А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Я мог бы сказать тебе, что это торговец лошадьми, который приехал из Коннэута с твоим дядей. — Мюртах направился в дом за их луками.
— Но это не так, — сказал Эгон.
— А как ты узнал?
Они вышли из ворот и двинулись вокруг задов частокола в сторону водопада. Эгон сказал:
— Я помню его. Он был здесь прошлым летом.
— Я думаю, для тебя будет лучше, если ты не будешь знать, кто он.
— Ах, папа.
На поле под скалой было мало травы и мало солнечного света. Мюртах соорудил мишень кинжалом на буковом дереве, он это сделал еще тогда, когда они впервые пришли на этот глен, с той поры мишень потемнела, покрылась рубцами, а потому хорошо выделялась на створе дерева. Через некоторое время он повесил здесь старый деревянный щит, обрамленный железом по краю и закрепленный на нижней ветви. Сейчас он подергал его, чтобы проверить, держит ли его еще проволока.
Эгону скоро надоело стрелять в дерево, и они начали стрелять в щит, который качался, когда в него попадала стрела, и они должны были ждать, когда он повернется к ним широкой поверхностью, и стрелять быстро, пока он не откачнется в сторону. Эгон мог утыкать стрелами дерево, но никак не мог поразить мишень.
— Сделай это, отец, дай мне посмотреть. Мюртах натянул свой лук.
— Это сноровка, и нет никакой пользы от попадания в щит. — Он выпустил стрелу. — Напомни мне наделать побольше стрел до конца зимы. У нас еще остались совиные перья?
— Немного.
— Нет ничего, что я любил бы больше, чем охоту на сов в конце зимы.
Он поднял лук и выстрелил. Щит бешено завертелся.
— Ох, — сказал Эгон. — Ты попал! — Его голос звучал разочарованно.
— Ты просто должен прикинуть, сколько времени стрела летит туда, только и всего. Это хорошая хитрость, выстрелить во что-то, что еще не появилось.
— Ты так поступаешь с оленем.
— Не совсем таким способом. — Он снова выстрелил, щит подскочил и завертелся. — Ты зря потратишь стрелы, если попытаешься убить бегущего оленя. Гораздо проще подобраться к нему поближе, когда он спокойно стоит или пасется.
Он снова выстрелил, и щит закачался туда-сюда. Эгон бросил наземь свой лук.
— Я никогда не смогу так.
— Подними лук. Ты сможешь.
— Не смогу.
Мюртах легонько ударил его по плечу.
— Так ты кто: Эйр или Эгон?
Он пошел за своими стрелами. Эгон поплелся за ним, волоча за собой свой лук.
Когда они подошли достаточно близко, чтобы видеть щит отчетливо, Мюртах остановился и присвистнул сквозь зубы:
— Ты видишь? Быть слишком ловким тоже может привести к своему наказанию. — Одна из стрел вонзилась в другую стрелу и расщепила ее. — Во всей поверхности щита она не нашла другого места, куда воткнуться.
Он вытащил стрелы, разломал поврежденную и попытался высвободить перья.
— Отец, а дядя стреляет из лука?
— Дядя деревенский человек.
— Но это не так.
— Он мечник.
— А что лучше?
— Понимаешь, с луком нечего делать в рукопашном бою, но человек с мечом может сколько угодно размахивать им за пятьдесят шагов, но никого не поразит.
Он убрал стрелы в колчан.
— Меч это для схватки. Помнишь Халфдэна — датчанина, который приходил и рассказывал нам всякие истории? Он мог привести тебе больше названий для меча, чем у тебя есть в голове для любого другого предмета. Эти датчане прямо-таки женаты на своих мечах.
Мальчик присел и поднял одну из своих стрел. Наконечник сделал царапину по краю щита.
— Видишь? Я все-таки попал!
— Ты хороший стрелок. И станешь еще лучше.
