Защищать Иерусалим как столицу Израиля и копить средства для изысканий в целях…
Он сделал паузу, потом продолжил:
— Восстановления Храма…
— А почему именно вы? — спросил я.
— Вечером, — ответил Кошка, — будьте в Томарском соборе, ровно в семь часов.
Вечером солнце опускалось за возвышавшуюся над городом гору, проскальзывало между крепостными стенами монастыря Христа, окутывая их, словно нежная мать ребенка, мягкими тонами охры, расцвечивая красновато-золотистым, светло-коричневым, розово-оранжевым светом.
Мы молча прошли во владения, некогда занимаемые тамплиерами. На вершине горы находилось узкое плато, острый силуэт гордо возвышался над ним, словно острие меча над громадной сторожевой башней, воздвигнутой и против захватчиков, и чтобы коснуться неба. Гору венчало облачко, словно защищая этот Рибат, этот космический храм, повисший в воздухе.
Мы прошли через Кладбище монахов, заложенное в XVI веке, потом направились к центру обширного владения, огромному монастырю Христа, красивому, узорчатому, будто вырезанному ножницами, с арками и рифлеными пилястрами, с тяжелыми капителями… Храм, подумал я, храм, свидетельствующий о чистоте помыслов тамплиеров, так как все здесь казалось устроенным вокруг квадрата и совершенных прямых линий, все направлено в одну небесную точку, как в храме Соломона. Тамплиеры возвели стену, внутри, в самой середине, стояли замок и восьмиугольная церковь.
В монастыре-крепости все было спокойно. Свет проникая туда, словно небесный голос, через окна фасада и придела, косыми, причудливыми лучами, бесконечно мягкий. Как мавры и мусульмане Рибата, набожные тамплиеры проходили здесь временную военную службу, сочетая молитву с военными действиями.
— С середины десятого века, — объясняла Джейн, — Испания, как и Португалия, находилась в руках мусульман, которые распространились до самых северных областей полуострова, захватив Барселону, Коимбру и Леон, а также Сен-Жак-де-Компостель. Начиная с 1145 года, орден активно участвовал в отвоевывании Лиссабона и Сантарена. Тамплиеры с помощью госпитальеров и сантьягистов упорно защищали территории… Говорят, что именно тамплиеры способствовали образованию Португалии. В 1312 году, когда папа Климент составил буллу, ликвидировавшую орден, даже Динис, король Португалии, заявил, что тамплиеры имели бессрочное право на владение этими землями и прогнать их невозможно. После роспуска ордена Храма король Динис, дабы орден не погиб, своим указом создал другой орден, во всем похожий на предшествующий: орден Христа со штаб-квартирой в монастыре Христа.
— Наверное, потому тамплиеры и решили собраться здесь? На гостеприимной земле…
У входа в церковь стояла ротонда на восьми колоннах, обращенных во двор. Фасад церкви был в готическом стиле, в центре его красовалась огромная розетка, сама являвшаяся символом: такую же звезду я видел на могилах монахов, когда мы проходили по кладбищу.
— Разве это не звезда Давида? — спросил я Джейн.
— Это знак Соломона — печать тамплиеров.
— Звезда Давида вписана в розу с пятью лепестками. Роза и крест…
— Ты идешь? — спросила Джейн.
— Мне это запрещено, — ответил я. — Я не имею права входить в церковь.
— Почему?
— Изображения Бога, доступные всем, у нас запрещены, потому что Бог непознаваем, и значит, изобразить его невозможно.
— А как вы представляете себе переход от видимого к невидимому?
Возникло неловкое молчание; Джейн как-то странно смотрела на меня.
— Произнося Имя Бога.
— И только?
— Да. Нам известны согласные его имени: Йод, Хей, Вав, Хей. Но мы не знаем гласных. Только Верховный жрец Храма, в святая святых, знал эти гласные и мог их произнести. У нас нет образа, воплощающего невидимое… Мы боимся чувственных эмоциональных порывов для вступления в отношения с Богом.
— Вот как… — проговорила Джейн. — А что же с тобой бывает, когда ты поешь и танцуешь, чтобы достичь Двекут? Образы — это не фотографии, запечатлевающие события в жизни. Они — вроде текстов, имеющих определенное значение. Тут высвобождаются четыре основных чувства: буквальный смысл отражает событие, аллегорический предвещает приход Христа, тропологический объясняет, как откровения Иисуса должны проявляться в каждом человеке, мистический смысл проявляется через предвосхищение конечного образа совершенного человека в божественном окружении. Взгляни на этот четырехугольник над входом.
