— Почему?
— Почему? Мы уже прежде говорили об этом. Император советуется по всем духовным вопросам с буддийским монахом и потому не одобряет увлечения Харихары оружием и охотой. Он полагает, что родичи во всем должны следовать его примеру…
«…где мы стали свидетелями всех ужасов битвы между двумя большими армиями. Я намерен как можно подробнее описать это страшное событие, чтобы мы могли извлечь из него нужные нам сведения. В армии королевы насчитывалось примерно пятьдесят тысяч человек, их возглавлял герцог Суффолк, кроме того, многие вельможи и лорды вели собственные отряды. Солдат набирали повсюду, с северной оконечности Ингерлонда до южной. Войско короля Эдуарда было несколько меньше, около сорока тысяч человек. Оба войска вместе представляли собой примерно пятидесятую часть населения страны. У обеих сторон имелась кавалерия, в том числе тяжеловооруженная, и лучники. У короля Эдуарда был также небольшой отряд арбалетчиков, причем некоторые воины располагали поистине замечательными образцами этого вида оружия. Были у обеих сторон тяжелые пушки и ручные маленькие пушки, называемые „озорницами“.
Армия королевы стояла в Йорке, крупнейшем городе на севере страны. Там пребывала королева Маргарита со своим отвратительным сынком и супругом. Король Эдуард приближался к Йорку по Лондонской дороге. Примерно в двадцати четырех милях от Йорка Лондонская дорога пересекает небольшую, но имеющую стратегическое значение реку Эйр возле селения Феррибридж. Мост был разрушен большим отрядом во главе с лордом Клифордом, отец Эдуарда убил отца этого лорда, а сам Клифорд убил брата Эдуарда после битвы при Вейкфилде.
Йоркисты попытались построить понтонный мост, но подверглись нападению со стороны королевы. В жестокой битве Эдуард проявил несомненные таланты полководца. Не следует забывать, что ему всего восемнадцать лет, в этом возрасте и Александр одержал свою первую победу. Эдуард послал подкрепления в бой за мост — менее решительный военачальник не отважился бы упорствовать — и одно крыло войска направил к западу, к местечку Каслфорд, где можно было пересечь реку. Клифорд, устрашившись этой угрозы, отступил в болота. Там завязалась жестокая битва. Изнемогая от усталости, Клифорд отстегнул нижнюю часть шлема, чтобы немного передохнуть, и тут же был поражен стрелой. Он умер в тяжких муках, чему король Эдуард весьма радовался.
Все это произошло в двадцать восьмой день марта, в сильный мороз и ужасную вьюгу.
Авангард королевы повернул обратно и соединился с основными силами, достигшими к тому времени Тэдкастера, примерно в десяти милях к юго-западу от Йорка. Возле деревни Тэдкастер дорога, соединяющая Тэдкастер и Феррибридж, начинает петлять среди холмов, местность начинает опускаться, переходя в подковообразную долину шириной в несколько сотен шагов, а западную часть долины замыкает извилистая речушка Кок Бек («бек» означает «узкая речка»). Берега этой реки поросли лесом, местами довольно густым. Южная часть леса приходится на излучину реки и именуется Касл-Хилл-Вуд, а северная часть, там, где долина сужается и края ее становятся почти отвесными, известна как Реншо-Вуд.
Эти леса сыграли немалую роль в картине сражения. Сомерсет спрятал несколько тысяч человек в Касл-Хилл-Вуде, и они, выйдя из засады, в критический момент атаковали левый фланг йоркистов, ударили им в тыл, едва не решив исход битвы в пользу королевы. При этом лес Реншо и ущелье, где он растет, прикрывали левый фланг и тыл Сомерсета, но затем они превратились в смертельную ловушку для многих тысяч человек.
Не думай, дорогой брат, что ландшафту, который я пытаюсь описать, свойственна хоть малая толика величия. Горы здесь низкие, они возвышаются не более чем на сотню футов над долиной, и вплоть до Реншо-Вуд довольно пологие. Склоны их покрыты дерном, и там пасутся овцы, нигде не обнажена скальная порода. Деревья тоже приземистые, самые старые не достигают и сорока футов в высоту, а обычно их высота не превышает пятнадцати футов, зато по краям леса окружены зарослями колючек.