Они вернулись на прежнее место, и Эгон выпустил еще несколько стрел. Мюртах расстелил на земле свой плащ и опустился на него. Эгон стрелял, будучи мрачным, но он уже научился не злиться на свой лук. Такая ошибка была у Эда, когда он делал что-то неудачно, он злился на это.
Эгон издал вопль, от которого Мюртах едва не подпрыгнул с земли.
— Я поразил его, отец! Взгляни! Видишь? Я поразил его!
— Пойдем, посмотрим.
Они побежали к дереву. Щит все еще раскачивался, когда они подошли к нему, и одна из стрел Эгона, окрашенная в красный цвет, воткнулась в край возле железной обивки.
— Она попала не в центр, — захныкал Эгон.
— Пф-ф… Она попала сюда, это самое важное. Со временем, позднее, ты сможешь расстраиваться, когда будешь попадать не в центр.
— Я буду стрелять, пока не попаду в центр.
— Нет, не будешь. Мы возвращаемся. Завтра ты будешь стрелять лучше, чем если продолжишь сейчас.
— Тогда ладно.
Они вернулись, чтобы подобрать плащ и колчан Мюртаха. Эгон сказал:
— Отец, а как выглядело Бегство?
— Бегство?
— Ты никогда не рассказывал мне. Я знаю, что они убили нас всех. Но как это было?
— Нет ничего интересного — слушать это.
— О, папа, расскажи мне. Сколько лет тебе тогда было?
— Примерно столько, сколько тебе.
— И мама была при этом? — Да.
— Отец, ну, пожалуйста!
— «Отец! » Попроси об этом свою мать.
— Она ни за что не захочет рассказать мне об этом.
— Это хорошо. Я всегда понимал, что женился на ней по многим соображениям. Спроси своего дядю.
— Но дядя был всего лишь младенцем.
— Он расскажет тебе, если ты попросишь. Ну, хватит, Эгон. Ты уже вырос так, что достигаешь моего плеча, а ведешь себя, как Конэлл, когда он хочет чего-то. Я…
Он замер. Они уже были почти возле ворот частокола, и через них он увидел группу всадников перед его передней дверью, и он их сразу узнал.
— Эгон, хватай пони на лугу и скачи за пастухами. Эгон взглянул за частокол, повернулся и побежал. Мюртах глубоко вздохнул и прошел в ворота. Вождь мак Махона свесился со своей лошади, разговаривая с Од. Она стояла в дверном проеме, прижав руки к своей юбке, и когда вождь мак Махона перестал говорить своим гнусавым, самодовольным голосом, она сказала:
— Их здесь нет. Если ты намерен воевать с женщинами и малыми ребятишками, мы можем дать тебе пристанище.
Ее голос звучал ровно. Мюртах натянул свой лук и приложил стрелу. Его руки взмокли. Он вступил в ворота и прислонился спиной к изгороди.
— Здесь есть и мужчина, — сказал он. — Если ты хочешь, чтобы их было больше, Дермот, мы можем позвать их, но, я думаю, ты сочтешь, что меня одного достаточно для вашей группы. Или зима так сурова на севере, что ты спустился вниз и поднял пыль на моем дворе?
Всадники завертелись на месте, уязвленные тем, что не заметили, как он появился. Дермот мак Махон двинул свою лошадь вперед.
— Значит, вот он ты, змеиный язык. Колени Мюртаха дрожали.
— Я здесь, бараньи мозги. Нет, не придвигайся ближе. Мне нравится видеть тебя отсюда. Ого, тут и кузен короля тоже, проделал весь этот путь, чтобы полюбезничать с моей женщиной.
Кир мак Эода вспыхнул. Мюртах обвел взором всю территорию, высматривая Сирбхолла, и, не увидев его, снова повернулся к Дермоту.
— А теперь, будь любезен, обманчивый друг, можешь что-то провякать.
— Разве человек не может…
— Не ты.