— Нет, — зажмурился я. — Не хочу смотреть.
— Но ведь это не изображение Бога, — настаивала Джейн.
Я открыл глаза. На четырехугольной картине было изображено видение пророка Иезекииля: мужчина, лев, телец и орел. Джейн объяснила, что богословы воспринимали это как образ Христа: человек — по рождению, телец — кровавая жертва, лев — Воскресение, а орел — вознесение. Они видели в этом и воплощение человека в мире знаний, тельца—в самопожертвовании, в служении другим, льва — в его силе, преодолевающей зло, орла — в его устремлении вверх, к свету.
— Благодаря приобретению этих качеств, — сказала Джейн, — человек уподобится Иисусу и не превзойдет его.
Я смотрел на четырехугольное изображение и вдруг увидел, как на нем появляется видение Иезекииля. В центре был рисунок, который походил на четырех животных примерно так: у всех четверых было лицо человека, льва, тельца и орла. И крылья их были разделены, но у каждого два крыла соприкасались одно с другим, а два покрывали тела. Над подобием свода над их головами было подобие сапфира в форме престола, и на престоле, еще выше, сидело человеческое на вид существо, и сияние было вокруг него — языки клубящегося пламени.
Коридор в глубине ротонды вел к оградам кладбища, к готическим аркадам, пламенеющим фризам и к дворикам с пышными разноцветными клумбами. Мы направились к нефу, чтобы приблизиться к большой перегородке, выходящей на изящный витраж с видом Томара, на котором были изображены замысловатые растительные орнаменты с усиками, стручками, бутонами и переплетенными корнями — со всем тем, что формирует великое растительное царство.
С верхней террасы главной стены можно было любоваться монастырем и его окрестностями. Горизонт был чист. Мы уже начинали подумывать, где же состоится рандеву…
Мы присели в тени скалы: было почти семь часов.
— Я был там, и никто не смог бы прогнать меня, помешать узнать о происходящем. В этот торжественный момент все надели белые плащи, цвета невинности и целомудрия. Тут находились командоры провинций ордена. За рыцарями следовали сержанты, жрецы и в конце остальные братья, то есть слуги.
Среди всеобщей тишины Командор Иерусалимской общины подошел ко мне. В широком плаще из белого льна с вышитым красным крестом, высокий, с проницательными глазами и лицом, испещренным морщинами, он выглядел очень внушительно. Согласно обычаю я преклонил перед ним колено. Тогда, медленно, он взял скипетр, на конце которого спиралью извивался красный крест, и подал его мне. Это был абакус: символ Великого магистра ордена.
— Абакус, — произнес Командор, — является одновременно символом поучения и значения высших истин. — Но Великий магистр ордена — прежде всего военачальник.
Снова воцарилась тишина.
— Конечно, я принимаю его, — пробормотал я, не поднимая головы, но мне не все понятно. Великий магистр ордена уже избран: его зовут Жак де Моле.
— Нам известна твоя храбрость, — сказал Командор, — и твой недюжинный ум. — Мы узнали о твоих военных подвигах и твоей смелости. Нам все рассказали. Жак де Моле был назначен Великим магистром, но… мы хотим, чтобы ты стал нашим тайным магистром.
— Что я должен делать? — спросил я, — и что вы от меня ждете?
— Наш король, Филипп Красивый, относится к нам враждебно, — ответил брат Командор.
— А по какой причине?
— Наша армия насчитывает сто тысяч солдат и пятнадцать тысяч рыцарей во всем мире. Мы стали силой, которую он не может контролировать. После парижского бунта король Франции заметил, что единственным надежным местом является не его дворец, а главная башня Храма, в которой он скрывался. Однако то время прошло, Адемар. Мы выбрали тебя, чтобы ты узнал правду: Филипп Красивый желает разогнать наш орден, тем самым он хочет устранить силу и завладеть нашим сокровищем!
— Но это невозможно! — воскликнул я. — Папа Климент Пятый защитит нас!
— Нет, — покачал головой старик, — он нас не защитит.
— Возможно ли такое! — возмутился я, ужаснувшись.
— Увы! Все это интриги, и мы ничего не можем поделать. Но есть другой орден, черный орден, задача которого — не дать угаснуть благородному факелу и передать его достойнейшему.
Командор встал и повернулся ко мне:
— Это тайный орден, и теперь ты будешь его главой!