Эдуард мог вступить в битву в тот же день, ближе к вечеру, но пять тысяч человек из его войска под командованием заболевшего герцога Норфолка отстали на дневной переход, и он решил дождаться утра.
На следующий день был праздник, христиане именуют его Вербным воскресеньем в память того дня, когда Иисус торжественно въехал в Иерусалим за пять дней до своей казни. В нынешнем году этот праздник пришелся на двадцать девятое марта. Мне говорили, что обычно в это время года, через неделю после равноденствия, можно уже надеяться на относительно теплую погоду, в полях появляются маленькие желтые цветочки, деревья начинают покрываться зеленью, но я не видел никаких примет весны, и хотя трава в долине была зеленой и сочной, царил жестокий мороз и большую часть дня с юго-востока дул свирепый ветер, принесший нам снежную бурю.
Армии стояли на расстоянии выстрела из лука, то есть примерно в двухстах пятидесяти шагах друг от друга. Едва пробился дневной свет, лорд Фальконбридж, командовавший левым флангом короля, несмотря на снег и плохую видимость приказал своим лучникам выступить вперед и выпустить по стреле. Я уже рассказывал вам о мощи этого грозного оружия. На большом расстоянии шлемы с крепким забралом и нагрудные панцири могут отразить эти стрелы, однако ни кольчуга, ни шлем без забрала не защитят от них, а на близком расстоянии они пробивают стальную броню. В данном случае один лишь выстрел пяти тысяч лучников причинил заметный ущерб лучникам королевы, и те принялись стрелять в ответ вразброд и без команды, пока их колчаны почти не опустели.
Однако снег мешал им разглядеть, что их стрелы примерно на сорок ярдов не долетают до цели. Затем лорд Фальконбридж приказал своим лучникам переместиться вперед, и с еще более близкого расстояния они обстреляли армию королевы, причем пополнили запасы стрел за счет тех стрел, что были выпущены противником и остались лежать на траве. Лорд Нортумберленд, командовавший этим флангом в войске королевы, послал тяжеловооруженных бойцов в атаку, не желая, чтобы они продолжали бессмысленно погибать под градом стрел. Лучники Фальконбриджа укрылись за рядами своих тяжеловооруженных воинов, и завязалась рукопашная битва.
Хотя первоначально успех был на стороне Фальконбриджа, постепенно войска королевы благодаря преимуществу в численности стали брать верх. Долгое время исход битвы был не определен, сражение отличалось исключительной жестокостью. Обе стороны клялись истребить всех вельмож и дворян, которые попадутся им в руки, — таков здесь обычай, но Эдуард приказал не щадить и простолюдинов, сдавшихся в плен или изнемогших от ран. Он объявил, что гражданские войны слишком затянулись и нужно положить им конец одним ударом.
Люди сражались, пока не падали замертво или изнуренные ранами. Бой распался на множество поединков, воины бились один против одного, или двое против одного, или двое против двоих, при этом они все время перемещались и вступали в новую схватку, отчего возникало впечатление, будто в передних рядах большая масса воинов сражается против такой же массы противника, однако на самом деле это все были отдельные поединки. Тем самым преимущество оказывалось на стороне той армии, которая могла выставить на поле боя больше крепких и хорошо вооруженных мужчин, обладающих воинскими навыками и притом уверенных не только в победе, но и в поживе. Гражданские войны продолжались в этой стране уже несколько лет, им предшествовало сто лет походов против французов, так что в обеих армиях имелось значительное ядро профессиональных, хорошо обученных воинов, подобравших себе в результате множества победоносных стычек оружие по руке и надежную броню.
Эти воины были закованы в доспехи с ног до головы, от круглых шлемов с забралом до обуви, покрытой металлическими пластинами. Они, как правило, обходились без щитов, поскольку щит неудобен в обращении, оставляет открытой одну сторону тела и занимает левую руку, а эту руку можно использовать, чтобы обеими руками управляться с мечом длиной в пять футов и шириной в фут, или с двойным топором, или с шипастой булавой, или со странным оружием, состоящим из цепи и ядра, или с пикой, имеющей лезвие, острие и крюк.