— Опусти этот лук, — сказал Кир мак Эода. — Возьми меч и нападай на нас, как настоящий мужчина, каким ты не являешься.
— Если на тебя в темноте нападет свора собак, ты что, отбросишь свой лук и будешь грызться с ними зубы на зубы?
— Где твой брат? — спросил Дермот. — Я слышал, у него есть какое-то недовольство против нас?
— Да? — Мюртах прислонился к ограде. — Ты стремишься, чтобы твои кишки были выпущены на землю?
— Мелмордха, — прозвучал другой голос. Это был рыжеволосый Кормак мак Догерти, молочный брат Дермота мак Махона. — Мы слышали, он встретил твоего брата в Коннэуте. Мы охотимся за ним.
— О-хо-хо, вы снова выехали за пределы границ. Если бы глава клана О'Руэйрк нашел вас на своих землях, он бы уделил вам куда меньше времени, чем я. Мелмордхи здесь нет. Убирайтесь.
— Но он был здесь.
— Да. Он был здесь. Убирайтесь. У вас у всех превосходные уши — или мне нужно проделать еще слуховые отверстия в ваших головах?
— Какие-то голоса потревожили меня, — сказал Сирбхолл. Мюртах издал вздох облегчения. Из окна чердака вылез
Сирбхолл и сел на подоконник болтая ногами. Его меч лежал на коленях.
— Они разбудили меня и оторвали от хорошего сна. Клинок его меча сверкнул на солнце. Мюртах опустил свой лук. Его пальцы так сжимали лук и конец стрелы, что им стало больно, но он почувствовал это только сейчас.
— Ладно, — сказал он спокойно, — уезжайте. Мы занятые люди, и наша зима не такая суровая, как ваша. И приберегите весь этот задор до той поры, когда заявятся датчане.
Дермот взглянул на Кормака, и что-то мелькнуло между ними. Дермот развернулся и медленно выехал из ворот. Остальные последовали за ним. Дермот уехал, ничего не сказав, Кир мак Эода начал было говорить что-то, но сжал губы и проскакал в ворота.
Кормак послал свою лошадь чуть стороной, чтобы остановиться возле Мюртаха; оглянувшись назад, на Сирбхолла, он сказал:
— Тебе повезло второй раз, кролик. Как насчет третьего? — Он сплюнул в ноги Мюртаху. — Научись снова убегать, кролик.
Понукая коня, он ускакал за остальными.
Сирбхолл исчез, он снова появился в лофте, опуская вниз лестницу. Мюртах закрыл глаза, чувствуя, как у него подступает в животе. Подошел Сирбхолл, размахивая руками и ухмыляясь.
— Если это все, на что они способны, имея перед собой только нас двоих, то мы доживем до старости. Что Кормак сказал тебе?
— Достаточно.
— Я должен был забраться через заднее окно дома, взять свой меч и незаметно подняться по лестнице наверх. Я подумал, что из лофта смогу увидеть больше.
— Но ты не мог использовать свой меч в лофте.
— Я намеревался спрыгнуть вниз на главу мак Махона. Что ты имеешь в виду, говоря, что он сказал достаточно?
— Они не хотят, чтобы мы были живыми.
В дверях за Од появился Мелмордха, его темное лицо возвышалось над ее черными волосами и светлыми, сверкающими глазами. Од позвала:
— Зайдите в дом, вы оба. Мелмордха сказал:
— Я пойду. Спасибо, Мюртах. Мюртах пожал плечами.
— Легче обсудить все, когда их здесь нет. Ты не можешь уйти. Они где-то поблизости.
— Где Эгон? — спросила Од.
— Я послал его за пастухами.
— Сколько их там? — спросил Мелмордха.
— Десять или двенадцать, — сказал Сирбхолл.
Мюртах прикусил губу. Его голову разрывали самые противоположные идеи.
— Они будут там, поджидая.