Пора. Час свидания приближался.
— Я должен идти, — сказал я Джейн. — А ты подожди меня здесь.
— Что-то меня тревожит, — пробормотала она, встав напротив меня. В ее глазах сквозило беспокойство. — Вдруг это ловушка?
— Встретимся здесь, скажем, через два часа?
— Согласна.
Но голос ее звучал неуверенно. Она с тревогой смотрела на меня.
— А если ты не вернешься через два часа?
— Тогда ты свяжешься с Шимоном Деламом…
Я вошел в замок, пройдя под сводчатой аркой. Тяжелая каменная лестница вела на второй этаж. Все вокруг было окутано мертвой тишиной. Вдруг передо мной открылась большая деревянная дверь с двумя створками, показался Йозеф Кошка.
— Вы готовы?
— Да.
— Ладно, очень хорошо, — сказал он. — Надеюсь, вам понятна ситуация. Здесь собрались братья, пришедшие со всего мира. Следуйте за мной и в точности следуйте моим указаниям. С вами ничего не случится. Вам нечего нас бояться, но мы-то знаем, что убийцы находятся недалеко отсюда.
И я пошел за своим странным провожатым по лабиринту высоких и узких коридоров, до винтовой лестницы, которая привела нас в подземелья замка. Там, в сводчатой прихожей, он протянул мне белый плащ, и я переоделся, тем временем переоделся и он. В другое помещение мы вошли через маленькую дверь в стене с печатью Храма. На ней было выгравировано восьмиугольное здание, увенчанное огромным золотым куполом, которое удивительно походило на мечеть Омара.
В небольшой часовне, освещенной факелами и свечами, стоял алтарь. Перед алтарем преклонил колена и молитвенно сложил руки какой-то человек. Лица его не было видно, но рядом с ним стоял мужчина в парадной форме рыцаря-тамплиера; Следом за Кошкой я проскользнул в зал, надеясь, что никто не заметит моего присутствия.
— Итак, — сказал Командор, обращаясь ко всему Капитулу, пока я лежал, распростершись, перед ним, уткнувшись лицом в пол. — Только что наш брат введен в новый мир, к более возвышенной жизни, в которой он может искупить свои старые грехи и спасти наш орден.
Потом он громким голосом произнес:
— Если кто-либо здесь против приема кандидата, пусть он скажет или никогда не проронит ни слова.
Глубокая тишина была ему ответом.
Тогда Командор громко вопросил:
— Хотите ли вы, чтобы мы прибегли к Божией помощи?
И все в один голос сказали:
— Прибегнем к помощи Бога.
Я приподнялся и стоял на коленях перед Командором.
— Сир, — сказал я, — я пришел к Богу, к вам, ко всем нашим братьям. И я прошу вас, я требую именем нашего Бога и Божией Матери принять меня в вашу общину, дабы принести ей пользу как ее вечный слуга и раб.
Снова воцарилось молчание, потом Командор добавил:
— Хотите ли вы отныне всю жизнь служить общине?
— Да, если это угодно Богу, сир.
— Итак, брат, — продолжил Командор, — внимательно выслушайте то, что мы вам скажем: вы даете обет Богу и Божией Матери, что все дни вашей жизни будут отданы Храму? Хотите ли вы на всю жизнь забыть о своей воле и выполнять задачу, какой бы она ни была?
— Да, сир, если это угодно Богу.
— Обещаете ли вы Богу и Божией Матери Святой Марии, что все дни вашей жизни вы проведете без того, что принадлежит лично вам?
— Да, сир, если это угодно Богу.
— Обещаете ли вы Богу и Божией Матери Святой Марии во все дни вашей жизни чтить Устав нашей общины?
— Да, сир, если это угодно Богу.
— Обещаете ли еще Богу и Пресвятой Матери Божией, что во все дни вашей жизни вы будете помогать спасать силой и властью, данной вам Богом, Святую Землю Иерусалима и беречь и спасать христиан?
— Да, сир, если это угодно Богу.
Тогда Командор сделал знак всем встать на колени.
— И мы от имен Бога и нашей Святой Божией Матери, и нашего отца апостола, и всех братьев Храма, мы доверяем вам править нашей общиной согласно Уставу, который был принят с самого начала и который останется таким до конца. И вы тоже оделите нас всеми благодеяниями, сделанными вами, и теми, что будут сделаны, и правьте нами как Великий магистр.
— Да, сир, если это угодно Богу, я согласен.
