах, Лилли… мой Бог, женщина…От Лиллианы не укрылось, какие содрогания пробегают по его телу, и она торжествовала от сознания, что и у нее есть власть воздействовать на него так же, как он воздействует на нее. Но когда ритм его неистовства замедлился, слезы вдруг набежали ней на глаза. Она поняла: теперь их тела разъединятся. Да, это безумие — но она не хотела разъединяться с ним.Когда он, не выпуская ее, повернулся на бок, она постаралась, чтобы он не видел ее лица. Она была в растерянности от всего того, что он заставил ее испытать. Предполагалось, что она ненавидит его, но она желала его так, что это было выше ее понимания. Она так боролась, чтобы избавиться от него, а теперь льнет к нему, опустошенная мыслью, что он мог так быстро ее оставить.Но Корбетт не отпустил ее от себя. Он укрыл ее в кольце своих рук, пристроил ее голову у себя под подбородком и натянул покрывало на них обоих. Лиллиана могла слышать, как сильно бьется у нее под ухом его сердце, и как постепенно становятся менее частыми эти удары. Он шумно вздохнул и подсунул ладонь под ее плечо, а потом поцеловал в макушку.— У тебя все хорошо получится, женушка, — прошептал он сонно. — Очень хорошо.Его дыхание шевелило ее волосы, и Лиллиана ощутила где-то глубоко в себе самой восхитительную дрожь. Несмотря на то, что она не хотела этого, похвала Корбетта доставила ей удовольствие. Ей совсем не нравился этот странный поворот в ее чувствах, но не заметить его она не могла. И еще она не могла отрицать, что сейчас желает его так сильно, как никогда и ничего не желала раньше.Лиллиана долго молча лежала в объятиях своего новообретенного супруга. Странное это было чувство — лежать вот так рядом с мужчиной. Она боялась, что, несмотря на бесконечную усталость, она слишком взбудоражена, чтобы заснуть.Но, как ни странно, в его руках она чувствовала себя в безопасности. В безопасности и под защитой. Слегка вздохнув, она прильнула к нему и, убаюкиваемая его мягким ровным дыханием, мирно соскользнула в крепкий сон. Глава 10 Лиллиана не могла пошевелиться: этому препятствовала восхитительная тяжесть, прижимавшая ее к месту. Сон не вполне покинул ее, да, по правде говоря, ей и не хотелось просыпаться.Но тепло, исходящее сверху, было бесспорной явью. Оно побуждало ее стряхнуть остатки сна и в то же время одурманивало, погружая в блаженную летаргию.Она не сразу осознала присутствие Корбетта — память еще только начинала возвращаться. Но и близость этого жесткого мужского тела тоже была явью. Когда его рука медленно скользнула по ее боку и задержалась на бедре, Лиллиана все еще сопротивлялась пробуждению.Но когда он начал осыпать легкими поцелуями ее шею, а его дыхание защекотало ухо, Лиллиане стало не до сна. Она медленно открыла глаза, возвращаясь к действительности, в потемки раннего утра.— Хорошо спала? — хрипловатый голос Корбетта как будто коснулся в ней какой-то струны, и она судорожно вздохнула.Его голова и плечи покоились у нее на груди; их ноги переплелись. К ней разом вернулись воспоминания минувшей ночи, и, к немалой досаде Лиллианы, на нее нахлынула волна желания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39