Он сел. Вошли Нил и Эйр. Нил тащил Конэлла на спине.
— Папа, — спросил он. — Кто это были?
— Сыновья убийц вашего деда.
Лица детей стали такими же бледными, как у Од. Сирбхолл подался вперед.
— Мюртах…
— А почему нет? Ты вынудил меня сказать это, взять кость указательного пальца старого Эда и указать ею — вот, глядите на них теперь. Они были здесь, и они не оставят меня в покое.
Мелмордха сказал тихо:
— Он расстроен.
— Расстроен? Я напуган, вот что со мной. Дайте мне подумать, вы все…
— Отец…
— Я сказал, дайте мне подумать!
Од собрала детей и повела их к двери.
— Мама, — сказал Нил, — он накричал на меня.
— Идем.
— Я выйду на дорогу в Кинкору, — сказал Мюртах. — Я собираюсь найти короля.
— Чего хорошего он может… — сказал Сирбхолл.
— Я не знаю. Что-нибудь. Мелмордха вздохнул:
— Ты, конечно, не можешь терять шанс. Но ты должен лучше защитить себя от всего возможного.
— Как? Скажи мне, король Лейнстера.
Мелмордха открыл рот, подумал, пожал плечами, закрыл рот и посмотрел в сторону. Сирбхолл сказал:
— Теперь мне все стало ясно.
— Жизнь с ним должна была научить тебя, — сказал Мелмордха, — если есть кружной путь с препятствиями и дорога на равнину, то Мюртах выберет тернистый путь.
— Так и есть. Я отправляюсь к королю, — Мюртах снова встал.
— Я поеду с тобой, — сказал Сирбхолл.
— И Эгон, — Мюртах показал его, надув и оттопырив пальцами щеки. — Кто сегодня дежурит на страже?
— Один из дома Брендэна. Он отошел попить воды.
— Значит, они выбрали место, откуда легко могли наблюдать за воротами и видеть, что часовой отошел. Когда мы отправимся, пошли Лайэма проследить, сколько из них последуют за нами — а они последуют, я уверен в этом. Если никого не останется, Мелмордха сможет выскочить отсюда.
Дверь открылась, и вошел Эгон, в левой руке он держал лук со спущенной тетивой.
— Я вернулся, отец.
— Где пастухи?
— Между этим частоколом и частоколом Фойна. В случае…
Он огляделся, неожиданно смутился и сказал тихо:
— В случае чего они там смогут действовать лучше. Мак Махон разбил лагерь внизу, у реки. Он не сможет атаковать оба… Я имею в виду…
— Умная голова, — сказал Мелмордха.
— Да, — Мюртах прошел мимо Эгона к двери. — Идем со мною. Я должен кое-что сказать тебе.
Они пошли в сторону конюшни, где в бочках выдерживались заготовки для стрел. Мюртах постоял некоторое время, наблюдая краем глаза за Эгоном. Ему хотелось обнять Эгона, тесно прижать его, защитить. Наконец он сказал:
— Я отправляюсь в Кинкору в Мюнстере с твоим дядей, и ты можешь поехать с нами, если хочешь.
— В Кинкору?
— Да. Сначала я хочу наделать стрел, так что не спеши упаковывать свой выходной плащ.
— Почему не направиться к Мелсечлэйну? — спросил Сирбхолл. — Он ближе, и он может…
— Ты сошел с ума. Если он предоставит нам свою защиту, то это будет не просто.
— А как это было просто назвать тебя трусом перед… Эгон взвился:
— Он не трус!
— Я сказал, что был напуган, — сказал Мюртах. — Так и есть.
Он взял из ближайшей бочки заготовку для стрелы, оглядел ее и стал обстругивать кинжалом.
Эгон сел, весь кипя. Сирбхолл улыбнулся ему:
— Это было разумно, оставить людей на склоне холма. Эгон проигнорировал его слова, он был неумолим.
— Ты не трус.