— Милый брат, — ответил Командор, — мы просим от вас еще большего, нежели предыдущий орден! Ибо мы требуем принять над нами командование; это большая честь для вас; будучи нашим верным слугой, вы станете и командовать всеми.
Однако, чтобы командовать нами, ваших желаний недостаточно; если вы захотите быть на суше, вас пошлют в море, если вы захотите уехать в Аккру, вас пошлют на земли Триполи или Антиохии. А если вы захотите спать, вы должны будете бодрствовать, если же вы захотите бодрствовать, вы должны будете отдыхать на своей кровати. Когда вы сядете за стол, чтобы есть, вас пошлют в другое место, где вы нужнее. Мы принадлежим вам, но вы себе уже не принадлежите.
— Да, — ответил я, — я согласен.
— Милый брат, — сказал Командор, — мы доверяем вам руководство общиной не для получения вами привилегий, или приобретения богатств, или легкой жизни в почете. Мы доверяем вам общину, дабы изжить грех в этом мире, дабы служить Господу нашему и спасти нас. И таковыми должны быть ваши намерения. Вы будете нашим Избранником.
В знак согласия я склонил голову.
Тогда Командор взял плащ ордена, торжественно надел его на меня и завязал шнурки; а в это время брат капеллан читал псалом: esse quam bonum et quamjucundum habitarefrafres in unum.
— Вот как хорошо, как приятно жить всем вместе, как братья, — сказал он.
Затем он прочел молитву Святому Духу, а каждый брат произнес «Отче наш».
Когда все закончилось, Командор обратился к Капитулу со следующими словами:
— Любезные сеньоры, вы видите, что этот достойный человек очень желает служить общине и руководить ею, и он говорит, что все дни своей жизни посвятит тому, чтобы быть Великим магистром нашего ордена. А теперь я снова спрашиваю, известна ли кому-либо из вас причина, по которой наш брат не сможет выполнять свою задачу в мире и благости. Пусть он назовет ее или будет молчать до конца дней своих.
Ответом была глубокая тишина. Тогда Командор повторил свой вопрос всем присутствующим:
— Хотите ли, чтобы свершилось это именем Бога?
Тягостное молчание воцарилось в зале, где собралась сотня мужчин в белых плащах с красными крестами. Распорядитель церемонии, мужчина лет пятидесяти, гибкий, с седой бородой и черными волосами, повторил перед Ассамблеей свой вопрос:
— Хотите ли вы, чтобы это свершилось именем Бога?
Неожиданно вперед выступил мужчина. Я закрыл глаза: это был хозяин гостиницы, который расхваливал нам свое меню.
— Командор, — сказал он, — эта церемония незаконна. Поэтому наш брат не может приказывать.
— Объяснитесь.
— Сир, среди нас есть предатель. Присутствует чужой…
Прокатился ропот ужаса. Командор сделал знак замолчать. Сразу наступила тишина.
— Объяснись, интендант, — обратился он к тамплиеру — содержателю гостиницы.
Тогда тот, подняв руку, показал пальцем на меня, стоявшего у двери позади всех. Все обернулись. Тотчас двое мужчин проскользнули между дверью и мной, преградив выход.
Все затаили дыхание, неотрывно глядя на меня. Кошка, стоявший рядом, не шевельнулся. Командор жестом позвал меня.
Я подошел, он смерил меня взглядом. И тут он, опять же жестом, приказал мне встать на колени, что я и сделал.
— Брат, вы присутствуете на собрании тамплиеров, и только тамплиеров. На все вопросы вы должны отвечать правдиво; если вы солжете, то будете сурово наказаны.
Я кивнул.
— Вы женаты или обручены, примет ли вас женщина после вашего позора?
— Нет.
— Есть ли у вас долги, которые вы не можете оплатить?
— Нет.
— Здоровы ли вы телом и духом?
— Да.
— Очутились ли в Храме с целью наживы?
— Нет.
— Являетесь ли вы жрецом, дьяконом или протодьяконом?
— Нет.
— Отлучали ли вас от церкви?
— Нет.
— Я еще раз предупреждаю вас против лживых показаний, из каких бы побуждений они ни были сделаны.
— Нет, — повторил я, слегка дрожащим голосом, так как, по правде говоря, не был полностью искренним из-за ессеев.
— Клянетесь ли вы, что чтите Господа нашего Иисуса Христа?