Часть воинов восседали на боевых конях, но лошади быстро уставали, передвигаясь по неровной местности под тяжким весом брони, к тому же по ним били стрелами лучники. Командующий отрядом тяжеловооруженных бойцов — скорее всего, он их сам и набрал — оставался сидеть верхом, чтобы подчиненные издали видели его самого и его знамя, верхами ехали и окружавшие его воины, в основном его родичи и приближенные: они служили ему телохранителями и курьерами, носясь по полю битвы от него к командующему флангом и обратно. Но остальным приходилось спешиваться, кавалерию редко посылали в атаку на вражеские ряды, поскольку тяжеловооруженная пехота, укрепившись на местности, защищенной частоколом, или просто выставив перед собой пики, могла опрокинуть такой отряд. Всадники вступали в дело, когда наступала пора преследовать разбитого врага или если требовалось внезапно напасть на фланг противника, уже теснимого спереди, и так далее.
Все эти сведения могут пригодиться в сражениях против кавалерии султанов. Хорошо обученная тяжеловооруженная пехота может дать больше, чем попытка выставить всадников против всадников.
Вернемся к описанию битвы. Закованные в доспехи воины редко погибали непосредственно в поединке их защищала броня, однако всякий, кто падал наземь под градом ударов, не выдержав натиска противника или просто поскользнувшись на кровавом снегу, находился в смертельной опасности, и его спасение зависело от удачи или неудачи его товарищей. Если его сторона брала верх, другие воины, продвигаясь шаг за шагом вперед, проходили мимо упавшего, и он оказывался в задних рядах, где ему оказывали помощь — иной раз всего-то и требовалось, что поднять эдакую черепаху на ноги и снова втолкнуть в бой. Однако если удача была на стороне противника, а друзья упавшего воина отступали, он вскоре оказывался посреди врагов, которые первым делом обрушивали на него крепкие удары, круша его броню и ломая кости. Еще несколько ярдов — и враги уже готовы были потратить несколько минут, чтобы расстегнуть доспехи в паху или под мышкой и прикончить несчастного ударом кинжала; был и другой способ — протиснуть острие сквозь решетку забрала. С погибшего снимали доспехи и все ценности, какие он имел при себе. Это происходило или в тот же момент, или позже, когда битва была завершена и трупы сотнями и тысячами сбрасывали в общую могилу.
Отсюда следует, что всякий тяжеловооруженный воин, вступая в битву, хорошо понимал, что его судьба полностью зависит от того, чья сторона первой отступит. Отступление влекло за собой разгром и гибель. Страх поражения становился не менее сильным стимулом для ожесточенной бойни, чем желание победить. Как только отряд воинов проникался уверенностью, что они начинают отступать, то есть падение означает неминуемую смерть, ими овладевало непреодолимое желание повернуться и бежать, опережая товарищей, но прежде, чем обратиться в бегство, они бились как разъяренные дьяволы, стремясь любой ценой предотвратить такой исход.
Есть еще две причины, не позволяющие воинам при малейших признаках опасности спастись бегством. Во-первых, речь идет об их репутации. Оказаться в числе первых, удравших с поля битвы, означает навлечь на себя бесчестие, с большой вероятностью также и жестокое наказание, беглеца постигнет всеобщее презрение, со стороны как мужчин, так и женщин, он лишается армейской службы и жалования и едва ли сможет найти себе другое место; словом, его ожидает одиночество и отверженность. С другой стороны, спастись могут только те, кто удерут первыми, остальным бежать нет никакого смысла.
Вторая причина, удерживающая тяжеловооруженных воинов от бегства, заключается в самом их вооружении. Внутри этих доспехов, в клетке шлема с опущенным забралом, человек превращается в машину, в предмет, лишенный совести, жалости, сдержанности, это механизм, сражающийся против других механизмов, чьих лиц он не может разглядеть. Охваченные безумием битвы, они убивают, убивают, убивают, до тех пор, пока сами не падают замертво или пока в поле зрения не останется ни единого врага.
Разумеется, этот способ сражаться заметно отличается от тактики, применяемой на поле боя нашими воинами-дравидами. Легковооруженные, гораздо более приспособленные физически к бегству, чем к владению громоздким и тяжелым оружием, помня о семьях, чье благополучие полностью зависит от них, о плодородной почве, ждущей пахаря, они чересчур быстро отступают.