— Может быть, нет. Но я легко пугаюсь. Я наполовину женщина — моя мать была ею полностью. Давайте делать стрелы. Позднее они могут нам пригодиться.
Мелмордха и Сирбхолл спали в одной спальной комнате, Мюртах, младенец и Од — в другой, четверо старших детей в лофте. Мюртах лежал на кровати, наблюдая, как Од нянчит младенца, она сказала:
— Вот ты поедешь к королю, и что потом?
Она перевернула маленького мальчика и стала одевать, продев в рубашку толстенькие сильные ручонки. Наконец, когда он не ответил, она взглянула на него:
— Ну?
— Я попрошу у него защиты.
— А если он не предоставит ее тебе, то что… произойдет?
— Я не знаю.
— Да? Странно, что я знаю.
— Ты знаешь. С твоим даром предвидения ты могла бы научиться ремеслу колдуньи.
— Я могу. Когда мужчины уезжают, для этого достаточно совсем немного.
— А что ты думаешь произойдет?
— Как я могу знать? Я всего лишь невежественная женщина, годная лишь на то, чтобы приносить тебе детей, чтобы было перед кем пыжиться и кормить тебя, чтобы придать тебе силу для того, чтобы пыжиться перед ними.
— Я сожалею, что накричал на них. Она слабо улыбнулась:
— Они понимают это.
— Положи его в колыбель.
— Сделай это ты.
Он взял у нее младенца, пошептал ему, чтобы успокоить, и перенес в колыбель, стоящую возле стены. Младенец кудахтнул и вздохнул, когда он уложил его.
— А теперь засыпай.
Она была уже в постели, когда он вернулся.
— Мюртах, что ты будешь делать, если… если они… Лежа на боку, он положил руку ей на плечо.
— Подожди, — сказала она, — ответь на мой вопрос.
Он обнял ее и сильнее прижал к себе. Она закрыла глаза.
— Никакая другая женщина в Ирландии не имеет такого мужчину, как ты. Что я должна сделать для удобства, что превратило бы тебя в такого, как все остальные?
— Перестань разговаривать, и ты получишь еще одного младенца для удобства.
— О, да, — сказала она и так выгнула свою спину, чтобы он мог дотянуться до ее рубашки. — Это именно то, в чем я нуждаюсь.
Мюртах проснулся ранним утром и подумал: а что, если они убьют Эгона?
«Если я говорю это, этого не произойдет. Если я думаю об этом, этого не произойдет».
Он начал молиться, просить Бога защитить Эгона, но его переполнило чувство, которое всегда находило на него, когда он начинал торговаться с Богом. Он тихо лежал, размышляя о Боге, он всегда воображал Его как один из самых великих и всеобъемлющих идеалов, который монахи засадили в клетку из букв в своих книгах, идеал, но живой во всех своих частях.
Бог где-то здесь и везде. Он закрыл глаза. Если бы он искал достаточно долго, неотрывно следил за ходом вещей, он бы нашел в этом цель, ясные и подлинные причины.
Когда он был юным, до Бегства, перед домом его отца стояло большое буковое дерево. Летними вечерами, когда на деревьях пели птицы и надвигался сумеречный свет, он, его сестра и другие дети любили спать под этим буковым деревом. Он лежал тихо, вспоминая это; какое удовольствие спать под буковым деревом и не думать о том, что должно произойти в дальнейшем.
Но буковое дерево было разрушено, сожжено и умерщвлено, оно словно факел раскачивалось над горящими домами, горящими мужчинами и женщинами.
— Од.
Она подняла голову.
— Еще едва светает. Ты уже собираешься?
— Нет.
— Ты захочешь взять с собой какую-то еду.
— Думаю, что да.
Младенец, заслышав ее голос, зашевелился в колыбели. Она повернула к нему голову, и солома заскрипела.
— Взять его?
— Хорошо.
Первые лучи проникали через узкое окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21