На этот вопрос я не мог ответить, так как это было запрещено Уставом, моим Уставом. Позади послышались странные металлические звуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Он сделал паузу, потом продолжил:
— Восстановления Храма…
— А почему именно вы? — спросил я.
— Вечером, — ответил Кошка, — будьте в Томарском соборе, ровно в семь часов.
Вечером солнце опускалось за возвышавшуюся над городом гору, проскальзывало между крепостными стенами монастыря Христа, окутывая их, словно нежная мать ребенка, мягкими тонами охры, расцвечивая красновато-золотистым, светло-коричневым, розово-оранжевым светом.
Мы молча прошли во владения, некогда занимаемые тамплиерами. На вершине горы находилось узкое плато, острый силуэт гордо возвышался над ним, словно острие меча над громадной сторожевой башней, воздвигнутой и против захватчиков, и чтобы коснуться неба. Гору венчало облачко, словно защищая этот Рибат, этот космический храм, повисший в воздухе.
Мы прошли через Кладбище монахов, заложенное в XVI веке, потом направились к центру обширного владения, огромному монастырю Христа, красивому, узорчатому, будто вырезанному ножницами, с арками и рифлеными пилястрами, с тяжелыми капителями… Храм, подумал я, храм, свидетельствующий о чистоте помыслов тамплиеров, так как все здесь казалось устроенным вокруг квадрата и совершенных прямых линий, все направлено в одну небесную точку, как в храме Соломона. Тамплиеры возвели стену, внутри, в самой середине, стояли замок и восьмиугольная церковь.
В монастыре-крепости все было спокойно. Свет проникая туда, словно небесный голос, через окна фасада и придела, косыми, причудливыми лучами, бесконечно мягкий. Как мавры и мусульмане Рибата, набожные тамплиеры проходили здесь временную военную службу, сочетая молитву с военными действиями.
— С середины десятого века, — объясняла Джейн, — Испания, как и Португалия, находилась в руках мусульман, которые распространились до самых северных областей полуострова, захватив Барселону, Коимбру и Леон, а также Сен-Жак-де-Компостель. Начиная с 1145 года, орден активно участвовал в отвоевывании Лиссабона и Сантарена. Тамплиеры с помощью госпитальеров и сантьягистов упорно защищали территории… Говорят, что именно тамплиеры способствовали образованию Португалии. В 1312 году, когда папа Климент составил буллу, ликвидировавшую орден, даже Динис, король Португалии, заявил, что тамплиеры имели бессрочное право на владение этими землями и прогнать их невозможно. После роспуска ордена Храма король Динис, дабы орден не погиб, своим указом создал другой орден, во всем похожий на предшествующий: орден Христа со штаб-квартирой в монастыре Христа.
— Наверное, потому тамплиеры и решили собраться здесь? На гостеприимной земле…
У входа в церковь стояла ротонда на восьми колоннах, обращенных во двор. Фасад церкви был в готическом стиле, в центре его красовалась огромная розетка, сама являвшаяся символом: такую же звезду я видел на могилах монахов, когда мы проходили по кладбищу.
— Разве это не звезда Давида? — спросил я Джейн.
— Это знак Соломона — печать тамплиеров.
— Звезда Давида вписана в розу с пятью лепестками. Роза и крест…
— Ты идешь? — спросила Джейн.
— Мне это запрещено, — ответил я. — Я не имею права входить в церковь.
— Почему?
— Изображения Бога, доступные всем, у нас запрещены, потому что Бог непознаваем, и значит, изобразить его невозможно.
— А как вы представляете себе переход от видимого к невидимому?
Возникло неловкое молчание; Джейн как-то странно смотрела на меня.
— Произнося Имя Бога.
— И только?
— Да. Нам известны согласные его имени: Йод, Хей, Вав, Хей. Но мы не знаем гласных. Только Верховный жрец Храма, в святая святых, знал эти гласные и мог их произнести. У нас нет образа, воплощающего невидимое… Мы боимся чувственных эмоциональных порывов для вступления в отношения с Богом.
— Вот как… — проговорила Джейн. — А что же с тобой бывает, когда ты поешь и танцуешь, чтобы достичь Двекут? Образы — это не фотографии, запечатлевающие события в жизни. Они — вроде текстов, имеющих определенное значение. Тут высвобождаются четыре основных чувства: буквальный смысл отражает событие, аллегорический предвещает приход Христа, тропологический объясняет, как откровения Иисуса должны проявляться в каждом человеке, мистический смысл проявляется через предвосхищение конечного образа совершенного человека в божественном окружении. Взгляни на этот четырехугольник над входом.