Итак, две армии сошлись вплотную, и поток крови, ужаса, торжества и отчаяния соединил их словно неразрывными узами.
Два действия, совершенных воинами королевы, два совершенно случайных и независимых друг от друга события оказали неожиданное, но весьма существенное влияние на исход битвы.
Во-первых, это касалось Эдди. Эдди находился в центре, и когда он увидел, как надвигаются единым строем войска королевы, он, должно быть, испытал на миг сомнение и страх. Без подкрепления, которое должен был привести старый герцог Норфолк, его армия заметно уступала в численности. Войско королевы уже одержало победу в двух существенных сражениях, при Вейкфилде и Сент-Олбансе, а в Нортгемптоне, где победа осталась за йоркистами, они располагали вдвое большими силами. Но Эдди поступил, как свойственно юношам: он поднял забрало, так что оно нависало словно гигантский клюв над его головой, и помчался вдоль рядов своих воинов, в то время как расстояние между ними и вражеской армией стремительно сокращалось
— Милорды! — восклицал он, и голос его перекрывал звон доспехов и грохот копыт Генета. — Вы явились сюда, потому что захотели сделать меня королем. Вы явились сюда, потому что вот уже шестьдесят лет Альбионом правят подлые узурпаторы. Я — законный наследник. Я — Плантагенет. Бейтесь за меня сегодня, сражайтесь, чтобы избавить от позора и проклятия землю Альбиона, а если вы не верите в правоту моего дела — ступайте, я никого не держу.
Это возымело эффект. Передние ряды — они в основном состояли из вельмож разразились приветственными кликами и ринулись вперед. В этот момент Генет споткнулся, вероятно, ему попала в зад стрела ланкастерского лучника. Эдди рванул удила, заставил коня выровнять шаг, но Генет продолжал метаться из стороны в сторону и вертеться на одном месте. Тогда Эдди выхватил меч, соскользнул наземь и передал поводья своему груму.
— Вперед, ребята! — закричал он. — Сегодня ваш король будет сражаться пешим рядом с вами. Я погибну вместе с вами или с вами останусь жить. Пусть я сгорю в аду, если вам доведется увидеть меня снова верхом на коне или обратившимся в бегство. Когда я сяду на коня, я проеду на нем в ворота Йорка! — И он еще раз взмахнул мечом в воздухе, опустил забрало и повернулся лицом к вражеской армии, приблизившейся уже на расстояние в пятьдесят шагов с криками: «Генрих, король Генрих!»
— А где находились в это время вы? — поинтересовался я.
— На правом фланге йоркистов, чуть в стороне, примерно на середине того склона холма, что спускался от гребня к идущей вдоль этой возвышенности дороге. Над нами и немного впереди стояла пушка. Это был удобный наблюдательный пункт.
— Кстати о пушке. Почему не пустили в ход артиллерию?
— А, как всегда. Скверная погода, шел снег, порох отсырел. И все же пушки сделали свое дело.
— Каким образом?
— Левый фланг королевы двинулся вверх по склону холма. Им и так было нелегко преодолеть подъем, и при этом они все время видели, что прямо на них смотрят жерла пушек. Они понимали, что еще пятьдесят, сорок, двадцать, десять шагов — и они окажутся в зоне обстрела. Они не выдержали и остановились — трудно их за это винить. С этого и началось поражение королевы.
— Как это?
— Погоди, сейчас я тебе расскажу, — Али откашлялся. — Муссон, мать его (прости мне это английское выражение), муссон забивает мне глотку слизью… И вот в течение примерно трех часов, — продолжал он, — я мог наблюдать это кровавое побоище.
— Извини, не мог бы, ты объяснить, почему вы вообще там оказались? — переспросил я.
— Я уже говорил, тебе. Мы пытались заполучить назад арбалеты
— Да, но почему именно в этой части поля?
— Потому что именно там находились арбалеты. Их так и не вытащили из футляров. Отряд, который их нес, сбился с дороги и прибыл из Феррибриджа перед самым сражением.
Князь заметил, как они появились, и повел нас всех поближе к своим сокровищам. Он пообещал сержанту-генуэзцу, отвечавшему за арбалеты, пригоршню рубинов, можно сказать, все, что у нас осталось, при условии, что драгоценное оружие не покинет своей упаковки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45