— Нет, — зажмурился я. — Не хочу смотреть.
— Но ведь это не изображение Бога, — настаивала Джейн.
Я открыл глаза. На четырехугольной картине было изображено видение пророка Иезекииля: мужчина, лев, телец и орел. Джейн объяснила, что богословы воспринимали это как образ Христа: человек — по рождению, телец — кровавая жертва, лев — Воскресение, а орел — вознесение. Они видели в этом и воплощение человека в мире знаний, тельца—в самопожертвовании, в служении другим, льва — в его силе, преодолевающей зло, орла — в его устремлении вверх, к свету.
— Благодаря приобретению этих качеств, — сказала Джейн, — человек уподобится Иисусу и не превзойдет его.
Я смотрел на четырехугольное изображение и вдруг увидел, как на нем появляется видение Иезекииля. В центре был рисунок, который походил на четырех животных примерно так: у всех четверых было лицо человека, льва, тельца и орла. И крылья их были разделены, но у каждого два крыла соприкасались одно с другим, а два покрывали тела. Над подобием свода над их головами было подобие сапфира в форме престола, и на престоле, еще выше, сидело человеческое на вид существо, и сияние было вокруг него — языки клубящегося пламени.
Коридор в глубине ротонды вел к оградам кладбища, к готическим аркадам, пламенеющим фризам и к дворикам с пышными разноцветными клумбами. Мы направились к нефу, чтобы приблизиться к большой перегородке, выходящей на изящный витраж с видом Томара, на котором были изображены замысловатые растительные орнаменты с усиками, стручками, бутонами и переплетенными корнями — со всем тем, что формирует великое растительное царство.
С верхней террасы главной стены можно было любоваться монастырем и его окрестностями. Горизонт был чист. Мы уже начинали подумывать, где же состоится рандеву…
Мы присели в тени скалы: было почти семь часов.
— Я был там, и никто не смог бы прогнать меня, помешать узнать о происходящем. В этот торжественный момент все надели белые плащи, цвета невинности и целомудрия. Тут находились командоры провинций ордена. За рыцарями следовали сержанты, жрецы и в конце остальные братья, то есть слуги.
Среди всеобщей тишины Командор Иерусалимской общины подошел ко мне. В широком плаще из белого льна с вышитым красным крестом, высокий, с проницательными глазами и лицом, испещренным морщинами, он выглядел очень внушительно. Согласно обычаю я преклонил перед ним колено. Тогда, медленно, он взял скипетр, на конце которого спиралью извивался красный крест, и подал его мне. Это был абакус: символ Великого магистра ордена.
— Абакус, — произнес Командор, — является одновременно символом поучения и значения высших истин. — Но Великий магистр ордена — прежде всего военачальник.
Снова воцарилась тишина.
— Конечно, я принимаю его, — пробормотал я, не поднимая головы, но мне не все понятно. Великий магистр ордена уже избран: его зовут Жак де Моле.
— Нам известна твоя храбрость, — сказал Командор, — и твой недюжинный ум. — Мы узнали о твоих военных подвигах и твоей смелости. Нам все рассказали. Жак де Моле был назначен Великим магистром, но… мы хотим, чтобы ты стал нашим тайным магистром.
— Что я должен делать? — спросил я, — и что вы от меня ждете?
— Наш король, Филипп Красивый, относится к нам враждебно, — ответил брат Командор.
— А по какой причине?
— Наша армия насчитывает сто тысяч солдат и пятнадцать тысяч рыцарей во всем мире. Мы стали силой, которую он не может контролировать. После парижского бунта король Франции заметил, что единственным надежным местом является не его дворец, а главная башня Храма, в которой он скрывался. Однако то время прошло, Адемар. Мы выбрали тебя, чтобы ты узнал правду: Филипп Красивый желает разогнать наш орден, тем самым он хочет устранить силу и завладеть нашим сокровищем!
— Но это невозможно! — воскликнул я. — Папа Климент Пятый защитит нас!
— Нет, — покачал головой старик, — он нас не защитит.
— Возможно ли такое! — возмутился я, ужаснувшись.
— Увы! Все это интриги, и мы ничего не можем поделать. Но есть другой орден, черный орден, задача которого — не дать угаснуть благородному факелу и передать его достойнейшему.
Командор встал и повернулся ко мне:
— Это тайный орден, и теперь ты будешь его главой!
Пора. Час свидания приближался.
— Я должен идти, — сказал я Джейн. — А ты подожди меня здесь.
— Что-то меня тревожит, — пробормотала она, встав напротив меня. В ее глазах сквозило беспокойство. — Вдруг это ловушка?
— Встретимся здесь, скажем, через два часа?
— Согласна.
Но голос ее звучал неуверенно. Она с тревогой смотрела на меня.
— А если ты не вернешься через два часа?
— Тогда ты свяжешься с Шимоном Деламом…
Я вошел в замок, пройдя под сводчатой аркой. Тяжелая каменная лестница вела на второй этаж. Все вокруг было окутано мертвой тишиной. Вдруг передо мной открылась большая деревянная дверь с двумя створками, показался Йозеф Кошка.
— Вы готовы?
— Да.
— Ладно, очень хорошо, — сказал он. — Надеюсь, вам понятна ситуация. Здесь собрались братья, пришедшие со всего мира. Следуйте за мной и в точности следуйте моим указаниям. С вами ничего не случится. Вам нечего нас бояться, но мы-то знаем, что убийцы находятся недалеко отсюда.
И я пошел за своим странным провожатым по лабиринту высоких и узких коридоров, до винтовой лестницы, которая привела нас в подземелья замка. Там, в сводчатой прихожей, он протянул мне белый плащ, и я переоделся, тем временем переоделся и он. В другое помещение мы вошли через маленькую дверь в стене с печатью Храма. На ней было выгравировано восьмиугольное здание, увенчанное огромным золотым куполом, которое удивительно походило на мечеть Омара.
В небольшой часовне, освещенной факелами и свечами, стоял алтарь. Перед алтарем преклонил колена и молитвенно сложил руки какой-то человек. Лица его не было видно, но рядом с ним стоял мужчина в парадной форме рыцаря-тамплиера; Следом за Кошкой я проскользнул в зал, надеясь, что никто не заметит моего присутствия.
— Итак, — сказал Командор, обращаясь ко всему Капитулу, пока я лежал, распростершись, перед ним, уткнувшись лицом в пол. — Только что наш брат введен в новый мир, к более возвышенной жизни, в которой он может искупить свои старые грехи и спасти наш орден.
Потом он громким голосом произнес:
— Если кто-либо здесь против приема кандидата, пусть он скажет или никогда не проронит ни слова.
Глубокая тишина была ему ответом.
Тогда Командор громко вопросил:
— Хотите ли вы, чтобы мы прибегли к Божией помощи?
И все в один голос сказали:
— Прибегнем к помощи Бога.
Я приподнялся и стоял на коленях перед Командором.
— Сир, — сказал я, — я пришел к Богу, к вам, ко всем нашим братьям. И я прошу вас, я требую именем нашего Бога и Божией Матери принять меня в вашу общину, дабы принести ей пользу как ее вечный слуга и раб.
Снова воцарилось молчание, потом Командор добавил:
— Хотите ли вы отныне всю жизнь служить общине?
— Да, если это угодно Богу, сир.
— Итак, брат, — продолжил Командор, — внимательно выслушайте то, что мы вам скажем: вы даете обет Богу и Божией Матери, что все дни вашей жизни будут отданы Храму? Хотите ли вы на всю жизнь забыть о своей воле и выполнять задачу, какой бы она ни была?
— Да, сир, если это угодно Богу.
— Обещаете ли вы Богу и Божией Матери Святой Марии, что все дни вашей жизни вы проведете без того, что принадлежит лично вам?
— Да, сир, если это угодно Богу.
— Обещаете ли вы Богу и Божией Матери Святой Марии во все дни вашей жизни чтить Устав нашей общины?
— Да, сир, если это угодно Богу.
— Обещаете ли еще Богу и Пресвятой Матери Божией, что во все дни вашей жизни вы будете помогать спасать силой и властью, данной вам Богом, Святую Землю Иерусалима и беречь и спасать христиан?
— Да, сир, если это угодно Богу.
Тогда Командор сделал знак всем встать на колени.
— И мы от имен Бога и нашей Святой Божией Матери, и нашего отца апостола, и всех братьев Храма, мы доверяем вам править нашей общиной согласно Уставу, который был принят с самого начала и который останется таким до конца. И вы тоже оделите нас всеми благодеяниями, сделанными вами, и теми, что будут сделаны, и правьте нами как Великий магистр.
— Да, сир, если это угодно Богу, я согласен.
— Милый брат, — ответил Командор, — мы просим от вас еще большего, нежели предыдущий орден! Ибо мы требуем принять над нами командование; это большая честь для вас; будучи нашим верным слугой, вы станете и командовать всеми.
Однако, чтобы командовать нами, ваших желаний недостаточно; если вы захотите быть на суше, вас пошлют в море, если вы захотите уехать в Аккру, вас пошлют на земли Триполи или Антиохии. А если вы захотите спать, вы должны будете бодрствовать, если же вы захотите бодрствовать, вы должны будете отдыхать на своей кровати. Когда вы сядете за стол, чтобы есть, вас пошлют в другое место, где вы нужнее. Мы принадлежим вам, но вы себе уже не принадлежите.
— Да, — ответил я, — я согласен.
— Милый брат, — сказал Командор, — мы доверяем вам руководство общиной не для получения вами привилегий, или приобретения богатств, или легкой жизни в почете. Мы доверяем вам общину, дабы изжить грех в этом мире, дабы служить Господу нашему и спасти нас. И таковыми должны быть ваши намерения. Вы будете нашим Избранником.
В знак согласия я склонил голову.
Тогда Командор взял плащ ордена, торжественно надел его на меня и завязал шнурки; а в это время брат капеллан читал псалом: esse quam bonum et quamjucundum habitarefrafres in unum.
— Вот как хорошо, как приятно жить всем вместе, как братья, — сказал он.
Затем он прочел молитву Святому Духу, а каждый брат произнес «Отче наш».
Когда все закончилось, Командор обратился к Капитулу со следующими словами:
— Любезные сеньоры, вы видите, что этот достойный человек очень желает служить общине и руководить ею, и он говорит, что все дни своей жизни посвятит тому, чтобы быть Великим магистром нашего ордена. А теперь я снова спрашиваю, известна ли кому-либо из вас причина, по которой наш брат не сможет выполнять свою задачу в мире и благости. Пусть он назовет ее или будет молчать до конца дней своих.
Ответом была глубокая тишина. Тогда Командор повторил свой вопрос всем присутствующим:
— Хотите ли, чтобы свершилось это именем Бога?
Тягостное молчание воцарилось в зале, где собралась сотня мужчин в белых плащах с красными крестами. Распорядитель церемонии, мужчина лет пятидесяти, гибкий, с седой бородой и черными волосами, повторил перед Ассамблеей свой вопрос:
— Хотите ли вы, чтобы это свершилось именем Бога?
Неожиданно вперед выступил мужчина. Я закрыл глаза: это был хозяин гостиницы, который расхваливал нам свое меню.
— Командор, — сказал он, — эта церемония незаконна. Поэтому наш брат не может приказывать.
— Объяснитесь.
— Сир, среди нас есть предатель. Присутствует чужой…
Прокатился ропот ужаса. Командор сделал знак замолчать. Сразу наступила тишина.
— Объяснись, интендант, — обратился он к тамплиеру — содержателю гостиницы.
Тогда тот, подняв руку, показал пальцем на меня, стоявшего у двери позади всех. Все обернулись. Тотчас двое мужчин проскользнули между дверью и мной, преградив выход.
Все затаили дыхание, неотрывно глядя на меня. Кошка, стоявший рядом, не шевельнулся. Командор жестом позвал меня.
Я подошел, он смерил меня взглядом. И тут он, опять же жестом, приказал мне встать на колени, что я и сделал.
— Брат, вы присутствуете на собрании тамплиеров, и только тамплиеров. На все вопросы вы должны отвечать правдиво; если вы солжете, то будете сурово наказаны.
Я кивнул.
— Вы женаты или обручены, примет ли вас женщина после вашего позора?
— Нет.
— Есть ли у вас долги, которые вы не можете оплатить?
— Нет.
— Здоровы ли вы телом и духом?
— Да.
— Очутились ли в Храме с целью наживы?
— Нет.
— Являетесь ли вы жрецом, дьяконом или протодьяконом?
— Нет.
— Отлучали ли вас от церкви?
— Нет.
— Я еще раз предупреждаю вас против лживых показаний, из каких бы побуждений они ни были сделаны.
— Нет, — повторил я, слегка дрожащим голосом, так как, по правде говоря, не был полностью искренним из-за ессеев.
— Клянетесь ли вы, что чтите Господа нашего Иисуса Христа?
На этот вопрос я не мог ответить, так как это было запрещено Уставом, моим Уставом. Позади послышались странные металлические звуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27